welcome to the infernus

-Федор-кун. - окликнул его знакомый, но остававшийся чужим голос, - Федор-кун! Он приоткрыл глаза и ничего не увидел. Тем не менее, он чувствовал, как нечто обхватывает его. Оно было склизким и дурно пахнущим, тем не менее это продлилось недолго. Его схватили за шею. Только сейчас он увидел над собой Осаму. Затем жгучая боль во лбу, и в тонких пальцах оказалась половина рога Третьего, исчезнувшая вместе с Нулевым. Достоевский распахнул глаза и осел. Он вздохнул и вдруг почувствовал теплые руки на своем поясе. -Феденька? - сонно проурчал Гоголь, - Все хорошо? -Пока да. - слабо улыбнулся он, - Ты ведь будешь рядом сегодня? -Конечно! Это же и вправду важно. - радостно сказал блондин, - А к чему вопрос? -Да так. Сны. Так непривычно их видеть. - вздохнул Достоевский, ложась обратно и прижимаясь к любимому. -Кошмар? - парень кивнул, - Все хорошо, я рядом. Ты никогда не будешь один. -Я знаю. *** Глядя на себя в зеркало, Достоевский невольно потянулся к своему поломанному рогу, но тут же отдернул руку, вздыхая. На нем был черный костюм, состоящий из пиджака и брюк, но скоро его пополнил белый плащ, накинутый Николаем. -Готов? - улыбнулся Федор. -Не уверен. - он снова кинул взгляд на свой рог в зеркале и поморщился, - А если что-то пойдет не так? -Я ведь сижу в первом ряду, чудо. Если будешь волноваться - смотри на меня. -Нет, Коль, я переживаю из-за Осаму. Меня напрягает его фальшивая улыбка и эта вежливость. Он будто болванка - качественная, но выдает себя время от времени. Мне обязательно кланяться ему? - поморщился тот. -Ну да? - замялся Гоголь, - Не делай глупостей, ладно? Брюнет покорно кивнул и, когда возлюбленный удалился, в его глазах стала четко читаться тревога, взявшаяся из ниоткуда. -Наш подопечный - Федор Достоевский. - послышался голос Дадзая. Пора. Парень собрался и вышел, видя краем глаз весь состав Высших. Он подошел к Нулевому и слегка склонил голову, несмотря на разницу в росте. На его голову легла черная корона из острых пик. Позади виднелись драгоценные камни и цепочки, свисавшие вниз. Сперва он преклонил колено перед Чуей, а после, на мгновение усомнившись, повторил действие, но перед вторым Нулевым. Когда он вновь встал, двое одобрительно улыбнулись и кивнули в сторону зала. Темноволосый повернул голову направо и, увидев вставшего возлюбленного, накинулся на него, обнимая. Плевать он хотел, что о них думают в тот или другой момент. Все, что ему нужно было - родные, холодные руки, согревающие парня и в декабре, и в мае. Все хорошо, пока они рядом. И срать он хотел и на коронацию, и на статус, и на фальшивость Дадзая. Его могут полностью сломать - хоть тело, хоть душу, - но неизменным будет одно - счастье в лице любимого. Эти искрящиеся глаза, родная улыбка, привычный запах парфюма - яркий, приятный запах цветов. Сейчас он впивался пальцами в одежду, хватаясь, как за последнюю надежду в этом мире. -Ты это заслужил. - шепнул Гоголь на чужое ухо, - Эта корона - твоя. -Безделушка. Мне ты нужен, а не корона из кристаллов. - тихо признался он. Брюнет обернулся на Нулевых. Осаму стоял с легкой улыбкой, на которую возлюбленные не велись. Накахара был проще; он не притворялся, а лишь мирно наблюдал за Высшими. От его спокойного лица радости было больше, чем от Дадзая. Другие будто были слепы. Или притворялись таковыми. Достоевского это бесило, но виду он не подавал. Он улыбнулся Королям и отвернулся, выслушивая поздравления и чужие радости, от которых становилось неловко. В тот день ничего не прояснилось. У него не было имени.