welcome to the infernus

-А ты как свое имя узнал, бесенок? - со слабым интересом разглядывая новообретенную корону, спросил Федор. -Ко мне Осаму в сон влез. - признался парень, - Среди всех имен и услышал „Маммон”. Его прям сердцем чувствуешь, прикинь? С тобой ситуация интереснее. И не спросишь ведь напрямую. - раздосадовано констатировал тот. -А имя не может быть выгравировано на короне? - устремив взгляд в одну точку, скорее утвердительно произнес темноволосый. -Точняк! - подскочил он, - Оно написано наоборот. -Аббадон. - быстро сообразил Достоевский и застыл. Это не его имя. Это фальшивка. Было бы глупо просто оставить его - имя - на поверхности. Он все еще скован. Он не чувствует свободы. -Не оно. - тут же выдал Федор, вздыхая. -С чего ты взял? - спросил Николай, изумляясь. Достоевский чувствовал, будто стоит ему дернуть рукой или ногой, и невидимые кандалы зазвенят трелью. Он пронзил воздух рукой, но звука не последовало, пусть легче и не стало. Парень лишь помотал головой, опуская глаза, но он тут же нахмурил брови и устремил решительный взгляд на любимого. -Мне нужно к Осаму. Я не оставлю это просто так. *** Распахнулись двери просторного зала, но в нем оказался лишь один из Королей - Чуя. -Чуя-сан, мне нужен Дадзай! - сжимая в руке свою корону, резким шагом вошел в зал Достоевский. Он кинул украшение в сторону спускавшегося Нулевого. Последний поймал корону и вопросительно посмотрел на двоих Высших, сощурившись. -Что-то не так, Федь? - спросил Накахара. -Мое имя - вот что не так. - ответил парень, хмурясь, - Вы оба в курсе, что Аббадон - не мое имя. Оно фальшивое. Не держите меня за идиота! -Федь, успокойся, тише. - шикнул Накахара, - Слушай, я не причиню тебе вреда, но ‘саму - может. Возможно, даже собирается. Просто не.. Послышались шаги и вскоре показался Осаму, оглядевший гостей. -Какие-то вопросы, Федор-кун? - улыбнулся тот. Достоевский покрылся мурашками после услышанного, но виду не подал. Теперь он точно ему не поверит. -Насчет моих территорий.. - сымпровизировал он, замявшись. -Точно! Твои территории. - Король повернулся на Гоголя, - Ты не показывал ему пустырь? Правда?? - удивился он, получив отрицательный ответ. -Ну, знаешь ли, свои дела есть. - ухмыльнулся Николай, приобнимая любимого, - Не до территорий было. -Понимаю. - усмехнулся Дадзай и, глянув на Чую, сунул руки в карманы, держа их при себе. Только сейчас Федор заметил свежий засос на шее шатена. Он перевел взгляд на другого Нулевого и невольно вскинул брови. Чуя был пареньком ростом метр шестьдесят, если не меньше, а Осаму - высокий лоб, пусть и ужасно худой. Николай, видимо, увидев его реакцию, не удержался от смешка. Или подыграл. Переглянувшись взглядом с партнером, Король с невозмутимым видом повернул голову и прикрыл рукой синяк. -Так, на развалинах увидишь бродячих призраков, к ним прибавишь призраков из руки и вуаля! Те, что из руки, достаточно тебя знают, поэтому сориентируются. Все понял? - вернулся к теме Осаму, а когда парень кивнул, удалился. Рыжеволосый перекинулся взглядами с возлюбленными и, убедившись, что они предупреждены, пошел следом за Дадзаем. Когда гости вышли из здания, Достоевский выдохнул. -Хорошо ты с территориями придумал. Как раз отвлечешься, пока они работать будут. - подбодрил Николай, - Пойдем. Возлюбленные переместились на пустынное Кольцо с помощью шинели, застав такую картину: Казалось бы, им сейчас не до чужих конфликтов, но прямо в центре Кольца во всю ругались двое парней: один силуэт был знакомым, а другой Федор видел впервые. -Да нет тут никакого Высшего, Третьего просрали! - кричал Иван на кудрявого шатена, который явно был слишком раздражен. -Да стяни ебальник! Ко мне пришли, сказали, чтобы я всех слал отсюда, потому что тут новый Третий обоснуется. Я че, просто так разгоняю всех?? - фыркал тот. -Ваня не в курсе что ли?? - хлопал глазами Достоевский, глядя на любимого. -Те, кто не имеют отношения к Высшим, не могут про тебя знать, демоненок. - хихикнул он, - Эй, ты куда?? Брюнет спрыгнул с возвышенности, дабы остановить ругань. Он достал косу и покатился на ней по склону, обхватив ее хвостом. Гоголь быстро сообразил и переместился вниз, поймав парня. Они крутанулись, и затем скандалящие закрыли рты, в то время как один из них распахнул глаза. -Ну наконец-то, Господин Третий! - с сарказмом произнес кудрявый юноша, - Мое имя Александр Пушкин, и я Ваша правая, - в вашем случае, левая - рука на некоторое время. Временный, ведь меня вряд ли перетерпите. - пояснил он, ухмыляясь. -Они с Лехой с одного завода? - возник Федор в чужих мыслях и, получив кивок, невольно усмехнулся. - Что ж, приятно иметь кого-то, на чью помощь я могу положиться. - хмыкнул парень и взглянул на возлюбленного, улыбаясь. Никто бы не назначил кого-то ненадежного в высшую власть. Мог ли Достоевский доверять Пушкину свою работу? Возможно. А что насчет секретов? Точно нет. Он же просто секретарь, да и работает за зарплату. По нему сразу видно - кровная нечисть, о какой человечности может идти речь? Да и зачем Третьему кто-то, кроме Коли, приобнимающего его, рядом? -Собери призраков с этого Кольца. - произнес Высший подчиненному и тот, взмахнув черными крыльями, собрался улететь, но его остановили, - Стой! Возьми их с собой. Из невидимого барьера когтистой руки выплыли тени, следуя дымкой за недовольным Александром. Темноволосый подвигал предплечьем, хлопая глазами, а после вздохнул, глядя тем вслед. -Эй. - негромко окликнул Гоголь любимого, смотря ему в глаза, - Порядок? -Все нормально. Непривычно не чувствовать половину руки. - усмехнулся Федор и обнял Высшего, стискивая их тела хвостом. -Да какая разница? Живешь же. - он явно хотел продолжить, но в пасмурном небе показалась птица, летящая к Высшим камнем. Это был Дарк. Он замедлился, приближаясь к хозяину, и вскоре сел ему на плечо, гаркнув. -Он рад снова тебя увидеть. - улыбнулся Второй и погладил питомца. -Я заметил. Как ты, дружок? - обратился к птице демон и в ответ получил радостное карканье и взмахи крыльями. Гончаров все это время молчал. Он отрешенно смотрел на друга, не отрывая глаз. Черные, с красным оттенком и чистые голубые очи встретились. Иван помнил тот вечер. Вечер, когда самого близкого человека не стало. Больше не было того Федьки, который прощал ему все его проебы и принимал таким, каким он был. Не было и Федора, который ходил, как забитый мышонок с толстой книгой в руках и знающий из нее каждую строку. Не было никакого Федора Достоевского. Теперь он - тяжкое бремя, которого можно было вспоминать с горечью во рту и отчаянным криком Николая. Пустая квартира. Пыльное пианино. Застеленная кровать. Оставшийся в раковине граненый стакан. Там были и Николай, и Иван. Они не договаривались ни о чем, но на музыкальном инструменте были скрещены красная и черная розы. Оба бродили по квартире, словно потеряшки. Их совмещала эта потеря. На службе инкуб не появлялся, так не было и кровавых выступлений. Не время для всего этого. Гоголя воротило от трупов и людей. Он закрылся в своих хоромах в Нидусе, был там неделю и в конце концов вышел оттуда с расцарапанным телом и мертвыми глазами. Сестры и Крис привели его в себя хоть немного - оттягивали планы близкого. Его хватило бы на три месяца. Максимум. А после - прах. Он сжег бы себя заживо. Царапин бы не было достаточно. Ему нужен был Федор. Гончаров? Он был в одном состоянии с Гоголем первую неделю, а после - закричал. Кричал отчаянно, пока не сорвал голос. Он хрипел, а из его глаз ручейками текли слезы. Затем снова опустел. Больше не плакал и не кричал, безропотно делал все, что говорила Крис. Сигме было страшно за него. Он постоянно был рядом, потому что Агата и Яновские были с тем, кто треснул сильнее. Сигма что-то говорил, но блондин не помнил что. Он спал рядом, иногда засыпал возле кровати, а не на ней. Ему нужен был Федор. А сейчас он здесь. Без руки и половины рога. Он здесь, а не в холодном формалиновом сне. Живой. Разговаривает и улыбается Ивану. -Вань. - позвал Достоевский, подойдя. Он положил ему руку на макушку и легонько потрепал светлые волосы, - Все кончилось, в себя приходи. Этого достаточно. Он точно здесь. Иван сглатывает и обнимает друга дрожащими руками. Делают это молча, улыбаясь, как идиоты. -Тебя мать хоть видела? - вдруг спросил инкуб, выпрямляясь. -Видела. Сказала, что я оброс, а на лице ни волоска. И отец видел. Нас вдвоем да сестер Колиных. - сказал темноволосый, поглядывая на любимого. -И что сказал? -Принял. Не смирился, но принял. - пожал плечами тот. -А жизнь налаживается. - хмыкнул Гончаров, а после обернулся на крик Пушкина. -Да ебать копать, вы че творите?! - надрывался тот на равнодушных призраков. -Пошли бедолаг спасать от кучерявого. - усмехнулся Гоголь и приобнял возлюбленного, уводя его с собой.