масленица

в четверг начинался «широкий разгуляй». в середину масленичной недели все пили, веселились и предавались уличным потехам и массовым праздничным забавам: кто-то покорял снежные крепости, и играли в снежки, где-то перетягивали канат и соревновались в силе. одной из любимых забав, оставшихся с детства у ханамаки, было поджечь тележку и на большой скорости спустить её со снежного склона в овраг — пусть топит там снег огнём и прокладывает путь весне. этот год исключением не стал, поэтому ханамаки, собрав своих друзей, возглавил их сегодняшний досуг. матсукава под его непосредственным давлением даже раздобыл небольшую старую тележку — как раз подходившую для шаловливой забавы. набив тележку сеном, четверо парней, друживших с пелёнок, отправились на склон. первым заканючил ойкава. — маки, мы ведь уже не дети. сдалась вам эта несчастная старая телега! он нехотя шёл самым последним, от скуки наступая на следы идущего впереди него иваизуми. из-за его широкой спины, облачённой в плотный шерстяной тулуп, ханамаки не было видно, но его звонкий голос прорезался на всю поляну. — ойкава, несчастная старая телега здесь — это ты! чего ты хнычешь вечно? посмотри, погода какая хорошая. матсукава прыснул со смеху, проталкивая тележку, забитую сеном, вперёд. ойкава насупился. — да что вам дуракам объяснять… вам дай волю: вы всю жизнь в разбойников проиграете да телеги в овраг спускать будете. иваизуми остановился. от неожиданности ойкава едва не врезался в его спину. — раньше тебе нравилось играть в разбойников. — раньше мы были детьми, — ойкава сдул отросшую и завившуюся прядь волос с лица, ударив рукавицами по бокам. — сейчас пора заниматься другими делами, чтобы голова была занята другими мыслями, понимаете? — ну и какие же мысли у тебя в голове? — обернулся матсукава. — о чём ты сейчас думаешь? — я? — ойкава хлопнул длинными густыми ресницами. — да хоть о чём. о взрослых вещах. о свадьбе, например! всем известно, что во время масленицы принято проводить сватовство… переглянувшись, матсукава с ханамаки расхохотались так громко и искренне, едва не упустив из рук тележку. иваизуми многозначительно промолчал, изогнув брови, как делал это обычно, а ойкава непонимающе глядел на товарищей. — ойкава, — сказал ханамаки сквозь непрекращающийся смех, — ты не переживай, дружище. с твоим характером семейная жизнь тебе точно не грозит. оскорбившись и надув губы, ойкава продолжил шагать молча. дойдя до вершины на горе, все четверо наконец остановились. ханамаки, надо отдать должное, выбрал удачное место для традиционной масленичной забавы. склон был хороший, длинный, чистый. катящаяся горящая тележка, развалившаяся по пути, ехала достаточно долго, чтобы повзрослевшие юноши рассмотрели её и повспоминали былые времена. со свистом и махом шапок сопроводив в последний путь телегу, уносящуюся в овраг, они заигрались в снежки, точно дети, закидывая друг друга липким снегом (особенно ойкаву). ханамаки и матсукава даже успели построить на склоне горы собственную ледяную крепость — небольшую, конечно, но достаточно прочную, гордо отражавшую снежные атаки иваизуми. после было решено согреться и отправиться в центр, где проводились гуляния с песнями про масленицу и в танце кружились дружные хороводы. маленькие дети резвились под ногами и играли в салочки вместе со всеми, шутники-скоморохи показывали спектакли, заставляя восторженную публику хлопать в ладоши и бросать монеты. кто-то пытался покорить ледяной столб, забираясь всё выше, кто-то дегустировал баранки и блины, кого-то угощали чаем с мёдом, кто-то — пил пиво. матсукава и ханамаки быстро заинтересовались увлекательной игрой — бои мешками. специально для этой игры на площади было огороженное место, оборудованное заранее. главным правилом боя было наносить удары исключительно одной рукой, кроме того, уметь быстро двигаться и быть очень ловким. ойкава, оставшийся наблюдать и болеть за друзей за ограждением, оказался в самом сердце ликующей толпы. запахи, лица и голоса перемешались: то взрослые, то дети. их было так много, что на миг ойкава потерял из поля зрения иваизуми, а в следующую секунду на него налетел кто-то большой и довольно тяжёлый. едва удерживались на ногах и не клюнув носом в снег, ойкава возмущённо обернулся и хотел было открыть рот, как осечённо закрыл его. перед ним стоял широкоплечий бородатый мужчина, возраст которого трудно было определить. от него пахло крепким хмелем, а сам он, слегка покачиваясь, сердито смотрел на ойкаву изподлобья. к сожалению, иногда разгул на масленицу приносят не только радость, но ещё и пьяные потасовки. ойкава сразу смекнул с кем он имеет дело и был этому весьма не рад. он смотрел на выпившего разгулявшегося мужика, судорожно соображая, что ему делать. — ах ты, сопляк! — забасил он прямо в толпе, сжимая кулаки. — как посмел ты… он рванул вперёд, пытаясь позорно схватить маленького по сравнению с ним ойкаву за шкирку, но тут чья-то крепкая и сильная рука перехватила чужую, враждебную. иваизуми недовольно впился взглядом в пьяного прохиндея. он встал, заслоняя собой оторопевшего ойкаву, который растерянно выглядывал из-за его плеча. — масленица пьянь не жалует, урожай не уродится. так что шёл бы ты, дядька, домой подобру-поздорову. и тогда, к большому сожалению ойкавы, началось то, чего с ними не случалось ещё никогда: напившийся незнакомый селянин затеял драку средь масленичных гуляний. с напором он кинулся на иваизуми, пытаясь заехать ему по лицу, но тот ловко увернулся и оттолкнул от себя мужика, упавшего на мокрый снег. рассвирипев, он пополз на коленях в сторону иваизуми, пытаясь схватить того за ноги, чтобы уронить, но только повалился сам, получив ответный удар. в толпе прошлись волнения: кто-то убирал детей подальше и покидал празднество, кто-то — наоборот сбегался на шум, чтобы посмотреть на происходящее. в конце концов воодушевленный народ буквально вытолкнул иваизуми с селянином за ограду, где уже закончилась игра. толпа улюлюкала и скандировала «кулачный бой! кулачный бой!». для кулачного боя места вокруг был маловато, поэтому ловкие игорные зазывали затащили их на бой мешками, чтобы те померились ловкостью и силушкой, раз уж так хотелось. матсукава и ханамаки неверяще глядели на своего друга, оказавшегося по ту сторону ограждения. — давай, иваизуми, надери ему зад! — быстро включился ханамаки, а матсукава просвистел ему в поддержку. толпа одобрительно загудела. и только ойкава, чувствуя себя виноватым, мысленно просил: «не надо». иваизуми скинул с себя тулуп и засучил рукава. под громкий шум, гул и пересмешки, началось сражение на мешках, из которых к концу дня уже высыпалась солома, трава и опилки. иваизуми был сердит и сосредоточен: несколько раз ему попало мешком по спине, но в большей степени наносил удары он, заставляя соперника, затеявшего бессмысленный скандал и оскорбившего ойкаву, трусливо прижиматься к бортам. он бил его мешком по рукам, плечам, шее и голове так, что меховая шапка отлетела к ярмарочным торговым рядам. и даже бродячие весёлые скоморохи пришли посмотреть на это яркое зрелище. в карих глазах ойкавы, неотрывно следящим за происходящим, отражался красивый, гордый, сильный иваизуми. его крепкая спина, мышцы и руки… его напористость, отражавшаяся во взгляде. его вспыльчивая ярость и одновременно с этим — поразительная мудрость и последовательность. иваизуми его защищал. иваизуми был такой… такой… невероятный. когда иваизуми довольно быстро вышел из боя победителем, толпа радостно загудела и засвистела, одобрительно причитая. матсукава хлопнул его по плечу, а ханамаки подал тулуп. радостными хлопками его проводили к ойкаве, не сдвинувшегося с места. тогда раскрасневшийся иваизуми, посмотрев ему в глаза, схватил его за руку и увёл оттуда. на улице быстро начало вечереть. в домах зажигались огни фонарей, мягкое пламя свечи просачивалось приятным светом на улицу. маленькие ряженые дети начинали колядовать и петь песенки, которые, казалось, ещё совсем недавно пели маленькие ойкава и иваизуми. — спасибо, — улыбнулся ойкава, пряча улыбку в воротник. — я волновался за тебя. не хотел, чтобы ты пострадал. иваизуми усмехнулся. — это вряд ли. хмель делает человека слабым. какое-то время они ещё шли молча. а затем иваизуми не выдержал. — слушай, — начал было он, отводя взгляд в сторону и разглядывая дома. — по поводу сватовства и всё такое… ты это серьёзно? ойкава задумчиво поджал губы. его длинные ресницы отбросили тень на красивом лице. он не спешил отвечать, но иваизуми всё понял. — ты такой свободолюбивый, — улыбнулся парень, останавливаясь и заглядывая в глаза ойкаве. — никогда бы не подумал, что ты мечтаешь о свадьбе. — я тоже. — только и выдохнул полушёпотом ойкава, поднимая взгляд на иваизуми. с тихим выдохом «о», иваизуми вынул из-за пазухи большой леденец в форме гордого петушка — такие очень нравились ойкаве в детстве. деревянная палочка у него чуть надломилась, но большой хвост у сахарной фигурки остался цел и невредим. — совсем забыл про него. отходил сегодня, чтобы купить его для тебя. просияв, ойкава искренне засмеялся и радостно кинулся обнимать иваизуми за плечи, задержавшись в таком положении. когда-то ойкава и иваизуми были детьми, чьи семьи дружили. когда-то они играли в игрушки и катались на деревянных лошадках. когда-то ойкава и иваизуми шутливо дрались подушками и маленькими мешками, потому что не могли поднять большие. когда-то ойкава сказал, что любит петушков на палочке, а иваизуми запомнил. а теперь они идут вдоль деревенской улицы, и рука ойкавы спрятана в тёплом кармане иваизуми. лицо у него румяное. наверное, из-за долгой молчаливой прогулки. и вовсе не потому, что он счастлив в эту самую лучшую масленицу.