масленица

стемнело. дорогу, заваленную опавшими ветвями старых деревьев, освещал бледный диск луны, отражающий свет. тёмный лес простирался шерстяным одеялом, покрывающим белоснежную землю. громкий стук заходящегося в страхе сердца, казалось, отскакивал от примёрзшей дубовой коры и заглушал все лесные звуки, какие только могли быть ночью в густой чаще. босые ноги ступали по ледяному покрову, быстро и осмотрительно прокладывая себе путь. затылок и спину прожигало насквозь от мистических взглядов: не то филин, со светящимися в темноте глазами, не то старый чёрный ворон, неотрывно следивший глазами дьявола. уши закладывало. кровь бурлила в венах, а тело — изнемогало от безысходности. в горле пересохло настолько, что не хватало сил даже тихо позвать на помощь. попытки припасть губами к снегу под ногами оставались тщетны — холодные снежные кристаллы сразу же обращались в сухой и грубый песок вперемешку с пеплом. теперь обнаженными ступнями идти приходилось не по льду, а по праху. впереди наконец показалось небольшое озеро. в ночной глуши оно сияло точно дар милосердного ангела, а в неглубокой его середине отражался диск полной луны. «пить… мне так хочется пить… мне бы только немножко воды!» жажда сводила с ума. колени упали в холодную воду, а затем руки, плечи и лицо. капли озёрной воды стекали с намокших волос и катились вниз по шее к выступающим ключицам. с губ сочилась вода, словно из источника. словно губы эти испили саму луну. лёгкая белая рубаха промокла насквозь и прилипла к гладкому телу, становясь полупрозрачной. как и вода в озере. постепенно из неё начали выходить изображения молодых мужчин, у которых вырастали рога, копыта и хвосты. все они превращались в чертей. их страшные волосатые лапы тянулись из озера, пытаясь утащить с собой заблудшего путника. липкое чувство страха сковывало тело. всё вокруг стало превращаться в жуткую бездну.засасывающая воронка начала утягивать за собой, заполняя грудь тяжёлой ледяной водой… ойкава проснулся. сердце его бешено колотилось в груди. волосы взмокли, сонные глаза — напуганы. оглядевшись, он понял, что он в отчем доме. юноша встряхнул головой и сердито глянул в окно, быстро шевеля губами и нашёптывая загово́р на отпугивание дурных снов и злых духов. сон. это всего лишь сон. небо уже светлело. природа начала пробуждаться. первое чириканье птиц, обитавших в родных краях, немного успокаивало. рука легла на грудь, чтобы унять тревогу. конечно, очень хотелось, чтобы то была рука конкретного человека, но ойкава понятия не имел являлось ли это возможным. он расстроенно взглянул на стакан воды у своей кровати. осушив его, утоляя жажду, юноша вздохнул и упал на перину, закрывая лицо руками. — то есть во сне твоим суженым оказался чёрт рогатый? — выслушав рассказ друга, ханамаки был не то насторожен, не то насмешлив. — вот тебе и масленичные гадания… — никакой не чёрт! — запротестовал ойкава. ему не хотелось больше вспоминать образы из своего кошмара. — это всего лишь глупый сон, не более. — говорят, на масленицу снятся вещие сны… и ведь действительно существовало такое поверье. в народе считали, что всю масленичную неделю сны снятся особые, которые имеют свойство сбываться в жизни. в пятницу начинались загадочные «тёщины вечёрки» — день, когда зять приглашал тёщу в гости и всячески потчевал. для свободных же молодых людей этот день был особенным. пятница была днём обрядов и гаданий на любовь, чтобы сблизиться с возлюбленным, ускорить помолвку или свадьбу. одним из самых безобидных способов гаданий являлось гадание на снах. поскольку они имели свойство быстро забываться, чаще всего их старались записывать или рассказывать кому-то ещё, чтобы не упустить ни одной важной детали для толкования и трактовки. помимо этого, на снах проводили обряды гадания, заимствованных со святок. например, можно было съесть на ночь подсоленый блин и перед тем как заснуть трижды произнести фразу: «суженый-ряженый, приди ко мне наряженный, принеси мне водицы напиться». по поверьям ночью должен присниться сон, где будущий жених даёт испить воды, чтобы утолить жажду. — не хотелось бы, чтобы он был вещим, — угрюмо заметил ойкава. — не переживай, — рука дружелюбного сугавары ободряюще легла на его плечо, привлекая к себе внимание. — не сбудется. святочные гадания не работают ни в какое другое время, тем более, я уверен, что гадал ты неправильно… ерунда это всё. просто сон. не будет у тебя свадьбы с чёртом, ойкава. — жаль, — посмеялся ханамаки, схвативший вяленое яблоко со стола. — были бы хорошей четой! ойкава запустил в смеющегося юношу плошку, отскочившую от стены. сугавара, с улыбкой помотав головой, поднял её и вернул на место. — из посуды принято обедать, а не устраивать невесть что… ни к чему браниться. я знаю более приятные способы гадания на любовь. — правда? — ойкава обернулся. — это какие же? — кажется, заинтересовался даже ханамаки. загадочно улыбнувшись, сугавара подтащил друзей к раскалённой печи, на которой они собирались готовить свежие блины из заготовленной по древнему семейному рецепту опары. сугавара попросил ойкаву взять сковороду и вылить жидкое тесто, приготовив первый блинчик. пожав плечами, ойкава ловко сделал это. блинчик вышел ровным и красивым — на него хотелось любоваться даже больше, чем просто съесть. — посмотри: края у твоего первого блина получилось ровные и аккуратные. это означает, что ты будешь счастлив в семейной жизни, — пояснил сугавара. — кроме того, блин равномерно поджарился посередине, что является символом верности будущего супруга. а вот если бы края были рваные и позолотились бы быстрее серединки — то было бы дурным предзнаменованием несчастного и неверного брака твоего. внимательно выслушав и переварив информацию, ойкава, сначала с сомнением наблюдавший за своим гадательным блином, теперь бодро закивал и очаровательно улыбнулся. — я тоже хочу попробовать! у ханамаки получился тонкий и очень румяный первый блин. — отлично, — хлопнул в ладоши сугавара. — такой блин предвещает лёгкий год и говорит о том, что до следующей масленицы никто из близких не будет серьёзно болеть. — как хорошо, что он вышел не толстым, — выдохнул ханамаки, откладывая деревянный черпак. — терпеть не могу работать. все трое засмеялись, заполняя дом радостным смехом. они хохотали и болтали до тех пор, пока ойкава, задумчиво и неловко теребивший прядь волос, наконец не осмелился спросить: — а можно ли как-то погадать на то… ну, в общем, когда осмелится мой суженый устроить сватовство? — хм… — сугавара задумался, постукивая пальцами по столу. — на самом деле можно. если будешь стряпать блины, которые легко отходят от сковороды и переворачиваются — то быть венчанию в этом году. а если они будут к сковороде приставать, то свадьбы можно не ждать ближайшие три года. по наводке друга ойкава тут же замаячил у печки, нетерпеливо топчась на месте. и, как на зло, именно этот блин никак не хотел отлипать от сковороды! жидкое тесто словно превратилось в клей. поджав губы, ойкава разочаровано вздохнул, явно ожидая не этого. противный блинчик, как же ты подвёл! — ну, зная иваизуми, это не удивительно… три года для него это даже очень быстро! — развёл руками ханамаки, заставляя своего друга покраснеть до кончиков ушей. — а причём тут он? — попытался защититься ойкава с пылающими щеками. не ожидав такой прямолинейности от своего шкодливого товарища, тору попытался отвлечься от мыслей об одном человеке, глазами выискивая что-то, что помогло бы избавиться от внутреннего пыла. взгляд упал на лавку, где стояла маленькая деревянная лошадка — игрушка из детства. её иваизуми сделал с отцом сам в подарок ойкаве на день рождения. всё напоминало о нём. — да ладно тебе. разве это не очевидно? — хмыкнул ханамаки. — не понимаю, зачем тебе вообще понадобилось гадание. ойкава собирался что-либо возразить, поражённый подобной самоуверенности и старательно скрывающий насколько сильно ему на самом деле льстило это «очевидно», но его остановил раздавшийся стук в дверь. через секунду она отворилась, а на пороге стоял иваизуми в новом зипу́не и в начищенных сапогах. — милый хаджиме, это ничего, тебя я не прочь подождать, — пропел ойкава, подлетая с плошкой к брюнету. — чего? — непонимающе моргнул тот, следя за ойкавой, едва ли не летающим от радости. запнувшись о половик, тору угодил ему прямо в руки, удерживая плошку с блинами над головой. когда ойкава скормил иваизуми свой первый удачный блинчик — тот самый — ханамаки и сугавара многозначительно переглянулись и хихикнули. — да что с вами? — удивился иваизуми, придерживая смеющегося ойкаву и кивая на него головой. — с этим всё понятно: он всегда странный, я привык. а вы чем тут занимаетесь? — ничем! мы просто готовим блины, — с улыбкой заверил сугавара. — масленица же всё-таки. ойкава хитро улыбнулся. лицо его было довольным. он знал, что однажды милый сердцу иваизуми войдёт в его дом не как гость.