Звук миллиона солнц

…когда Луна находится в седьмом доме, и Юпитер встанет в одну линию с Марсом, мир воцарится на планетах. digital daggers — aquarius

      Тогда во время недолгого нахождения в ванне, когда руки наложниц омывают покрытое дорожной пылью тело, Ренэйт отказывается впадать в безнадёжное отчаяние. Вдох и выдох; нет места агонии, хотя женщина близка к смерти. Умереть сегодня или завтра — неважно: главное — мгновенно сориентироваться, кусками мяса вырвать сомнительные плюсы и разучиться плакать от бессилия.       Девочки пастельных тонов на рынке самые вкусные и востребованные, броские же, как правило, ядовиты и доводят до комы. Девочка с именем на агрессивную «Р» желает совместить в себе всё или же напрочь лишиться цветов. Подавленную злость преобразовать в холодный расчёт, найти выгоду в невозможном. Она рискует: велика вероятность жизнь превратить в существование; либо безрассудная смелость для эксперимента, либо должное смирение для прогиба и перелома личности. — Разве моё имя важно?       Фейд клонит голову набок, делает круг, чтобы осмотреть новый живой предмет. — Нет, — честно и жёстко отвечает мужчина. — Но занятно узнать имя и предел глупости той, кто решилась ударить меня.       Правило «не смотреть в глаза» ею нарушается вновь. У Ренэйт нет цели показаться недоступной, решительной и самоуверенной. Женщина тщательно наблюдает за его поведением и реакцией на её поступки, чтобы в будущем — если выживет — научиться манипулировать. Манипулировать пороками, достоинствами, чем угодно даже при условии, что Харконнен окажется пуст. Возможно, что при абсолютной пустоте внутри управлять будет даже легче: ей всегда нравилось наполнять сосуды. — Стоит осознать предел своей глупости, когда не понимаешь, почему после хватания за шею можно получить пощёчину в ответ.       Она ветер, дующий прямо на костёр. Быстрее перемещается к пламени, что увеличивает интенсивность горения. Бесцветный мальчик окрасится в красный, бесцветный мальчик обожжёт и покорится Солнцу; мальчик закричит от боли, когда Солнце спалит его заживо. — У тебя острый язык, — отходит назад. — Хочется отрезать.       Ренэйт осознаёт, что Фейд действительно способен это сделать. Выбирает иную тактику, чтобы не пострадать. — Меня зовут Ренэйт.       Кажется, Харконнен доволен ответом. Сканирует, будто ищет слабые места, из какой бы части тела лучше торчал его кинжал. — Сошла бы за моего питомца. Экзотического.       Вспоминая слова наложниц, Ренэйт приходит к выводу, что он до сих пор её не выгнал за непростительную дерзость. Скорее заинтересован нетипичными для харковских земель повадками: большинство других женщин с разных планет также не могли позволить себе подобного. Цепляясь за это, она переступает через себя, чтобы непоколебимо сказать: — Я здесь для зачатия ребёнка. Разве нет? — Для зачатия.       Ей нужно плавно перейти к делу и сделать секс менее травматичным, необходимо, чтобы Фейд не засомневался после её фразы «не трогай меня» и удара по лицу, в том, что женщина мухлюет, поэтому опрометчиво снимать платье и ложиться на кровать не стоит. — Что мне за это полагается? — не стесняясь, молвит Ренэйт. — Я собираюсь портить своё тело, чтобы создать и родить ребёнка. Предпочту находиться в лучших условиях.       Харконнен не был готов к такому заявлению. Он коротко хохочет, почти безумно, искренне поражаясь её словам. — Ты так уверена, что забеременеешь? — У меня овуляция, — отвечает моментально, хотя попросту врёт. — Высокая вероятность.       Женщина слишком открыта для пленницы, наглая. Но всё же Фейд молчит, давая знак продолжить говорить и слушая дальше. — Ребёнок нужен тебе, а не мне, — окончательно выбрасывает все формальности. — Но так как он будет находиться во мне, — хочет добавить «или она», однако знает, что мужчины здесь не рассматривают вариант рождения девочки, — я должна хорошо питаться и спать в тепле, а не мёрзнуть в клетке на полу. — Вопрос в том, выносишь ли.       Не нравится слово «выносить»; это для неё равно обесцениванию особенностей организма женщины, так как создаётся впечатление, что она и мешок, и полая вещь, и в целом никто и ничто, особенно после рождения ребёнка. — Чтобы успешно выносить лучше поберечь наложницу, верно? — специально выделяет мерзкое интонацией. — А не мучить.       Ренэйт права, тем не менее Фейд не будет говорить о своём согласии вслух. — Комната наложниц. Тебя будут кормить.       Пока что этого достаточно, однако верить на слово не стоит. Может, он собирается только издеваться над ней, отыгрываться после неудачных моментов в правлении и проигранных войнах. Будет ли в безопасности после рождения ребёнка, будет ли в безопасности, если вообще не забеременеет. Сейчас же некуда бежать, никто не спасёт; Ренэйт движется в сторону кровати неторопливо, обдумывая дальнейшие действия.       Садясь на постель, проницательность женщины обостряется, и она замечает, что малый аппетит мужчины, присутствующий в выражении лица, вмиг пропадает.       «Ему и в самом деле неинтересно послушание. Как… любопытно», — складывает рассказ женщин про Харконнена и резко пропавший настрой воедино, чтобы получить специфический итог.       У Фейда есть потребность в сексе, у него вздувались вены на напряжённой шее, когда Ренэйт столь неожиданно показала силу. Она удивлена: обычно такие мужчины обезличивают своих партнёров и партнёрш, пихают члены грубо и эгоистично кончают, но и трудно поверить, что Харконнен в глубине души мечтает о занятии любовью вперемешку с глубокими и ранимыми чувствами. Тогда женщина цепляется за что-то среднее, погружаясь в очень опасную игру. У неё чуть дрожит голос, решается на невообразимое, пока тот поворачивается к приглашённой спиной, явно скучающий. — Мне ещё долго ждать? — вальяжно ставит руки назад, упираясь ладонями в кровать и слегка раздвигая ноги. — Раздевайся.       Фейд небрежно усмехается, и Ренэйт воспринимает это как плохой знак. Думает так до того момента, пока с его рельефного тела не соскальзывает верхняя часть формы. Женщина осматривает прямую спину, следом развёрнутые в её сторону массивную грудь и крепкий торс, и если бы они встретились в иных обстоятельствах, Ренэйт бы однозначно возбудилась. Только не время отводить взгляд и теряться из-за его вида и безоговорочного подчинения, лучше изучить личность того, кто собирается стать отцом не её ребёнка.       Он наклоняется, располагает руки рядом с бёдрами женщины, загоняет в идеальную ловушку. Глядит сверху вниз, и ей даже кажется, что Фейд нюхает её, вдыхая воздух необычно усиленно. Она и вправду со вкусами: инородное, без привычного бумажного запаха. Давно мёртвый сандал и переспевшие груши с остротой душистого сладкого перца. — Я был уродом пару минут назад, — переходит на полушёпот. — Назовёшь так ещё раз?       Ренэйт не распознаёт, угроза это или же просьба; намеревается следовать своим выдуманным правилам, внезапно хватая его за горло, сжимая и притягивая к себе ближе. — И могу даже трахею вырвать, — играется с ним, властвует над общей злостью, фильтрует свою через дешёвый флирт. — Урод.       Он сам подаётся вперёд, какое-то время не моргает, будто глазами делает фотоснимки её глаз. Позже переключается на губы, определённо желающий поцеловать или оторвать их, поцарапать, — Ренэйт не может понять. Эти секунды — лава, порох, масло для поджога, всё очень горячее с горячими ощущениями, которые не всегда приятны.       Фейд отстраняется, не смея направить голодный взор куда-то ещё, и непредсказуемо говорит: — Свободна.       Она смятена, но не подаёт вида: значит ли это, что утром не проснётся, значит ли, что избежит нежелательного секса. Воспользоваться шансом уйти или остаться, чтобы попытаться взять контроль над ситуацией, — Ренэйт не знает и не может предсказать последствия своих поступков.       Женщина концентрирует полностью внимание на мимике наследника, на телодвижениях. Фейд возбуждён: это заметно по очертаниям выпирающего члена в штанах. Тогда зачем выгонять, к чему проверки; но её воздействие на него помогает найти ответ.       Зверьё есть зверьё. Хищник ловит добычу и не собирается жрать сразу: важно избить лапой, пошвырять по углам и полудохлую поглотить. Ренэйт бы поспорила о распределении ролей в этих принудительных не-отношениях, однако нужно быть полной идиоткой, чтобы отрицать то, что именно его фигура здесь важнее. Авторитет, палач, мужчина без сочувствия — она встаёт и молча уходит.       Впусти солнечный свет, впусти солнце.       Когда стражник приводит Ренэйт в комнату для наложниц, женщины, находящиеся в ней, поворачивают головы. — Ты вернулась.       Не удивлены, но даже в их застылых глазах таится неподдельное сострадание: незнакомка скоро погибнет, кости мёртвой выбросят на свалку, имя сотрётся, как и их собственные. Рока и Иенна молчат, Ренэйт тоже. Они понимают, не душат вопросами, ложатся на свои кровати, опять погружаясь в самую громкую тишину, которую они могли когда-либо слышать. Она осматривает помещение с четырьмя кроватями, две из которых заняты. Значит, должно было быть больше женщин, и они были — просто стали трупами. Дефектные не надобны, виноваты в своей никчёмности и невозможности хорошо удовлетворять и выталкивать из вагины здоровых детей. — Если он сам всех выгоняет, какой смысл ходить ещё и по расписанию, — вдруг молвит Иенна — та, которая более откровенна и, скорее всего, озлоблена из-за своего унизительного положения. — Послезавтра иду я, но буду ответственна за импотенцию. — Иенна… — Рока пытается утихомирить соседку по комнате. — Что? В чём я не права? Другие были так напуганы, этот… — хочет обозвать Харконнена, сдерживается. — Он глотки просто так режет. И режет нам, как будто мы враги. И здесь были такие добрые девушки — все мертвы.       Нервы сдают, Ренэйт пытается дышать размеренно и сжимает кулаки. События возвращают воспоминания о таком же заточении в четырёх стенах и коллективных непонимании и страхе за будущее, которое строят не они. — Значит нужно не допустить свою смерть.       Не медля, отвечает Ренэйт и ложится на жёсткую постель. Серый потолок давит, пространство сужается. Нет вариантов, чтобы сбежать; по крайней мере нужно время, чтобы обследовать крепость. Она не спит всю ночь, почти не двигается, как будто боясь потерять здравые мысли.       Однотонное утро наступает на удивление быстро, день проходит тоже, и голова забита правилами и обязанностями, о которых сообщают наложницы: всецело обслуживать мужчин — не только наследника — выполнять приказы и даже мыть тела, мягко поглаживая плечи после их тяжёлых трудовых будней. Ренэйт готова проблеваться от услышанного, правда выбора иного нет.       У неё имеется ещё одна ночь, чтобы поплясать перед Фейдом, как будто самки завлекают самцов, а не наоборот; и женщина оценивает каждый поворот в своём грядущем танце. Самое основное — не оступиться, не переборщить с выпадами и двигаться отважно, но не слишком. Ренэйт дожидается прихода стражников или слуг, чтобы вернуться в его обитель. И через некоторое время она оказывается там, становясь посередине помещения. Рассматривает обстановку более тщательно: мебель искусно украшена резьбой, в центре стоит массивная кровать с балдахином, задрапированный тяжёлыми кроваво-чёрными тканями, высасывающими свет из комнаты. Холодный камин пустой и заброшенный, его почерневший очаг резко контрастирует с роскошной обстановкой.       Фейд полуобнажён, в руках держит блестящий отполированный нож. — Ты фрименка.       Ренэйт прекращает движение в его сторону, даёт ответ громко, несмотря на ложь, которую принято говорить тихо. — Да.       Он идёт к ней небыстро, крутя оружие в руках. — Значит… изгнали? И моя планета в наказание? — подносит остриё к женскому подбородку. — Что же такого ты сделала, Ренэйт? — Я здесь не для разговоров.       Ни отшатывания, ни испуга из-за близко поднесённого предмета. Женщина выдерживает его испытующий взгляд, не пряча и не стесняясь своего. Кинжал же опускается ниже, щекоча её шею и добираясь до груди. На коже остаётся розовая полоса, затем кинжал при давлении рукой Харконнена режет тонкую ткань платья Ренэйт. Открывается вид на крупную грудь, не упругую из-за своего размера с тёмными ореолами и сосками с парой крошечных бугорков на них. Лямки падают вниз как и верх платья; Фейд продолжает разрезать одежду, фокусируясь на каждом участке фигуры наложницы. У неё много объёмных родинок на уплотнённом животе с несколькими шрамами. Платье наконец падает на пол, на ней остаются выданные наложницами трусы. Мужчина просовывает нож между боковой стороной нижнего белья и бедром, далее делает это и с другой частью. Раздев своеобразно, Фейд пятится назад для составления полной картины.       Средний рост, отнюдь не хрупкие песочные часы; с изгибами, с выпуклостями, с признаками здорового организма. Ренэйт морально подготавливается к соитию, успокаивает себя тем, что перед ней молодой и отчасти с привлекательным телосложением мужчина, если не брать в счёт его маниакальные наклонности. Ей не нравится оружие в ладонях — лучше мягко забрать это, бросить куда подальше.       Ренэйт плавно подбирается к Фейду, подносит пальцы к прессу, надавливает. Вынуждает его поддаться и делать шаги назад до тех пор, пока голени не наткнуться на основание кровати. Женщина толкает, следом забирается на него, садясь на торс. Её нагота и позиция сверху интригует; Харконнен выжидает. Мягкие руки Ренэйт трогают его рёбра, грудную клетку и соски, касаются предплечий, чтобы далее приподнять их. — Вот так выглядишь менее уродливым.       Шепчет в губы, когда проводит пальцами вверх по подмышкам и локтям, закрепляя запястья мужчины над его головой, из-за чего хватка Фейда становится слабее, и кинжал меняет положение, чем Ренэйт пользуется и незаметно отталкивает предмет на противоположную сторону постели.       Она есть созвездие Водолея, зрачки — лучистые звёзды. С напором стискивает мужские кисти, делая его ею пленённым. Густые светлые косы женщины, спадающие на тело Харконнена, ласкают кожу, но ощущение какое-то болезненное, колкое. — Надо же, — надавливает сильнее, используя весь свой вес. — Какой покорный.       Фейд резко меняет позу и укладывает её на спину, нависая. Наклоняется и принимается проводить носом по щеке и шее, словно всасывая внутрь себя плоть Ренэйт. — По-прежнему хочется язык отрезать, — низким голосом проговаривает он.       Когда его лицо так близко, женщина не может не почувствовать запах некоторой стерильности от Харконенна. Какая-то подозрительная санитария в паршивом месте, где к ногам липнет вязкое месиво из кишок.       Белый мрамор, чёрные таблетки.       Она бы ответила провокационно, однако решает вовремя замолчать. Вместо этого обхватывает ногами его бёдра, а ладонь перемещает снова к горлу Фейда. Ногти Ренэйт вонзаются в кожу, оставляют вмятины. И она тянет его на себя, поддерживая долгий зрительный контакт.       Ренэйт собирается дразнить лениво и осторожно, чтобы привыкнуть к телу Харконнена; чтобы настроиться, притвориться и выявить слабости. Под ладонью кадык подёргивается из-за частого проглатывания слюны, так как мужчине действительно приятно ноющее ощущение, граничащее со сластью и болью.       В дверь стучат, но Фейд не реагирует: ему бы почувствовать, как она танцует на языке, как разрывается на кусочки и просит пощады. И если бы не дух соревнования сейчас, — особа не имеет ни прав, ни разрешения вести себя таким вызывающим образом — то Харконнен был бы не против сделать всё то же самое. — Кажется, ты кому-то очень нужен, — Ренэйт словами выводит из лёгкого транса, чуть отталкивает от себя Фейда и подбирает платье, надевает его и хоть держит, чтобы не спало вниз.       В кулаке сжимает порванное нижнее бельё и подходит к двери. Наверняка, ночь с наложницей может быть прервана только в случае важных политических новостей, — Ренэйт радуется, что очевидно захватывая внимание Фейда, ей и сегодня не пришлось вступать в сексуальные отношения. Мужчина переполнится нуждой, запомнит, начнёт дышать интенсивно при её появлении. Если же нет, то Ренэйт придётся искать иные пути нападения или же наоборот отступления.       Харконнен провожает женщину глазами, заметно злится. Следует за ней, однако при открытии дверей сразу же заходят слуги, сообщая, что Барон ожидает появления племянника у себя.       Следующая ночь решающая для Ренэйт. Очередь Иенны быть с наследником, и когда та уходит, явно того не желающая, женщине остаётся ждать в своей постели. Наложница возвращается через пару минут отчего-то шокированная; она смотрит на соседку, не веря в происходящее и приглушённо предупреждая об указе Харконнена: — Он хочет не меня.       Это заря эпохи Водолея.