Подискутируем

Никита Серебряный ничего общего не имел с Фёдором Басмановым. Тот всегда казался ему каким-то изнеженным нахалом, которому плевать на всех, кроме себя любимого, а в том, что Басманов влюблён в себя, не сомневался ни один человек города. Никита и понятия не имел, что спустя год после их стычки в коридоре вуза будет выслушивать... такое... — ...даже имя у неё какое-то басурманское, пилит и пилит... Ну, а девки ему не нужны, не дай бог ещё забеременеет, и что он тогда делать будет, — встряхивает тёмными волосами юноша, лениво потягивая апельсиновый сок. Бородатая челюсть мужчины, сидящего напротив, опускается чуть ли не до самой столешницы. — Чего рот разинул? — смеётся Басманов, откидываясь назад, отмечая про себя, что кресла в этом клубе, однако, удобные. Песня, доносящаяся из колонки, сменяется на новую, более приятную, и Фёдор покачивает в такт головой. Его друг похож на муху, парализованную электрической мухобойкой, а ведь он ничего необычного и не сказал вроде. — Нет, подожди, ты что... согласился? За часы? Ладно, это Серебряный понять не может. Фёдор у него, конечно, горе луковое, или, скорее, лукавое, и Никита за эти несколько лет уже даже привык к его эксцентричному поведению и странным идеям, но чтобы стать проститутом... это... — Совсем уже безумие. С ума сошёл? — Не за часы, придурок, — выгибает чёрную бровь Фёдор, отрываясь от разглядывания блестящей красоты на запястье. Часы и впрямь прекрасны. Влагоустойчивость, надёжное стекло и прочая функциональность совмещаются со старательно выбранным Федей ремешком и стильным дизайном. Серебряному как студенту, вкладывающему силы в работу и учёбу и при этом всём живущему на одних макаронах, такое кажется чудом света. — Оплата достойная. Хватит и на вуз, и на квартиру, и на "погулять". Такие предложения с неба, знаешь ли, не падают. — И ты уже с ним... — Ну, да. Мужик красивый. Богатый. — Сколько? — Пятьдесят. — Сколько?! — был бы у Никиты во рту чай, выплюнул бы тотчас же прямо Басманову в наглую рожу, но, увы — Серебряный только сжимает кулаки и неодобрительно качает головой. Фёдор только хмыкает — Никита всегда был святошей. — Не укладывается у меня это в голове, Федька. — У тебя и не должно, ты спросил, я ответил, — пожимает плечами Басманов. Немного неприятно, конечно, натыкаться на прочную стену в голове (уже почти не) гомофобного, всегда правильного Никиты, выстроенную из стереотипов, но он справляется. У таких, как Серебряный, секс всегда по любви и никогда до свадьбы, и чему Фёдору стоило бы удивиться, так это тому, как они с Серебряным вообще сдружились. В драке какой-то Басманов ему помог, кажется. Было это, правда, сотню лет назад, но с тех пор они и начали общаться, так и не осознав, в честь чего сошлись. Кивали друг другу во время встреч в коридоре вуза ровно до того момента, как Серебряный застукал Федю с каким-то парнем. Тогда они снова подрались. Что ж, надо сказать, что парню, чьё имя не запомнил ни Басманов, ни уж тем более Серебряный, пришлось уйти — убежать — с разбитым сердцем и сломанной рукой. Поцапались они с Никиткой, конечно, знатно. Одно дело — слухи слышать, другое — на деле убедиться, что знакомый твой... Но помирились. Уж и не помнят как. Начали заново, нашли общий язык. Сошлись, в общем. Федя всегда был... не от мира сего. Он был в меру ленив и в меру эгоистичен, манерничал и любил покорять чужие сердца одним взглядом, добиваясь целей через игры с человеческими чувствами. Чего нельзя сказать о Никите. Трудолюбивый и прямолинейный, он ценил мораль и нравственность в человеке больше всего и считал, что упорство поможет ему во всём. Серебряный не только хитростью не обладал, но даже и не собирался действовать иначе, чем честно и порядочно. Что ж, они оба были не приняты обществом, а потому столь преданны друг другу. И оба положительно влияли друг на друга. Федя вытаскивал Никиту из передряг, случавшихся из-за простодушия последнего, а Никита возвращал Басманова на "путь истинный", иначе говоря, не давал ему вымещать негатив на других людях. Однако в делах любовных их взгляды сходиться не собирались. — Не кажется ли тебе, что в этом подвох есть какой-то? Пятьдесят тысяч за ночь с мужчиной обычно не платят, — сморщился Серебряный. Басманов только глаза закатил. Столько лет общаются, а привыкнуть до сих пор не может. — Я не просто какой-то там мужчина, — хитро щурит глаза Басманов. — Я очень дорого стою. Он начинает смеяться, и Серебряному не остаётся ничего, кроме того, чтобы довериться, позволить неугомонному приятелю решать свои дела самостоятельно. Никита даже расслабляется, откидываясь на спинку стула. Он уже подносит к губам стакан яблочного сока, будучи полностью спокойным, когда по обычно тихой университетской столовой проносится раскат грома. Или не грома. — Вот блин! — в сердцах восклицает Елена Дмитриевна, как её прозвали за строгий и "правильный" характер. Вот, кто мог сравниться с Никитой своей святостью, всегда смеялся Фёдор. Глядя, как третьекурсница стоит в окружении битой посуды под тяжёлым взглядом поваров и не понимает, с чего начать исправление своей фатальной ошибки, Никита не может не сорваться с места, чтобы помочь. Он приносит веник и совок и присаживается на корточки рядом с Леной, помогая собрать осколки стекла. Сердце отчего-то заходится быстрее, когда он ловит благодарный взгляд напротив. — Спасибо, — смущённо улыбается Лена, и Никита улыбается в ответ. И, кажется, какое-то время глупо пялится вслед уходящей девушке. Он совершенно не ожидает услышать шёпот в самое ухо. — Вау, да вы идеальная пара, — усмехается Басманов откуда-то из-за его спины. Но только в душе Серебряного загорается надежда, друг с упоением тушит её. — Такие милые, такие правильные — наверное, до конца жизни будете кидать друг на друга невинные взгляды, а потом случайно соприкоснётесь мизинцами и умрёте от шока в один день? —  Чертомес ты, — хмурится Никита и сбрасывает руку, мирно покоящуюся на его плече. Фёдор заливается смехом и тащит его к выходу из столовой. — Пойдём, люди уже странно на тебя поглядывают. Никита хочет добавить, что странно люди обычно смотрят на Басманова, с его-то эксцентричностью, но не успевает, потому что на выходе сталкивается взглядом с Еленой. Челюсть с пола подобрать не успевает. — Никита... — начинает девушка, опасливо косясь на Федю, который продолжает удерживать руку Никиты, но сразу же отстраняется, давая пространство влюблённым. — Подожду тебя у аудитории, — бросает он Серебряному перед тем, как исчезнуть. — Не проводишь меня в актовый зал? — неловко улыбается Лена. — У нас там репетиция будет. Никита кивает. — Ты меня ждала? — делает попытку узнать причину нахождения объекта своего воздыхания Серебряный и тут же понимает, что сморозил глупость. — Да, — соглашается Лена. — Я хотела попросить тебя кое о чём... странном. Она замолкает, собираясь с силами, а Никита ждёт. Он уверен, что просьбу девушки выполнит, даже если она заключается в прыжке с девятого этажа (хоть и не может его прекрасная Лена о таком попросить). — В общем, за мной по пятам ходит один поклонник. И я не знаю, как его отпугнуть. Вчера он грозился, что... что... Я очень боюсь, — резко вдыхает воздух Елена. Никита хмурится, не сводя с неё взгляда. — Вот же мудак! — взмахивает руками Серебряный. Глаза гневно сужаются, стоит только подумать, что кто-то мог угрожать такой прекрасной девушке, как Елена Дмитриевна, пусть Никита и не знает суть угрозы. — Я поговорю с ним. — Разговаривали уже, это не работает. Ты мог бы... притвориться моим парнем? Чтобы отпугнуть его. Я не навязываюсь и пойму, если ты откажешься, честно-честно, — тараторит Лена, и сжимается, будто боясь удара. Никита так и замирает на месте. Небеса, кажется, сыграли с ним злую шутку. — Почему я? — удивляется Серебряный. Лена отводит глаза. — Ты надёжный. И добрый, — добавляет она. Сердце заходится в бешеном ритме. Такой шанс выпадает раз в тысячелетие, наверное, поэтому Никита обязан его использовать.

***

— И? — спрашивает Басманов, не отрываясь от какой-то стрелялки. Он наклоняет телефон, беспорядочно нажимая на кнопки, увлеченный игрой. — Зараза! — Я сказал, что согласен. Но что делать теперь не представляю, — прикусывает Никита внутреннюю сторону щеки. Басманов присвистывает. — Притвориться парнем, всего-то. Да давай же ты, уродина! — Так, а что делать-то, — тянет Никита. — У-у, брат, да ты профан, — наконец откладывает телефон в сторону Федя, по-птичьи наклоняя голову. — Я-то думал, почему у тебя девушки нет. — Как будто бы у тебя самого есть, — спорит Серебряный, хоть и сам знает, что между ними нельзя поставить знак равенства. Отсутствие девушки у Никиты — результат того, что он уже два года не решается подойти к Елене Дмитриевне, у Феди — результат его собственного выбора. — Дурак ты, Никитка, — улыбается Басманов. — Дураком родился и дураком помрёшь. Эх, — вздыхает, потягиваясь, Фёдор. — Так уж и быть, за небольшую цену я тебя научу, как обращаться с дамами. Давай сюда свой телефон. — Зачем? — хмурится Никита. — Дава-ай, — тянет друг, протягивая руку, отчего цацки на его ушах позвякивают. Никите ничего не остаётся, кроме как согласиться и надеяться, что Басман не то что поможет — не испортит всё своим особым взглядом на отношения. Фёдор что-то быстро печатает, а потом усмехается — Никита готов поспорить, что чуть не облизывается — и гордо провозглашает: — Готово. Телефон летит прямо в руке не такому довольному Серебряному, а Басманов откидывается на спинку дивана, выжидающе на него поглядывая. — Приходи сегодня в 18:00 на площадь, надо поговорить. Спятил? О чём нам с ней разговаривать? — Плохо дело, если даже не можешь придумать, чем вам двоим заняться вместе, — фыркает Басманов. — Для начала обговорите правила вашего сотрудничества, а потом можете и в кино зайти. Ну что ещё? — раздражённо добавляет он, заметив взгляд Никиты. Серебряный стоит, как истукан, то и дело открывая и закрывая рот. — Какие правила? — Ну там... целоваться только на публике, сторона "А" защищает сторону "Б" до полного освобождения от Вяземского, а сторона "Б", в свою очередь... ну, что-нибудь придумай, ты же смотришь фильмы. Басманов видит, что друг явно хочет что-то сказать, но не решается, поэтому машет рукой, якобы разрешая, показывая, что не отлупит последнего за его — наверняка тупое — высказывание. — А если я не хочу только на публике? — Дурак, — закатывает глаза Федя. — Чем строже правила, тем слаще их нарушать. Понимаешь? По лицу Никиты можно с уверенностью сказать, что он не понимает ни черта. Но, в общем-то... с этим можно работать.