Голодные Тени: Хранитель Тайн.

Двадцать восьмое ноября. Лондон. 8:35. — Я могу называть Вас по имени? В кабинете было тепло. Идеальная температура для человеческого тела. Не больше двадцати четырех градусов, должно быть. На подоконнике стояла зажженная палочка благовонии, которую Мисс Гурска* запалила с позволения Чарльза. Чарльз ненавидел подобные вещи, но быть грубым в кабинете психиатра не хотелось. — Только если Вам будет от этого комфортно, — И, коротко улыбнувшись, сменила обращение на более неформальное. — Чарльз. Женщина, сидящая напротив него в идентичном кресле, держала в руках блокнот с ручкой. Ими она ещё не пользовалась. Сеанс ведь только начался. — Как Вам сегодня спалось? Вы хорошо спите? — Да, неплохо. — Чарльз был расслаблен ровно на столько, сколько было необходимо в данный момент. Нельзя быть показательно спокойным, но и не стоит перебарщивать с любыми эмоциями. Даже с доброжелательностью. — Я сплю не менее чем восемь часов, мне этого хватает. Пол месяца, как Чарльз договорился с инспектором Скотланд-Ярда, тянулись ужасно долго. Ничего не случалось. Эн Сабах Нур так и не был пойман, хотя за всеми его друзьями и знакомыми полиция наблюдала, ожидая, что он выйдет с кем-то на связь, или те захотят с ним встретиться; уехать из города, и тем более из страны, он не мог. Хранитель Тайн молчал, новых зацепок не было, старые ни на что не годились. Чарльз один раз побыл на суде Ральфа Холли, ему грозило пять лет за шантажирование и вымогательство, а также за угрозы и нападение на сержанта. Его также обязали выплатить штраф жене Джеймса Брауна. Свидетелем в суде выступал Азель Муринзо, и Нила Турман, ведь именно они провели арест Холли. Но, это было единственным примечательным событием более чем за двадцать дней. Всё это время — Чарльз писал отчёты, и складывал некоторые пазлы, касающиеся Брауна, воедино. Леншерр, как казалось самому Чарльзу, был вполне рад появлению в отделе человека, что способен без особых задержек заполнять бумаги. Не то, чтобы Чарльз жаловался на отсутствие работы в редакции, но на данный момент, находится и быть вместе со Скотланд-Ярдом являлось важнейшей задачей, для самой же газеты. Несмотря на создавшуюся рутину, Чарльз всё также страдал от плохого сна. Это на нём не сказывалось, всё же, около пяти часов в сутки спать получалось, а это уже неплохой результат. Только, возможно, Чарльз чуть чаще концентрировался на ненужных деталях. Считать количество горошин на блузке какой-то женщины, которая пришла в полицию. Бесстыдно рассматривать шрамы между пальцев у парня, которого два офицера вели в другой отдел. Пытаться разобрать запах благовонии в кабинете психотерапевта, от которой начинала болеть голова. — Как Вам в полиции? Погони, возможная опасность. — Магда, в основном, оказывала психологическую помощь и поддержку тем офицерам, которые сидели на вызовах и отвечали на звонки. Иногда такое случалось, что тебе не удается кому-то помочь на том конце провода. Кого-то похищают, кто-то попал в аварию. Офицеры и сержанты, после понимания что из-за их некачественного инструктажа звонящий пострадал или умер, часто, если не всегда, впадали в чувство вины, тревоги и самоненависти. Именно для такого Магда всегда сидела в комнате отдыха, помогая полицейским словесно, консультируя, или, в таких случаях как с Чарльзом, давала разрешения или запрет на работу и сотрудничество с полицией. — Может, Вы испытываете тревогу, или какие-нибудь переживания? — Нет, меня не пугает подобное. — Чарльз пожал плечами. — Знаете, работая журналистом, сложно бояться подобного. И, мне кажется, быть журналистом даже опаснее нежели полицейским. — И часто Вы бываете в рисковых ситуациях? — Иногда приходится, но ничего особо жуткого, или серьезного. Магда кивнула, всё также непринужденно улыбаясь, и сделала пометку в своем блокноте. Чарльз даже не смотрел на него, не пытался разглядеть надпись сделанную ручкой. Раз уж её чем-то не устроил ответ Чарльза, нельзя показывать сильное беспокойство по этому поводу. Леншерр будет придираться к чему угодно, лишь бы отстранить журналиста. А сослать это на "неуравновешенную" или "не готовую к сильным потрясениям" психику очень удобно. Да и казалось это вполне логичным. — Как у Вас обстоят дела с семьёй, Чарльз? В каких вы отношениях с родителями, с родственниками? Вопрос, которого Чарльз больше всего не хотел услышать. Внутри всё неприятно сжалось, хотелось сгорбиться, стать меньше и незаметнее, будто это поможет избежать ответа и продолжения расспросов. Наперекор этому, Чарльз выглядел вполне непринужденно. — С дальними родственниками я никогда не общался, и, признаться честно, даже не знаю их. — Чарльз помнил несколько имён тех, кого в детстве поздравлял с праздниками по телефону. Не более того. Никого из них Чарльз не помнил, и вряд-ли видел. — С отчимом мы иногда созваниваемся, иногда видимся. Ничего особенного, но для меня этого достаточно. С моей младшей сестрой, Рэйвен, мы поддерживаем более активный контакт. Конечно из-за моей, и её работы, мы не можем проводить больше времени, как бы нам хотелось. Чарльз улыбнулся, вспоминая вчерашний вечер. Они с Рэйвен наконец смогли увидеться, что не могло не радовать, учитывая что это была первая встреча за месяц. Магда понимающе кивнула, снова что-то записала в блокнот. — А с матерью? — Она умерла в конце августа. — ответ прозвучал ещё до того как Магда договорила. Слишком быстро. Нужно сбавить обороты, говорить спокойнее, с чувствами, без всплеска эмоций, уравновешено. — Мне очень жаль, — Чарльз кивнул, принимая сочувствие Магды, которое он сам не испытывал. — Вам, должно быть, тяжело переносить подобную утрату? Благовоние почти дотлело. Пепел падал мимо подставки, частицы попадали и на пол, и на подоконник. За окном, на удивление, солнечно. Последнюю неделю было ещё холоднее, вот-вот пойдёт метель, но сегодня солнечные лучи многообещающе выглядывали из за туч. Может, начало зимы всё же удастся отсрочить? Хотя бы на пару дней? Сконцентрироваться на словах. Тех, что говорит Магда, и тех, которые должен сказать Чарльз. — Мы с ней были в хороших отношениях, и по началу мне правда было сложно принять случившиеся. Но у меня есть друзья, и близкие люди, так что..— Чарльз тонет во лжи ещё с того момента, когда сказал про режим сна. А может, ещё дольше, например с момента как переступил порог кабинета. — Не могу сказать что мне тяжело, или что этот фактор сильно влияет на мою повседневную жизнь. Это то, с чем должен столкнуться каждый, как бы печально это не было. — Вы очень глубоко описываете момент утраты, в какой-то мере нормализуя это. — Магда не пыталась спорить, в её голосе было лишь смирение и всё внимание что она обращала на каждое слова Чарльза. — Вы кого-то теряли и до этого? — Да, мой отец разбился на машине, мне тогда было девять. Но, ещё в детстве, я посещал психолога, ведь мама переживала на этот счёт. Боялась, что я закроюсь в себе, или ещё что-то. Так что, думаю, смерть отца прошла для меня достаточно безболезненно, насколько это было возможно. Магда еле заметно сощурила глаза. Она знала, что Чарльз врёт, и знала это также хорошо как и цвет неба или травы. Чарльз же знал одно — у него есть документы подтверждающие посещение детского психолога (пусть и несколько фальшивые), и то, что к его словам нельзя придраться. И между интуицией, хоть и профессионала, и реальными фактами — выигрывала далеко не Магда. — Кровь, жестокие убийства, насилие. Как вы воспринимаете это всё? Вам придется с этим столкнуться, если не пришлось уже. — Я верю, что смогу помочь полиции, и, работая журналистом, мне уже приходилось сталкиваться с подобным, так что это не станет проблемой для меня. Чарльз вышел из кабинета, с улыбкой прощаясь, и желая всего наилучшего, минут через двадцать. Самые тяжёлые вопросы Магды прошли неплохо, Чарльз, всё-таки, был доволен и собой, и своей выдержкой. Ничего страшного, если на пару секунд он перестал выглядеть искренне. Все люди врут у психологов и психиатров, никому не хочется иметь последствия от собственных чувств. Чарльз не думал про это, хоть в какой-то мере всё же сожалел о том, что его жизнь не складывается так, как в тех милых сказках для Магды. Но прошлое не изменить, особенно действия или выборы других. Маме всё равно будет плевать на Чарльза, она предпочтёт алкоголь а не его, она не спросит как у Чарльза дела, и больше никогда не скажет про гибель его отца, ей было бы плевать в любом случае — потому что прошлое не изменить. Чарльз умывается холодной водой в мужском туалете, пытаясь смыть с себя запах тех ужасных благовоний. У него ещё есть одно дело, после него Чарльз снова же вернётся в полицейский участок, где либо продолжит ковыряться в бумагах и ждать чего-то интересного от серийного убийцы, либо вернётся обратно в редакцию где будет.. собственно, тоже самое, что и в первом варианте. Чарльз вызвал такси, делая ещё один звонок. — Привет Питер, да, это Чарльз.. **** Питер уважал Чарльза настолько, насколько мог. Для Питера, фигура Ксавье, стояла где-то между Бэтменом и тем самым учителем в средней школе, что осторожно рассказал Питеру почему он не сможет подслушать разговор NASA и его отца. Конечно "отцом", или кем-то на подобии, Ксавье не был, и быть не мог. Потому что Питер с четырнадцати лет знал — его отец мудак, а сравнивать хорошего человека с ним будет не шибко классной идеей. В общем Ксавье был крутым. Журналист, с реально классными статьями, и весь такой настойчивый на работе, меняет десять личностей для десяти разных людей. Профессионализм. Есть чему поучиться. — Ну вы мудак конечно. — Питер беззлобно рассмеялся, как только поднял трубку. Чарльз мог быть и наставником, и Профом, и даже охереть каким уважаемым человеком. Но иногда Питер всё же сравнивал его со своим отцом, Проф совершенно не умел обращаться с чувствами других людей. Подделывать их? Запросто. Считывать? Легко. Знать, как кто-то отреагирует на его действия? Да это у него хобби такое. Знает ли Проф, что делать с эмоциями своих друзей? Нихуя. Питер был в этом уверен, хоть они и не были очень близки. Питер это скорее чувствовал в поведении Мойры, или ещё каких-то старых знакомых Чарльза. Питер до сих пор не мог выкинуть ту их неловкую ссору, которая всплывала у него в голове в самые неожиданные моменты. Может, надо было сказать что-то Чарльзу? Позвонить Мойре? С другой стороны они два взрослых человека, которых не должен мирить тупой подросток, словно воспитатель в детском саду. — Да-да, адрес записал. — угукнул Питер в трубку, перед тем как её положить. Срываться, просто так, было не очень прикольно. Мама психовала, говорила, что Ксавье просто наживается на нём, и на его наивности, раз Питер по одному звонку сразу же оказывается в нужном месте. Нилу хватало ума молчать в такие моменты — опускать взгляд в пол, чтобы не расстраивать супругу, но и не соглашаться со всеми её словами — чтоб уже не обидеть Питера. — Ты снова уходишь? — Венди жалостливо надула губки, словно не хотела отпускать старшего брата. Смешно, секунду назад, до того как позвонил Ксавье, она, словно обезумев, кусалась и висла на руках Питера не давая себя скинуть. Ровно тем же занималась и Мэй. Маленькие и злобные существа, зубы у них отчего то были до боли острыми. — Ага, но я быстро. Не быстро. Чарльз сказал, что Питер может брать нормальную камеру и все остальные нужные примочки. Питер любил такие задания, они приносили удовольствие куда более мощное, нежели быстрые и сумбурные фотографии. Питер чувствовал себя специалистом, когда настраивал нужный свет и подбирал удачные кадры, а не довольствовался хреновым обзором. Одно дело фотографии сделанные на большой фотоаппарат, с идеально подобранным объективом, с нормализатором теней, и другими материалами, и совсем другое — на мыльницу, притворяясь прохожим, сидя едва ли не в кустах. Питер поцеловал маму в макушку и выбежал из дома до того, как она начала возмущаться насчёт его подработки, а Нил вспомнил что не разрешал Питеру брать его машину. Хотя, когда это останавливало Питера? Благо, все нужна вещи лежали в гараже, из-за чего капитуляция из дома всегда проходила без криков (они начинались уже по возвращению Питера домой). Питер остановился возле большого здания, с толпой туристов на входе. Галерея, кажется. Там весело миллион картин, самых известных художников, чьих имён Питер не знал и особо не жаловался на собственную непросвещенность. Парковка была забита машинами, Питер ненавидел такие популярные места — чёртовы приезжие занимали всё вокруг, мешая оставить машину, и мешая дышать. Ксавье безмятежно стоял чуть в стороне от толпы, явно ожидая Питера. — Как поживаешь? — как всегда приветливо начал Ксавье. — Да нормально, мама злиться что вы меня до сих пор на полную ставку не взяли, а у Венди появилась новая привычка. — Питер рефлекторно потёр собственный локоть, хмыкая при мысли о сестре. — Она теперь кусается, будто головой приложилась об что-то. — Я тебя обязательно устрою, ты важнейшая часть всех моих статьей, и этого у тебя не отнять. — Питера пиздец как бесили подобные разговоры от Чарльза. Они были однотипные до ужаса, словно журналист даже и не пытался как-то успокоить Питера на счёт работы. Плевать в лицо с каплей надежды. Питер поморщился. — А сюда я приехал наху.. — Питер, пожалуйста, мы находимся в одном из самых культурных мест в стране. Нужно соответствовать. — Питер закатил глаза, но скорее из вредности нежели из-за раздражения. На Ксавье нельзя было злиться, или раздражаться всерьёз. Смотришь на него, и прям рассказать все свои проблемы хочется, при этом плача навзрыд. Если психологи всё же не шарлатаны, то они поголовно должны выглядеть также как и Ксавье. — Прошу простить, сэр, отчего же я прибыл в это.. — Питер запнулся, пытаясь вспомнить ещё какое-нибудь слово, что будет звучать достаточно пафосно. — ..в это умопомрачительное место? — Чтобы полюбоваться. Здесь содержится более двух тысяч образцов западноевропейской живописи. И знаешь, чем славится это место? Чему здесь можно научиться? — Чарльз восхищённо обернулся, дабы посмотреть на величественное здание Лондонской галереи**. — Все картины расположены в хронологическом порядке. Чарльз улыбнулся так, будто это была самая удивительная вещь в мире. Чарльз не говоря ни слова, пошёл дальше, направляясь не к очереди из людей, а к другому окошку — возле которого, как казалось, никого не было. Питер подумал о том, что вход в галерею может стоит и до тысячи фунтов, зная расценки всех этих любителей искусства. Он, конечно, любил всякие красивые штуки. Но был крайне далёк от всей суеты, что всегда настаивала стоило упомянуть какого-то художника, или художницу. Питер стоял позади Чарльза, неловко потирая штатив в руках, пока сам Чарльз о чем-то говорил с подошедшим охранником. Вскоре, этот маленький проход, охранник открыл, впуская только Ксавье и Питера, отгоняя назойливых туристов дабы снова закрыть дверь. — Куда мы идём, бля.. — Молчи, — снова перебил Чарльз. — Пожалуйста. Они быстро зашли в саму галерею, Чарльз мило поздоровался с дамами на ресепшене. Выглядел он так непринужденно, будто знаком с ними всю жизнь, или и вовсе видит их лица каждый день, ведь непременно является экскурсоводом. — Да, конечно, — тихо посмеивался Чарльз, после какой-то очередной несмешной шутки, которые Питер почти не слушал. Он чувствовал себя нелепо. — А это что за молодой человек с вами? — с широкой улыбкой, скорее из какого-то фильма ужаса, спросила одна из дам. Фелиция, прочитал Питер на бейджике. Питер открыл рот, решая что лучше сказать — своё имя, или то, что он пришёл сделать фотографии, но ему не дал ни слова сказать Чарльз. — Он мой племянник, приехал в Лондон погостить. Он арт-художник, все его картины состоят из частиц фотографий. — дамы за стойкой заинтересовано, и увлечённо кивали. — Поэтому мы здесь. Питер всегда говорил, что лучше всего создавать искусство, из искусства. И это добавляет фундаментальности, и.. глубины сюжета, понимаете? — Это, должно быть, прекрасно. — кивнула Фелиция. Питер, если честно, и сам бы поверил в этот пиздеж, не знай он по себе что вряд-ли отличит холст от кисти. Вот фотоаппарат это совсем другое. Объектив, камера, штатив, свет, фон — который он может настроить, или поменять. Эффекты, которыми он пользуется чтобы сгладить кожу у моделей захудалых брендов (ведь никого, кроме Питера они для рекламы позволить не могут), или чтобы добавить яркости картинке, или чтобы полностью поменять задник. Их с Чарльзом более не стали задерживать, так же как и всю ту негодующую очередь, что возмущалась видя разговаривающих работников с Чарльзом. — Но всё же, что мы здесь забыли? — догнав Чарльза, снова задал вопрос Питер. — Завтра будет эксклюзивная выставка. Это происходит раз в четыре года, Лондонская галерея договаривается с другой галереей с любой точки мира, и именно тут устраивают показ в честь определенного художника. — Чарльз медленно шел по первому залу, останавливаясь у каждой картины, пытаясь заглянуть за спины и плечи других посетителей. Он повернулся, наконец смотря на Питера. — В этом году выставка будет посвящена Диего Веласкесу, испанскому художнику времён золотого века испанской живописи. То есть, семнадцатого века. Картины, одного из самых известных художника, будут выставлены на всеобщее обозрение прямо в Лондоне, и доставлены они прямиком из музея Мадрида. — Круто. — заключил Питер, чувствуя, как руки понемногу устают от всей тех вещей, которыми была наполнена сумка (да и то, не все материалы туда помещались. Штатив пришлось таскать с собой, что было крайне неудобным явлением). — И в чём смысл? Я так и не понял почему мы приехали сюда. Тем более, что выставка завтра. — Но картины уже здесь. В галерее. И хранятся они тут почти как месяц. — Питер непонятливо прищурился. Иногда Ксавье не мог объяснить нормально, и мог по много часов разговаривать на самые разные темы, пока не подведёт к самому важному. Под дохера умного и важного косил, Питер не сомневался. Чарльз и сам это знал. — Знаешь какие-нибудь картины Веласкеса? — Э.. — Питер честно пытался что-то вспомнил. Из уроков живописи он помнил лишь то, что всегда на них спал. В итоге он сдался, зная, что даже пять минут размышлений ни к чему не приведут. — Нет, по нулям. — Сенсацией завтрашнего вечера станет картина "Менины"***. Она самая знаменитая, и, самая дорогая из всех что будут выставлены. — всё внимание Чарльза вновь было приковано к очередной картине, в следующем зале, куда они неспешно перешли. Несмотря на то, что взгляд Ксавье был устремлён на картину, Питер был уверен что мысли его не об этом портрете. — И чем она так важна для нас? Чарльз загадочно ухмыльнулся. — Её украли, но об этом никто не знает. С этими словами Чарльз прошёл вглубь галереи, абсолютно не обращая внимание на Питера, что застыл на несколько секунд, пытаясь понять смысл всех тех слов. Охуеть можно. **** — Он был неискренним. — папка с бумагами упала на стол возле Эрика. — Ксавье? — Эрик поморщился. Магда слышала про Чарльза многое до того, как познакомилась с ним лично в сегодняшнюю встречу. Чарльз был хорошим журналистом, где статьи перекрикивали другие, более успешные, издательства. Он был трудолюбивым, брался за любую работу, которая поможет ему достичь своей цели. Азель и Нила были от него в восторге, Чарльз поддерживал диалог на самые интересные темы, и был внимательным слушателем. Эрик бесился и закатывал глаза каждый раз, когда речь шла о нём. В последний месяц Магда пыталась как можно чаще упоминать это имя в разговоре со своим бывшим, едва ли сдерживая смех. Эрик считал, что амбиции Чарльза задушат и его самого, и всё отделение. — Что он сказал? — Ничего, к чему я могла бы придраться. — Магда, скрестив руки, села напротив Эрика. И перед тем, как Эрик попробовал ещё что-то сказать, предупредила. — Всё необходимое для его личного дела перед тобой. — Но.. — Даже не начинай. Я не имею права говорить тебе больше нужного. — Эрик тяжело вздохнул, опуская взгляд на папку, с всего одним файлом. Стабилен, стрессоустойчив, уравновешен. — Почему ты считаешь, что он был неискренним? — Спокоен, поза расслабленная и непринуждённая, руки лежат неподвижно, подлокотник не сжимал, взгляд отводил только за мою спину да и то от скуки. — То малое, на рассказ чего Магда могла бы согласиться. Она фыркнула. — Плохой пациент. Придёт такой к частнику, так ему даже психологическую травму навязать нельзя будет. — И что же тебя не устраивает? — Эрик отложил документ о том, что Ксавье готов приступать к работе, и что по психологическим тестам он полностью здоров. — Если говорить грубо, то я его поймала на лжи. А значит, врал он мне весь приём. — в отчёт нельзя вписать теории, построены на догадках, которые нельзя обосновать фактами или сильной разницей в словах клиента. — Но это нельзя рассматривать всерьёз. Магда замолчала, прокручивая их диалог ещё несколько раз. Чарльз нервничал, конечно, но не больше положенного. Он был осторожен в словах, высказывания хоть и казались лёгкими, словно это первое что приходит к нему в голову, но вряд-ли так было на самом деле. Считал ли он это шахматами? Один неверный ход, и противник заберёт очередную фигурку, несколько ошибок и мат настигнет короля. Чарльз выглядит как человек, который играет в шахматы со вкусом. Продумывает ходы наперёд и находя самый неожиданный выход из сложившейся ситуации. Так и на приеме. Он прогнозировал вопросы до того, как Магда формулировала из в голос, проговаривал самый оптимальный ответ после которого не потребуют ещё разъяснений. ОКР****? Возможно. Но после полуторачасового разговора понять это было сложно. — Да и на самом деле, я не понимаю почему ты к нему придираешься. Он нигде, и ни разу, не упоминал что работает вместе с полицией, действует по предписанным тобой правилам, самостоятельно перестал лезть в расследование. Разве не чудо? Особенно для журналиста. Магда понимала, что с ней невозможно не согласиться. Чарльз Ксавье был идеален по всем параметрам, по командному духу, по тому, как пытался ко всем хорошо относится, потому, что даже не мухлевал. Но было в нём что-то.. Магда не могла выразиться чётко, всего лишь странное присутствие, паранойя из-за слишком хорошей картинки. Патологический лгун? Да, возможно, но за это не отстраняют от работы. А писать в отчёт о внутренней, абсолютно неаргументированной, тревоге, было бы крайне непрофессионально. Да и Магда полагалась на Эрика, как бы сильно он не раздражался — это было ни что иное как задетое и обиженное на весь мир, мужское эго, а значит, ничего серьезного в этом Ксавье быть не могло. Просто кое-кто был обязан взять журналиста, ведь тот загнал весь Скотланд-Ярд в угол. Позор, и удар по самолюбию. Магда знала Эрика достаточно хорошо, чтобы быть уверенной что это он уж точно переживёт, но отпускать будет долго. Может, именно из-за этого, из-за понимания что Эрик, на самом деле, не плохо относится к Чарльзу, и заставило Магду задавить в себе неоправданные подозрения. — Давай не об этом, я правда устал от подобных разговоров. — Магда хмыкнула, нисколько не сомневаясь в настойчивости Нилы. Девушка могла за секунду задать миллион вопросов, если хотела получить ответ. А доставать Эрика ей нравилось, она считала это приятнейшим занятием, если только оно, в конечном итоге, не приводило а выговору уже из-за её должности и обязанностей. — Как там Дейв? — Всё прекрасно, но, недавно вот, такую глупость сказал.. — Магда тяжело вздохнула, не обращая внимание на заинтересованность своего собеседника, выдерживая драматичную паузу. — Замуж позвал. — Не может быть! — Эрик поддался вперёд, разинув глаза. Мало с кем он чувствовал себя достаточно комфортно, дабы выражать весь спектр своих эмоций. — Не говори что согласилась. — Нет конечно. — Магда осадила пыл своего друга. — За три года отношений с тобой я так и не вышла замуж, и ты думаешь, моим супругом станет человек с которым я знакома так мало? Резонное заявление, на которое Эрик не мог бы отреагировать как-то однозначно. Тема их отношений, что закончились не особо трагично и довольно странно, перестала быть болезненной через несколько недель после того, как Магда съехала. Эрик начал привыкать жить один, иногда, по привычке, заваривая две чашки чая или говоря что пришёл домой. Магда начала запоминать маленькие детали из жизни Дейва — он на дух не переносил кофе и кофеин, в то время как Эрик, как казвлос женщине, им питался. Именно подобные мелочи формируют отношения и то, как ты относишься к человеку. Именно шутки про бывших, и, как многие могли бы посчитать, неуместные упоминания их пары — сделали из Магды и Эрика тех, кто не зайдёт дальше шуток, которые не были переполненны надежд. — Бедный Дейв, он ещё не знает про твои "пять лет отношений, после чего я подумаю про кольцо на пальце". — Эрик закатил глаза. Магда помнила как рассказала Эрику об этом своём принципе. Они тогда встречались полтора года. Уже жили вместе, пытались выращивать цветы на подоконнике, мирились с неприятными особенностями друг друга. Ещё не знали о каждом недостатке своего партнёра, и не были готовы к какому-то грандиозному открытию с чьей либо стороны. Не ожидали холода, измены, изменения в личности. Идеальный момент для замужества, который не приведёт ни к чему, кроме как к разводу через несколько лет. Магда знала это, она чётко осознавала и просчитывала этапы их отношений — не могла не делать этого, имея столько знаний в области психологии. Эрик же не знал, принимая остатки гормональной влюбленности за истинную любовь. Он сделал Магде предложение в ресторане, слава богу что не додумался ввязать в это официантов и музыкантов, это было бы очень неловко. После её отказала Эрик выглядел так, будто ему сказали самую противоречащую вещь в мире. "Кеннеди был мутантом, и поэтому его убили!". После долгих объяснений, где было и про правдивые чувства, и про взаимопонимание, и про то, что этот отказ не означает окончание всего и абсолютное равнодушие к нему. Эрик любил драматизировать, Магда научилась этому у него. И именно тогда, впервые, Магда и сказала в голос о Принципе пяти лет. Почему пять? Потому что именно после четырех лет можно понять человека полностью, знать каждую его эмоцию, и чувство, знать личные границы и быть с ним единым. Да и Магде всегда нравилась эта цифра. — Ладно, мне надо уходить. — Магда встала со стула, пригладила юбку. — Мне нельзя вот так сбегать с рабочего места. Эрик кивнул, проводя её взглядом. Дверь за Магдой не успела закрыться, когда в кабинет вбежал Азазель. — Нам только что сообщили, — он сделал глоток воздуха, пытаясь говорить внятно после недолгой но стремительной беготни. — Было найдено два трупа. **** Чарльз не любил подставлять других людей. Он всегда пытался взять вину на себя, если это было возможно, и, в особенности, если он сам был виновен в случившемся. Например, Чарльз был готов поручится за Питера в любой момент, если его схватят со странными фотографиями или выполняя грязную работу — притворяясь полицейским, или бегая от этой же полиции. Питер ведь ребенок, пусть и с водительскими правами и изощрённым умением ругаться, но факт остаётся фактом. Также как и за Логана, тот предоставил важную информацию, такого человека хотелось бы держать поблизости, а значит, и сгладить все острые углы. Мойру защищать было невозможно, взять за неё ответственность, понести наказание. Она скорее оттолкнет кого угодно, но справедливо выслушает как выговор, так и приговор. Вот кто любил правду, а не только то, что играло на руку. Чарльз сидел в комнатке охраны, уверенно кивая Питеру, хоть и понимая, что, скорее всего, тот не испытывает чувства страха. Питер никогда не слышал про безопасность и самосохранение, подобного рефлекса он попросту не имел, и не особо переживал в стрессовых ситуациях. Чарльз же должен был оправдать и себя, и его. В голове было миллион вариантов, что можно сказать главе охраны, поймавший их в самый неподходящий момент. — Ксавье, чёрт, ты же знаешь что подобное наказуемо. — более дружелюбно, удивив этим фактом Питера, начал мужчина средних лет. — Ты понимаешь, что за этим следует срок? Чарльз еле сдержался, чтобы не закатить глаза, или не прокричать в голос "как же очевидно!". Будто каждый встреченный Чарльзом человек должен был произнести эту фразу, или её синоним. Будто это имело смысл, и только после этой банальности можно было начать диалог. Но Чарльз остался невозмутимым, как бы сильно не хотелось позволить себе подобную фамильярность. — Прошу заметить, что ничего безнравственного.. — Вы подделали документы об официальном разрешении Габриэла Финальди***** на съёмку, и репортаж о мадридских картинах. — перебил Даниэль Гейдз, раздражённо хмыкая на собственное замечание. — Кем ты притворился? Федералом? — Нет, всего лишь ВВС. — Незамедлительно ответил Чарльз, не задерживаясь ни на секунду. Даниэль откинулся на спинку стула, закрывая глаза, будто на него в миг навалилась вселенская усталость и невозможная ноша. — Мне очень жаль, что пришлось обмануть тех женщин на стойке регистрации, и того милого сеньора Маркино, который даже не читал разрешение потому что без очков не видит. — Даниэль открыл глаза, уже серьезно смотря, не играясь, в отличие от Чарльза. — Но мы сделали лишь несколько снимков, ни к чему не прикасаясь, и не пытаясь осквернить данные экспонаты или галерею в целом. — К черту снимки, зачем они вам двоим? — Даниэль скрестил руки на груди, сощурил глаза. — Ты, Ксавье, прикладывать столько усилий, только чтобы сделать эти фотографии, которые ты бы без проблем сделал завтра. Да и камеры сняли тебя, и твоего фотографа, я могу сейчас же позвонить в полиции и тебя заберут с поличным. Даниэль был старым знакомым Чарльза, и именно благодаря этому факту они и были знакомы. Даниэль не любил Чарльза за его наглость, именно за это же и уважал, как бы противоречиво это не было. — На этой неделе была гроза. Об этом писали в новостях, молния ударила неподалёку отсюда, выбило пробки, на весь район не было света. — Даниэль напрягся, Питер поморщился. Чарльз скрестил руки в замочек. — Но, никто не знает о том, что молния повредила снабжение электроэнергией саму галерею — больше всего электронной техники, поблизости, именно здесь. Свет есть только благодаря долгим рабочим часов, скоро главное событие впервые за четыре года, нельзя же его перенести из-за такой мелочи, верно? А камеры не работают, их надо полностью менять, это займет много времени и ещё больше электроэнергии, что грозит ещё одному фиаско в случае грозы. Поэтому вы и решили поменять камеры прямо перед выставкой, чтобы быть уверенными что они не сгорят раньше времени. Разве я не прав? Чарльз медленно доводил Даниэля до ручки. Он сжимал подлокотники, сжимал челюсть так, что желваки можно было разглядеть даже не присматриваясь, брови приподняты то-ли в удивлении, то-ли в страхе. — Камеры ведь должны заменить сегодня, не так ли? Вечером а может и ночью, я полагаю. — Чарльз заинтересовано нахмурился, будто школьник, уточняя у учителя незначительную деталь из учебника. — Я, с моим фоторепортером, никогда не сознаемся в таком большом проколе в охранной системе. Вас могут уволить лишь за факт того, что схватили нас вы уже после того, как мы сделали своё дело. — Я.. я сообщу полиции. — уже щурился Чарльз. В этой комнате опасным был явно не Даниэль, несмотря на такие громкие слова и оружие в руках. — Вы ведь сами знаете это, так? — и в подтверждение слов глава охраны позорно дернулся, желая отвернуться, но вместо этого смотря в пол. — Вы получаете за это свою плану, верно? — Я не понимаю о чём вы. — на удивление четко сказал Даниэль, смотря в глаза Чарльза. Его пальцы подрагивали. От нервов или из-за раскрытия тайны? Сразу двух, между прочим. — Полотно подделка. — слова звучали так, как должны звучать на суде, которые происходит судья вынося приговор. — Но вы можете избежать неприятностей, только если.. Чарльз выходил галереи, почти позабыв о Питере, что шёл следом, поджимая губы. Это было ужасно неправильно для него. Чарльз был готов закрыть глаза на.. подобное? Просто наплевать на соучастие главы охраны, лишь чтобы из отпустили? Питер чувствовал как в висках начинает неприятно пульсировать. Похуй, даже если и так, это всё же помогло им? Даниэль был знаком с Чарльзом, как казалось, задолго до этого момента, значит, Чарльз знал что делает. — Вы спустите ему это с рук? — всё же спросил Питер, пытаясь переубедить себя что при любом раскладе емк будет похер на это. — Нет конечно, он был моим знакомым, и так просто пошёл на предательство своей карьеры и всего, на что и на кого он работал. — Чарльз считал это чем-то омерзительным и приторно неправильным. — Он сядет, и, полагаю надолго. Чарльз резко остановился, из-за чего Питер едва ли не влетел ему в спину. Ксавье обернулся, ухмыляясь, и вытаскивая из кармана включенный телефон. Динамик записывал весь разговор в той комнате, и сознание главы охраны в содействии преступникам. Питер разинул рот. — Воу, мужик, это было мощно. А я уже в вас сомневаться начал. — Так меня ещё не оскорбляли. — с улыбкой сказал Чарльз, шутя. Оскорбляли. Ещё как. — Ну, я тогда все фотки перекину, — и не прощаясь Питер пошёл на парковку, в приподнятом настроении, и полном непонимании как с трупов сюжет Чарльза перешёл на искусство. Чарльз смотрел в спину Питера, выключая запись. Один пропущенный вызов. Инспектор Леншерр. Брови Чарльза поползли наверх. Леншерр ни разу ему не звонил, а тут целый звонок. Чарльз спешно нажал на "перезвонить", но гудок не шёл. Может, Леншерр выключил телефон, а может, намеренно решил не брать трубку. Чарльз нашёл номер Армандо. — Да? Здравствуй. — на удивление он быстро взял трубку. — Ало, Армандо, извини за сумбурность, но всё же. — Чарльз словил такси, не называя адреса, и выбирая между домом и полицейским участком. — Ты не знаешь, что там по делу Хранителя Тайн? — Я думал вы теперь в отделе этим занимаетесь.. — несколько неуверенно проговорил парень. — Просто скажи, что ты знаешь по этому поводу. — Чарльз не должен был звучать так грубо. Другого варианта не было. — Я слышал что нашли два тела, адрес.. Чарльз снова отмахнулся от таксиста, жестом попросив его притормозить и подождать секунду. — Как два тела? Он же.. Хранитель не убивает по двое. — слова, сказанные Чарльзом, сработали на таксиста лучше, нежели тихие просьбы не спешить. — Я не знаю детали, так что.. — Армандо вздохнул, Чарльз услышал шорох где-то на заднем фоне, возможно, Армандо прикрывал микрофон рукой не желая чтобы кто-то услышал. — Говорить адрес? **** — Леншерр, какого черта?! — Чарльз стоял возле полицейской ленты, что не позволяла гражданским и зевакам, зайти дальше положенного. Чарльз не видел инспектора, ведь тот находился внутри заброшенного маленького магазинчика, что закрылся из-за строительства гипермаркета неподалёку. Чарльза уже трижды попытались выпроводить офицеры, но журналист был слишком настойчив дабы уйти, и ждать когда же инспектор всё же перестанет так бесстыдно нарушать их договоренность. Чарльз увидел Нилу, что неуверенно высунулась из магазина, пару раз вздохнув свежий воздух, и совершенно случайно заметила его, лишь потому что повернула голову. — Чарльз? Боже.. — Нила быстро прошла к ленте, жестом показывая офицеру что Чарльз может пройти. — Почему меня никто не предупредил? Почему я узнаю всё самым последним, из других уст, хотя я имею право знать?! — Чарльз бы задал ещё миллион гневных вопросов, если бы не видел насколько бледной была девушка. — С тобой всё в порядке? — Да, конечно. — отчужденно ответила Нила, натянуто улыбаясь. — Раз уж ты здесь, то заходи внутрь. Там Эрик и Азель, тебя введут в курс дела. Чарльз приподнял ленту, заходя за неё, а после и оказываясь внутри магазинчика. Люди, что до этого также стояли рядом наблюдая за Чарльзом и полицейскими начали недовольно перешептываться, не понимая происходящее. Пыль плотным шаром покрывала каждый миллиметр магазина. Сломанные полки, паутина вокруг, где-то лежали старые, использованные шприцы и какое-то тряпьё. Но это было абсолютно не главным, второстепенным элементом на картине полнейшего ужаса. Два трупа располагались максимально близко друг к другу. Одно мужское тело — голое и обезображенное, находилось в позе, как и все жертвы Хранителя. На коленях, в полном повиновении и смирении. Второй труп — тоже мужчина, лежал слева на спине, полностью одетый, в его руку был вложен пистолет, а во лбу красовалось входное отверстие пули. Глаза открыты, невидящим взглядом смотря куда-то в сторону. Его руки были раскинуты на полу, ноги сведены вместе. Обувь отсутствовала. Вокруг головы второго мужчины обвивалась лоза и ветви роз. Их шипы впивались в лоб, и капли крови заглохли там же. Несколько красных цветков служили подушкой для мертвеца, и лишь один бутон мог украсить покойника. Покорность смешалось с грехом, лепестки роз пропитались кровью, смерть показалась искусством, распятие Иисуса отражалось в мертвенном теле. — Ксавье? Чарльз не сразу заметил людей вокруг. Леншерра, Азеля, судмедэкспертов и остальных мурашек что быстро перемещались от одного угла к другому, делая фотографии улик а после забирая их. — Почему меня никто не предупредил? — Чарльз заставил себя перевести взгляд на инспектора, что как и все остальные, стоял в специальном, стерильном, голубом костюме, защищающий место преступления от чужих ДНК. — Тебе звонили, ты не ответил. — Леншерр больше не смотрел на Чарльза, он опустил взгляд на лежащий труп, нахмурился. — У меня нет времени на поиск тебя, и нянькой никто не нанимался. Чарльз хотел ответить зло, с таким же пренебрежением и равнодушием, с почти незаметным презрением в голосе с которыми он сталкивался при разговоре с кем либо в участке, за исключением, пожалуй, лишь Нилы и Азеля. Но он сдержался, когда ему в руки грубо всунули такой же костюм, сказав что дальше без этого идти нельзя. Отчего то, именно такое быстрое, и почти незаметное движение — спустило Чарльза на землю в ту же секунду. Он здесь вообще не должен быть. Раздражение — лёгкое ощущение того что он тут неуместен, витало в воздухе, и читалось в каждом движении рук, в каждом шаге людей которые были ниже в звании Леншерра, и никак не могли повлиять на нахождение Чарльза здесь. Чарльз слишком хорошо научился понимать людей, чтобы не ощущать это давящее чувство. Работа журналистом никогда не относилась только к статьям, и интервью. Попытавшись улыбнувшись, насколько к этому располагало два трупа что начинали разлагаться, Чарльз наконец подошёл к инспектору. — Здравствуй. — Азель коротко кивнул ему. — Введи его в курс дела. — Полтора часа назад в полицию позвонили с анонимного номера, сообщив о странных криках, а после поступил второй звонок, где свидетель сказал что нашёл два тела. Двое мужчин, убиты в одно время, уже здесь. Личность одного из них уже смогли установить, — Азель кивнул в сторону человека с венком. — Это Филипп Лоррейн, священник и проповедник в Церкви Всех Святых****. Значит, это всё было не с проста. Не помешательство какого-то определенного человека — напоминание о работе, и духовных ценностях, которых должен был придерживаться Лоррейн. — Его навряд убил Хранитель, не тот стиль, с библией никогда не заигрывал и не пытался создать вокруг своих жертв религийное начало. — Азель поднял взгляд от тела, несколько раз моргая, словно пытаясь сосредоточиться на словах а не на трупах перед взором. — Но, насколько мы можем понять на данный момент, убийца Лоррейна был здесь одновременно с Хранителем. Возможно видел его, следил, почитал. Навряд это можно назвать совпадением, так что.. — Выйдем на убийцу Филиппа, узнаем и про личность Хранителя Тайн. — задумчиво продолжил Чарльз. — Именно. — с тихим придыханием сказал сержант. Азель сказал, что это его первое "большое дело", так что Чарльз понимал его стремление и желание работать. Когда тебя посылают на вызовы о домашнем насилии, но после дают серийного убийцу, то эта разница всегда ощутима, как бы кошмарно это не звучало. — Про второго несчастного мало что известно. Личность устанавливают, но пока никаких совпадений нет. Убит также, как и две жертвы до этого. Такой же характер, верёвка, посыл. Чарльз ещё раз посмотрел на выпущенные внутренности, что лежали на старых и деревянных досках. Он не чувствовал тошноты или отвращения как в бойцовском клубе. Там — это было бессмыслицей, животной жестокостью. Здесь же смысла было больше нежели во всём остальном, нежели во всех картинках, и в каждом предмете искусства — жертвы Хранителя и были искусством. Смотря на смерть от его рук, ты определенно знал одно — всё это не просто так, не простое желание маньяка, не прихоть психопата что не чувствует эмпатии. Это искусство. Пусть больное и израненное, травмированное осколками личных переживаний. Но искусство никогда другим и не было. — А вы проверяли пистолет? — внимание Чарльза привлёк специалист, что собирал улики в специальный пакет, и в данный момент забирал пистолет. Должно быть, фотоотчёт уже был сделан, раз место преступление медленно переносят в участок. — Нет, но это такая же марка, что покупал Браун, и который у него отнял Нур. — Леншерр также перевёл взгляд на специалиста, что немного неловко, не привыкший к такому вниманию, быстро раскладывал номера по пакетикам. — Есть предположения? — Да, но.. — Чарльз на секунду замолчал, ухмыляясь мысли о том, как на его слова сейчас отреагируют. — Но я должен забрать пистолет с собой. — Что? Ксавье, мы не раздаем улики всем желающим. — Но ты можешь забрать её, а значит, нам надо поехать в больницу Святого Варфоломея. — уже около выхода из магазина, снимая голубой костюм, говорил Чарльз, не обращая на Леншерра что был удивлён таким напором. — Там лаборатория. Несмотря на спешные объяснения, и сумбурность предложения, Леншерр всё же последовал примеру. Он бросал взгляды на Азеля, словно ожидая что тот скажет о неправильности всего этого, а после скажет о незаконности перевозки улик без разрешения судьи. Чарльз взял упакованный пистолет, выходу на улицу, не замечая Нилы, проходя мимо таких же журналистов которые не были на месте преступления лишь благодаря офицерам снаружи и полицейской ленты. Леншерр нагнал его уже возле своей же машины. — А что в лаборатории? — уже заводя автомобиль наконец поинтересовался инспектор, так и не поняв зачем согласился на это всё. Плевать, вдруг у Ксавье есть какие-то предположения. — Учёный, конечно. Кто же ещё? **** — Хэнк! Здравствуй! Мужчина, держащий в руках несколько колб, дернулся от неожиданности, резко поворачиваясь на хлопок двери и приветствии Чарльза. Хэнк был лаборантом, постоянно проводя химические исследования тех или иных материалов, делая анализы различных веществ. Сложная работа, подобное мало кто сможет понять. — Чарльз? — Хэнк наконец поставил колбы на стол, снимая эластичные перчатки, и поправляя очки. — Давно не виделись, очень рад встрече. — Я тоже рад, друг мой. — Хэнк наконец отмер, улыбнувшись в ответ, и пожав руку. — Над чем сейчас работаешь? Чарльз скрестил руку на груди, с неподдельным интересом в голосе спрашивая вопрос, ответ на который вряд-ли сможет понять. — Оу, ну я.. — Хэнк опустил взгляд, как делал всегда когда дело заходило о его работе, особенно когда он считал это чем-то интригующим или прекрасным. Хэнк любил свою работу. Каждый её аспект, даже самый скучный и неудачный, воспринимался им как нечто лучшее. Вдруг он поднял голову, и снова вздрогнул. — Ты с.. другом? Чарльз обернулся на Леншерра, что немым охранником стоял возле двери, оперевшись на стену. Эталон социализации. — Это инспектор Леншерр, и.. мне правда жаль, но мой визит не бескорыстный. — Хэнк хмыкнул, разводя руками. — Нужно сделать несколько анализов этого оружия. Сколько пуль было выпущено, частички кожи на рукояти, может ещё будет что-то интересное. Хэнк вздохнул, всё ещё смотря на Леншерра, но в итоге посмотрел на Чарльза, разведя руками. — Конечно, всё равно я обгоняю поставленный план работы. — Хэнк забрал пакет, что ему передал Чарльз. Дверь (которая вела в морг, а далее в ординаторскую и палатам пациентам) открылась. Там стояла Рэйвен, с собранными волосами, и в темно синем медицинской одежде, с белым халатом наверх. Она работа здесь же, хирургом. — Хэнк, я обещала зайти, и.. — Рэйвен наконец оторвалась от своего телефона, и увидев Чарльза расплылась в улыбке. — Привет. Её взгляд скользнул дальше, к Леншерру, что стоял напротив и в один момент выпрямился. Его лицо отображало чистейшее удивление, а Рэйвен — гнев. — Магнето? — Мистик? — Сделав несколько быстрых шагов, девушка оказалась прямо возле Леншерра, в одну секунду отвешивая ему звонку пощёчину. — Мудак! — вторая пощёчина. — Я пошла с тобой, а ты.. Чарльз оказался рядом, отводя Рэйвен за плечи в сторону. Леншерр же прижимал ладонь к стремительно краснеющей щеке. Кинув взгляд на Хэнка, Чарльз понял тот также ошарашен подобным поведением. Рэйвен повела плечами, скидывая руки своего брата. — Вы что, знакомы? — в этом вопросе звучало четыре голоса. — Она моя сестра, а он инспектор Леншерр, мы с ним работаем. — фыркнул Чарльз. — Рэйвен моя.. подруга. — Хэнк кашлянул в кулак, смотря куда-то в пол. — Когда мы с этим разобрались, может объясните что за чертовщина здесь происходит? — население Лондона составляет примерно восемь миллионов людей. Тысячи туристов, что каждый день приезжает и уезжает обратно. Встретить на улице нужного тебе человека почти невозможно, город слишком большой, он опутан улицами и районами, которые не похожи друг на друга. Чарльз не мог понять, какого чёрта половина его знакомых, уже были представлены друг другу. — Да. — решительно ответила Рэйвен скрещивая руки на груди, продолжая зло смотреть на Леншерра. — Нет. — чуть тише, но также твердое ответил инспектор, всё ещё не верящим взглядом уткнувшись на Рэйвен. Рэйвен кашлянула, поднимая бровь, будто невербально спрашивая у инспектора "Даже если я расскажу, что ты мне сделаешь?". В конечном итоге Леншерр сдался, закатив глаза, и подходя к открытому окну, закуривая сигарету под негодование Хэнка, что было мастерски пропущено мимо ушей в тот момент, когда возле того же окна закурил и Чарльз с Рэйвен. — Помнишь, тридцать первого октября, на день всех мертвых.. **** Тридцать первое октября. 23:54. Рэйвен любила ходить на подобные вечеринки. Ей нравилась громкая музыка, от которой в голове кровь стучит пол её резкий ритм, вкусные алкогольные коктейли, мерцающий свет, красивые люди — некрасивых быть не могло, каждый казался идеальным. Клубы Рэйвен открыла для себя в семнадцать. Она однажды пришла домой пьяная, и пока снимала обувь в коридоре, пытаясь не упасть, слышала смех Шэрон рядом. Это было раннее утро, пять, или шесть часов. Шэрон Ксавье стояла в коридоре, который вёл из прихожей в гостиную. Она улыбалась так искренне, что Рэйвен не могла в это поверить. Шэрон никогда не была такой с Чарльзом, как минимум не в те моменты, когда Рэйвен могла это видеть. — Твоя мама очень любила вечеринки и концерты. — мечтательно, и, трагично сказала Шэрон. Рэйвен мало помнила о маме. Она была близкой подругой миссис Ксавье, она лепила из глины, она умерла от рака в молодом возрасте, взяв обещание с лучшей подруги что та позаботиться о её дочери. Рэйвен с дрожащей улыбкой может вспомнить как в двенадцать лет, вся её комната была обставлена глиняными изделиями — дешёвыми и уродливыми, они занимали всё место на полках и других горизонтальных поверхностях, Рэйвен чувствовала связь с умершей матерью, когда в двенадцать лет держала в руках бессмысленную подставку для колец (кольца она, никогда не носила). Может, именно из-за тех слов Шэрон, Рэйвен и заставила полюбить себя и коктейли, и музыку, и танцующих людей. А может, это было в её генах. Чарльз не особо любил вечеринки, ему нравились бары. В барах всё внимание остальных было приковано к нему, Рэйвен в шутку называла его нарциссом. Ведь её брат вечно оказывался в центре событий, ставя рекорд в количестве выпитого алкоголя или в подобных играх. В клубах же подобного нет — люди, по одиночку, не имеют никакого значения. Только толпа. Все клубы устраивают тематическую дискотеку из-за Хэллоуина. Всех в костюмах, или косплеях, пропускали абсолютно бесплатно. Чарльз идти отказался — слишком много работы, так что сегодня она была сама. Именно в этом клубе была та фишка, что отличала его от остальных — персонажи должны быть авторскими. На лице Рэйвен синий грим, с фактурными элементами. Волосы покрашены в темно рыжий, и зачесаны назад. Мистик. Рэйвен плывет сквозь людей в самых разных костюмах, с самыми интересными макияжами, к барной стойке. Она уже успела немного выпить, в голове необычайная лёгкость, и совсем незаметное головокружение, на которое она не обращает внимание. Все стульчики заняты — оно и понятно, помещение не рассчитано на такое количество людей. Рэйвен оценивает ситуацию быстро — она ещё не настолько пьяна, чтобы идти к явным панкам, а значит лучшим вариантом будет стоять возле двух парней, чьи костюмы скучны и скорее символически, нежели реально интересны. — Привет, я Мистик. — Рэйвен тянет все гласные буквы, дабы обратить на себя внимание. — Как вечер? Музыку перекричать почти невозможно, но Рэйвен удается это сделать. Она заказывает три шота, сегодня хороший день, она не против угостить пару скучающих красавчиков. Один из них — мужчина в черном костюме, с дьявольскими рожками и хвостом из ближайшего супермаркета, улыбается, кивает, пьёт шот, и смотрит куда-то на танцпол. Его отшили? Он пришёл с подругой? Как бы там не было, он явно не будет ни с кем общаться, за исключением второго мужчины и той, что сейчас должно быть танцует под самый нашумевший хит, слова из которого невозможно не запомнить. — А ты? Как назвал своего персонажа? — Рэйвен наклоняется к уху этого второго мужчины, дабы не кричать изо всех сил. — Магнето. Я управляю металлом. — где-то сзади слышен смех "Азазеля", как представился первый парень. Какая-то локальная шутка, наверное. Рэйвен улыбается. На голове у Магнето шлем, сложно сказать где такой можно было достать — что-то между фанатизмом Звёздных войн, и скандинавской мифологией. Ладно, это, должно быть, уже была ручная работа, так что костюм Магнето (хоть его составляющим и был лишь шлем) обходил Азазеля. Вскоре к Азазелю подбежала темнокожая девушка. Она искрилась энергией, и так же быстро, как пришла, утащила Азазеля в толпу танцующих тел. Рэйвен заняла его место, заказала ещё алкоголя. — Ты пришёл сюда уже с разбитым, или с занятым сердцем? Они выпили за "Всех мёртвых" и "Господи храни Королёву". Третий тост всегда относится к чему-то более личному. Рэйвен начинала стремительно пьянеть, одна рюмка ударяла в голову как десять. — Извини, я с детьми не сплю, будь ты старше на пару лет.. Рэйвен громко цокнула языком. Она ненавидела свою детскую внешность. Её до сих пор иногда спрашивали в магазине паспорт, когда Рэйвен покупала вино, на входе в некоторые бары её отказывались впускать, ведь не верили в достоверность документов. Рэйвен хотела ударить Магнето, но лишь закатила глаза. — Мне двадцать семь, придурок. — Рэйвен успокоила себя, позвав бармена. — То есть, с детьми ты не спишь, но вот выпить не прочь.. Магнето усмехнулся, покачал головой. Они сделали ещё несколько кругов, когда вдруг Рэйвен перестала понимать происходящее. Громкая музыка била по затылку, от неё хотелось не танцевать а блевать, резкий и яркий свет казался адом для глаз. Запахи тысячи людей рядом был невыносим. Рэйвен моргает раз — и вот кто-то держит её за руку. Второй — они идут в такси. Третий — такси трясёт, она плачет кому-то о том, как ей плохо. Четвертый — она держит кого-то за шею, её заносят в квартиру. Пятый раз она открывает глаза уже тогда, когда свет бьёт прямо в глаза сквозь занавески. Солнце издевательски выглядывает из за туч, будто для Лондона это обыденность, а не издевательство. Рэйвен недовольно мычит, приподнимается на локтях. В голове происходит щелчок — где она, как она тут оказалась, кто её сюда привёл? Рэйвен моргает ещё несколько раз, быстро, дабы картинка перед ней перестала размываться. Она у себя дома, это успокаивало. На прикроватной тумбочке стояла бутылка воды, а возле неё лежала упаковка с таблетками от похмелья. Хорошая новость. Рэйвен жадно выпила половину бутылки, только после этого закинув в себя две или три капсулы. В голове начинало проясняться. — Блядь, блядь, блядь.. — Рэйвен приподняла конец одеяла, смотря на собственное, абсолютно голое тело. Плохая новость. Зажмурив глаза, Рэйвен наделялась вспомнить с кем именно уходила вчера из клуба. В следующую секунду в голове появилась вторая тревожная мысль. Кто-то, кого она не знает и не помнит, был в её доме, и мог без проблем вынести всё что угодно. Это реальный мир, звать в дом незнакомцев всё равно, что вешать объявление о том, в какое время тебя нет дома и под каким ковриком искать ключ. Вся одежда Рэйвен обнаружилась на крови, и возле неё. Девушка набросила на себя футболку, и не обращая внимание на головную боль начала быстрым и тревожным ураганом ходит по квартире, заглядывая в каждый ящик, и пересчитывая деньги и свои украшения. Она нашла пару серёжек, что потеряла полгода назад, несколько гранул сухого завтрака которые, как Рэйвен думала, были выкинуты ещё месяц назад. К её удивлению ничего не пропало, ключ от дверей был в замке, и на нём не было никаких остатков глины. Замок всё-таки надо будет сменить, если какой-то придурок сделал слепок ключа, есть вероятность вернуться после работы в пустую квартиру, пусть сейчас ничего украдено не было. Рэйвен вернулась к кровати, где оставила бутылку с водой. Она не заметила раньше, но на тумбочке также лежала и небольшая записка, вырванная страница из её блокнота. «Благодаря тебе, это был последний раз когда я пил с детьми. Магнето.» — Придурок. — Рэйвен хмыкнула, вспоминая того мужчину в шлеме. Ладно, если они с ним и трахались, то Рэйвен жаль что она этого не помнит, и вдвойне обидно что он ушел не дождавшись утра. Спасибо ему за воду, но нормальные люди так не поступают. — ...и он просто ушёл. Представляешь, он привел меня домой, мы переспали, он поставил мне газировку возле кровати и пропал. — через несколько часов приехал Чарльз, и он понял свою учесть как только переступил порог дома своей сестры. Рэйвен была слишком зла, чтобы просто молча пить кофе. — Даже телефона не оставил. — Мудак. — согласно кивнул Чарльз. — Именно! — Рэйвен снова взяла чашку в руки, наконец спокойно выдыхая. — А у тебя как на работе? — Сложно. Полиция максимально препятствует каждому, кто ведёт собственное расследование. — Рэйвен ненавидела такого Чарльза. Уставшего и грустного. Когда у него что-то не получалось, он всегда был таким. С значит, с делами и правда не складывалось. — Ещё и этот Леншерр... **** — Ты была пьяная настолько, что не стояла на ногах, я должен был тебя кинуть в том гадюшнике? — Чарльз был согласен с Леншерром, и благодарен что тот позаботиться о его сестре. Но черт возьми, если они всё же переспали в момент, когда Рэйвен не могла себя контролировать, Чарльз готов прямо сейчас убить инспектора, пусть до этого ни разу не участвовал в драке. — Ты сказала адрес, я тебя привёз. Ты начала раздеваться и уснула, я оставил воду с запиской, и ушел. Я не виновен в том, в чём вы все меня обвиняете. Рэйвен щурила глаза, спешно выкидывая окурок из окна. Чарльз знал её достаточно хорошо, чтобы понимать, что эти жесты означают. "Чёрт, возможно именно так всё и было" — читалось во всех движениях Рэйвен, пусть она и не говорила этого в голос. Её эго было бы недопустимо ранено, скажи она подобное в слух. — Это конечно очень интересно, — Хэнк избавил всех троих от продолжения бессмысленного разговора, наконец обращая их внимание на себя. — Но у меня уже кое-что есть. — Давай Хэнк, удиви нас. Лаборант смущённо улыбнулся. — Було выпущено четыре пули. Первые три в один момент, а вот четвёртую через какое-то время, мне могу сказать точно. — на столе перед Хэнком лежал пистолет, несколько стерильных пробников и баночек, пипетки и довольно большой, странный аппарат. — На рукояти отпечатки Эн Сабах Нура, но они довольно странные и немного смазанные, должно быть, он не последний держал оружие, и это делал кто-то в перчатках. — У тебя не может быть отпечатков пальцев Нура, информация о они храниться в полицейском.. — Леншерр тяжело выдохнул, так и не закончив предложение, замечая как Чарльз отворачивает голову к окну, весело улыбаясь. — Проехали. Что ещё? — На стволе частички ДНК Чарльза. Чарльз упоминал что вступал в прямой контакт с пистолет, месяц назад кажется. — Чарльз кивнул, вспоминая холодный метал прижавшийся к его голове. — Они также как и отпечатки, могли сохраниться лишь при правильном и буквально стерильном хранении, сразу же после того момента. — Хочешь сказать, Хранитель встречался с Нуром сразу же после его побега? — Я не хочу это сказать, я это и говорю. Леншерр был разочарован, Чарльз видел это, пусть инспектор и не особо показывал свою искренность. Нур мог быть где угодно, особенно после такой подачки от Хранителя. Нельзя было понять, какое финансовое положение он занимает, а значит, мог без особых проблем переправить Нура хоть на другой конец мира. И Леншерр это знал также твердо, как и Чарльз. Рэйвен же оставалась бесстрастной, она просто считывала эмоции Чарльза и Хэнка, поглядывая на часы. — Но, это ещё не всё. — Хэнк осторожно вытащил магазин из пистолета. Как только он это сделала, лабораторию заполнил запах гнили. — После того, как четвертая пуля была выпущена, магазин заполнили небольшим кусочком сердца. Оно было заморожено около.. трёх недель должно быть, точное время не скажу. Я не могу гарантировать, но вероятность того, что сердце принадлежит животному, крайне мала. Может, это была свинья, но я склоняюсь всё же к.. — Джеймс Браун.. — два слова, сказанные Чарльзом, разбились об звенящую тишину лаборатории. Он всего раз переглянулся с Леншерром, чтобы понять — он не был удивлён. — Хранитель знал, где искать Нура, забрал у него пистолет и то, что всегда принадлежит только ему. Сердце убитого. — Леншерр говорил серо, константировал жёсткий, и неприятный факт. От его голоса веяло сыростью, кровью, и сердцами что начинали разлагаться. — Он забирает их себе? Как трофей? Напоминание? — Рэйвен явно не нравился разговор, не смотря на это, ей хотелось узнать больше. — Нет, он их ест. Каннибализм признак высшей степени доминантности, показательное возвышение над своей жертвой. Хранитель считает их недостойными сердец, и он забирает их, поглощает, ведь себя он считает достойным и лучше за убитых. — Леншерр смотрел прямо в глаза Чарльза, и Чарльз чувствовал, будто он говорит это только ему. Будто никто, кроме Чарльза, сейчас не слышит эти детали. Эрик признавался Чарльзу об очередном утаивании полиции, он признавался что Хранитель Тайн каннибал. — Мы выше того, что едим. Хранитель выше каждого педофила, пусть даже не он стал для кого-то из них убийцей. В лаборатории замерла тишина, напряжённая, с учащенным дыханием от ужаса и напряжения. Чарльз смотрел на голубое небо, что всегда было затянуто серыми тучами, что светлело крайне редко, лишь в некоторые, почти неуловимые моменты. Это небо было тёмным, особенно сейчас, особенно сегодня. Чарльз не смотрел на улицу, ведь небо это было глазами инспектора Леншерра. — Об этом факте нельзя никому сообщать, ни друзьям, ни родственникам, ни в газету. — Строго проговорил Леншерр, разворачиваясь к Хэнку. — Пришлёшь результаты анализов Ксавье, пистолет мы забираем сейчас. Они дождались пока Хэнк переложит улику обратно, начиная снимать перчатки и протирать спиртом стол. Рэйвен ушла сразу после этого, сказав что через час она будет ассистировать на операции. Прощались они кивками, говорить ничего не хотелось, Рэйвен и не могла ничего сказать — в её горле стоял ком, мешающий воспроизводить слова. С Хэнком была такая же ситуация. — Что дальше? — Чарльз с Леншерром уже сидели в машине второго. — Позвоню Ниле, они с Азелем должны были съездить в Церковь всех святых, там работал Лоррейн. — Леншерр уже набирал номер, и вскоре в салоне машины раздались гудки. Леншерр поставил на громкую связь, после чего положил телефон на автомобильную раму. — Нила, будь так добра, порадуй меня. — Как скажешь. Тем более, что у нас кое-что появилось.. **** Как только Эрик с Чарльзом уехали, все специалисты с экспертами начали ещё быстрее убирать место преступления, вынося в чёрных пакетах органы поднятые с пола, и сами тела. Нила стояла на улице, смотря на репортёров что так яро рвались сюда. Они окрикивали её, подзывали к себе, крича один вопрос громче второго. Нила, как и все полицейские, презирала журналистов, хоть и восхищалась из работой. Какой бы грязной она не была, работа всё равно оставалась тяжёлой. Было странно осознавать что Чарльз тоже журналист, а не переведенный из другого места детектив, что ещё не до конца освоился, и не носит при себе оружия потому что "дома так не принято". Нила обернулась на Азеля, что резко появился сзади. — Эрик сказал съездить в церковь, и проверить камеры поблизости. — Я займусь камерами! — наперёд предупредила Нила. Азель любил возиться с техникой, пусть и не сам напрямую, но ему подобное всё же нравилось. Нилу же слегка подташнивало от увиденного в магазине, она не была слабонервной, но не чувствовать запах человеческих внутренностей было для неё невозможно. А разговаривая с друзьями, или как минимум с коллегами одного из убитых, всегда можно нарваться на беготню или сопротивление. Запись камер же отдают просто так, даже удостоверение показывать не нужно — работникам плевать. Азель тяжело вздохнул, но всё же улыбнулся. — Как скажешь. Нила любила Азеля, он был её духовным братом. Небольшое кафе находилось менее чем в трехстах метрах. Небольшое, но приличное. С подогретой выпечкой из супермаркета, и с дешёвым, но ароматным кофе. Пол был чистый, интерьер — старый, но выглядел скорее колоритно нежели жалко. Должно быть, сюда обожали приходить мамочки с маленькими детьми, что встречаются с подругами, и готовы всунуть в рот своего чада сахарную бомбу, лишь бы он на пару минут замолк (пусть это и возымеет последствия, ввиду гиперактивности от сахара). За кассой, на стульчике, сидела пожилая женщина, что косила свой взгляд на окно — на улице, возле кафе, собралась толпа репортёров, которые принялись догонять Нилу. — Доброе утро, — Нила улыбнулась, рассматривая меню. — Мне, пожалуйста, одно американо. — Конечно. Старушка ответила взаимным дружелюбием, вставая со своего места, и начиная варить кофе. Через несколько минут дрожащей рукой она поставила чашку с горячим напитком на столешницу, забирая ровную сумму без сдачи. Нила положила около двадцати фунтов в очаровательную баночку, с надписью "На поддержание кафе". — Вам что-то ещё? — женщина снова на секунду повернула голову к окну. Там больше никого не было, словно толпа людей в миг испарилась. Нила любила работу офицеров. — Да. Записи с камер видеонаблюдения, будьте так добры. Старушка изменилась в лице, непонимающе хлопая глазами. Там не было ничего важного. Камеры были достаточно старыми, Миссис Линкольн, владелица и та милая дама с кассы, поставила их только на всякий случай. Они не передавали звука, записывали в чёрно-белом цвете. Никто из жертв не проходил мимо, да и вообще мало кто, к кому можно было бы придраться — никто не скрывался, и не пытался спрятать либо, уйти от камеры или от места в котором только что был. Точно такие же кадры были и на камерах у соседнего магазина. И на жилом доме напротив. Будто ничего не произошло. Будто никто не зашёл в заброшенный магазинчик с двумя похищенными людьми, бесчеловечно убивая их, а после не ушел оттуда. Словно не было того загадочного свидетеля, что дал анонимные указания. Ничего не было. Как минимум для техники что могла бы прояснить ситуацию. Нила уже хотела разочарованно звонить Азелю, предлагая свою помощь в опросе работников церкви, или спросить дальнейшие указания от Эрика. Догадка, которая приходит в отчаянии. Она бьётся в груди бабочкой, тревожно раня крыльями, ударяясь всем тельцем. Она возникает резко, в тот самый момент когда уже хочется уйти бросив всё. Нила вернулась на место преступление, которое уже успели опечатать. Вскрыв дверь, Нила вошла внутрь. Виднелись кровавые следы, которые уже прочно впитались в дерево, запах стоял тухлый и неприятный, хоть уже и не такой невыносимый. Нила прошла вглубь магазина, мимо кассы, в подсобку где обычно хранятся не выставленные продукты, и где работники могут переодеться или отдохнуть. Все вещи оттуда уже давно вынесли подростки, бездомные, и плесень что пожирала всё к чему могла дотянуться. Нила увидела несколько мышей, они пробежали перед ней. Конец подсобки заканчивался тяжёлой и металлической дверью. Такие обычно плотно закрыты, на них висят замки даже после закрытия заведения. Нила толкнула дверь и та, пусть и нелегко, но поддалась, давай Ниле возможность выйти на улицу, но уже с другой стороны. Успех. Маленький и незаметный, среди такого большого дела. Но именно такие успехи и формируют удачные дела, и гарантируют выигрыш. Напротив нужного магазинчика стоял офис. Не сильно большой по Лондонским меркам, но достаточно, чтобы иметь минимальную охранную службу. Тут даже пожилые дамы ставят камеры слежения, офис должен быть ими напичкан. Нила оказалась права. Глава охраны неохотно, ежась от раздражения, передал сержанту записи, перед этим почти десять минут изучая каждый миллиметр её удостоверения. Внимательный гражданин, очень ответственный. Нила, за эти десять минут, чуть не дошла до ручки. Сидя в тесной каморке охранника, Нила просмотрела несколько ночей вдоль и поперек, наконец доходя до той, предпологаемо в какую и было совершено преступления. Час ночи. Картинка не меняется несколько минут, на улице никого нет, мимо пробегает бродячая собака что воровато оглядывается. Движение. Два человека — двое мужчин, должно быть, с такого расстояния разглядеть лица сложно. Приближая видео, Нила видит того человека, труп которого стоял на коленях. Он идёт слева — его лицо разглядеть можно, оно часто поворачивается к камере. Второй человек скрыт за ним, он явно ниже, идут плечо к плечу, пьяно шатаясь, обнимая друг друга за спины. Останавливаются возле магазинчика, тот второй, которого так и нельзя было увидеть, и вовсе разворачивается спиной дабы открыть дверь подсобки. В последний момент, перед тем как они скроются, Нила замечает коричневый портфель в руках второго мужчины. Это так и происходит? Хранитель Тайн, мужчина невысокого роста, притворяется другом? Напрашивается в гости к своей жертве, что-то обещает, может до этого подсаживает на наркотики дабы быть уверенным что он привяжется? В этом и кроется тайна, по которой ни одна дверь ни разу не была грубо выбита, а следов взлома не обнаружили? Жертвы сами впускали Хранителя, они пили виски при этом Хранитель не пьянел а только делала вид, они смеялись с шуток, при этом смешно Хранителю было лишь из-за беспечности жертвы. Может, они раскаивались Хранителю Тайн в своих злодеяниях ещё до того, как он связывал их? Другу ведь можно рассказать что-то личное, что-то грязное. Друг ведь не осудит, и уж точно ничего не сделает. Так ведь? Менее чем через полчаса, той же ночи, в магазин вошёл третий человек. Тощий, длинный. Он закрывал лицо шарфом, еле заметно оглядывался, боясь быть замеченным. Он привлекал внимание намного сильнее, нежели те двое. Девушка и парень, что проходили мимо, через три минуты после третьего мужчины, выглядели безобидно. Они не отрывались друг от друга, сцепившись всем телом, прямо посреди улицы, притулившись к той злосчастной двери. Нила поморщилась, думая о холоде, и пыли, и грязи.. Охранник, что стоял всё это время за спиной Нилы, дабы следить что она не превышает полномочия, кашлянул в кулак. Нила промотала запись на пару минут, к тому моменту когда парочка наконец уйдет. Через сорок минут обычных прохожих, кто-то с собаками, кто-то один, очередной человек приблизился к подсобке. Он не скрывался, благодаря чему Нила узнала в нём Филиппа Лоррейна. Через пятнадцать минут вышел тот третий, скрывающийся парень. Он ушел куда-то в сторону, в слепую зону камеры, но в её уголке можно было заметить кусок телефонной будки. Вот и анонимный звонок в полицию. Он вернулся обратно сразу же после того, как сбросил трубку. Прошел ещё час. За это время раздался один выстрел — смертельный для Филиппа Лоррейна. Вскоре после этого, два человека, — низкий мужчина, что предположительно был Хранителем, и тот, кто убил Лоррейна, — покинули место преступления, разойдясь в разные стороны. Второй снова пошёл к телефонной будке — второй анонимный звонок полиции. После этого он пошел дворами, быстро, тревожно. Он уехал на мотоцикле без номеров. Нила уже переслала видео Шону, надеясь что он сможет вычислить нахождение мотоцикла, и они выйдут на убийцу Лоррейна, а тот расколется и про Хранителя. В это же время, первый мужчина, главный артист этого спектакля — пошел налево, противоположно от второго, туда, куда камеры не доставали. Он пропал в темноте. И даже пересматривая видео с другой камеры наблюдения, которая должна была бы нагнать его, Хранитель исчез. Словно провалился сквозь землю между теми несколькими метрами слепой зоны. Ведь дальше шли только высокие девушки, и толстые мужчины. Несколько бездомных, один даже с псом что верно бежал рядом. Никого. Ни одного человека с закатанными рукава рубашки, без пиджака, без пальто и с портфелем, что мастерски избегает всех камер — не боязливо, расчётливо. Никого. **** — ...Азель поговорил с остальными работниками церкви, но ничего не узнал, никто не был близок с Лоррейном, хотя я этому не верю. — Нила что-то жевала, пока говорила по телефону, заглушая при этом звуке и проглатывая слова вместе с едой. — Шон ещё раз пересмотрел записи, и смог установить личность убитого Хранителем. Чарльз напрягся, у них наконец появиться что-то ценное. — Это Норман Озборн*****, модельер. Уехал в Америку как только начал набирать популярность, но недавно вернулся в Лондон, у него тут показ мод. — Нила на пару секунд замолчала, на фоне послышалось открытие бутылки минераььной воды. — И ещё, он прилетел на свадьбу своих друзей, его пригласили. Чарльза осенило. Точно, Озборн. Его показывали по телевизору несколько раз, его ненавидели британцы за то, что он продался Америке, работая в основном там. Один раз, он публично заявил «...Британия не настоящая страна. Я люблю Лондон, но мягкотелость британцев не для меня. Вечно извиняются, когда им наступаешь на ноги в метро. И знаете, что я сделал, дабы больше этого не слышать? Я стал летать на частных самолётах в США.» — это было его прямой цитатой на телевидении, и журналист что брал у него интервью неловко посмеивался, не смея перечить Озборну, но и не упоминая что Норман и сам является британцем, ну и уж точно не говоря о собственных английских корнях. — Когда будет свадьба? — Чарльз вдруг начинал понимать, что задумал Леншерр. Ладно, возможно он всё-таки не просто так дослужился до инспектора. Богачи не разговаривают с полицией, уж точно не в допросной и не с наручниками на руках. Они разговаривают с полицией, или журналистами, только в случае когда не знаю личность абонента, и уверены что этот человек точно также живут в их кругах. — Завтра. У Роберта Рейнольдса****** и Линды Рива*******. Чарльз хмыкнул. Американский режиссер и испанская модель играют свадьбу в Лондоне, и приглашают своего друга, что ненавидит Британию. Очень.. специфично. — Скажи Шону, чтобы достал несколько пригласительных на свадьбу. — И как он по твоему должен это сделать? — Чарльз почти что чувствовал, как Нила морщит нос, приподнимая брови. — Как-то сделает, я в него верю. — Леншерр усмехался. — Удачи. Мы с Ксавье съездим в Бетлемскую больницу********. Леншерр отключился от звонка, заводя машину. Чарльз пристегнулся, неуверенно кусая нижнюю губу. — А зачем нам туда? — Чарльз пытался звучать обычно. Волнение шло из груди, и уже поднялось к самому горлу. — Калибан. У него обнаружили психоз, из-за чего судить его нельзя. Его отправили в больницу для душевнобольных. — Леншерру хватило одного взгляда на Чарльза, чтобы понять что что-то не так. Чарльз же отметил нежелательный вариант развития событий — Леншерра, как минимум сейчас, провести не выйдет. — Проблемы? — Нет, просто.. — Чарльз замялся, пытаясь подобрать правильные слова. — Скажем так, у меня там есть не очень хорошие знакомые, и не лучшая репутация. Они выехали на дорогу, останавливаясь на светофоре. — С этого места поподробнее. — Леншерр недоверчиво косился на Чарльза, хоть в этом и чувствовалась нотка веселья. — Я там провёл почти два месяца, в качестве пациента. — Чарльз всё же сдался, смысла придумать нечто несообразное не было. Леншерр нервно рассмеялся. — Это было для моего первого сюжета, попасть туда в качестве сотрудника было невозможно. — Ксавье, если тебя схватят и уведут в камеру для особо буйных, я мало чем смогу помочь. — Леншерр заливался смехом, уже не нервным, искренним. — Санитары скорее тебя в палату к социопатам кинут. Леншерр, ты главное, ну знаешь, постарайся показать свой эмоциональный диапазон. Просто он равен камню, а у работников рефлексы на бесчувственных отточены. Чарльз поморщился от тех не самых приятных воспоминаний. Больница открылась давно, даже очень. Ещё в тринадцатом веке, и сразу же стала местом ужаса и кошмара для каждого человека. Попав туда — выбраться уже было невозможно, врачи ставили опыты как психологические так и физические, они срывались на пациентах, били, испытывали их тела и разум на прочность. Но тогда всем было на это плевать, этот факт даже не скрывался от газет тех времён, и от обычных людей. Из-за религии, и веры, психические расстройства было принято считать божьей карой за свои грехи, а значит издевательства над людьми, кто был иным, являлись вполне приемлемыми. «Посмотрите на то, что стало с этими грешниками. Прежде чем совершить очередной грех, задумайтесь, хотите ли вы оказаться на их месте», — гласила надпись на одной из рекламных листовок этой лечебницы. С тех пор прошло много лет, и столетий, и надо бы считать что антисанитария и неосязаемая жестокость давно в прошлом. Но это было не так. Жалобы поступали, но каждую проверку и инспекцию больница проходила с блеском, доказывая раз за разом, что пациенты, что покидали клинику, были просто эмоционально нестабильны, и обижены на работников за поставленные правила и ограничения, который шли лишь на пользу тем, кто там лежал. Ни чёрта подобного. В каждой палате стояли камеры — полностью исключая личное пространство. Это было бы разумно, поставь они камеры в палату к суицидникам, но нет. Они были везде. Включая уборные комнаты. При этом, камеры случайным образом переставали записывать моменты насилия от санитаров и медсестёр. Работники этого учреждения всегда были грубы с пациентами, заслуживали они того или нет. Они могли толкнуть, ударить, отобрать еду, угрожать избиением, и ещё многое другое. Рэйвен, недовольная тем, что Чарльз должен будет там оказаться, всё же согласилась проводить его до поликлиники и "свидетельствовать" главврачу о правдивости истории Чарльза. Он поступил в больницу с биполярным расстройством, перед этим почти месяц только и делая, что считая книги и научные статьи про это заболевание, дабы быть способным симулировать его. Поступид он не сам — а с мягкой игрушкой, подобная привязанность к определенной вещи, для больных биполярным, была вполне реальна. Но в игрушке таился динамик, а в глазах, как в дешёвых сериалах про полицию, были спрятаны камеры. Рэйвен через какое-то время и пришла за Чарльзом, уверив врача что она справиться, и будет "хорошо ухаживать за братом". В тот же день вышла статья под названием «ОБИТЕЛЬ ЗЛА: СТРАШНЫЕ ТАЙНЫ САМОЙ ЗЛОВЕЩЕЙ ПСИХИАТРИЧЕСКОЙ КЛИНИКИ ЛОНДОНА», сделав газету популярной, дав Мойре и Чарльзу некую славу уже на тот период. Скотланд-Ярд начал расследование, многих сотрудников было уволено, много посадили. Директор остался, его адвокаты, и он сам, заявлял что он не был в курсе всех этих ужасных событий. Он, как и не ушедший главврач, до сих пор должны были помнить человека, что так сильно пошатнул их репутацию, оставив почти ни с чем. Чарльз Ксавье надеялся избежать сильных негодований с их стороны. — Но зачем мы всё-таки едем туда? — Чарльз не знал о участи Калибана до этого момента. Знать, что он не в тюрьме, было приятно. Ной казался не в себе ещё в тот их первый разговор, тюрьма окончательно добила бы его психику. В тоже время, понимание в каком именно учреждении он находится, приносило чувство вины что окружало Чарльза со всех сторон. — Он мог знать Хранителя Тайн, или Эн Сабах Нура, или Филиппа Лоррейна. — Леншерр задумчиво замолчал, сказанные им слова звучали логично хоть и необоснованно. — Но скорее всего он знал убийцу Лоррейна. Это не было спонтанным убийством, и этот человек подготовился достаточно, чтобы самостоятельно найти и сотрудничать с Хранителем Тайн. Поэтому, "друг Хранителя", также должен был предусмотреть и побег из страны задолго до убийства. Думаю, он успел купить документы у Калибана. Калибан же у нас единственный, кого каждая собака по продаже оружия и документов знает. — А вот полиция не знала. — тише добавил Чарльз, под смешок Леншерра. Ему же это смешным не казалось. **** Чарльз улыбчиво поприветствовал главврача и директора поликлиники. Они не ответили тем же, не пожали ему руку, и игнорировали в принципе. Они обращались только к инспектору Леншерру, говорили с ним, рассказывали смотря в глаза полицейского, и Чарльз считал это лучшим их решением за всё время. Пусть так, при желании они могли бы спустить всех псов. Не то, чтобы Чарльз сильно боялся таких жалких людей, он просто знал что те могли потопить его карьеру, имея неплохие связи — они ведь не сели в тюрьму, и даже не покинули учреждение. Но раз никаких подобных попыток предпринято не было, значит и проявлять опасения за свою работу не стоило. — Будьте осторожны, общаясь с ним, инспектор Леншерр. У него может быть много тайн. — уже возле палаты сообщил главврач, и ни Чарльза, ни инспектор, так и не поняли кого тот имел ввиду. Чарльз склонялся к себе. К чему склонялся Леншерр — неизвестно. Калибан сидел на кровати, забравшись на неё с ногами. Сгорбив спину, можно было сосчитать позвонки, что выпирали сквозь тонкую ткань рубахи. Его лицо было серым, оно походило на дешёвую бумагу с перехода, или ничем не примечательный жилой дом который строился не особо заботясь о эстетической составляющей. Он перебирал в руках свои же пальцы, тёр запястья, бегал взглядом по стене и совсем редко останавливаясь на окне, которое было заставлено решёткой. Калибан повернул голову на вошедших людей, сжимая зубы, когда заметил Чарльза. — Вы обещали не приводить полицию. — голос Ноя напоминал шипение кошки. — Вы обманули Калибана. — Мне очень жаль, что так произошло, но я в этом не виновен. — Чарльз говорил как с ребёнком, пусть Калибан им и не являлся, но вид у него был достаточно потрёпанный дабы проявить хоть немного милосердия и чистого раскаяния. — Ты понимал, что нельзя продавать оружие без лицензии? И что нельзя подделывать документы? Калибан засмеялся — тихо и надломленно. — У Калибана было столько денег, что вы вдвоем даже не можете представить. Очень.. правдивое заявление, и довольно обоснованное. — Ладно, начнем по-другому. — Леншерр снял пальто, вешая его на спинку стула что вместе со столом были в комнате Ноя. Леншерр придвинул стол ближе к Калибану, садясь в нескольких метрах от него. Почти что комната допроса. — Калибану здесь нравится? Ной поморщился, словно от гадкого лекарства. — Калибану здесь не нравится. С Калибаном должны обходиться достойно, ведь Калибан может выкупить всю поликлинику вместе с работниками. Чарльз и Леншерр не смели разрушить подобную фантазию. Все деньги Ноя Калибана были изъяты. — Хорошо. — Леншерр обвёл взглядом всю палату. — Калибану хотелось бы поменять место проживание? Я не говорю про другую палату, я имею ввиду другое место. Другая поликлиника, более честная и частная. Где с Калибаном будут обходиться достойно. Чарльз сдержал еле заметную улыбку при себе. Видеть как Леншерр возвращает фразы Ноя ему же, было очень.. странно, должно быть. Как аккуратно он говорил, подводя к самому главному. Каким был тактичным как и в словах, так и в молчании. — Да, Калибан этого хочет. — через минуту размышлений всё же сказал он. — Калибану придется ответить на несколько вопросов, дабы получить желаемое. — Ной кивнул. Конечно, он не глуп, он знал что за всё будет своя цена. И на данный момент, единственная ценность, которой он обладает — информация. — Калибан общается со своими клиентами? — Только с теми, кто хочет что-то рассказать. Калибан не навязчивый. — Калибан отвёл взгляд куда-то в сторону, немного расслабляясь. Он жил своей работой, какой бы незаконной она не была. — Калибан общался со священником? Может, с любым другим служителем религии? — Калибан не помнит. — ответ был сказан довольно резко. Значит общался? Зачем врал? — А с кем Калибан общался? Он назовёт имена этих людей? Калибан снова напрягся. Его начало мелко трясти, на лице отображался настоящий ужас. Взгляд был прикован к окну, к одной из небольшой открытой части, что не скрывалось за решётками. — Калибан ничего не знает. — Ной задышал часто и тяжело. — Нам позвать врача? — обеспокоенно спросил Леншерр. Чарльз проследил за взглядом Калибана. Напротив окна палаты располагалась крыша. Человек в чёрной одежде полностью закрывающая тело, лежал на ней, держа что-то в руках.. Два оглушающих выстрела. Чарльз и Леншерр инстинктивно нагнулись. Сердце стучало в висках, и звучало оно также как и выстрелы — громко и резко, почти физически принося боль. Леншерр вытянул пистолет из кобуры, на полусогнутых ногах подходя к окну, прижимаясь корпусом к стене, делая выпад вперёд — только чтобы разведать обстановку. В ушах неприятно шумело. Чарльз, также как и Леншерр, приблизился к Калибану, что упал сразу же после стрельбы. Его тело впечаталось в стену, ведь импульс от пули всегда так работает. Он рвано вдыхал, хватая ртом воздух из которого струйкой текла кровь. Крови было много. В ней, буквально за секунду, пропиталась вся рубаха Ноя, в поликлинике она была светло-серого цвета, сейчас же стала ярко красной. В ней были простыни, капли крови прилипли к стене, горячей жидкостью она обвивала руки Чарльза, который прижимал обе ладони к ранам Калибана. — Калибан, смотри на меня! Ты меня понял?! — Чарльз тараторил, он не мог разобраться собственных слов. Обернувшись, лишь на мгновение, Чарльз видел напряжённую спину Леншерра. Тот выбил стекло, теперь держа пистолет по-другому, явно прицеливаясь. Выстрел, второй, третий. Чарльз не уверен, слышал ли он крики с улицы или с соседних палат. Кажется да. Надо расслабить разум, только после этого выйдет хоть что-то стоящее. Чарльз проглотил воздух, в вместе с ним и самообладание. — Кто-нибудь! Сюда, срочно! Дверь распахнул главврач, что явно намеревался сюда войти, но слишком боялся выстрелов. Бледный как полотно, он застыл в двери. — Два ранения, пули внутри, внутреннее кровотечение. Задета печень, возможно левое лёгкое. — Чарльз убрал одну руку, прижимая два пальца к шее Ноя. — Пульс слабый и падает, требуется срочная госпитализация и переливание крови! За спиной главврача появились два санитара. Он же стоял как вкопанный. Может, это продлилось миллисекунду, а может и целую вечность. Сейчас разницы между этими двумя читали не было. — Чего стали, чёрт побери?! Выполнять! Собственный крик отдавался эхом в комнате. Как по команде, один санитар принялся звонить в скорую помощь, в то время как другой вместе с врачом ринулись к Калибану, зажимая ему раны, следя за пульсом и не позволяя ему заснуть. Леншерр последний раз посмотрел в окно, перед тем как побежать к двери. Чарльз кивнул главврачу, выбегая вслед за инспектором. Быстро, едва ли не молниеносно спустившись по лестнице, они оказались перед вторым кампусом поликлиники. — Я прострелил ему ногу и плечо, он далеко не уйдет. — единственные сказанные от Леншерра слова. Они зашли в корпус, игнорируя стойку регистрации, и наплевав на медсестёр. — С крыши третьего этажа он спрыгнуть не мог, значит спустился с крыши. Чарльз кивнул. — Эй, я с вами говорю! — кричал им в спины какой-то санитар. Не обращая на него внимание, они прошли дальше. Одна палата, вторая, ординаторская, подсобка. На втором этаже располагались комнаты для отдыха, столовая, и прочие помещение где пациенты социализировались. Леншерр толкнул дверь, сначала заводя дуло пистолета в комнату, а после заходя сам. Чарльз прошёл за ним. Небольшой кинозал, несколько сотрудников, восемь пациентов. Кто-то из них вскрикнул, вскидывая руки. Нет, здесь нет его. Взгляд Чарльза остановился на блондинке, что сидела на полу перед телевизором. У неё была мятая рубаха. У неё были спутанные и короткие волосы, неопрятные. Она смотрит Чарльзу прямо в глаза. Она тяжело дышит, так дышал Калибан три минуты назад, так дышал.. Она вытягивает пистолет из согнутой ноги, направляя дуло на Чарльз. Чарльз не видит боковым взглядом Леншерра, того нет здесь. Он стоит сзади блондинки, прижимая пистолет к её затылку. — Блядь.. — стонет женщина, откидывая от себя пистолет, медленно поднимая руки. Пациенты вместе с работниками уходят из комнаты. На улице слышаться мигалки, вероятно, уже успели вызвать полиция. Вместо пули внутри Чарльза адреналин. — Можешь называть меня Чарльз. — А меня Эрик. **** Блондинкой остался заниматься Азель, что приехал вместе со спецами, как только услышал о стрельбе в районе где должен быть инспек.. Эрик и Чарльз. Он не мог не приехать. Эрик отвёз Чарльза до его дома, перед этим спросив адрес. Чарльз не просил его об этом, он даже не чувствовал особой благодарности. Хотя, объяснять водителю такси отчего вся его одежда пропитана кровью все же было бы странно. Эрик поглядывал на Чарльза, Чарльз замечал это также мастерски как и делал вид, будто ничего не происходит. Где-то внутри быстро билось и разбивалось стекло, и оно остро ранило сразу же после хлопка входной двери в квартиру. Звенящая тишина. Как тогда, в первый вечер работы. Тоска просачивалась во все вещи, в каждую мелочь и в каждый элемент декора. В мыло, что Чарльз полностью истратил оттирая кожу от крови, зубная щётку когда Чарльз чистил зубы, грязная одежда которая была выкинута. Руки — мелко дрожащие и холодные, сопутствовали тоске. И апатии. И страху. И отсутствию звонков или сообщений на телефоне от кого-либо. Сидя в кресле, смотря слепым взглядом в стену, Чарльз неосознанно поглаживал собственные плечи, убаюкивая своё тело как напуганного ребёнка. И лишь одна мысль убивала его снова и снова, заставляя возродиться заново лишь чтобы вновь пройти смерть. Дрожащий и больше не нужный, в своей маленькой квартире, Чарльз был один. **** — Два пива, пожалуйста. — Чарльз садиться за барную стойку. Бармен кивает, отворачиваясь за бокалами. — А я уже думала, что ты пропал без вести. В редакции тебя нет, статьи выходят... Вдруг пленили? — Мойра хмыкает, принимая бокал с пенным напитком. — Что ты. Я всего лишь начал работать с полицией, и теперь хожу на места преступлений законно. — он хмурится. — Ты читала мои статьи? — Ох нет, я же разучились читать как только ты тогда на меня накричал, деградация работает именно так. — Мойра улыбается, театрально закатывая глаза. Чарльз вдруг понимает, как сильно ему её не хватало. — Ты выглядишь расстроенной. — Я же взялась за новое дело, — Мойра сделала несколько глотков пива, ставя его обратно на стойку, и несколько печально склоняя голову в бок. — И оно прогорело. У меня нет ни единого доказательства самой важной детали. Мойра развела руками. Такое бывает, это далеко не редкость. Большинство дел будут провальными, и только за некоторые ты сможешь получить нечто больше, нежели пожелания об удачи в будущем. — Думаешь, всё же прогорело? — Чарльз достаёт небольшую флешку из кармана пиджака. Он заехал домой по пути от Эрика, дабы надеть нормальную одежду. Мойра непонимающе смотрит на Чарльза, перед тем, как начать смеяться в голос. Она смеётся так громко, и так заливисто, что Чарльз неловко ёрзает на месте. На его телефон пришло сообщение, из-за чего он довольно громко запищал. Чарльз снизил громкость. — Боже.. Чарльз, я тебя ненавижу. — она забирает флешку, рассматривая её так, будто она стоит десять миллионов фунтов. — Ты паршивец. — Как и ты. Чарльз чувствует себя настолько хорошо, насколько ещё никогда не чувствовал. Знать, что Мойра не в обиде, было приятно. Знать, что он её порадовал, было ещё лучше. На телефон пришло второе сообщение. — Знаешь, что говорили дети? Они постоянно спрашивали "почему дядя Чарльз не приходит к нам в гости?". — В редакции, должно быть, все с ума сходят? — Чарльз взял своё пиво. — Конечно. Пока ты там прохлаждался, половина наших коллег пришли к выводу что ты мой любовник, и я тебя бросила. — Мойра хмыкнула в свой стакан. — Джон был в восторге от этой теории. — Так выпьем за это? — Чарльз поднял бокал. — За любовников. — И за паршивцев. — Мойра дотронулась своим бокалом, бокала Чарльза. — Чёрт, подожди секунду. Телефон запищал в третий раз, вынуждая Чарльза всё же посмотреть на присланные ему сообщения. Зрачки расширились, а улыбка сошла с лица. «СКОТЛАД-ЯРД НЕ СПРАВЛЯЕТСЯ: ПОЛИЦИЯ НАБИРАЕТ В СВОИ РЯДЫ ВСЕХ ЖЕЛАЮЩИХ.» Эмма Фрост. Хранитель Тайн совершил ещё одно убийство, об этом стало известно нашей газете ещё утром, однако официальных заявлений от Скотланд-Ярдс по этому поводу не последовало. Полиция уже ни раз утаивает важные детали следствия, не предоставляя инструкций для самозащиты, и не информируя какой класс людей больше всего находится в зоне риска. Но, выплыла ещё одна отрасль вранья, что на этот раз обвивает фигуру, чьё нахождение среди полицейских не является приемлемым Чарльз Ксавье, небезызвестный журналист, чья работа на данный момент основывается на таком феномене как Хранитель Тайн, неоднократно публиковал детали следствия, знать которые было бы затруднительно для обычного репортёра. Его работы всегда вызывали подозрения в мошенничестве, в подкупе полицейских, и шантаже. Сейчас же, он и вовсе был допущен до места преступления (смотреть фото). Ксавье явно работает вместе с полицией, раз имеет право на подобную вольность. Но зная, на чём построена карьера молодого человека, можно представить на каких основаниях его личность была утверждена на данную должность. Встаёт вопрос о том, как долго Скотланд-Ярд готовы скрывать личности "специалистов" работающих над делом нового серийного убийцы Лондона, и кто именно входит в состав профессионалов, которых так обещали выделить для борьбы с Хранителем Тайн. Неужели, полиция настолько отчаялась, что готова брать к себе любого желающего поиграть в детектива? Ксавье ни раз появляется вместе с инспектором Леншерром, что только доказывает его сотрудничество с полицией. Имеет ли он право, на законодательном уровне, работать с полицией, и не является ли это превышением полномочий со стороны Скотланд-Ярд? Можем ли мы доверить полиции защиту наших жизней, если они сами, как показывает практика, не способны защитить себя от провокаций? Все фотографии, и видео материалы, будут в ссылке на канал нашей газеты «Blond Times».