Любимая Атоном

Меритатон — маленькая мать. Ее дочка, тоже Меритатон, беззубо тычется в ее грудь. Слабо причмокивает. Во рту у нее дыра, и она не может получить пропитание, которое ей необходимо. И всё же Меритатон отказывается от кормилицы и наблюдает за церемонией отверзания уст, которая дарует Сменхкаре речь в следующей жизни. Молодости и силы оказалось недостаточно, чтобы предотвратить болезнь. Напоследок он прошептал ей: — В конце концов, Сверчок, я не был любим Атоном. Она глядит жестко. Следит, чтобы на его саркофаге изобразили ее саму в образе Исиды, дающей защиту в загробной жизни. Следит, чтобы его саркофаг был расписан восхвалениями Атона. Анхесенпаатон говорит: — Разве не стоило нам включить молитвы, которые подскажут ему, как пройти через страну мертвых? Говорит, словно не дочь того, кто угоден Атону. Говорит так, словно эти молитвы — что-то иное, чем старые суеверия. До того, как отец открыл правду об Атоне, дарующем жизнь днем и смерть ночью. — Нет. — Одно слово. Всё, что только скажет Меритатон, прижимая малышку-Мери к груди. — Ты совсем как мать, — говорит Анхесенпаатон, будто ругательство. — Она возвысила себя в соправители. Ты знала об этом? Конечно же, Меритатон знает. Она больше не великая царская супруга. Больше не царевна. Она богатая женщина с ребенком у груди. Она возвращается во дворец к северу от царского. Отец подарил его ей, и она его сохранит. Как и поместья на севере. Она могла бы туда отправиться. Поля там богаты и хорошо родят. Не то что здесь, где сухо и земля никогда не дает того, что должна. Где искусство расцветает новыми стилями и всё во славу Атона. Меритатон отправляется туда, где молится ее отец. Она берет систр и поет хвалу вместе с отцом. Матери нет рядом, чтобы сказать “нет”. Мать отправилась в Фивы. Отправилась сказать строителям, чтобы те прекратили сбивать имя Амона с храмовых стен. Матери нет рядом, чтобы запретить Меритатон входить в царский дворец, хотя Анхесенпаатон или кто-то из младших наверняка скажут ей, когда та вернется. Меритатон садится рядом с отцом и моет ему ноги. Втирает ему в кожу свежее, ароматное масло. Голос отца звучит хрипло. Кашель грохочет в его груди. Живет там с тех пор, как он сделался настолько больным, когда Сменхкара оставался еще цветущим. Отец хрипит: — Когда заболел Тутмос, отец заказал тысячу статуй Сехмет, чтобы она не забирала его, но она забрала. — Он говорит про своего старшего брата, отца Сменхкары, который давным-давно был наследником деда. — Меня там не было. Он послал меня верховным жрецом в Мемфис, чтобы я не мешал Тутмосу. — Меритатон знает эту историю. Она слышала ее много раз. Она позволит отцу зайти настолько далеко, но не дальше. — Когда отец слег с той же лихорадкой, я молился Атону, и он был спасен. Он знал это и возвысил Атона. Она знает, что отец скажет дальше. Он говорил это тысячу раз. Она останавливает его. — Ты угоден Атону. Никто не сделал для славы Атона больше, чем ты. Он сжимает ее ладонь. — Ах, маленькая мать, ты так хорошо заботишься обо мне. Она держит отца за руку до тех пор, пока не расплачется Меритатон-ташерит, и тогда нянчит дочь у ног своего отца.