Двое на одного

      — У нас есть семейная терапия, но… — осторожно начинает женщина.       — Считайте, что мы — близнецы. Вот и проводите.       — Я знаю, что в Британии легализованы уже десять лет однополые браки, но ваш случай… несколько не подходит даже под это понятие, так что это совершенно отходит от моей специализации, — уточняет доктор, проверяя блокнот.       — Доктор Аберкромби, просто проведите пару тестов, какие вы даете на диагностике и скажите, насколько совпадают результаты.       Женщина, чуть нервно взлохматив голубые волосы с немного отросшими корнями, отворачивается от двоих солдат, оказавшихся в её кабинете ранним чудесным утром. Ещё не пропал запах кофе, который она выпила, пока просматривала истории болезней пациентов до начала приёма.       — Я с таким не сталкивалась. К тому же, — она цепляется за детали, пытаясь найти хоть одно чертово отличие между ними двумя. Возможно, они были скрыты, но, кажется, дело не в этом, — я хочу выйти из этого кабинета живой.       — Вы работаете с военными, — подсказывает лейтенант Райли, как он представился.       Женщина смотрит на него со скептицизмом — усталый взгляд выдает то ли недосып, то ли похмелье. Доктор Аберкромби садится за свой письменный стол, запуская принтер и отправляя на печать необходимые тесты.       Спорить с двумя мужиками под сто кило и почти два метра ростом — затея самоубийственная, и даже тревожная кнопка под столом (потому что военные могут быть разные, не со всеми сила доброго слова и чистый альтруизм работает) не внушала спокойствия. Что-то было в цепких, до пугающего одинаковых темных взглядах — она даже нажать не успеет.       Природное любопытство гасилось здравым смыслом, но женщина на твердых ногах делает несколько шагов вперед, кладет две стопочки листов напротив обоих вместе с карандашами.       — У меня таких прецедентов и запросов не было, — один бросает взгляд на другого. Единственное отличие — один чуть более настороженный, другой словно контролирующий.       Грань такая тонкая, что заметить её сложно, а понять, кто всё-таки «главный» или у кого из них какая роль — невозможно совершенно. Они бросают на неё одновременный взгляд, когда вчитываются в первый вопрос, косятся друг на друга, отмечая реакцию каждого. Доктор Аберкромби аккуратно садится, стараясь не спускать с них взгляда. Они сказали, что близнецы, но близнецы не настолько похожи. До манеры держать карандаш, до микромимики. И близнецы, зачастую, лучше друг друга знают. У неё были знакомые близняшки — словно две части целого, одна другую называла «мое сердце», а эти не доверяют, и присутствие второго человека — не привычное явление для них обоих. Это видно в том, как резко косится на другого, как недовольно сверлит глазами при любом взгляде, движении, слове.       Словно встретились только что.       Или что-то случилось.       Да и военная форма при походе к психотерапевту… Понятное дело, что это — военный городок, тут много людей в форме, но к мозгоправу стараются надеть что-то, что с работой ассоциируется хотя бы немного меньше.       А у них даже реакции одинаковые. Словно вошли в резонанс, стараются из него выйти, а всё равно сбить не получается, как бы не старался.       — Вы пялитесь, Док, — чуть наклоняет голову вперёд тот, что слева, наблюдая за ней карими глазами.       Доктор вежливо кашляет:       — Наблюдаю. Вы сами попросили провести тесты. Вот, эмпирическим путем выясняю всё, что вас интересует.       Детали формы с синим оттенком, кажется, даже маски — точные, идеальные копии, начиная от небольших трещин и заканчивая потертостями. Карие глаза, которые из-за масок иллюзорно чернее, что… производит некоторое впечатление.       Тяжелое молчание виснет — есть небольшое желание поёжиться от мрачных мужчин, похожих не то, что как две капли воды, а так… кажется, даже у капель есть больше различий.       Пишут они в молчании, но, кажется, несинхронно что-то делают с трудом. Несмотря на полную уверенность в собственном ментальном состоянии, присутствует стойкое желание протереть прямоугольные очки или хотя бы головой потрясти как после похмелья, хотя последний раз она пила неделю назад в ресторане с подругами.       Мысли о съеденной пасте в сливочном соусе с креветками несколько отвлекают от того, что в её кабинете происходит какая-то чертовщина.       Доктор Аберкромби опирается бёдрами о стол, сунув руки в карманы свободных вельветовых брюк. Полуформальный стиль одежды — лучшее преимущество работы именно психотерапевтом, потому что хирургов, например, было откровенно жаль.       А так, ну, похожа она на полусумасшедшую библиотекаршу, так что в этом плохого? Если бы не зарплата, она бы и пошла библиотекарем.       Аберкромби задумчиво смотрит, как тот лейтенант Райли, что справа, взял листы и протянул ей, перед этим глянув на результаты и нахмурившись. Ответы почти с точностью до миллиметра совпадают — даже выбор в пользу «палочек» на нужных квадратиках, словно зачеркивающих, несколько подписок слово в слово, содержащих саркастичные комментарии.       Проглядев тесты, доктор пожала плечами:       — Ну, могу сказать, что вы мыслите практически идентично. Либо списываете настолько профессионально, что я не смогла вас поймать. Если у вас не одно сознание на двоих, а просто испытывали технологию, позволяющую делать ровно то, что другой… можете передать командиру, что у техника работает.       — Миссис Аберкромби, — почти вежливо начинает один. — Это не техника.       — А я не миссис, я — доктор, — спокойно поправляет она без гонора или обиды. Военным зачастую лишний раз слабость показывать не следует, да и вежливость и доброту они могут понимать по-своему. — В целом, по тестам могу сказать, что есть ухудшенное самочувствие, стабильное состояние, вы — шизоиды, преобладает меланхоличность… но я верно поняла, что вас интересует то, насколько вы похожи и какими категориями мыслите? Одинаково. Не знаю, сможете ли вы сами отличить свой тест от теста… товарища. Можем продолжить тему детства и семьи. Обычно на этом моменте очень четко видны… различия.       — Спасибо, мы, пожалуй, пойдем, — встает тот, который слева.       Солдаты пропадают из поля зрения почти внезапно, словно сбегают, забрав с собой тесты. Слышится короткий разговор у кассы и хлопок двери. Женщина вздыхает, убирая неиспользованные листы с недопройденными тестами.       День проходит спокойно: пара с проблемами в отношениях (два тормоза), мужчина с выгоранием и кризисом среднего возраста, трое военных, один на практически стандартные тесты, двое — постоянные с ПТСР.       Вкус бутербродов с лососем и синнабона (притащила коллега, у которой был день рождения) засел до самого вечера. На улице шёл первый снег, было чуть зябко в осеннем пальто, поежившись от ветра, женщина быстро села за руль серой Мазды.       Вечер сорвался внезапно — запланированное свидание кончилось тем, что в приятном и знакомом ресторане она сидела красивая, нарядная, с бокалом вина — и одна. Кавалер, до этого весьма приятный в общении, сейчас не выходил на связь.       Разочаровываться в людях не хотелось, настроение, правда, всё равно заметно скакануло вниз — несмотря на несколько шикарных фотографий, закинутых в социальные сети… Женщина посмотрела на часы, которые отмерили пятнадцать минут с оговоренного времени и, решив, что с кавалера для второго свидания этого достаточно, собралась было уходить, когда заметила тех двух мужчин — теперь они попытались выглядеть менее похоже, но, если честно, лучше не стало — пугающая одинаковость никуда не делась.       Но любопытство, сгубившее кошку, тихо поднесло топор (или что другое) и к доктору. Двое сидели в тени, разглядеть их было проблематично, взгляд словно соскальзывал. Удивительно, при том, что не заметить две такие махины физически сложно. Военные, которые умели оставаться настолько незаметными, порой тревожили.       Женщина наблюдает за ними молча. Не все пациенты хотят видеть своих врачей вне лечения, потому что несмотря на полученную помощь, ассоциации всё равно неприятные. Только тот, что сидит справа, не сторонится и, увидев чужой взгляд, обращенный к ним, чуть кивает.       Аберкромби салютует бокалом и возвращается к созерцанию цветочной композиции на её столе. Бокал вина пустеет медленно, отдаёт легким румянцем в щёки, только шотландской её душе нужно больше, чтобы напиться.       «Отправка сообщений ограничена».       Мелькает желтый прямоугольник внизу экрана. Правда, раз она всё равно тут, можно насладиться вкусной едой, тем более, для неё это было едва ли не любимое место в городе. Доктор пару раз ещё кидала взгляд на солдат, но те вскоре ушли, и почему-то это отчасти разочаровало, хотя не должно было.       Закончив с запеченным мясом с картофелем, женщина оплатила счет, попросила с собой десерт и, подхватив изящную сумку (подарок самой себе на день рождения, цена — как целая зарплата), женщина отправилась к выходу.       Несмотря на вкусный ужин, несмотря на то, как шикарно она выглядела, ощущение несостоявшегося свидания портило впечатление от вечера. Вздохнув, Аберкромби записала голосовое сообщение близкой подруге о произошедшем, проходя к машине. Уже убирая телефон в сумку и собираясь открыть дверь, она вдруг замирает. В чёрном стекле, за которым виден серый, обитый тканью салон, виден силуэт.       Она тут же напрягается — люди с хорошими намерениями обычно не подкрадываются.       Аберкромби не успевает придумать, что делать в такой ситуации — не хватает буквально секунды, когда силуэт приближается, раздваиваясь.       — Здравствуйте, док, — раздается знакомый низкий голос.       Женщина выдыхает с облегчением — кажется, если её и убьют на парковке, то не в данный момент.       — И вам добрый вечер. Мне показалось, что вы ушли, — она разворачивается, наблюдая рядом двух мужчин. — Или вы решили дождаться меня? Если не хотели привлекать к себе внимания, то боюсь, вы в этом не преуспели.       Раздается небольшое хмыканье — теперь, по прошествии некоторого времени, их движения уже не настолько синхронные. Наверное, в ресторане она этого не разглядела.       Интересно. После схлынувшего адреналина любознательность показывается снова, кажется, они даже капельку удивляются, глядя на сверкнувшие в глазах искры.       — Не хотелось привлекать внимание к вам. Я не знаю, как вы относитесь к слухам. И вы сейчас миссис или доктор?       Доктор чуть приподнимает брови, глядя на них:       — Зависит от того, с кем вы хотите пообщаться. И не знаю, что вас ввело в заблуждение, но я не замужем. Была один раз — не понравилось.       Они — в этот раз синхронно — хмыкают, продолжает другой:       — Кольцо на пальце, похожее на обручальное.       Она стягивает перчатку, рассматривая ювелирку. Аксессуар несколько специфичный, можно сказать, фэнтезийный — турмалин в ассиметричной оправе из белого золота, похожей на сплетение из ветвей. В свете фонаря он явно сверкает не так ярко, как в кабинете при искусственном свете, где было заметно, как похожи по цвету окрашенные волосы на цвет камня.       — Тогда я замужем за самой собой, потому что я заказала себе это кольцо. Может, это просто дурная примета — носить кольцо на безымянном пальце. А, может, из-за этого мой кавалер и не явился, не думаете, лейтенанты Райли? — она с легкой усмешкой надевает перчатку обратно.       Пожимает плечом один, второй оглядывает почти оценивающе. Забытое желание кокетничать и казаться лучше, чем есть, просыпается внезапно совершенно, хотя она отказывалась от такого формата общения с малознакомыми людьми, тем более теми, которые формально считались её пациентами.       — Возможно, просто понял, что вы — не его уровень, — женщина чуть кивает, не уверенная в этом заявлении. — Мы хотели поговорить где-то в более уединенном месте, можно вернуться в клинику…       Женщина задумывается об этом, явно примеривая в голове варианты — ехать ли с двумя мужчинами в клинику и упрашивать уборщицу приступить к её кабинету последним, к тому же, рабочий день уже точно окончен, а её смена закрыта больше двух часов назад.       — Вопрос в оплате? — пытается угадать один из Райли.       Доктор Аберкромби задумчиво кивает головой — куда их отправить, пока не ясно.       — Это не потерпит до завтра? У меня есть время на…       Почти «перебивает» её другой:       — Нет, лучше сейчас.       И прежде, чем они успеют обговорить другое место, вибрирует телефон, скрипками начинает звучать рингтон. Споро извинившись, женщина отходит от водительской двери, проверяя звонок. Хмурится, на лице мелькает паника. Она оценивающе смотрит на двух мужчин, а после, едва закончив звонок, бодро говорит:       — Если для вас так срочно — садитесь в машину, поедем ко мне. У меня там небольшой потоп. Поможете мне разобраться, а потом поговорим.       Она садится в машину, кивая лейтенантам — один понятливо садиться на соседнее с водительским, другой — на пассажирском за ним. Аберкромби, изменяя привычкам пассажироперевозки, не проверяя их, пристегивается и, чуть сдав назад, выезжает вперёд.       — Попрошу пристегнуться.       — Можем не влезть, — аккуратно уточняет тот, что на переднем. — Гоуст, ты влез там? Твои коленки мне в п… поясницу упираются.       — Ну, это небольшая городская машина, а не внедорожник, двинься вперёд.       Доктор бы посмеялась в иной ситуации, но сейчас напряжение от происходящего скользит от висков, обласкивает беспокойством суставы — если соседи сверху не разберутся вовремя, то новому ремонту, а делать его заново не хочется.       — Сегодня жизнь определённо находит меня весьма симпатичной, — почти про себя говорит женщина, вспоминая поговорку: «Раз вас ебёт жизнь — значит вы чертовски горяч».       Лейтенант, который сидит слева, бросает взгляд на мигнувший красным светофор:       — И часто вы зовете незнакомых мужчин к себе для решения бытовых вопросов?       Она стягивает перчатки, отсчитывая секунды, перебирая подушечками по рулю:       — Не часто. Скорее — никогда. Будем считать, что тех тестов мне достаточно, чтобы убедиться в вашей условной вменяемости и вашей личной выгоде, чтобы не пытаться мне навредить до того, как мы… — она пытается подобрать слова касательно сути «разговора», о которой она мало знала. — В общем, на некоторое время я в условной безопасности.       В её голосе впервые, наверное, за всё их недолгое знакомство, сквозит то ли отчаяние, то ли что-то похожее. Впрочем, оно и не удивительно — быть затопленной соседями было неприятной перспективой, как не посмотри.       — Надо будет выкупить второй этаж, — бормочет женщина почти под нос.       — Копите? — уточняет Райли, занявший всё задние сиденье, с интересом скорее вежливым.       Машина трогается, когда к красному добавляется желтый, пересекая стоп-линию на загоревшийся зелёный. Несмотря на легкую спешку, водит женщина аккуратно и использует поворотник, что не мешает ей ехать на максимально допустимых скоростях. Не будь нужды давить на газ, наверняка бы и нога ходуном ходила.       — Стоило бы. Соседи всё никак не приживаются, а я думала, что на меня одну этого дома будет много. Сейчас мне кажется, что, наверное, не так уж и много. Тем более, я не люблю делиться.       — А как же митоз и мейоз?       Другой Райли молчит, иногда их взгляды пересекаются в зеркале заднего вида, а после перекидываются на доктора и пальцы, сжимающие руль. В очках мелькают огоньки от фонарей, освещающих дорогу.

***

      Домик в пригороде почти как с открытки — в окне на втором этаже мелькают фигуры черными пятнами на оранжевом фоне. По дорожке она несётся, уже стягивая и пальто, и шарф. Стоя вместе с этим, да ещё и с сумкой, она нервно открывает дверь.       — Доктор Аберкромби, не волнуйтесь так. В шесть рук быстрее справимся, так что вы уже выиграли достаточно времени.       Доктор кивает им — не то чтобы это успокоило, но само волнение за её состояние ощущалось приятно.       — Попрошу снять обувь, я бы поискала тапочки или что-то ещё, но боюсь…       — Если уж машина под наши габариты не подходит, то и обувь у вас вряд ли найдется, — кивает, кажется, «Гоуст», но они могли поменяться местами, пока шли за ней.       Ещё один благодарный кивок. Порядок действий простой. Закатать рукава блузки и подтянуть вельветовые штанины до длины бриджей, вбежать в ванную и найти тряпки, на ходу оценивая масштабы катастрофы.       — Намокнем немного — ничего страшного. И через болота пробирались, а тут всего пара лужиц.       — Ага, весь пол залит, — кивает женщина, выпинывая из-за унитаза небольшое ведро на десять литров. — Ну, хоть вода теплая, не придется ноги морозить.       Работа тряпками идет споро — не мудрено, в шесть-то рук! Аберкромби ловит на себе задумчивые взгляды, пока забирается в углы и выжимает тряпку, пока, поскальзываясь, шлепает босыми ногами по мокрому.       С грохотом, роняя со стиральной машинки коробку с капсулами и швабру у стены, один из Райли падает на пол, разбрызгивая грязную воду и мгновенно промокая.       — Блять, Гоуст, если ты спину сломаешь, тебя проще пристрелить, чем тащить до базы, — ворчит второй, глядя на товарища.       И расстилается поверх из-за мыльного пятна от размокшей капсулы.       Женщина едва сдерживает истерический смех, глядя на двух ворчащих мужчин, которым в небольшой ванной мало места, она отходит к выходу, пока двое матерятся и пытаются подняться, матерясь, ударяясь обо все углы и чуть ли не драку завязывая.       Первый упавший остается с мокрыми штанами, у второго — совершенно вымоченная в воде толстовку, поскольку его столкнули животом на пол и заставив уткнуться головой в ножку чугунной ванны.       — Извиняемся, — бурчит Гоуст. — Можно ли будет использовать вашу стиралку, Док?       — Гоуст, не смущай мисс, — рычит второй. — Походишь в холодном, не выеб… не капризничай.       — Я, как доктор, видела явно больше, чем вы могли бы ожидать от «мисс», — Аберкромби переводит дух, успокаиваясь. — Но ваша забота о моем моральном облике определенно трогательна. Можете воспользоваться моей стиралкой, если после ваших трюков там остались капсулы.       Они задумчиво смотрят на неё. Райли — тот который с мокрыми штанами — находит уцелевшую капсулу, не выпавшую из коробки, и кидает в машинку, почти насильно стягивает толстовку вместе с футболкой со второго.       — Извиняемся за неудобства, — неловко бормочет он, словно извинения — чуждое ему явление.       — Думаю, ваш вид вполне скрасит и сегодняшний вечер, и сойдет за извинения.       Оба напрягаются, явно удивленные подобным смелым выражением. Райли — который без футболки, теперь их как-то можно отличить — отходит чуть за спину одетому, но в мокрых штанах.       — Я про то, что я люблю смотреть, как другие работают.       Ну, да, лукавит, но не смущать же ей их окончательно? Пусть оставят себе немного гордости. Пока что. Всё равно всё что нужно она уже успела заметить, оценить и запомнить, благо, на память не жаловалась.       — А вы хотите остаться в штанах? — поднимает брови женщина и милосердно добавляет. — Мало полезного для здоровья ходить в мокрых штанах.       — Ничего, уверен, мокрые штаны — не худшее, что случилось с моим здоровьем. К тому же… — он кидает взгляд на голого по пояс товарища, и из-за оставшейся на голове и шее балаклаве тот выглядит по неясному волнующе. — Судя по всему, в одну и ту же реку войти нельзя, а вот вляпаться в говно — можно.       Аберкромби поднимает руку, останавливая их переглядки и аккуратно проходит обратно в ванную, из которой спешно вышла, чтобы не оказаться третьей на этом шоу мыльной акробатики. Подхватывает с пола тряпку.       — Ничего страшного, зато за раз и воду соберем, и отмоем всё. Вам же работать меньше, — она собирает вспененную воду, затекшую между стиральной машинкой и ванной, стараясь при этом не быть слишком откровенной в любовании — исключительно эстетики ради.       Ну, не может она отказать себе и не кинуть любопытный (кошку погубило любопытство и за ней придет — видит бог, заслуженно — тоже) на проработанный пресс, расчерченный шрамами или на бедра, которые облепила плотная ткань утепленных спортивных брюк.       Благо, в самом дальнем углу нужно смотреть под ноги и на пол, можно немного отвлечься. Изгибаясь во что-то немыслимое, чтобы достать до стены и зажатая между ванной и стиралкой, она стоит скорее боком, чем прямо, ловит два взгляда на себе:       — Теперь пялитесь вы, — вежливо уточняет она, уверенная, что выглядит несколько комично из-за позы «морская звезда на утренней зарядке», вельветовых брюк, закатанных рукавов рубашки и мокрых рукавов черной водолазки, прилипших к запястьям.       Не в положении голого по пояс Райли и Райли в мокрых штанах глумиться над ней. Впрочем, кажется, над Аберкромби не смеются:       — Интересно наблюдать за женщиной, которая после ужина в ресторане может засучить рукава и начать разбираться с небольшим стихийным бедствием, — через несколько секунд молчания отвечает Райли.       Она чуть посмеивается — в чем-то он прав, но прическа, сделанная наспех и представляющая из себя до этого что-то, что могло считаться чем-то действительно изысканным, теперь распалась совсем, и лазурные прядки нещадно лезли в глаза.       — Хотелось бы сидеть как принцесса на подушках, но жизнь вносит коррективы.       Вылив ведро с грязной водой в унитаз, женщина возвращается, оглядывая результаты совместных трудов. Пол теперь едва влажный, как после обычного мытья.       — Могло кончится и хуже.       Гоуст качает головой:       — Доктор Аберкромби, вы безнадежная оптимистка.       Она чуть наклоняет голову, забирая у обоих тряпки:       — Отчасти, можно сказать и так. Но, если вы про сегодняшний день, то… а что, в общем-то случилось? Да, меня кинули на свидании. Неприятно. Провела ли я плохо время? Не могу сказать. Потоп? Неприятно, но могло выйти хуже, опять же, потому что в других комнатах у меня ламинат, а не плитка. Менять вздувшийся от воды ламинат я бы точно не хотела. Так что не переживайте. Давайте мы разберемся с боевыми потерями и выдвинемся на кухню.