Двое на одного

      На кухню Аберкромби проходит последняя, включает чайник на плите и идёт мыть руки, которые от воды чуть сморщились. Несмотря на жизнерадостный настрой, вызванный, наверное, простым нежеланием показывать посторонним, в общем-то, людям, свои личные проблемы и вопросы, вечер всё равно давит тяжестью и усталостью. По большей части хочется просто лечь спать.       А собственные случайные, импульсивные мысли всегда можно (в данном случае даже нужно) отодвинуть на второй план.       Узнав, какой чай им понравится, она садится на столешницу, переводит дух, наблюдая на своей кухне двух военных в одинаковых масках и почти одинаковых пледах — на одном веселенький зеленый, на другом более сдержанный серый.       — Итак, ваш во-       Она замирает на полуслове, когда Гоуст — тот, который сидит в зеленом пледе — опускает небольшую пачку купюр. Откашливается.       — Мои приемы стоят не столько.       — За неудобства. И за молчание, — чуть качает головой, глядя на неё внимательными карими глазами, лейтенант. Слышно, как гудит в ванной стиральная машинка. — И за работу… не по профилю.       — Не готова согласиться или отказаться сразу. Возможно, я возьму оплату после сеанса. Договоримся на этом? — уточняет она и, получая кивок, продолжает. — Тогда готова вас выслушать.       Оба молчат. Поскольку ни вопроса, ни какой-либо мысли не поступает, доктор пока что ждёт неспешно. Перебирает руками собственные волосы, завязывая хвост заново — во время мытья полов всё лезло в глаза. Хотелось бы сменить одежду на что-то домашнее, но пока что тут есть дела поважнее и — не лукавить же — поинтереснее.       Чайник щёлкает, оба мужчины обращают внимание на источник звука, потом на доктора, которая соскальзывает со столешницы и разливает чай.       — Печенье, шоколад? Мне недавно подарили упаковку бельгийского, такая прелесть.       — Не будем стеснять вас ещё больше, — задумчиво отвечает тот, что справа, подтягивая серый плед почти до шеи. — Гоуст и я… вынужденно и достаточно внезапно сейчас проходим службу. Как вы можете заметить, мы достаточно похожи. И проблемы у нас одинаковые. И это… доставляет неудобства.       Доктор задумчиво кивает, как бы подталкивая говорить дальше.       — Я воспринимаю всё, что он делает, на свой счет. Все его ошибки — это и мои ошибки тоже, — чуть заметное движение головой и замедлившийся тон голоса выдает его состояние.       Женщина молчит задумчиво. Ситуация определенно атипичная. Интересно, Прайс по старому знакомству ей клиентов таких доверил или просто решил, что её ума хватит, чтобы разобраться с таким феноменом?..       — К какому итогу вы хотите прийти? — спрашивает она спокойно, пока один отпивает чай. Аберкромби отмечает эту асинхронность про себя. — Знаете, если вы идете в терапию, то идете с какой-то целью. Чем четче цель — тем проще вам будет работать.       Не говоря о том, что им тут обоим некомфортно.       — Да, был уже опыт… терапии, — отвечает Гоуст, чуть запахивая зеленый плед, стараясь прикрыть руки, но только сильнее оголяет мощные плечи. — Если вас интересует, прошлая доктор говорила про проблемы с доверием, сдерживаемую жесткость. Назначала антидепрессанты.       — Без нейролептиков? — машинально отвечает женщина.       Оба кивают. Ну, депрессия — не удивительно. Без тревожности? Или решили с его работой затормаживать сознание не безопасно?..       — Только медикаментозно?       — Нет. Проработка ПТСР, она учила меня успокаиваться и переживать воспоминания. Даже планировала разобрать немного тему отношений, но, — он замирает, чуть вежливо откашливается, словно сморозил лишнего. — В общем, ПТСР меня… — бросает взгляд на Райли, получив подтверждение, продолжает. — Вернее — нас… не беспокоит. Кошмары уже почти не снятся, в целом, когда вы тесты проводили, вы видели, что состояние стабильное.       Аберкромби задумчиво кивает, отпивая чай. Не хватает блокнота под рукой, только вряд ли ей дадут что-то записать. Прайс, легко шедший на необходимые жертвы и знающий, как хранить тайны, точно не одобрит ни что публикации о работе с такими индивидами, но и записи уничтожит, если найдёт. А спецназовцев, сверх уже имеющихся, и обысков ей в этом доме пока не нужно.       — Стабильно тяжелое. Вы прекратили терапию даже не год назад, а явно больше… Вас волнует вопрос взаимодействия друг с другом?       Ей и хочется сказать, что им бы по-отдельности продолжать на терапию ходить, но упрямство их уже знакомо. Даже если им следует заняться собственным здоровьем… Скорее в один день просто возьмут Глок или что им там выдают в качестве табельного, посмотрят в отражение в зеркале — один выстрел в висок, и конец воспоминаниям о погибших товарищах. Или утопятся в бокале с виски.       Проходили. Знаем.       Она чуть прикрывает глаза, стараясь себя вернуть из пространного рассуждения о людях в болоте, которые бросают себя в топях и только замирают, позволяя себе медленно тонуть, не зовя на помощь и не принимая её. Альтруизм неуместен. Взрослые люди, должны понимать, что шутки с менталкой плохо кончаются.       — Да, вопрос доверия. Я не слишком доверчивый, лейтенант тоже, — заметно, что Гоуст и сам не знает, как называть Райли. — А ещё мы не можем рассказать вам всё.       «Сама догадаюсь», — думает про себя женщина, решив для себя, что сидящий слева в зеленом пледе — Гоуст, а слева в сером — Райли:       — Как я и говорила, предпочитаю после работы оставаться живой. К тому же я придерживаюсь рабочей этики, и конфиденциальность тоже входит туда.       — А спать с пациентами в это понятие входит? — Райли чуть усмехается собственной шутке, а Гоуст не оценивает юмор. Она отмечает это различие почти привычно, и с каждой секундой видит отличия всё лучше.       — Не входит. Я ваш терапевт ровно до тех пор, пока я не ваша любовница, жена или не ваш интерес. Или пока вы не мой интерес.       Гоуст чуть наклоняется вперёд, словно прощупывая почву. Доктор не может понять, дело в том, что её планируют задавить авторитетом или это действительно интерес.       Впрочем, для человека в пледе он слишком уверен, что может позволить себе первое.       — И вы собираетесь сказать, если мы станем вашим интересом?       Аберкромби немного ведёт плечом, не давая чёткого ответа — инициативу в этот раз она точно проявлять не будет. Не та ситуация, не те люди. Пусть она и видела что-то, что могла принять за знаки внимания, всё настолько эфемерно, что делать выводы она не станет.       — Я хочу, чтобы вы сделали одно небольшое упражнение, если мы хотим работать над доверием. Я попрошу вас снять друг перед другом маски. Как я поняла, вы выглядите одинаково, но, если мое предположение верно, вы не любите показывать лицо или у вас есть причины его прятать.       — Есть, — бросает коротко Райли и оборачивается к ней. — Но мы ведь выглядим одинаково, как вы сами сказали. Вы считаете, это действительно нас сблизит, доктор Аберкромби?       Женщина оглядывает их задумчиво. Если это близнецы, то всё ещё слишком похожие. Двойники? Чертовщина, как есть, но это объясняет феноменальную схожесть мышления и внешности. Или один из них — клон?.. Но если клон выращен в лаборатории, то он не смог проходить тот же путь, что и «оригинальная» версия. В фильмах большинство сюжетов с клоном держалось до появления человека, который знает «оригинального» достаточно хорошо и может отличить их. Только тут не было различий. Раньше — точно не было.       — Да. Я выйду, чтобы вам было комфортнее.       Она оставляет почти пустую чашку на столе, поднимаясь со стула, и подходит к двери.       — Вы можете и не делать этого, если вам неприятно… но надеюсь на вашу сознательность.       — Останься, — бросают одновременно.       Женщина смотрит самую малость удивленно, но кивает, возвращаясь на место. Сначала они медлят.       Смотрят друг другу в глаза, тянут за ткань одинаковыми движениями, такими, будто кто-то нажал «копировать» и «вставить», а результат показывают Аберкромби. Линия челюсти, прямой нос, чуть вытянутое «английское» лицо. Измазанная вокруг карих глаз черной тактической краской кожа.       Смотрят друг в друга напряженно. Они действительно одинаковые — не могут быть такими одинаковыми живые люди. Женщина сглатывает, прикрывая глаза. Когда открывает, оба уже смотрят на неё.       — Итак, что вы чувствуете? — смотрит она внимательно. Гоусты моргают синхронно, маленько поджимают губы.       — Странно. Смотрю как в зеркало, может, даже хуже. Отражение… своенравное.       Второй закатывает глаза:       — Ты тоже так себе человек, знаешь?       — Знаю, чёрт возьми, — раздраженно отвечает он.       Молчание.       — Дискомфорт? — подсказывает доктор, стараясь не позволить им слишком погрузиться в чувство.       — Как минимум, — чуть раздраженно отвечает Гоуст. — Можно надеть обратно?       Доктор задумчиво смотрит на них — так ли он часто позволяет себе снимать маску? Или, может, между ними установилось хрупкое доверие? Медлит несколько секунд, обдумывая:       — Вы могли отказаться. Вы решили начать. Я могу предложить подождать немного, пока вам не станет спокойнее. Правда, если передумаете или дискомфорт будет слишком сильным, то можно надеть маски обратно. Выбирать — вам.       Мужчины задумчиво смотрят. Молчание длится долго, Аберкромби старается не слишком мешать, оставаясь молчаливым и беспристрастным наблюдателем, хотя есть очень много вопросов, которые хочется задать, чуть ли не прикоснуться — дорвалась, называется, кошка до молока, и теперь не хочет отлипать от такого феномена.       Прикрывает глаза на секунду, переводит взгляд с Райли и его серого пледа на Гоуста. Напряжение скользит в глазах, смотрят они друг в друга и не могут оторваться. Не похожи они на людей, которые спокойно воспринимают свое отражение.       Долго сидят, наверное, пора бы их прервать.       — Лейтенанты, — негромко и аккуратно зовёт она. Не получив реакции, она прочищает горло, напоминая о своем присутствии. — Лейтенанты, обратите на меня внимание, пожалуйста.       Райли фыркает, а после поворачивает голову к ней, пока другой залипает на чужое, похожее до последней родинки лицо. Аберкромби вздыхает; ну, точно чертовщина какая-то творится.       — Вы пытались найти отличия между собой, не так ли?       — Если что — мы вам ничего не докладывали, — говорит своим хриплым голосом Гоуст, отвлекаясь от созерцания себя самого. — Это всё — просто ваши догадки.       — Конечно. Люблю строить догадки и предположения. Например, я предполагаю, что вы не просто родственники, — оба молчат. — Либо клоны, либо это какая-то чертовщина.       — Не думаю, что наши разработки дошли до создания клонов. Тем более, полностью повторить другую личность…       — Значит, параллельные вселенные или что-то такое, — они не подтверждают, но их молчание — вполне. — Итак, вы попытались понять, какие между вами есть различия, но, кажется, не нашли их, верно?       Оба кивают. Тянутся к маскам.       — Если не секрет, кто местный? — любопытство берет верх.       Райли, сидящий справа в сером пледе, приподнимает руку, из-за чего плед соскальзывает, открывая крепкое плечо, которое в обхвате чуть ли не как её бедро. Аберкромби отводит взгляд, пока он запахивается обратно.       — Хорошо, лейтенант. Вам будет удобнее, если я буду называть вас Райли? А вас, — она смотрит на мужчину слева. — Гоуст? Кажется, это ваш позывной.       Единственный ответ — почти синхронный молчаливый кивок. Понятно.       — Итак, как вы себя ощущаете после того, как показали друг другу лица? Какие ощущения от того, что показали мне?       Райли чуть наклоняет голову, смотря почти сверху-вниз, исподлобья, взгляд темных глаз словно кладет на неё тяжелое одеяло поверх рук и плеч — вроде и не бетонная плита в лицо, а всё равно не двинуться. Аберкромби выдыхает малость сильнее, чтобы перестало неметь на внешней стороне предплечий, ожидает ответа.       — Как будто я сделал ошибку, о которой точно пожалею. Не люблю смотреть на себя в зеркало.       Гоуст слегка морщится от такого «оскорбления»:       — Да, это было зря. И не обязательно. И мы вполне могли продолжить без этого, Док.       Аберкромби хочется спросить: «Вы идиоты? Почему мужчины всегда отвечают на вопросы не полностью, а только на какую-то часть?!» — но удерживается и просто повторяет вопрос.       — Не знаю. Не так плохо, как могло бы быть, наверное, — отвечает Гоуст, пожав плечами. — Не сказать, что я вам доверяю, но вы из других кругов общения и не при каких обстоятельствах не можете получить выгоду с меня.       Какой наивный.       — Почему нет? — хмыкает женщина. — Вы помогли мне справиться с потопом. Добавили мне интересной работы. Не знаю, как для вас, а как по мне — вы принесли достаточно выгоды. Как вам теперь с ощущением, что вы были мне выгодны?       Гоуст поеживается, Райли хмыкает:       — Думаю, дело не в этом. У вас пока нет — и мой наивный «я» думает, что и не появится — выгоды предавать. Не будет личного интереса или интереса собственного. Обстоятельства… — он чуть кривится. — Бывают разные.       Эх, ну, зря надеялась, что той простой фразы хватит. Ладно, не надеялась. Но, кажется, про доверие или его отсутствие он готов спорить, и доктор Аберкромби этим пользуется:       — Вам важны обстоятельства? Вы стараетесь узнать о личных интересах человека?       — Не интересует. Предатели всё равно предают, по каким бы причинам они это не делали. Всегда есть выбор. И если выбор сделан не в мою пользу, то и я выбирать этого человека не стану.       Аберкромби почти хочет похлопать — позиция здравая и в его обстоятельствах, и в целом для других людей тоже. Просто спокойно кивает. Райли качает головой, подтверждая, что и к нему это относится.       — Если есть желание, можете попробовать ещё одно упражнение на доверие. Гоуст, надолго ты тут?       Он вздыхает, глядя на Райли, словно думая, что может рассказать.       — Обещали дня три. Вот, второй на исходе.       — Ты свалил с базы и едва ли в лесу не окопался, это не-       Гоуст шикает на него, на что получает удивленный взгляд из разряда «какого хрена, мужик?»:       — Не устраивай тут самобичевание, и без тебя тошно — ты-то хотя бы дома.       Райли чуть наклоняется вперёд:       — А теперь вспомни, как ты себя у себя чувствуешь и есть ли у тебя там что-то вроде «дома» и подумай ещё раз.       Аберкромби отходит к столешнице, пока что не прерывая их — им определенно следует поговорить друг с другом.       — Но тут всё твое. Твои люди, твои товарищи. Твой Прайс, Джонни и Газ. И если ты скажешь мне, что они не «твои» и вы не друзья, я тебе вмажу, идиот.       — Не говори так о себе, — отвечает недовольно Райли. — И вообще, мы оба сейчас сидим в пледах на кухне психотерапевта, нам обоим… в общем, ты понял.       Они чуть тушуются. Аберкромби молчит. Можно было выбрать им и более экологичные формулировки, и иначе разобраться, и тогда стало бы понятно — Гоусту просто страшно (или как минимум некомфортно) находится в мире, где всё не его, где реальность словно и знакомая, и всё же ощущение подставы долбит по интуиции как перфоратор.       — Может, в моей реальности и доктора Аберкромби нет. Уйду — и всё. Даже если в моей реальности есть Док, то меня она не знает. И не узнает, я не собираюсь навлекать на ни в чём не повинную женщину опасность… сам знаешь.       — Прошу прощения, но, если я есть в другой вселенной, я надеюсь, я там достаточно компетентна и смогу помочь тебе с твоими запросами, Гоуст, — немного улыбается женщина, которая решает прервать разговор о себе в третьем лице. — Запишетесь на приём, пройдёте терапию. Если вы, конечно, хотите чувствовать себя лучше.       — Не пройду. Личный интерес, Док, сами же говорили, — он устало кладет лоб на кулак.       Райли без зазрений совести подталкивает локоть ребром ладони, нагибаясь над столом. Гоуст чуть не падает лбом об столешницу.       — И вот что это было? И как ему доверять после этого?       — А тебе как доверять, блять, когда ты и свои, и чужие секреты разбазариваешь? Лучше с Соупом в разведку ходить, чем с тобой, придурок. Ты не знаешь, когда промолчать.       Аберкромби поднимает руки:       — Молодые люди, я верно понимаю, что вы испытываете ко мне некоторый интерес? — не хотелось использовать именно такие слова, но раз спор начался из-за этого, лучше начать разбор с чего-то, о чём они готовы говорить.       Гоуст и Райли замирают, подтягивают пледы почти синхронно. Наконец-то Гоуст отвечает:       — Я уже сказал о личном интересе, — и взгляд такой, словно ему задают самый идиотский вопрос.       Райли пинает его по коленке:       — Я тебя по-человечески заткнуться прошу и не болтать о чужих секретах.       — Мои секреты, могу болтать сколько вздумается, — почти рычит Гоуст. — Хочешь, ещё похуже скажу? Мне не трудно, я потом посмеюсь, наблюдая, как ты с последствиями разбираешься.       Райли оборачивается на женщину, показывая на Гоуста:       — И вот как, черт возьми, с таким человеком общаться? Он невыносим.       — Мы, — хмыкает мужчина, правда, пока тему развивать не планирует.       — С вами вполне приятно общаться, — Аберкромби старается сохранить профессионализм, в данный момент, по крайней мере. — Думаю, вам лучше найти другого специалиста. Могу посоветовать пару знакомых, они хорошо работают с отношениями в коллективе…       Гоуст вскинул брови:       — Какая милая озабоченность нашим ментальным здоровьем, — что-то неуловимо изменилось в нём. Кажется, осознание, что «другой мир» для него не только угроза, но и место, где последствия разгребать не ему, добавило ему безбашенности. — А насчёт личного?       Аберкромби выдыхает медленно, хотя, наверное, лучше было подумать о мертвых котятах или ещё чем-то — легкая реакция собственного тела от глубокого выдоха только углубилась, затягивая в морской узел. Женщина надеялась только на то, что это не слишком заметно. Пока всё слишком зыбко, чтобы что-то делать. К тому же, это может быть ошибкой. Большой, опасной, с последствиями…       — Доктор, вы хотите проверить, как долго сможете игнорировать слона в посудной лавке? Или, может, назовёте наконец-то свое имя, мисс?       — Гоуст, ты перебарщиваешь, — тон Райли опускается чуть ниже, он угрожающе придвигается к своей копии из другого мира.       Напрягается рука, слегка двигаются под кожей мускулы — кажется, мелочь, но видит Бог, с доктора уже хватит.       — Вообще-то нет. Уверен, док знает слово «нет» и у неё даже есть стоп-слово, — переводит Гоуст взгляд на неё, а в темных глазах энергетики как в небольшой боеголовке на пару мегатонн. — Док?       — Знаю, — собирается с мыслями, но хватает только на то, чтобы ответить на заданные ей вопросы. — И «брашпиль». И если вас так интересует мое имя, то меня зовут Хелена.       — Саймон, — кивает Гоуст. — Он тоже.       Райли закатывает глаза, как бы намекая, что он думает о чужом интеллекте.       — Гоуст, ты в край оборзел, знаешь ли. Во-первых, веди себя как приличный гость. Во-вторых, док в моем измерении, значит я…       — Э? — теперь уже Гоуст выглядит раздраженным. — Может это у меня была судьба попасть аж в другое измерение? И не веди себя как чертов собственник, женщинам такое не нравится.       Аберкромби вежливо покашливает:       — Молодые люди, прежде чем вы устроите рукопашную на моей кухне, поспешу напомнить, что это помещение не рассчитано на борьбу двух солдат комплекции почти как полторы-две меня. Тем более, вы в пледах. Если хотите покрасоваться…       — Снять? — предлагает бессовестный Райли, подтягивая выше серый плед. В тяжёлом взгляде мелькает какая-то веселая искра. — Могу просто опустить, знаете, док, у этой штуки даже пуговиц нет…       Гоуст пинает того по колену:       — Теперь ты себя по-скотски ведешь. Вроде взрослый мальчик, а мозг за все годы так и не понял, что надо говорить, а что нет?       — Кто бы говорил. Только успел понять, что тут можно творить что вздумается, и всё, решил, что уйдешь безнаказанным? Саймон вряд ли обрадуется твоему самоуправству, так что не удивительно, что и он, и Прайс сказали тебя на коротком поводке держать. Всего сутки остались, а ты мне уже пару седых волос добавил, мудила.       Женщина едва сдерживает смех — то, как эти двое с трудом ладят, заметно издалека и это даже весело, потому что, ну… хотя бы отвлекает от теплой тяжести под пупком, не дающей нормально дышать.       Впрочем, случайно задетая взглядом мощная шея и часть ключицы, пересечённая тонким шрамом — и всё самообладание вновь исчезает. Пропади они пропадом эти вселенные вместе с их Гоустами, Саймонами и Райли. Кстати, «Саймон» это кто-то ещё или третий из них-одинаковых?..       —…только вот знаешь, ты чертовски много на себя берешь. Предлагаю спросить сначала Хелену. Док? — Гоуст переводит взгляд на женщину.       — Прошу прощения, я отвлеклась. О чём вы говорили? — она потирает виски. Если она не закончит в течении часа и не пойдет разбираться с этим самостоятельно… ну, не то чтобы что-то случиться, но ходить в таком состоянии дальше ощущается пыткой.       Мысли все об одном. Или о двоих, если быть точнее.       — Да вот, пытаемся понять, вы «за», вы не «за», вы вообще как? — поясняет Гоуст. — Говорили, что не против «личного» или что-то такое.       — Извините его Хелена, он просто обмудка кусок, — качает головой Райли. — Можете дать нам пару минут на разговор?       Хелена кивает — находиться тут равносильно тому, чтобы во время диеты специально стоять перед витриной с тортами на заказ.       — Надеюсь, моя кухня останется целой. Я только ремонт сделала, так что, если вы тут что-то испортите, то побег в другую вселенную не поможет.       Гоуст посмеивается сухо, поднимая руки — опрометчиво, потому как плед почти сразу сползает на колени, открывая мощную грудную клетку и мышцы, заметные даже в расслабленном состоянии.       Хелена почти сбегает, слышит, уже закрывая дверь:       — Какая женщина…       И торопливо уходит сначала в ванную, а потом в спальню. Задумчиво стоит, открыв средний ящик тумбочки рядом с неубранной с утра постели.       В комнате тихо, из кухни слышится негромкий говор, но разобрать что-то конкретное тяжело, потому что стены в этом старом, сделанном на совесть доме, плотные и не картонные. Решение принимается как-то с сомнениями, зато стоит его принять, и всё становится на свои места — есть какой-то соблазн в том, чтобы быть пойманной, и, хотя за собой ранее она такого не замечала…       На пальцы из тюбика льется плотное, тягучее и прозрачное, они скользят по металлу быстро и почти привычно. Упершись в кровать лбом, аккуратно тянет рукой в сторону кожу, холод касается её, и привычно-приятное ощущение наполняет. Несколько долгих вдохов и выдохов.       Ощущается почти при каждом движении, но, кажется, не сказывается на ходьбе.       — Жесть, давно меня так не въебывало, — бормочет она хрипловато, фокусируясь на ощущениях. Живот тянет почти как при месячных, только без боли, настолько тугим становится возбуждение.       Импульсивное решение? Возможно, только Гоуст прав — он тут ненадолго, и пока есть, надо пользоваться. Бьют — беги, дают — бери.       На кухне тихо. После небольшого стука она оказывается внутри, отходит к чайнику, опирается бедрами о столешницу. Сидеть будет самую малость неудобно. Дыхание ни к черту, тем более что причина сидит (сидят) в метре за её столом.       — Мы уж думали, вы нас покинули, Док, — в тоне слышится легкая улыбка. — Думали искать вас с собаками.       Тон её спокойный — она, по крайней мере убеждает себя в этом — и взгляд ровный:       — Вы разобрались со своими… недопониманиями?       Райли чуть качает головой:       — Отчасти. Но… нашли точки соприкосновения, если можно так выразиться. Так что спасибо за помощь.       И сидят.       Они её точно в могилу сведут, при этом, кажется, совсем не используя своих боевых навыков.       — Было приятно поработать с вами, — скупо говорит женщина, немного сжимая рукой край столешницы. Черт бы её побрал вместе с этим профессионализмом и порядочностью.       — Вы ещё не закончили сеанс, — чуть кашляет Гоуст, кивая на небольшую пачку налички на столе. — Док.       — Отмашки ждете? — проснувшийся сарказм вызывает хитрый прищур. — Платёж подтвержден. Прием окончен.       — Верно. Хелена… если можно так называть тебя, — получив спокойный кивок, Гоуст встает, позволяя пледу соскользнуть с плеч. — Можно переходить к обсуждению личного интереса?       Женщину так открыто раньше никогда не соблазняли. Гоуст знал, что он хорош, и он этим пользовался, пусть и аккуратно, без спеси. Облизнув взглядом ключицы и ямку под трапециевидной мышцей, поймав в поле зрения смесь из темных татуировок и нескольких, сука, выпирающих венок, она возвращает взгляд к темным глазам.       Мертвая бездна внутри расширенного зрачка пронзает до самого основания, как будто Гоуст видит её разложенной по полочкам, может предсказать любое действие и слово. Собственное возбуждение и этот взгляд сносят последние баррикады. Нахуй. Всё. И её. Она вообще в очереди на это дело первая.       Тяжело сглотнув, Хелена всё-таки отвечает:       — Можно не только к обсуждению. И я сейчас предпочту действия разговорам. И не удивляйтесь, если я буду проявлять инициативу.       Гоуст подходит ещё ближе, и воздух между ними ощущается тяжелым от энергетики.       — Мне нравятся проявления инициативы… но ты никогда не слышала выражение, — мужчина наклоняется ближе, сокращая разницу в росте. — Инициатива ебёт инициатора.       Хелена подается вперёд, вжимается в мягкую ткань пледа и чувствует чужое тело, и даже стояк, скрытый под зелёной тяжёлой тканью.       — Тогда инициативе следует преступить к делу.       Райли оказывается сбоку внезапно и тихо, просто в какой-то момент света справа вдруг меньше.       — Могу уйти на полчасика, если я вам мешаю, — в голосе чувствуется какая-то скрытая угроза.       — Ищи дуру отказываться от двух Гоустов в другом месте, лейтенант, — хмыкает Хелена, притягивая немного его за плед.       Интересно, а эрогенные зоны у них тоже совпадают? Тела же одинаковые…       — Предпочту ту, что не отказывается, а активно соглашается на двух… — он замолкает, не зная, как самому себя назвать. — У тебя есть гандоны?       Гоуст морщится, сгребая в охапку Хелену и прижимаясь щекой к шее, почти без подтекста, просто касаясь:       — Райли, пока что тут единственный гандон — это ты. Можно было по-другому спросить?       — Ты бы по-другому спросил? — прищуриваются глаза под маской.       — Нет, — бросает Гоуст, стягивая собственную маску до носа и облизывая шею одним длинным движением, придерживая Хелену со спины.       Женщина крупно вздрагивает скорее от удивления. Ей пиздец — и это будет лучший пиздец в жизни. Вечер, испорченный несостоявшимся свиданием и потопом, сейчас приобретал куда более яркие краски и пробуждал жизнелюбие в самом простом смысле.       — Я взрослая девочка, у меня есть небольшой арсенал. Мало ли сантехник симпатичный попадётся.       Райли приближается, кажется, раздражаясь, что Гоуст сильно осмелел. Касается пальцами лица, приподнимая подбородок почти без напора:       — Небольшой арсенал? И ты использовала что-то оттуда, пока мы тут чуть не подрались, споря о том, кого ты в итоге выберешь?       Хелена закашливается немного.       — Ты иначе шла, — он касается губами уха, вжимаясь, теплый шепот щекочет чувствительную кожу. — И извертелась, как будто у тебя шило в жопе.       Они окружают её с обеих сторон. Хелена на чувствует угрозы. И вряд ли бы почувствовала, даже если бы было серьезное намерение навредить ей, потому что ошеломляющий интерес и любопытство сметают всё, начиная от смущения (как будто у неё такое водилось) до внутренних рубильников, производя серию коротких замыканий: на шее с укусом Гоуста, на руках от прикосновения пальцев к Райли, на ягодицы и грудь, где сильнее всего вжимаются мощные тела.       — Ну, шило бы я себе не засунула, для этого есть специальные приспособления.       Гоуст выдыхает с облегчением:       — Черт, Хелена, ты сумасшедшая, — и с тихими рычащими нотками в кривой ухмылке добавляет. — Уже успел подумать, что ты напугалась. А ты вставила себе чертову анальную пробку, пришла с этим к нам…       — Ну, без подготовки я пока задницу подставлять под что-то подобного размера не готова, — хмыкает женщина, протискивая руку между собой и Райли, оглаживая через ткань. — Под пледом очень удобно скрывать стояк, верно?       — Скрывать удобно, ходить не очень, — и смеется собственным словам коротко и хрипло. — Всегда можно найти для этого более верный путь. Кровать?       Женщина кивает, оглаживая чужое плечо — ёбаный свет, какие мышцы — и подсказывает:       — В коридоре вторая дверь налево.       — В душ можно? — спрашивает Гоуст, смотря на дверь перед нужной, где они до этого устраняли потоп. — Мы весь день ходили по…       — Да-да, ходили. Цыц, — бросает Райли, не давая ему рассказывать военные тайны.       Гоуст закатывает глаза, опуская руки на чужую талию.       — Пойдешь в душ, Хелена? У тебя там та-акая чудесная прозрачная занавеска…       — Пойду, конечно. Хотите со мной? Одновременно, конечно, помыться не выйдет, но смотреть не запрещено.       Мужчина перед ней хмыкает, чуть прикусывая кожу над высоким воротом водолазки.       — Спрашиваешь ещё. Как ты там сказала? Ищите дурака в другом месте?