Грешники

      Несмотря на жар прикосновения, ночной холод пробрал до самых костей. Я вздрогнула, дёрнула головой и далеко не сразу осознала, что увидела Сукуну вновь. Я честно скучала по нему, но, стоило мне увидеть его яростные глаза вновь, воспоминания, как вода из пожарного гидранта, окатили меня. Я вспомнила всё, что демон творил со мной.       Когда Сукуны не было рядом, я желала всем сердцем и всей душой, чтобы он пришёл ко мне. Но когда я видела его и чувствовала телом, хотелось кричать, отбиваться, начать умолять, чтобы он ушёл.       — Сукуна, — шепнула я и сделала неторопливый шаг назад, чтобы демон перестал трогать меня. Его имя прозвучало как призыв к бегству, а ещё как извинения за предательство.       — Ты сбежала и позволила этому искусителю спрятать меня от тебя, — сказал Сукуна то, что я и так знала. И эта правда из его уст резанула по душе тупым лезвием, растерзав её на части.       Продолжая шагать спиной вперёд, оглядывалась по сторонам и молилась о том, чтобы по дороге появилась хоть одна живая душа. Этот район всегда пустовал с наступлением темноты: по вечерам люди будто вымирали, а утром восставали снова. Ждать спасение бессмысленно.       — Не убегай от меня! — вдохнув полную грудь воздуха, закричал Сукуна утробно, подобно зверю.       Я вздрогнула, развернулась и сделала всё наоборот: побежала, что есть сил. Я ждала Сукуну, ждала его появления, чтобы поговорить, пожаловаться на жизнь, чтобы он спас меня, помог одолеть Сугуру и Чосо, но как только я увидела его вновь, сердце ушло в пятки. Будто я столкнулась снова с лицом опасности, с её олицетворением. Будто до сих пор не осознала до конца, что Сукуна — далеко не главная опасность.       «Бежать, бежать, бежать», — требовало внутри меня некое первобытное чувство, словно это помогло бы мне избежать собственной участи.       Побег не длился долго. Сукуна схватил меня за плечи сзади и оттолкнул вместе с собой в сторону, где росли деревья, в сырую траву и весеннюю грязь. Здесь сильнее всего пахло влажной корой деревьев, готовых расцвести.       Демон прижал меня лопатками к дереву и неожиданно, резко, грубо, не позволяя его оттолкнуть, прижался губами к моим, надавил на них и тяжело задышал, будто вместе со мной пробежал целый марафон. Его губы были то мягкими, то напряжёнными, а дыхание — горячим.       — Хватит убегать. Расскажи мне, что происходит, — голос Сукуны был тихим, но он рокотал, словно был чудовищем из глубин Преисподней. Его лоб упирался в мой, а грудь высоко вздымалась от тяжёлого и шумного дыхания. Стало жарко.       Ноги подгибались, а изо рта вырывался собачий истеричный вой. Я посмотрела Сукуне в глаза, чувствуя, как напрягалось и искажалось лицо от бесконтрольных слёз.       — Не заставляй меня, — почти пропищала я и покачала отрицательно головой. — Не заставляй говорить. Я не хочу. Я устала, Сукуна, устала…       Я вцепилась в его кимоно, сжала его до хруста в костях и разрыдалась ещё сильнее, желая упасть на колени и опустить плечи как можно ниже, потянуться к мокрой, холодной земле. И просто плакать, а немой мольбе прося, чтобы на меня прекратили сыпаться вопросы, упрёки, трудности, чтобы всё стало так, как было когда-то прежде: я снова девочка тринадцати лет, хожу в школу, общаюсь с друзьями, гуляю с тётей и бабушкой на выходных по Токио и пробую с ними разные вкусы мороженого.       — Ты только моя. Слышишь, да? — он дрожащими руками трогал моё лицо, говоря лихорадочно, со злобой, будто он направлял свои эмоции вовсе не на меня. — И никто, понимаешь, никто не смеет трогать даже подошву твоей обуви. Расскажи мне, твою мать! — внезапно заорал Сукуна в моё лицо последние слова и ударил кулаком по дереву прямо у моей головы. Я громко вскрикнула и продолжила рыдать уже с бешеным сердцебиением от испуга и страхом, что меня могут ударить.       — Хорошо, — стараясь успокоить хотя бы голос, шепнула я и попыталась выровнять дыхание. — Но я не врала об усталости, понимаешь? — прошептала я снова, будто не в силах говорить громче. Пальцы снова стиснули его кимоно на груди. — Ты единственный, кто мог бы хоть как-то понять меня, но ты не способен на это. Ты не можешь… Представь, что ты остался в Бездне один. Навсегда. И что даже демонов вокруг не осталось. Чувствуешь эту боль, этот страх? Я чувствую то же самое, понимаешь? Я ненавижу всех вас, демоны испортили мою жизнь. Сукуна, — я нервно ухмыльнулась и приложила ладонь к его груди, где могло быть сердце. — Ну неужели там ничего нет? Ни сердца, ни души? Совсем ничего? Хоть что-то может же тебя заставить почувствовать, как мне плохо. Ты любишь меня, любишь, я знаю это и вижу. Значит, ты способен понять, как мне плохо. Я больше не хочу жить, Сукуна, — последняя фраза вырвалась вновь со слезами, которые хлынули на щёки ручьём. Я стала качать головой из стороны в сторону и шептать: — Не хочу больше, не хочу больше, не хочу…       — Я не чувствую лжи и правды в твоих словах из-за этого Чосо и его рябины. Я не могу тебя понять, — Сукуна положил обе руки на мою голову, чуть сдавил, будто хотел раздавить череп и залезть в мозг, чтобы прочесть меня.       — Но тебе необязательно читать мои мысли, Сукуна. Ты и без этого можешь понять, что я не обманываю тебя.       — Как, если я не чувствую? Совсем ничего… Ты снова предала меня. Рябина, Чосо, Сугуру, это чудовище внутри тебя… Я не могу сдерживаться, мне хочется убить тебя, но и в то же время не хочу. И не потому что отправлюсь в Бездну снова, а потому что это ты, Рина. Потому что я к тебе, блять, привязался, как псина к человеку. Поэтому просто расскажи мне всё и позволь сделать хоть что-то, что облегчит твою боль, если тебе и правда больно. Дай мне сделать хоть что-то и не смей отталкивать меня хотя бы в этот чёртов раз!       — Ты даже не знаешь, что такое человеческая боль, — заплаканные голосом сказала я и опустила голову. Сукуна убрал руки от моей головы, стало даже легче дышать.       — Боль — это страдание. Я чувствую её, когда снова оказываюсь в пустоте. Тело ломит, хоть никто и не пустил кровь на моей коже. Дышать тяжело и хочется спрятаться в чьих-то объятиях. Или… будто оторвали часть сознания. Если у тебя такая же боль, то я могу попытаться осознать её, принять, понять.       — Такая же, — я кивнула и посмотрела Сукуне в глаза. Он смягчился.       Я не узнавала того демона, который явился ко мне в четырнадцать лет, который не отставал от меня ни на секунду, клялся в какой-то любви, причинял только невыносимые страдания. А ведь он действительно любил. По-своему.       — Тогда расскажи, Рина, расскажи, — Сукуна сжал мои щёки в ладонях и заглянул в глаза так близко, что от испуга я опустила взгляд вниз. Демон отпрянул от меня и стал молча ждать, когда я соберусь с мыслями. На секунду показалось, что он смог бы начать вытаскивать из меня слова голыми руками, буквально разорвав хрупкое, больное тело на части.       — Проводи меня до дома. И я расскажу.       Сукуна молча согласился. Он не касался меня. Просто шёл плечом к плечу и внимательно слушал.       — С самого начала Сугуру обманывал меня, настраивал против тебя. Хотя я и так тебя ненавидела. Потом он воспользовался мной и изнасиловал, чтобы создать ребёнка. Не знаю, что из меня должно вылезти по итогу: на одну треть человек и на две трети — демон? Какая-то нечисть… Но не суть. Чосо тоже использовал меня. Я поверила ему, продалась на лесть и его красоту. А потом запуталась. Есть ещё Сатору. Он хороший…       Я услышала, как Сукуна тяжело задышал через нос, и глянула на него. Ярость красным вспыхнула в его глазах. Демон всё больше и больше осознавал, что все его собратья из Бездны трогали меня и считали своей, что все они овладевали мной так же, как это делал он. И явно считал это веским поводом покарать их за то, что посягнули на чужое.       — Пойми, что Сатору просто делал мою жизнь проще. Ты причинял мне боль, а он утешал. Смирись с этим и выслушай. Я запуталась, и хочу, чтобы ты помог мне. Потому что доверяю. Понимаешь?       Сукуна кивнул. Мы остановились возле дома, почти у самого крыльца. Тётя могла нас услышать, поэтому говорили мы негромко, хоть и было сложно контролировать интонацию и эмоции. А ещё стараться сдерживать порывы ярости Сукуны.       — Я не уверена, что смогу сама. Да и срок слишком маленький, наверное. Но… Сукуна, я знаю, как нам избавиться от этой проблемы вместе. — Преодолев внутренний барьер и глубоко засевшую ненависть, я взяла руки Сукуны в свои. Его ладони были слишком большие, тяжёлые, жилистые. В них он мог спокойно спрятать оба моих кулака. — Я принесу тебе нож, ты должен будешь ударить им меня в живот. Желательно несколько раз, чтобы точно сработало.       Сукуна резко отдёрнул руки и впервые посмотрел так, будто видел перед собой безумца.       — У меня нет времени идти в больницу. Да и Сугуру с Чосо не дадут мне сделать аборт. Он не делается сразу же по щелчку пальца и так быстро. Они узнают, начнут преследовать меня, похитят, запрут, снова отберут меня у тебя. Понимаешь? Ты должен помочь мне.       — Я не стану этого делать. Ты можешь умереть. Я… нет, я не буду. — Испуг Сукуны всегда навевал на меня отчаяние. Потому что для него это слишком редкая и слишком непривычная эмоция. — Ты не знаешь, о чём просишь. Убить тебя своими же руками… Ты рехнулась, я никогда не смогу…       — Ты уже делал мне больно. Что мешает тебе сделать это сейчас? Хотя бы в последний раз?! Я это даже сама прошу, Сукуна! — тон голоса становился выше, возмущённее. Сукуна всегда делал мне больно и морально, и физически, а тут начал давать заднюю. Почему именно сейчас?! Тогда, когда я начала решаться на такие серьёзные шаги! — Это ты не знаешь, от чего отказываешься. Я доверяю тебе, как никому другому. И знаю, что ты не бросишь и не обманешь. Потому что ты ненавидишь ложь.       — Я не дам тебе этого сделать, — решительно сказал он, не понимая, что выбора больше не оставалось. Или, по крайней мере, мне хотелось так думать.       — Чосо придёт, когда почувствует, что я умираю. Он сможет вылечить меня своей кровью. И тогда ты вмешаешься и просто прогонишь его, не дашь ему меня забрать снова, чтобы Сугуру опять меня не изнасиловал. Сделай это, Сукуна. Ради нас, прошу тебя. Ради нас, — снова попыталась взять его руки в свои, но демон не дал мне обнять их ладонями.       Он вновь отпрянул, и злость начала кипеть внутри где-то между рёбрами. Она рокотала, взывала к глупым поступкам, требовала поддаться импульсу.       — Нет, — коротко сказал Сукуна и сделал ещё один шаг назад, кивая головой из стороны в сторону.       — Ладно, — и я начала отступать от него, приближаясь к входной двери. Я резко забежала внутрь и захлопнула её перед Сукуной. Он пытался остановить меня, протянуть вперёд руку, но не успел.       Благо я забыла закрыть дверь ключом, а тётя не стала закрывать за мной.       — Рина, почему я не могу… Рина, блять! — растерянность Сукуны резко сменилась гневом. Он колотил в дверь, пытался достучаться до меня. Я старалась дышать не слишком громко и часто, чтобы не помешать тёте.       Она явно ушла спать. После работы тётя ложилась слишком рано, включала что-то на ноутбуке или в телевизоре и засыпала под фоновый шум.       Я забежала на кухню, как в сумасшедшем бреду, не в силах остановить собственное тело. Разум затуманился, словно его отравили наркотиками. Схватила нож, вернулась в комнату прихожую и отодвинула в сторону тумбочку, которую поправила, когда Чосо ушёл от меня. Настойчиво оттёрла все свои труды в виде защитных меток, превращая их в размазанные белые мазки, и побежала в собственную комнату.       — Рина! — услышала я последний крик Сукуны, захлопывая дверь в комнату.       Время остановилось для меня, хоть всё и произошло слишком быстро.       Дрожащей рукой размахнулась, направляя лезвие на низ живота так, чтобы ударить себя по диагонали вверх, задев как можно больше жизненно важных органов, вен и сосудов. Я думала ударить себя раза три. В порыве злости и сумасшедшего импульса это могло быть возможным. Нужно было лишь постараться, преодолеть страх…       Резкий удар лезвием до самого основания остановил дыхание всего на секунду. Боль обожгла кожу, добралась до внутренностей, жгла как в адском котле. На лбу выступил горячий пот, а сердце заколотилось так быстро, будто забрал всю скорость у разума: я перестала соображать и понимать, что произошло.       Я посмотрела с трудом вниз и ослабевшими руками выдернула из себя нож, снова обливая себя жжением, которое было невозможно терпеть. Способность кричать ушла. Только приоткрылся рот, и из меня вышел слабый хрип.       В горле пересохло. Кровь невесомыми ручьями текла по дрожащим, онемевшим ногам, окрашивая джинсы в тёмно-алый, почти чёрный.       Нож вывалился из руки и лязгнул об пол. Этой же ладонью упёрлась в шкаф, из которого сразу же посыпалось несколько книг от удара. Я тяжело задышала, стала осматриваться по сторонам. В комнате словно поднялся туман перед глазами, всё закружилось, завертелось, стало темнеть. Вдох, выдох - и желание закричать, осознание, как глупо я поступила.       Ладонь скользнула со шкафа, а ноги не могли больше держать. Я рухнула на пол, в лужу собственной крови. Стало слишком жарко. Подняла руку, чтобы приподнять прилипшую влажную футболку, но она снова ослабла и шлёпнула по густой крови.       — Что ты… Рина, Рина, Рина... — безумный голос Сукуны исказился, стал слишком мягким, невесомым, будто звучал откуда-то отдалённо. — Дура, идиотка, конченая! Блять, Рина! Рина!       Он сидел на полу, измазав кимоно алым. Сукуна лихорадочно, чуть ли не со слезами на глазах, пытался остановить кровь прикосновениями ко мне, осматривался, тяжело дышал с глубокими завываниями.       — Я не могу остановить её, не могу, Рина, не могу! — почти завопил он и схватился за свою голову, сжал её пальцами, будто хотел снять с себя скальп. С трудом увидела, как его лицо исказилось. Мне даже показалось на секунду, что он действительно плакал.       В эту же секунду услышала громкий женский вопль.       Тётя…       Весь мой план, что казался мне идеальным до появления любимой тётушки, оказался идиотской глупостью. Я не могла пошевелиться. И, что самое страшное, чувствовала, что с болью уходило и страдание. А следом наступало облегчение. Тело становилось невесомым. А ещё в комнате стало как-то холодно…       Тётя явно не видела Сукуну. Зато пока она звонила в скорую помощь, я слышала крики и вопли демона, слышала, как он умолял меня не покидать его и что он не хочет снова оставаться один. Что он любит меня. А мне стало всё равно… И я закрыла глаза под рыдания тёти и крики Сукуны.       Наверное, даже Сатору не смог бы пробраться в моё ослабевшее сознание, которое находилось на грани смерти. Поэтому я очнулась в больнице слишком быстро, не успев насладиться тишиной и покоем, будто между ударом ножом и характерным запахом больничной палаты была всего секунда.       Я открыла глаза и тут же сощурила их от яркого света, который бил прямо по глазам. Живот тянуло, резало, жгло… Каждый вдох и особенно выдох давались с большим трудом. Приходилось глотать воздух маленькими порциями. Мало. Хотелось дышать чаще и глубже, из-за чего давило лёгкие.       Повернув голову в сторону, увидела Сукуну, который сидел на стуле рядом со мной и спал, уткнувшись руками в кровать, а в них — лицом, зарывшись в рукавах кимоно. Я впервые видела спящего демона.       Из глаз потекли слёзы от бессилия и собственной глупости. Я даже не знала, получилось ли у меня избавиться от ребёнка. Тело трясло от слёз, от чего становилось только больнее, и поэтому плакать хотелось ещё сильнее.       — Сукуна… — шепнула я и постаралась протянуть руку к его розовой макушке. Катетер от капельницы неприятно стянул кожу, крепкий пластырь не дал ему даже двинуться с места, зато вену чуть кольнуло всего на секунду изнутри.       — Пусть спит, не мешай ему, — буркнул кто-то со стороны. Я повернула свинцовую голову в сторону и дёрнулась на кровати. — Ты, дура, думала, что я не приду после того, что ты сделала?       — Я ждала тебя, — расслабилась на койке и прикрыла глаза. Рука с трудом дотянулась до головы Сукуны. Я потрогала его мягкие волосы, стала осторожно водить по его голове, стараясь не разбудить и даже смотреть на него.       Слёзы ещё щекотали щёки, но открывать веки уже не хотелось. Видеть Чосо сейчас было для меня сродни ударам плетью.       — Ты всё испортила, идиотка. Сугуру уже в гневе, — прорычал он, упёршись рукой в койку у моей головы. Чосо навис надо мной, яростно хмурясь.       — Мне всё равно. Даже сейчас ты мне ничего не сможешь сделать. Уже не так приятно, когда ты оказываешься в числе проигравших, Чосо? — прошипела я, глядя ему в глаза. — Катись к чёрту, ублюдок.       Я выдохнула. Значит, план сработал. Плода больше не было. Мой и без того слабый организм, получив такое серьёзное ранение, просто отвергнул зародыш. Губы тронула слабая улыбка, и слеза снова прокатилась по лицу, спрятавшись где-то за ухом. Хоть где-то мне должна была улыбнуться удача, и я дождалась её робкой, еле заметной улыбки.       — С тобой ещё не закончили.       — Рина? — когда дверь в больничную палату открылась, я увидела тётю с опухшим от слёз лицом. Я снова разрыдалась, забыв о демонах, окружавших койку. Даже боль не мешала реветь навзрыд от стыда, ничтожности, жалости к себе, смешанной с ненавистью к своему существованию.       — Прости меня, прости, — говорила я, трясясь от рыданий и боли. Я даже не заметила, как Сукуна очнулся и отошёл в сторону, словно побоялся помешать.       — Зачем ты это сделала, девочка моя? — спрашивала она, обнимая мои руки своими.       — Демоны… Они даже сейчас здесь. Я больше не могу. Пожалуйста, спаси меня. Хоть кто-нибудь, помогите мне… — Тело продолжало трястись, словно в лихорадке. Я говорила словно с собой, обращаясь к неким высшим силам, а не к тёте. Она приложила руку ко рту и уставилась на меня удивлённым влажным взглядом.       — Что ты такое говоришь? — прошептала она и поправила мои засалившиеся волосы, убирая их со лба. Её вопрос немного привёл меня в чувство. — Я здесь, Рина. Я здесь, моя хорошая.       — Нет, нет, нет, — шептала, качала головой из стороны в сторону. — Ты не со мной. И помочь мне не сможешь. Никто не сможет. Только… только…       Я подумала всего на секунду о том, чтобы избавить саму себя от существования одним способом — убить себя. Просто продолжить то, что начала. Всего минуту я была отчаянно готова к этому, что захотелось сорвать с себя капельницу, взять что-то острое и снова пустить себе как можно больше крови.       Но я смотрела на тётю, на Сукуну, вспомнила о бабушке. Вспомнила о себе самой. Я обещала бороться, и в первую очередь это обещание было дано мне же. И оно не было пустым звуком.       Сукуна стоял в стороне и молча слушал меня. Я не понимала его взгляд. Мне показалось, что в нём проскользнули жалость и сочувствие, которых он не знал до сегодняшнего дня.       — Куда ты смотришь? — спросила тётя с истерическим смешком и глянула в ту же сторону, куда смотрела и я. — Что там?       — Сукуна здесь, — спокойно сказала я, переставая плакать. Мы смотрели друг на друга, почти не моргая. Попытки прочесть его эмоции провалились. Зато он и не пытался прочесть меня, будто всё понял, будто в его голову пришло осознание. Но осознание чего?       — Какой… — начала говорить тётя и тут же поправила себя. — Демон, о котором ты говорила?       — Да. И я не хочу, чтобы ты верила мне. Потому что... это всё просто бред, возможно… Может, мне кажется? Я сплю, наверное, — я глянула на тётю и с трудом сжала её пальцы своими. — Или просто слишком устала. Да, слишком устала. Я больна?       — Ты не больна. Но тебе нужна помощь, — тётя поцеловала мою руку, приложила её к своей щеке и улыбнулась сквозь слёзы. — Я помогу тебе, ладно?       Боль стала настолько невыносимой, что затуманила разум. Ещё и слабость снова поборола тело.       В палату зашёл врач, тёте пришлось оставить меня по его просьбе. Она долго не хотела отпускать мою руку, словно боялась, что больше никогда не сможет прикоснуться к ней. И вышла, не проронив ни слова.       Седой, повидавший уже в этой жизни достаточно ужасов врач опрашивал меня: как я себя чувствую, что со мной произошло, чем и как я себя ударила, по какой причине. Пришлось соврать на основе того, что уже было достаточно давно в моей медкарте. Обострение шизофрении. Вывод: меня захотели снова упечь в психушку.       Когда врач дал мне успокоительное после моей истерики и слов о том, как мне больно даже дышать, мир растворился, стал невесомым, тёплым, напоминающим покой. Сукуна и Чосо расплылись перед глазами, стали цветными силуэтами без лиц и имён. Просто пятнами на фоне белых больничных стен. И я уснула, стоило телу полностью вмяться в кровать. А отдалась сну с единственной мыслью: «Я увижу Сатору и попрошу его о помощи».       И ноги снова окутало мягкое поле с нежной прохладной травой.