Грешники

      Пока я ехала обратно домой с татуировкой под ключицей, думала о тёте и о том, что нам пора с ней поговорить. Тоджи потерял свою девушку, не поверив в её рассказы про демонов, не поверив в то, с каким злом она пыталась бороться. И в итоге не справилась в одиночку. Вдруг и я не справлюсь? Вдруг тётя и бабушка, которые не верили в демонов, будут страдать, если потеряют меня?       По возвращению домой я прошла на кухню, поставила чайник.       — Рина? — раздалось из зала. Тётя, наверное, вышла из комнаты. Я и не заметила, что она была уже дома. — Куда ходила? — обеспокоенно спросила она и встала у косяка арки, ведущей на кухню. Скрестила руки на груди и посмотрела на меня потухшим, серьёзным взглядом. То ли устала на работе, то ли я её разочаровала. Или всё сразу…              — Встречалась с друзьями.       — Я звонила Нобаре, она не знала, где ты.       Я сглотнула, опустила вниз голову и стала оглядываться по сторонам. Неужели из-за Сукуны совсем разучилась врать?       — С другими друзьями. Ты их не знаешь. Они общие знакомые с Мегуми, — сказала я и подошла к чайнику.       Отвернувшись спиной к тёте, стала наливать чай и слушать собственный стук сердца. Он набатом бил в ушах. Страшно было начать разговор, который я вынашивала всё это время. Тётя не поверила бы, как я думала. Однако надежда — это всё, что у меня оставалось. Мне нужны были близкие и любимые люди вокруг, чтобы окончательно не сойти с ума.       — Что за друзья? Чем вы занимались?       — Да что за допрос? — повернувшись обратно к столу, спросила я и нахмурилась. — Обычные. Гуляли по городу, общались, заходили в кофейню. Я вообще с тобой поговорить хотела…       Тётя почему-то внимательно рассматривала меня с головы до ног. Я понимала, что стала выглядеть хуже, чем обычно. Я и так особо не следила за своей внешностью, но сейчас я могла себе позволить не мыть волосы несколько дней, не чистить зубы, не мыться какое-то время и потом чуть ли не наждачкой оттирать своё тело часами в ванной, будто хотела смыть с себя всю грязь и бесчестие. Кожа побледнела. Ещё меня преследовали время от времени нервные тики, которые я могла не замечать: трясла рукой или ногой, дёргался глаз, стучала пальцем по любой поверхности перед собой.       — Ну, давай поговорим. Я тоже давно хотела поговорить с тобой, — сказала тётя и села за стол. Я села напротив и глубоко, с дрожью, вздохнула, не зная, с чего начать. Пальцы нервно сжимали стакан с чаем, от него шёл пар, а я даже и не замечала его жар кожей.       — Только обещай, что внимательно выслушаешь меня и не будешь перебивать, — осторожно попросила я заранее, чтобы хоть как-то обезопасить себя от бесконечного потока вопросов.       — Я постараюсь.       — Нет, тётя, — твёрдо сказала я и посмотрела в её глаза, выражающие такую строгость, которую я не видела в ней уже давно. — Обещай.       — Хорошо, обещаю.       Я снова сделала глубокий вдох, медленный выдох. Обеими руками отодвинула от себя стакан с чаем, боясь его разбить в порыве эмоций.       — Помнишь демона, о котором я говорила тебе? — спросила я, и тётя кивнула. Она хмурилась, внимательно слушая. — Лечение не помогло. В мой день рождения он вернулся. Я всегда боялась рассказывать о нём подробно, потому что мне было стыдно. Все эти ссадины оставил он мне…       — Врач говорил, что ты вредишь сама себе, не осознавая этого.       — Нет, тётя, послушай меня! Я тоже тогда думала, что он ненастоящий. Но потом к нам в больницу пришёл Деос. Он испугался не меня, а демона, потому что увидел его. Я тогда подумала сначала, что он просто испугался меня, как больной девочки, но нет! Его испугал демон! Недавно я начала ходить к нему, мы встретились спустя четыре года, и он рассказал мне много всего. Но он тоже оказался демоном. И меня преследует их ещё двое — Чосо и Сатору.       — Рина, — тётя приложила руки к горящему лицу всего на секунду и выдохнула. Я видела, как ей было тяжело дышать. И уже начинала понимать, насколько нелепо и безумно звучит мой рассказ со стороны. — Что ты такое говоришь? Ну ты сама себя слышишь? — Она чуть ли не плакала, глядя на меня, как на обезумевшую чужую девчонку, но я не собиралась отступать.       — Меня мама продала им, заключила сделку, и теперь она живёт в Германии как модель и актриса. Если не веришь, посмотри сама в интернете про Марико Дитрих.        — Рина, перестань… — прошептала тётя в ладонь, глядя на меня не моргая, словно видела перед собой чудовище. Я смотрела на неё в ответ широко распахнутыми глазами и тяжело дышала. В голове всё смешалось в кашу, которая не могла сложиться в слова.        — Нет… Нет-нет-нет, — начала качать энергично головой из стороны в сторону. — Давай сначала, тётя. Давай сначала… Мне исполнилось четырнадцать, ко мне пришёл демон. Его зовут Сукуна. Я ведь тебе не говорила, как его зовут. Да? Так ведь? Помнишь все эти крики? Ссадины? Укусы? Это он оставил их. Например… Например… — я начала оглядываться судорожно по сторонам, кусая ногти на дрожащих руках. В голову не приходило ничего, что можно было бы рассказать тёте. — Например, случай с запертой дверью! Помнишь? Ты тогда думала, что это я её закрыла. Сукуна тогда закрыл рот мне рукой и не давал даже закричать. В тот день он… он… — я начала заикаться, не зная, как найти в себе силы то, что я собиралась произнести, но всё же нашла их: — Он насиловал меня.       — Рина! — крикнула тётя. Её дёрнуло на стуле. Всё её тело тряслось, побледневшими руками от высокого давления она трогала лицо и плечи, будто пытаясь успокоить саму себя. — Покажи руки. Рина, покажи руки! — почти закричала она, и я, вздрогнув, вытянула к ней ладони. Тётя подскочила, наклонилась над столом и стала вглядываться в изгибы локтей.       Я отдёрнула руки.       — Ты думаешь, что я наркоманка? — спросила шёпотом и расслабилась на стуле. — Да как ты могла такое подумать…       — А что мне остаётся думать?! — громко, сквозь злые слёзы, спрашивала она.       Обида кольнула грудь изнутри. Да, тётя просто боялась за меня и не понимала, что происходило со мной. Но неужели нельзя успокоиться и довериться хотя бы раз? Всего один жалкий, чёртов раз!       — Да почему ты такая упёртая?! — закричала я и встала со стула. Упираясь руками в стол, смотрела неотрывно на тётю со злобой и гневом, который я не могла подавить внутри себя. Я не хотела и боялась выражать ярость в сторону тёти, но я взорвалась, предала саму себя и собственные принципы. И остановиться уже не могла. — Я пытаюсь доказать тебе, рассказать, а ты даже слушать не хочешь! Я даже сама прошу тебя посмотреть про Марико Дитрих в интернете, это прямое доказательство того, что демоны существуют! И что они мучают меня! Я устала уже бороться в одиночку. Даже ты не хочешь мне помочь. Все эти ваши попытки вылечить меня в больнице вообще ничего не значат и никогда не значали! Вместо пролитых слёз могли хоть раз поверить мне и помочь, найти решение, как избавиться от реальной проблемы. Но нет. Вы же слепые, вы все ебучие скептики, которые не могут удосужиться хотя бы раз посмотреть на ситуацию с другой стороны. Вы видите только свою какую-то выдуманную правду и считаете её истиной. Да пошли вы все… — выдохнула я последние слова, чувствуя, как болели лёгкие.       — Что ты такое говоришь, Рина… — тётя смотрела на меня жалобно, разочарованно, не в силах сказать свои слова громче шёпота. Она приложила руку к груди, словно боялась, что сердце выпрыгнет из неё. — Да я всегда только лучшего тебе желала… — она, не сдерживаясь, всё же начала плакать и смотреть потерянным взглядом то на меня, то в пол, то на собственные руки. — Да я всю жизнь тебе отдала… — Её лицо тряслось от смешанных эмоций боли, отчаяния и непонимания. — Ладно я, бабушка-то что тебе сделала?       — Да вы все ничего не видите. Я вам говорю истинную проблему, от которой прошу избавиться, а вы на меня навешали кучу психических расстройств! Да, я больна, но источник этих болезней — демоны! А ты не веришь мне! — последние слова я выкрикнула так громко, что испугалась саму себя. Тётя вздрогнула и стала молча смотреть на меня блестящими от слёз глазами. — Я ухожу.       Понимая, что этот диалог пустой и не имел смысла, я просто развернулась и пошла в сторону прихожей. Захотелось как можно скорее убежать из этого дома. Куда угодно, хоть обратно в тот домик матери вдали от города, лишь бы не находиться здесь больше.       — Да куда же ты пойдёшь-то?! — тётя истерически ухмылялась. Она побежала за мной в прихожую. — Тебе нельзя никуда уходить! Давай я позвоню в больницу? Риночка, девочка моя… — она тронула меня за плечо, и я резко дёрнулась, будто меня коснулась рука прокажённого. — Ну послушай меня. Я могу тебе помочь. Просто давай успокоимся вместе, ладно? — она всё ещё плакала, шмыгая носом и вытирая его и щёки тыльной стороной ладони, пока я обувалась. — Я позвоню знакомому, он увезёт нас в лучшую больницу в Токио. Обещаю, что мы справимся со всеми твоими проблемами…       — Да не нужна мне твоя больница, боже! — закричала я и вышла на улицу.       Не сдерживая эмоции, хлопнула с силой дверью, что чуть не оглушила саму себя. Зарычала сквозь слёзы и топнула с силой ногой по деревянному крыльцу.       — Блять… — сквозь зубы процедила я.       Тело трясло от накатывающихся слёз. Достала телефон, затем бумажку с номером Тоджи и набрала номер. Слушать гудки было невыносимо. Казалось, что с каждым одиноким, монотонным звуком по ту сторону связи утекали все крупицы надежды, что у меня оставались.       — Да, — раздался искажённый динамиком голос Тоджи. Оглядываясь по сторонам, я я пошла вперёд широким, быстрым шагом. Каждую секунду я опасалась, что за мной следили тётя или, что было хуже, демоны.       — Это Рина, простите, что так скоро звоню. Могу ли я к вам приехать?       — Что-то случилось?       — Расскажу вам, как приеду. Если можно.       — Приезжай, — буркнул он в трубку бесстрастным голосом и сбросил звонок. Возможно, я отвлекла его, но не стала забивать голову чувством вины и неловкости. Просто снова вызвала такси и поехала до Фушигуро.       Во время поездки я старалась успокоить сердцебиение и трясущиеся холодные руки. Обида на тётю так сильно затмила разум, что я даже не сразу осознала, сколько боли и обиды сама причинила ей. И даже полное осознание её любви ко мне не помогало, я продолжала злиться.       В доме Тоджи я рассказала ему, что случилось. Он не стал осуждать меня, но и не поддержал. Похвалил только за честность.       — Не стоило так злиться на неё, — сказал Тоджи. Он поставил передо мной стакан с чаем. Я вздохнула, поджав губы.       — Понимаю. — Только разговор с Фушигуро помог стыду пробудиться и подвинуть в сторону злость и обиду.       Тётя так много сделала для меня, она и правда отдавала всю себя, чтобы я жила счастливо, а я накричала на неё, обвинила не пойми в чём, выплеснула на неё весь шквал эмоций, что накопился за всё это время. Тётя не заслужила.       — Я могу её понять, — сказал Фушигуро, садясь напротив. — Но я не оправдываю её. Я был таким же неверующим. Поставь себя на её место. Ты отдаёшь свою жизнь науке, лечишь людей, не веришь в Рай и Ад, и тут тебе заявляют, что демоны существуют и что они даже живут среди нас. Конечно, она не поверила бы без доказательств.       — Я пыталась доказать ей, рассказать. Она только головой качала. Например, предложила ей посмотреть информацию про мою мать. Даже так она не слышала меня. Надо было самой подготовить сразу информацию. На телефоне хоть показать… Я в последнее время совсем разучилась ясно мыслить.       — И неудивительно. Сколько вокруг тебя демонов крутиться? Трое?       — Четверо.       — А четвёртый кто? Сукуна, Сугуру и этот, как его… Чосо. Кто ещё?       — Сатору. Я не говорю о нём, потому что он самый безобидный. И существует только в моих снах. Он почему-то не показывается в реальности. Будто боится. Да и вообще он кажется мне хорошим.       — Хороший демон? Какие-то несовместимые понятия, — Тоджи хмыкнул, раскинувшись на кресле. Я пожала плечами, неотрывно глядя на гладкую поверхность зелёного чая. Я видела в нём своё бледное, поникшее отражение.       — Я понимаю, что звучит глупо. Но он будто спасает меня, когда мне плохо. Наставляет, говорит умные вещи, не обижает меня и даже наоборот старается угодить. И во снах мне рядом с ним так легко. Мы всегда оказываемся в одном и том же месте — около дерева, обвешанного длинными такими белыми полосками ткани, только они испачканы кровью. И у него самого такая же белая повязка на глазах. И глаза у него… голубые. Такие красивые, — я глупо улыбнулась, вспоминая Сатору.       — Когда я был в поисках информации о демонах, в одном из храмов Деосов я прочитал несколько интересных легенд о демоне с повязкой на глазах. Но имя там не упоминалось. Ещё были легенды про существо, которое спасло мир от демонов и заставило человечество потерять в них веру. Ты вот рассказала про демона Сатору, сразу вспомнилось.       — Может, вы помните что-нибудь ещё? — спросила я. О чае забыла, просто смотрела выжидающе на Тоджи, не зная, что и думать. Делать предположения? Страшно. Строить теории и начать копаться в мире демонов самостоятельно, выстраивая какие-то истины только на основе своих фантазий? Страшно вдвойне.       — Больше ничего не помню.       — Ладно, — я выдохнула и посмотрела в кружку с чаем. — Господин Фушигуро… — позвала и подняла голову. Тоджи вопросительно кивнул. — Могу ли я где-нибудь поспать? Я очень устала. А возвращаться домой сейчас не хочу. Не готова ещё видеть тётю.       — Ну… — Фушигуро неловко огляделся по сторонам, издав смешок. Рукой почесал под затылком. — У меня всего одна комната, можешь поспать в моей. Только ничего не трогай.       Тоджи встал и повёл меня в свою комнату.       — Ваш дом такой… безопасный, — неуверенно сказала я, не зная, какое слово подобрать.       — Потому что он утыкан везде метками.       Мы зашли в небольшую комнату с двуспальной кроватью. Я села на её край, Тоджи вздохнул, огляделся по сторонам, словно не хотел меня оставлять здесь одну, и молча вышел.       Я опустила голову, помяла руками мягкий матрас, укрытый простынёй и мягким, пушистым пледом однотонного коричневого оттенка. Кроссовки, в которые я быстро запрыгнула ещё дома, оставила в прихожей у выхода. Не стала стягивать носки или снимать штаны для удобства. Я просто легла на бок в том, в чём была одета, подтянула к себе колени и спрятала руки под голову. Возможно, со стороны я была похожа на ребёнка, но было так комфортно спать в такой позе. Не хватало подушки между рук, которую я смогла бы обнимать и не чувствовать себя одинокой.       Закрытые глаза тряслись, я не могла расслабиться. Стыд и злость мешали уснуть. Как я могла обидеть тётю? Женщину, которая подарила мне счастливое детство, которая всегда поддерживала меня несмотря ни на что. Пока родители моих знакомых ровесников и друзей заставляли их учиться на одни отличные оценки, тётя всегда говорила мне, что здоровье и счастье должно быть на первом месте, что я должна сама выбрать свой путь. А сегодня я просто накричала на неё за то, что она просто не понимала меня. Не верила только потому, что я не смогла сломать за пару минут её мировоззрение, построенное десятилетиями её жизни.       Со слезами на глазах я всё же смогла уснуть.       — Рина, — раздалось откуда-то из глубины сознания приглушённо, с многократным эхом, будто я шла в пустом бесконечном коридоре с металлическими стенами.       Ветер успокаивающе погладил по голове, голым руками, оголённым ногам, задул легко под платье, приподнимая его вверх. Ступни щекотала мягкая трава. И дерево всё то же: огромное, со свисающими вниз ветвями, обвешанное кровавыми белыми лентами из хлопка.       — Я скучал.       Резко обернувшись, я столкнулась с Сатору. Он сделал шаг ко мне и крепко обнял. Недолго думая, ответила на его объятия, но слабо, с недоверием, глядя перед собой, в пустоту сумеречного поля, вдали которого виднелась непроглядная бесконечная пустота. Интересно, что было за горизонтом?       — Сатору, — сказала я и отступила. Я кашлянула, поправила края платья, спуская его чуть ниже к коленям, чтобы прикрыться. Именно в этот момент оголённые ноги и плечи делали меня слишком уязвимой.       — Что такое? — он улыбнулся с нежностью, говоря негромко, так, словно нас мог кто-то услышать. И разговаривал он со мной как с возлюбленной, которую с нетерпением ждал каждую ночь у исполинского дерева в окружении поля и полумрака.       — Почему у тебя голубые глаза? — спросила я и взглянула на его лицо, окутанное белой повязкой. Он прикусил нижнюю губу и отступил на пару шагов. История Тоджи не давала мне покоя, поэтому я решила узнать всё сразу.       — Я правда не знаю, — сказал демон. Он точно смотрел на меня, я знала, что он прекрасно видел сквозь повязку. Но зато я не могла посмотреть в глаза Сатору и понять, обманывал ли он меня.              — Ты лжёшь.       — Я уже всё забыл, Рина. Как я могу лгать? Всё, что я помню и знаю — это полная чернота Бездны. И всё.       — Сатору, — твёрдо произнесла я и глубоко вздохнула. — Мне рассказали про человека с повязкой, который спас людей от демонов. Ты отличаешься от других. Может, у демонов-проводников глаза и не красные, но у остальных они точно такие. Ты — демон-искуситель, но ты всё также отличаешься от своих «собратьев». Не обманывай меня, Сатору. Я хочу знать правду.       — Зачем она тебе нужна? Она что-то поменяет? Эта история совершенно тебя не касается, — Сатору отошёл от меня.       Он испарился в чёрном дыме, который сразу же вихрем исчез в воздухе. Я испуганно огляделась по сторонам, подняла вверх голову. Демон сидел на одной из толстых ветвей, вытянув на ней одну ногу и прислонившись спиной к коре. Второй длинной ногой он болтал в воздухе и дёргал нервно повязку на глазах.       — Ведёшь себя как ребёнок, — громко сказала я ему. Шея затекала от статичного положения головы.       — Я просто не хочу об этом говорить. Это не твоё дело.       — Вы, демоны, набросились на меня, как гиены на мясо, и вы все ещё смеете что-то скрывать от меня? — злость начала вскипать во мне. — Я открыла тебе свою душу, позволила полностью прочесть меня, а ты даже не можешь открыться мне сам. Что случится, если я узнаю эту историю?       — В том-то и дело, что ничего не случится!       — Тогда расскажи!       Сатору нервно зарычал. Он свесил вниз вторую ногу и ловко, словно ничего не весил, спрыгнул. Демон приземлился передо мной. Я вздрогнула, отступила на пару шагов и стала внимательно следить за Сатору, не зная, что от него можно было ждать. Все демоны были слишком непредсказуемые. Чосо тоже казался добрым и нежным, пока не показал свою истинную натуру. Сатору был таким же. Я была уверена в этом. Но не привязываться к нему не получалось.       — Не знаю, откуда ты услышала эту историю, но про меня вообще мало кто знает. Я научился скрываться в чужих снах, да и в Бездне никогда ним с кем не сталкивался. Мне проще было жить в одиночестве.       — Почему?       — Потому что я трус, Рина, — прорычал он так, будто я оскорбила его. Нахмурившись, уставилась на Сатору. Его грудь высоко вздымалась, ноздри чуть раздулись от тяжёлого дыхания. — Потому что я испортил демонам жизнь, — нехотя сказал Сатору. Ему тяжело давалось каждое слово. — Я проклял сам себя. Я так устал, — его голос чуть дрогнул, словно он был готов расплакаться. Плечи задрожали. Сатору отвернулся от меня, глубоко вдохнул и медленно, с дрожью выдохнул.       Я округлила глаза. Демоны умели плакать? Я видела у них радость, удовольствие, злость, возбуждение, гнев, но не печаль и слёзы.       — Я не понимаю, Сатору. Что ты такого им сделал? И почему ты себя проклял?       — Демоны и правда со временем лишаются памяти, — успокаиваясь, сказал Сатору негромко и прижался спиной к дереву. Я подошла чуть ближе, не сокращая дистанцию слишком сильно. Даже когда демон был в печали, я боялась. Вдруг он был таким же искусным обманщиком, как Чосо? — Они могут помнить какие-то ключевые моменты из дальнего прошлого, но даже они могут стереться со временем. Но не желание мести и ненависти. Моё имя никто не знал, но знали, как я выгляжу. Рассказы обо мне до сих пор гуляют от демона к демону, меня ненавидят даже новые демоны. Знаешь, как они рождаются? Из людской веры. В нас перестали верить со временем, и нас становится теперь всё меньше. И я виноват в этом. Но я даже не жалею. Но боюсь всех обитателей Бездны.       — Да чего ты так боишься, Сатору? — спросила я, внимательно выслушав его страдания и душевные терзания. И всё ещё не понимала, как легенда, рассказанная Тоджи, связана с Сатору и с тем, что он забрал у людей веру в демонов.       — У меня была семья. Я родился больным, меня даже на войну брать не хотели. Да и оставалось мне жить недолго. А из-за того, что я был не слишком бедный, родители женили меня с одной девчонкой из более богатой семьи. Эти воспоминания слишком яркие, будто это было вчера… — Сатору внезапно замолчал и словно уставился перед собой, не зная, как продолжить монолог. — У меня было три дочери и сын уже к двадцати пяти годам. А из-за своей трусости… — Руки Сатору затряслись, он стал играться с пальцами, всё ещё глядя куда-то перед собой. Я не знала, куда. Смотрел ли он на меня или просто впился взглядом в вечную пустоту за горизонтом.       — Жена, трое детей… Ты же говорил, что демоны уже рождаются в Бездне, разве нет?       — Дослушай сначала, — отдёрнул меня Сатору, и я замолчала. — В общем, я просто не хотел умирать так рано. В то время совсем лечить не умели. Поэтому я не нашёл ничего лучше, как прийти к демону-проводнику. Несмотря на общую людскую веру в демонов, проводника было найти тяжело. Они не принимали всех подряд. А я был таким отчаянным глупцом, что предложил слишком высокую цену за свою жизнь. Двух старших дочерей. Одной было девять… — Руки Сатору затряслись ещё сильнее, а в его горле встал ком. Каждое слово он будто проглатывал вместе со слезами, стоило ему вспомнить о семье. — Дочери помладше только исполнилось тогда семь. Я вышел на Кендзяку, предшественник этого «Деоса Гето». Он согласился принять меня, так как далеко не все могли предложить аж двух дочерей. Но мы с ним пошли дальше, он сломал меня, нащупал мои слабые места. Он предложить мне целую вечность, предложил стать сильным, одним из них. А Кендзяку всегда славился своей любовью к экспериментам, двое других проводников терпеть его за это не могли, так как он часто нарушал баланс между миром людей и Бездной.       Сатору снова замолк, словно вновь вспомнил дочерей, когда отвлёкся на рассказ про Кендзяку. Как я поняла ещё со слов Сугуру, именно с ним моя мать заключила сделку, зачала меня с ним, уже продав меня, пока я была только запланированной.       — Цена за это была ещё выше, чем две дочери. Моя жена, самая младшая дочь, которой ещё даже года не было, даже сын. Вся моя семья — вот какой была цена. Я отказался, убежал, в ужасе провёл несколько бессонных ночей. Возможно, на фоне стресса и моих болезней, у меня начались обмороки. И тогда я понял, что почти умер, и что настолько сильно хочу жить… Я вернулся к демону-проводнику и согласился на его условия. В ту же ночь я стал демоном через мой самый главный страх — демон лично убил меня. Я честно не знаю, каким образом он сделал это, но я очнулся уже совсем другим. — Сатору поднял голову и прижался макушкой в дереву. — Старшенькая Надзоми, её сестра помладше Харуна, смышлённый для своих пяти лет Дэйчи и малышка Амайя… И жена Аризу. В ту ночь всех забрали демоны, а душу жены буквально вырвали из тела, оставив её умирать в нашем доме. Я больше не видел своих детей. Дэйчи использовали как источник крови, а дочерей терзали и мучили, но не так сильно, чтобы не дать им умереть прежде, чем они станут по тем меркам женщинами, способными родить детей от демонов-проводников. Я не знаю, что случилось с ними. И это мучает меня уже около тысячи лет. В Бездне я сбился со счёта дней. Я блуждал, думал, переваривал собственную совесть, а она только росла.       — Демон с совестью… — задумчиво протянула я, глядя перед собой и не моргая. Я боялась даже подумать о том, что испытали дети Сатору. — И ты знал, что с ними будут делать, когда ты продашь их?       — Знал, — дрогнувшими губами сказал Сатору и улыбнулся без намёка на веселье. — Всё я знал. И про судьбу жены, и про судьбу Дэйчи, и про судьбу дочерей. Не читай мне морали, я живу в десятки раз дольше тебя, и я успел переварить это ещё больше раз, чем живу.       — Я и не собиралась, — тихо сказала я, всё ещё смотря в одну точку, куда-то в траву перед собой. — Бедные дети…       — Кендзяку не предупредил только о том, что я так и останусь человеком внутри. Поэтому и глаза у меня голубые. Поэтому я и умею считывать людей, это всё моя эмпатия. Чувства только усилились. Стоило мне стать сильным, чего я так желал с детства, я понял, что совершил ошибку. А вернуть всё назад уже было нельзя. Мои глаза всех пугали, а я начал через глаза слышать и чувствовать всю боль и все мысли людей и даже демонов. Поэтому я и закрыл глаза, ушёл в тень, чтобы меня никто не видел, зато я могу видеть сквозь маску. Слухи разносятся быстро, демоны уже знали обо мне, хоть и не видели в лицо. А вот люди про меня не знали. Поэтому я решил хоть как-то искупить свою вину. Состроил из себя мессию, спустился к людям в виде «божества», дал им другую веру, дал им другие истины, устои, порядки… Ни имени, ни глаз… Тогда людей было слишком легко обмануть.       — Безымянный Бог, — выдохнула я и посмотрела удивлённо на Сатору.       — Вот только я не Бог, а трус, — Сатору усмехнулся. — Обычный полудемон-получеловек, который продал свою семью из-за страха смерти. Если бы я мог вернуться назад, я бы сам умер за семью. Но эти демоны… Когда люди начали отворачиваться от нас и терять веру, бояться и стараться обходить стороной, мы сгинули в Бездну. Так как больше мы не могли ходить среди людей без массовой веры, понадобились якоря. И меня возненавидели. И религию, которую я постарался создать, они отобрали. Демоны-проводники со временем сделали эту религию своей, чтобы иметь хоть какой-то источник людской веры. В итоге мир от демонов до конца я не избавил, ещё и себя сделал врагом всей Бездны.       — Тебе около тысячи лет, Сатору, как ты вообще выжил, если демоны гибнут в Бездне? — я продолжала задавать вопросы, которые ураганом вырывались из моего рта.       Я не могла остановить поток сознания. Отрицание истории Сатору не давало мне успокоиться. Я не верила, что такое вообще возможно, не верила, что Сатору мог так жестоко и хладнокровно поступить со своей семьёй, со своими маленькими детьми, которых он так любил. А я чувствовала, что он их сильно любил, потому что он страдал, стоило ему их вспомнить. Страдал спустя тысячу лет. Такой огромный срок страданий не укладывался в моей голове.       — Я долго хотел умереть, но так как чувства усилились, усилился и страх смерти. И я стал, как крыса, искать якоря. Пока скрывался в тени и прятался от демонов, был одержим поисками. Стоило учуять якорь — сразу же прыгал к нему. Благо демоны-проводники не знают зачастую, какой демон якорю достался. Да и им плевать на это.       — Ты и правда трус, — выдохнула я и отступила. Было больно даже смотреть на Сатору. Я не могла представить его больным и немощным, но также и не могла представить трусливым молодым парнем с большой семьёй, которую он отдал на растерзание демонам. На что ещё он был способен? И был ли он вообще после этого поступка способен на что-либо, кроме как прятаться и страдать?       — Знаю, Рина.       — Хочешь загладить вину перед семьёй? — спросила я и посмотрела на Сатору. Его руки всё ещё тряслись, хоть и голос уже стал ровнее. Наверное, за столько сотен лет существования он почти научился контролировать боль и сдерживать её внутри себя.       — И что ты мне хочешь предложить?       — Спаси меня от Сугуру, Чосо и Сукуны. Можешь даже спасти от себя.       — И как я это сделаю?       — Нужно как-то выкинуть Сугуру и Чосо обратно в Бездну и с помощью Сукуны запечатать ворота. Но нужно как-то заставить и Сукуну сгинуть. Я не знаю…       Внезапно замолчала, задумалась. Разве Сукуна заслужил такой судьбы? Он снова окажется наедине с одиночеством, которое он боялся сильнее смерти. Заслужил ли он ножа в спину от меня? Но разве я могла оправдать его за всё, что он сделал со мной?       Почему же в голове было столько противоречий именно из-за Сукуны?       — Я пока не знаю, как это сделать, но мы что-нибудь придумаем. Рина… — Сатору позвал меня, сделал ко мне шаг. Я замерла на месте, подняла голову и стала смотреть на его безмятежное лицо, на слегка приоткрытые, изогнутые в красивой линии губы. — Ты заставила меня сказать вслух то, что я не говорил уже так много лет… Мне так плохо.       Руки Сатору накрыли мои плечи, скользнули до локтей и нырнули за спину. Демон крепко, отчаянно обнял меня, прижался лицом в потрёпанные от ветра волосы, втянул носом воздух, словно наслаждаясь мной. Я неуверенно обняла его в ответ, и Сатору, словно восприняв этот жест зелёным сигналом, осторожно поцеловал меня в шею. Я прикрыла глаза, прижалась ладонями в его крепкую спину.       — Ты разве сама не хочешь забыться от боли? Раствориться в ней? — начал шептать он между поцелуями в шею.       Демон снова заставлял меня таять в его руках, расслабляться от его прикосновений, кожей ощущать сладостные мурашки.       — Ты веришь мне? — спросил он, и я снова услышала дрожь в его голосе. Я чуть отпрянула, зацепилась пальцами за маску Сатору. — Не надо, — Сатору поймал мою руку, но не убрал от повязки.       — Поверю, если покажешь мне свои глаза, — сказала я негромко, и демон молча убрал руку от моего запястья. Я потянул за маску, и она упала с его лица на шею.       Его ярко-голубые, кристально-чистые глаза, которые точно демону не были свойственны, покраснели из-за лопнувших сосудов от плача и страданий. Сатору старался сдержать их, и именно в эту самую секунду я увидела, как сверкнувшая, такая же чистая, как и его глаза, слезинка скатилась по его щеке.       — Не могу отвести взгляд от твоего лица, — прошептала я и погладила его по щеке. — Ты прекрасен.       — Эта красота ничего не стоит, — шепнул в ответ Сатору.       Мы оба ненароком превратили откровение в интимный момент, который не хотелось прекращать. Открывшись, Сатору позволил мне расслабиться рядом с ним и почувствовать долгожданную безопасность. Сейчас нас никто не мог потревожить, а Сатору был тем, кто точно не стал бы причинять мне боль. Потому что он сам знал лучше, чем кто-либо, что значит боль.