Все началось с одной жалкой пуговки

      Есть люди, запросто прыгающие в прохладную воду, недающие телу хоть сколько-нибудь времени привыкнуть к неприятным температурам. Я всегда с восторгом и завистью смотрела на них, но сама заходила в воду постепенно, беря с бабушки пример — по-стариковски омывая руки, подбираясь понемногу ближе к сердцу, напуганная страшилкой: «Если резко погрузиться в холодную воду, сердце остановится!» Но сейчас, погружаясь в непривычность так же неспешно, отчего чувствую, что сердце действительно может встать?..       Бюстгальтер я отныне носила в сумочке и надевала уже на работе, заперевшись в туалетной кабинке. К той блузе пуговицу на замену беглянке я так и не пришила — потому что смысла нет, потому что теперь не застегиваю пару верхних пуговиц в принципе. «В этом нет ничего такого!» — подумает любая, взглянув на свой гардероб, ведь существуют декольте пооткровеннее. Согласна. Но прочие пуговицы я не трогаю лишь до входа в поезд…       Прижатый к бедру клатч длинной цепочкой опутал плечо. Я пробралась к противоположным, неизменно закрытым дверям; позади все теснее набивался народ. Наверное, я — единственный человек, нашедший истинное счастье в час пик! Но, кто знает, возможно, вскоре я решусь быть собой, более не прикрываясь толпой… А пока…       Двери закрылись со слышимым механическим усилием — люди выпирали из вагона. У заблокированной пары дверей я стояла не одна: слева о чем-то громко переговаривались трое студентов спинами ко мне, справа — очень полная дама с двумя чемоданами.       Поезд тронулся, «кильки в банке» качнулись. Я смотрела вперед — на отражение в дверном стекле. Цепочка соскользнула с намеренно дрогнувшего плеча, жесткий клатч я уперла в дверь, и противоположное его ребро расчертило мою юбку глубокими складками. Вагон качало из стороны в сторону, словно под колесами были не ровные рельсы, а ухабистая сельская дорога; стоявший позади высокий мужчина, чей затылок я видела в отражении, ненарочно подталкивал меня в спину — заставлял вновь и вновь налечь на край клатча, ритмично давить им на клитор до сладостного томления… Правой рукой приходилось придерживать сумочку, столь сильно радующую свою хозяйку, но левая была свободна, и, уже даже не проверяя в отражении, смотрит ли кто в мою сторону, медленно я расстегивала пуговицы — одну за другой. Я помогала им только наполовину: сложно передать, насколько ярким, будоражащим был миг, когда вне тени моих пальцев петелька сама выпускала тянущуюся к свободе пуговицу — и открывала моему собственному разгоряченному дыханию все больше нежной, чувствительной кожи…       Мне уже не было дела до качки, бедра двигались сами. Угол клатча проскальзывал глубже меж ног, и чтобы почувствовать его не только половыми губами, но и входом во влагалище, я чуть приседала. От естественной смазки белье неприятно холодило, но и оно, и ткань юбки были необходимы, чтобы клатч не царапал, лишь давил. В отражении я видела уже наполовину расстегнутую блузу, широко расходящуюся в стороны. Поезд замедлялся. Что делать?.. Так далеко я еще не заходила. Люди точно начнут выходить, но если в вагон не зайдет приблизительно столько же, я буду у всех как на ладони.       «А может, ну и ладно?.. — вновь пробудилась животная страсть. — Люди любят обращать жажду власти против тех, кто нарушает их устои: что может быть приятнее для рассерженной толпы, чем совместное наказание блудницы за бесстыдство?..»       …Нет. Важно сохранить хотя бы остатки самоконтроля: в вагоне могут быть дети. Да и вообще, жизнь — не порно. Какое удовольствие ты в итоге получишь, если на тебя наорут рассвирепевшие бабки…       Тем временем поезд, в последний раз сонливо клюнув носом, остановился у темной платформы. Двери позади меня с усталым вздохом разъехались, пассажиры повалили из вагона, новые не дожидались осушения человеческого потока и лезли наперерез, пихаясь плечами. Я планировала стоять неподвижно, отвернутая к своим, закрытым, дверям (застегивание блузы мне показалось действием, привлекающим излишнее внимание), но теснота усилилась в непредсказуемых масштабах. Справа, между мной и полнотелой женщиной, умудрился кто-то влезть; клатч, по-прежнему упиравшийся в дверь и мою промежность, от такого неожиданного толчка перевернулся, и по инерции я прилегла полуголой грудью на одного из троицы студентов. Высокий, квадратнолицый, со стоячими темными волосами, он обернулся на автомате. Искристые карие глаза мельком ухватили женское лицо и что-то еще на периферии. Он уже начал отворачиваться, когда образ целиком дошел до нужного центра в мозгу, и с взметнувшимися бровями снова глянул через плечо: снизу вверх на него взволнованно, не виновато и не испуганно, смотрела раскрасневшаяся девушка с огромной, практически полностью обнаженной грудью… С высоты его роста не было видно, что юбка спереди немного задралась и обнажила потемневшие от смазки белые танга. Подставивший меня клатч жалобно звякнул цепочкой и приземлился в ногах. Поезд очнулся, но его усиливающийся грохот не был и близок по громкости к сердцебиению в моей голове… Если это и страх, то завладел он моим телом точно не в одиночестве.       То ли студентику стало неловко, то ли мне «посчастливилось» встретить одного из нескольких на весь город мальчишек, которых действительно хорошо воспитали; он стал отворачиваться к своей компании во второй раз — паника подняла мои руки, холодные пальцы торопливо разъединили петлю и пуговицу.       — Нихуя… — случайно обронил он вслух под моим пристальным взглядом.       Только сейчас его друзьям стало любопытно, что же там оказалось для него интереснее беседы. Второй, едва меня увидев, толкнул в плечо третьего, практически выволок из-за фигуры первого-меня-приметившего, загораживавшего всю меня от него. Стоять стало сложно: в коленях нарастала нервная дрожь, — но под взглядами неверящих в происходящее незнакомцев я продолжила расстегивать оставшиеся пуговицы. Медленно, точно боясь вспугнуть зверька в парке, третий достал смартфон и направил глазок камеры на меня — из-за складки куртки другого, думая, что я телефон не увижу. Скольким приятелям они покажут это видео, обязательно сольют в сеть — столько зрителей мне и не снилось… Вульва еще пуще запульсировала от жара. С трудом проталкивая с языка в горло вязкую слюну, будто рот мой ожидал члена, я переводила взор с лица на лицо, не останавливала движений пальцев. Полы блузы безвольно повисли вдоль тела. Впервые публично — в переполненном вагоне, голодно разглядываемая людьми и всем Интернетом в перспективе, — я полностью обнажила грудь. Крупные темно-бежевые соски от возбуждения и непривычной прохлады, свободы, сузились не сильно; три пары глаз были прикованы к ним.       — Еба-а-ать… — прочла я по губам второго за шумом приближающегося к очередной станции поезда. К моей станции, черт бы ее побрал…       Он же, похоже, самый раскованный из них — или похабный, не то с немым предложением, не то с бессловесной мольбой на лице, поподкидывал руками перед собой невидимые груди, и я куда плавнее и изящнее повторила его жест: впервые прикосновения моих собственных ладоней, холодных, словно чужих, к мягким пылающим сиськам доставляли такое интенсивное удовольствие!.. Я мяла их снизу, не прикрывая пальцами сосков, чуть приподнимала — и давала пружинисто опуститься обратно. Только с таким несвоевременным замедлением поезда я осознала, что улыбаюсь, дыша глубоко и тяжко. Неторопливо я нагнулась за клатчем — груди тяжело повисли, гипнотически качнулись. Цепочка вернулась на плечо. С искренним сожалением поджав губы («Простите, мальчики, шоу окончено…»), я застегивала блузу, повернулась к работающим дверям лицом. Мои новые, увы, недолгие друзья провожали меня воистину счастливыми взглядами, пока я растворялась в угрюмой, заранее уставшей от работы, безликой человеческой реке.       …Самый высокий порог я сегодня переступила. И знаю, как именно хочу закончить этот день…