Кто я без тебя

Спал Нико плохо. Его мучили кошмары. Он тонул в красной воде, задыхаясь от ужаса, охватившего всё его существо, но при этом с губ не срывалось ни стона, ни вздоха. Телефонная трель разбила марево сна. Нико побрёл на кухню, нащупал трубку и хрипло выдохнул: — Алло? — Месьё Николя Конте? — Да, это я. — Вас беспокоят из четвёртого полицейского участка, Брюссель. Дело касается вашего брата, Себастьяна Конте… После короткого разговора Нико сидел оглушённый несколько минут. Руки и ноги не слушались. Двигаясь, как сомнамбула, он кинул в сумку паспорт, бумажник, расписание поездов. Наверняка он что-то забыл, но голова отказывалась соображать. До вокзала Нико доехал на такси. Он не запомнил, как покупал билет и садился на поезд до Брюсселя. Ум занимала единственная мысль: «Этого не может быть». Не может быть, что Бастьен… Только вчера они говорили по телефону… Инспектор Легран сухо изложил факты. Бастьен попросил администратора гостиницы разбудить его в восемь: «Это очень важно». На звонок в номер он не ответил. Администратор забеспокоилась: постоялец выглядел по-настоящему больным. И решила проверить, всё ли с ним в порядке. Бастьен лежал на кровати, холодный и неестественно бледный. Судя по всему, он был мёртв уже несколько часов. — Предварительная причина смерти — передозировка обезболивающим и снотворным. Мне очень жаль, месьё Конте. Вы можете приехать сегодня? В Брюсселе было солнечно и тепло. Нико щурился (вот что он забыл — тёмные очки), силясь прочитать адрес, который он торопливо записал на вырванном из блокнота листке. Буквы сливались в монохромное пятно. Дальнейшее помнилось отрывками. Он медленно спустился по крутым каменным ступенькам в морг, мужчина в белом халате откинул простыню, и Нико произнёс чужим, неузнаваемым голосом: — Да, это мой брат Себастьян. И провалился в благословенную тьму. В чувство его привёл резкий запах нашатырного спирта. Ему в руки сунули стакан с водой. Нико с раздражением отметил, что у него стучат зубы, а пальцы дрожат мелкой противной дрожью. — Не торопитесь, месьё Конте. Вам нужно расписаться здесь и здесь. Скажите, когда будете готовы. Подпись получилась кривая. Он вцепился в ручку, как в спасательный круг, и в полицейский участок зашёл, сжимая её так сильно, что хрустела пластмасса. — Садитесь, — сказал инспектор Легран, оказавшийся бетой. Он не пытался быть сочувствующим и вести допрос мягко. К счастью, иначе Нико совсем бы расклеился. — Как вы понимаете, мы не можем списывать со счетов версию о самоубийстве. То, что ваш брат не оставил записки, не значит… — Вы с ума сошли? — взорвался Нико. — Бастьен знал, что умирает. Но он любит… любил свою дочь больше всего на свете. Он никогда не поступил бы так с Леа. И не поступил бы так со мной. — Отчаяние толкает людей на несвойственные им поступки, — спокойно заметил Легран. Нико замотал головой. — Мой брат не давал пустых обещаний. Вчера он звонил мне. И строил планы. Бастьен — человек дела. Он не стал бы говорить о пикнике и назначать встречу с адвокатом, если бы задумал покончить с собой. И в этом случае он бы со мной попрощался. Вы можете проверить. Антуан Дегрэ, наш семейный адвокат. Мы должны были встретиться в понедельник, в пятнадцать ноль-ноль. — Мы проверим. Запишите для нас его телефон, — Легран придвинул к Нико чистый лист бумаги. — Вы уверены, что это не самоубийство. Так что, по-вашему, произошло на самом деле? — Десять дней назад Бастьена выписали. Он чувствовал себя… почти нормально. Видимо, вчера он снова начал испытывать сильные боли. И да, снотворное и обезболивающее он приобрёл законным образом. Их ему выписал врач. — Никто не утверждает обратного. Документы, обнаруженные в его номере, подтверждают, что ваш брат не нарушал закона. Продолжайте. — Скорее всего, Бастьен решил не пугать меня по телефону. Он называл меня курицей-наседкой. И не хотел, что я волновался, или, как он выражался, «махал крыльями». Понимаете, проблема в том, что даже самое сильное обезболивающее не действует сразу. Думаю, он принял одну таблетку, затем вторую, может, и третью… А потом ему показалось, что если он заснёт с помощью снотворного, во сне ему не будет больно. Полагаю, к тому моменту Бастьен уже превысил дозу и не вполне соображал, что делает… Нико провёл в участке около шести часов. Смерть Бастьена признали трагическим несчастным случаем. Нико выдали свидетельство о смерти и вещи брата: документы, записную книжку, медальон и кольцо из платины. Нико снял номер в первой же попавшейся гостинице. Дел предстояло много. Надо было договориться, чтобы тело (боже, Бастьен, талантливый, остроумный, молодой — ему исполнилось тридцать восемь этим летом — теперь был всего лишь телом) доставили в Париж. Сообщить о случившемся отцу и Кристофу. Несомненно, они потребуют, чтобы он отдал им вещи Бастьена. Не дождутся. Медальон должен достаться Леа. Нико спрятал его и записную книжку в сумку, а кольцо надел на палец. По иронии судьбы, оно село как влитое на безымянный палец левой руки. Нико глубоко вдохнул. Оттягивать неизбежное смысла не имело. Жерар взял трубку после бесконечных длинных гудков и выругался, услышав голос нелюбимого сына. — Чего тебе? — Бастьен умер, отец. Нико не ошибся в своих предположениях. Жерар орал, потребовал, чтобы он привёз вещи Бастьена и занялся организацией похорон. В качестве наказания за то, что не уберёг «бедного, сбитого с толку омегу». — Недоальфа, — выплюнул Жерар напоследок и отключился. Нико едва сдержался, чтобы не швырнуть телефон в стену. В конце концов, это была собственность гостиницы. Он рухнул на постель и проспал до утра как убитый. Администратор разбудил его в девять. Завтрак в горло не лез. Запихнув в себя половину круассана и запив его обжигающим чаем, Нико поспешил на улицу. За следующие восемь часов он ни разу не присел. В буквальном смысле. Нико платил госпошлину, с кем-то ругался, два раза побывал в ставшем ненавистным здании морга и один раз — в полицейском участке, потому что сотрудникам морга понадобилась очередная бесполезная бумажка. К вечеру Нико ног не чуял от усталости. Есть не хотелось. Он заставил себя проглотить какой-то безвкусный суп и вернулся в гостиницу. Накатила тоска. Окно манило, затягивало в омут машин и асфальта. Нико отпрянул, захлопнул створки и позвонил Олли. — Слава небесам! — воскликнул тот. — Мы тебя потеряли! Не смей так пропадать. Ты нас напугал. — Олли… Я… я не могу… Бастьен, он… Его больше нет, Олли. И я… я так… Забери меня отсюда. Олли задал всего один вопрос: — Где ты? — В Брюсселе. В гостинице. — Диктуй адрес. Я за тобой приеду.