If I Can't Have Love, I Want Power

Halsey - Bells in Santa Fe

То ли от холода, то ли от отчаяния, но Питер сильно дрожал, когда спускался по массивным каменным ступенькам в крипту дворца. Он держал сжатый кулак у груди, будто сжимал свое сердце, приказывая ему так предательски не стучать. Ходить все еще было тяжело, внизу тянуло, мышцы ныли, а на лопатке все же остался большой пурпурный синяк, из-за чего на спине было больно лежать. К королевскому лекарю он так и не обратился. После разговора с женщиной из прислуги ему было страшно, а еще даже стыдно. Вдруг он и правда надумал все, вдруг то, что произошло — логично и правильно? Эмоции взяли над ним вверх. Но мысли о том, что вся жизни пройдет так же, не давали юноше покоя. Он все-таки решился сходить к Ванде Максимофф, местной травнице. Ноги на секунду подкосились от неожиданного звона колоколов, раздавшихся где-то вдалеке. Питер начинал бояться каждого шороха, и ему становилось смешно от самого себя. Пока что у него, как у принца, было предостаточно времени. Он должен был являться с королем на светские мероприятия и приемы, провожать солдат на войну и присутствовать на официальных приемах пищи, чаще всего на обеде, в главной столовой в два часа дня. Но сейчас колокола сообщили наступлении полудня. Та самая молодая девушка, рассказавшая о Ванде, не сказала, за какой именно дверью та сидит, поэтому приходилось ориентироваться на звук и запах. Подойдя к массивной деревянной двери, Питер постучал. Сначала тихо, но, не получив ответа, постучал снова, но громче. Ему все-таки открыли. На пороге стояла высокая рыжеволосая женщина с недовольным лицом. — Кто такой? — спросила она его. — Питер Паркер, мэм, — он не решился представиться своим новым титулом. Но та все равно его узнала и отошла, приглашая жестом войти, однако особого восторга от визита не испытывала. — А, так ты новоявленный принц. У короля губа не дура, умеет себе омег выбирать. Ванда явно была в процессе работы, но она просто села за свой рабочий стол, развернувшись лицом к юноше и указав взглядом на довольно дохленькую табуретку в углу. — Рассказывай, зачем пожаловал, — она перекинула ногу на ногу. — Тебе ведь, несомненно, поведали о моих отношениях с короной. — Да, и именно поэтому я и пришел, — Питер почувствовал небольшой головокружение из-за резких запахов, витающих в воздухе. Его слова немного поразили Ванду, взгляд женщины изменился. — Что он сделал с тобой, парень? — спросила она с полной серьезностью. Заметив, что Питер нервно теребит в руках ткань своей рубашки и бегает взглядом по ее полкам со склянками, Ванда ответила сама: — Он над тобой… надругался? — Я… я не знаю, можно ли это назвать. — Тебе было больно? — твердо спросила она. — Да. — Просил его остановиться? — Да. — Ты хотел этого? — Да… не совсем, нет. — Он остановился? — Нет. — Тогда это было именно надругательство, — Ванда пожала плечами. — Я не знаю, как король втянул тебя в такое сомнительное мероприятие, как брак с ним. Но это не мое дело. Пока что я могу предложить тебе лишь обезболивающее и мазь для заживления. Ванда встала, направившись к месту, где стоят нужные ей склянки, а Питер заерзал на табуретке. Ему было больно сидеть и хотелось спросить еще кое о чем. Когда женщина передавала ему все, что может облегчить жизни, юноша все-таки выпалил: — Вы не знаете, тут есть контрабандисты? — Контрабандисты? — Ванда удивленно подняла брови, ухмыльнувшись. — И что же тебе надо достать? — Блокиратор течки. Чем больше, тем лучше, — уверенно ответил Питер, глядя на женщину. — Ты ведь знаешь, что они работают только если… у тебя еще не было течки? — юноша отрицательно помотал головой. — Брать омегу, еще не достигшую полноценной зрелости, при чем силой — что еще можно ожидать от этого подонка? Ты ведь из столицы? — Питер кивнул. — Я слышала, как на вас влияет этот ужасный климат. Не собираюсь быть адвокатом дьявола, но ты понимаешь, что блокиратор не спасет тебя от насилия? Ты все равно сможешь понести, пусть беременность и будет тяжелой. И справляться с болью во время секса тебе будет еще труднее, ты ведь знаешь, как влияет на омегу течка. Тогда, может, будет разумнее не принимать эти блокираторы? Зачем они тебе? — Без секса во время течки он не сможет оставить метку на мне. Не хочу ходить с клеймом до конца жизни. Я все еще надеюсь выбраться отсюда, не сразу, конечно, но, возможно, через пару лет… Ванда сидела на своем стуле, откинувшись на спинку и скрестив руки на груди. Она кусала свой рот и губы изнутри, о чем-то серьёзно размышляя. — Ладно. Есть у меня один на примете. Сэм Уилсон. Достать может все, что угодно, но и денег берет немало. Связаться с ним? — На самом деле, я пока не догадываюсь, как платить. В моем распоряжении нет свободных денег. И разве я могу самолично забирать у него товар? Не пойдет ли слухов о том, что омега короля пытается остановить свою течку? — На счет этого можешь не волноваться. Сэм — профессионал, никогда не выдаст информацию клиента. А вот насчет денег… Можешь расплачиваться украшениями, подаренными тебе. Он знает, где их можно продать. Если начнут расспрашивать, где брюлики, включай дурочка и говори, что потерял. Одного золотого кольца хватит для оплаты нескольких доз. Принимать блокиратор нужно лишь раз в месяц. Я свяжусь с Сэмом. Зайди ко мне через неделю. Питер поспешно встал с табуретки, которая нещадно скрипела под ним, поклонился в знак благодарности и, прижав к груди две бутылочки, полученные от Ванды, пошел к выходу, но в одном шаге от двери остановился. — Можно спросить, если это не секрет? Почему вы так не любите короля? — этот вопрос явно застал женщину врасплох. В лице она не поменялась и ровно ответила: — Это секрет. Сказать на это Питеру было нечего, и он ушел.

***

Все дни ожидания визита к Ванде были проведены в постоянном беспокойстве. Тем самым вечером после знакомства с травницей Питер мысленно благодарил ее за хорошие лекарства, ведь его опять жестко взяли на их кровати. Квентин долго его обнюхивал, облизывал, кусал, но меток не оставлял, а когда уже рычал от перевозбуждения, так же грубо вошел. Юноша пытался отпрянуть назад, чтобы член короля не проникал в него так сильно, но тот не хотел уступать, поэтому на каждую попытку отстраниться отвечал двойной жестокостью. Питер думал, что через несколько минут должно стать полегче, но нет, становилось лишь больнее, терпеть больше не было сил. Теперь каждую ночь можно было слышать его сдавленные крики, а служанки меняли наволочки, пропитавшиеся его слюной. Если в этот момент юноша находился в спальне, то не мог смотреть слугам в глаза. «Это все временно», — говорил он себе. Когда по вечерам не было физического насилия, ощущалось моральное. Питер лежал на груди альфы, придавленный тяжелой рукой сверху, слушал его рассказы о том, как прошел день. Пусть его никогда не били, то парень боялся получить удар. — Тебе следует встречать меня каждый день в лучшем расположении духа. Нагрей для меня кровать, затуши свечи, будь готов принять меня. Питеру было неуютно, ему хотелось выбраться из объятий альфы, запах которого ему даже не нравился. Инстинкты омеги говорили ему бежать от этого человека. Получив первую порцию блокираторов, юноша ощутил, что в его руках появилась хоть какая-то власть. Беременеть пока в его планы тоже не входило, поэтому после каждого секса он бежал в ванную и чистил себя. Он хотел начать принимать и противозачаточные, но Ванда ответила ему категоричным отказом. — Так ты отравишь и угробишь свой организм за пару месяцев. Ты не можешь вечно бегать от этих проблем. Рано или поздно тебе придется родить королю ребенка и получить его метку. Если, конечно, не придумаешь, как сбежать отсюда. — Прошло всего две недели, и я не представляю, как буду справляться с этим еще как минимум несколько лет, — в эту их встречу Питер выглядел гораздо хуже, чем в первую. — Может, забеременеть — не такой уж плохой вариант. Насилие прекратится хотя бы на пару месяцев. — Но так я останусь связанным с дворцом и королем до конца жизни, — юноше не нравился ни один из вариантов. — Поступай, как знаешь. Питера постепенно начала охватывать паника. Он, размышляя над происходящим целыми днями, не мог придумать ни одной возможности, при которой ему удастся стать свободным. Сидеть сутки напролет в королевских комнатах, какими бы большими они не были, оказалось невыносимо. Юноша решил начать выходить из своего крыла, гулять по дворцу или саду, никто ему этого не запрещал, да и кто может, кроме разве что король, ведь сам он — принц. Несмотря на всю скверность ситуации в целом, в которой он оказался, Питера не переставала восхищать обстановка вокруг: высокие потолки с лепниной, гигантские картины на стенах с небольшими табличками рядом, все пояснения на которых парень читал, ему некуда было торопиться, торжественные лестницы, по которым спускались самые красивые и могущественные люди, жившие в этом месте. Дворец был настолько большим, что он мог бродить по коридорам в полном одиночестве. Лишь иногда мимо него проходили несколько солдат, которые почтительно кланялись и шли дальше. Остальные обитатели бесконечных комнат казались юноше вполне дружелюбными. Разве что за исключением некоторых: пары королевских советников, без устали лизавших одно важное место его мужу и смотревших на самого Питера во время его нахождения на публике, как на отброса, и прислуги, относившихся к нему, как к глупой омеге, которой только и надо ублажать своего альфу. В некоторые моменты парень действительно начинал чувствовать себя девятой пешкой на одной из сторон шахматной доски. Он только служил красивым украшением обедов и предметом мебели в спальне, но получал много богато расшитых костюмов и дорогих украшений. Солдаты, отдававшие свои жизни на поле боя, в жизни не видели такого богатства у себя. Питер всегда почтительно обходился с представителями армии, не хамил, приветствуя их легким поклоном, делая это вовсе не потому, что они носили с собой оружие. Он видел, как почти каждую неделю солдаты во главе с главнокомандующим возвращались с битвы, потрепанные, обязательно волокущие за собой носилки с раненными, которых еще можно спасти. Раньше его мало волновало то, что происходит вокруг, было относительно все равно на идущую войну, но сейчас ощущал, как волнение иногда приходит к нему в гости. «Все это временно» — эта фраза открывала и закрывала дни для юноши. Иногда внимание Питера привлекают главные ворота. Что если просто пробраться к ним и получить свой пропуск наружу? Этот план был слишком прост и до безобразия абсурден. Настолько абсурден, что мог сработать. Именно таким образом размышлял юноша в минуты отчаяния, когда казалось, что выхода из этого дворца нет. Возможно, его и правда нет. Весь периметр надежно охранялся, в некоторых местах каменная стена переходила в прутья с золотыми узорами, но там под взором бдительных стражей даже мышь не могла проскочить. А главные ворота всегда были закрыты. Их отворяли лишь для особых случаев: прибытия или отбытия солдат, почетных гостей или королевского экипажа. И все. В общем всего пару раз в неделю. Эту тенденцию он приметил за тот месяц, что провел здесь. Питер так задумался по дороге в главную столовую, где его уже ждал король для начала обеда, что не заметил стоящего у дверей солдата и споткнулся о его ступню, сильно ушибив пальцы на правой ноге. — О мой бог, простите! — воскликнул юноша. Мужчина в форме явно не ожидал, что извиняться будут перед ним, поэтому только и смог что-то пробурчать в ответ, поклониться и вернуться в прежнее положение. Квентин частично видел произошедшее, поэтому, когда Питер сел на стул, пододвинутый для него слугой, спросил: — Если хочешь, мы накажем его, — это была не забота о муже, а стремление утолить свой садизм. — Не надо. Я ведь виноват в случившимся, — мягко ответил Питер, заставив короля скромно улыбнуться. — Ты слишком добрый и мягкотелый, Питер. «Но ведь именно этого ты ждешь от меня», — подумал юноша про себя. — Человека нужно наказывать, если он сделал что-то плохое. Сейчас же этот солдат совершенно невинен, — парень поставил точку в разговоре, налив немного соуса себе в тарелку. — Лучше расскажи, как прошло твое утро. Эго короля было безмерным. Он мог часами говорить о себе и всем, что происходит вокруг него. Этим часто пользовался Питер, чтобы перевести тему со щекотливой на более нейтральную. Квентин начал без умолку рассказывать о чем-то, даже забыв про запеченного кролика, Питер, честно признаться, не особо слушал, лишь иногда кивая, чтобы показать, что согласен с каждым его словом и решением. Удивительно, как королю было иногда важно одобрение омеги, чье тело и душа для него были ничтожны. — В следующем месяце у нас будет большой прием в честь юбилея королевства. Будет много гостей. Для тебя это шанс показать себя и не посрамить меня. С завтрашнего дня с тобой будут заниматься учителя танцев и этикета. Ты и так неплохо справляешься со своей ролью, но полировка не помешает. «Неплохо справляюсь? Еще бы», — Питер сжал в руке вилку. — Я буду стараться изо всех сил. — Не сомневаюсь, — ответил король, разрезая своего кролика ножом, но смотря прямо юноше в глаза. — Ведь именно поэтому я тебя и полюбил. Эти слова ударили в Питера, словно молния. Любит? Нет, он не может. Это лишь простая манипуляция. Он так разнервничался, что полоснул зубчиками вилки по тарелке, издав неприятный звук, который эхом отразился от стен, и выдав свои чувства. Король снова улыбнулся. За слова о любви пришлось платить этой ночью. Каждое утро, когда юноша просыпался с очередной болью в нижней части тела и синяками на спине и ребрах, он чувствовал, что постепенно теряет себя. В мыслях на повторе проигрываются собственные крики, постоянно хочется кусать губы, топать ногами, клацать ногтями, чтобы успокоить тревогу внутри. Любовь? Питер судорожно смеялся, вспоминая слова короля за обедом. Если это любовь, то юноше она даром не сдалась. Сам он никогда не был романтиком, не увлекался любовными романами и не предавался мыслям об альфах на белом коне, но все же считал, что любовь называют самым важным и светлым чувством не просто так. Ему действительно пришлось каждый день посвящать занятиям с учителями, но это было даже к лучшему — рассказы о раскладке столовых приборов и порядке шагов в венгерке отвлекали. Теперь он чувствовал себя чуть менее бесполезным. Учителя были настроены к нему нейтрально, не поднимали неудобных тем, а преподаватель танцев даже не касался омеги, показывая все па на расстоянии. Иногда Питеру хотелось все рассказать им, попросить помочь или хотя бы посочувствовать, дать ему надежду, что то, что твориться в их спальне, — ненормально. Но страх оказаться осуждённым сковывал, заплетал язык, тихо шептал где-то внутри: «Они посмеются над тобой». Юноша хотел ненавязчиво показать, какие издевательства переживает каждый день, но не знал, как. Квентин не был дураком и не оставлял синяков и кровоподтеков на видных местах, а обнажать спину поводов не было. В какой-то момент для омеги стало естественным тихо ждать короля в комнате по вечерам, заранее приняв обезболивающее, а слыша шаги снаружи, подрываться, успокаивая учащенное сердцебиение, быстро задувать свечи, наливать в хрустальный стакан воды, ставя его около кровати для Квентина, снимать с себя одежду, покорно становится на колени на кровать и терпеть, выпархивать маленькой пташкой в ванную комнату, когда альфа засыпал, вымывая из себя сперму, и ложиться спать самому, понимая, что завтра все повторится. Он регулярно наведывался к Ванде, чтобы взять новые лекарства и провериться на разрывы. Та каждый раз ворчала, но не отказывала, видимо понимая, через что сейчас проходит Питер, и тот был благодарен. «Это все временно». В свободные дни Питер обходил весь периметр замка, стараясь найти место в стенах, ограждающих его, где можно было проскользнуть и выбраться отсюда, но ничего обнаруживал и возвращался в свои покои в расстроенных чувствах. — Как вы будете вести себя, если окажетесь без сопровождения Его Величества и придется знакомиться с новыми для вас людьми? — спросил учитель по этикету на очередном уроке. — Я всегда представляюсь первым, так как все знают мой статус принца, вне зависимости от того, мужчина мой собеседник или женщина, альфа, омега или бета. — Верно, — кивнул учитель. — А если в сопровождении Его Величества? — Всегда жду, когда он представит меня. Питера учили всему: правильной речи, манерам в высшем обществе, правильной улыбке, походке, осанке, как сидеть за столом, как держать в руках приборы, даже тому, на ком можно задерживать взгляд, а на ком нет. Все понимали, что юноша, как выходец из бедного района столицы, ничего из этого не знает, пусть и сам по себе не груб или невежлив. Все же многие возмутились, что король выбрал себе омегу с «дурной кровью», поэтому необходимо было доказать, что Питер достоин своего титула. — Зачем все это? — спросил юноша, когда ранним утром к нему ворвалась прислуга, притащив новый костюм, его корону, украшения, ароматические масла, заняв этим барахлом, как его называл про себя омега, большую софу и пару кресел. — Сегодня торжественные проводы солдат. Вы должны быть там вместе с королем, — сообщила служанка, выдавив из себя приторную улыбку. Ах, да. Он слышал об этом. Квентин в этот раз не отправляется вместе с остальной армией. Подготовка к юбилею королевства заняла его с головой. Это заставилось на несколько секунд Питера ощутить вязкое сожаление. Почему этот юбилей случился именно сейчас? На войне король может легко погибнуть, это обеспечило бы парню возможность просто и с миром уйти из дворца. Питер поблагодарил слуг, сказав, что оденется сегодня сам, зная, что они никак не будут реагировать на его искалеченное тело, просто замолчат это, а самому омеге будет жутко неловко и стыдно от своей слабости и беспомощности. Те замешкались на пару секунд, но, увидев неумолимый взгляд принца, все же решились уйти. Сегодня на костюме был изображен зачарованный лес из сказок: деревья, листва, волшебные животные, олени, волки, лисицы. Красиво, но эта красота не смогла помочь Питеру улыбнуться. Он прилежно оделся, нацепив все, что ему принесли, пусть и считал это излишним. Его корона была похожа на венок из полевых цветов, залитых золотом. Создавшийся образ хорошо подходил его титулу — Принц Питер Смиренный. Именно таким он сейчас и был, скромной мышкой, пытающейся забиться в угол. Человек, отражающийся в зеркале, и правда был красив. Это сложно было отрицать: бледная кожа, которая стала еще больше похожей на мрамор за шесть недель постоянного страха и стресса, подведенные глаза, темные кудри, украшения, подчеркивающие карие глаза, одежда с дорогой вышивкой. Питер выдохнул и пошел к выходу, догадываясь, что должен быть у главного входа во дворец уже совсем скоро. К нему неожиданно пришло понимание, что он неосознанно применяет все советы и наставление учителей, шагая по коридору с ровной осанкой и приветствуя всех проходящих мимо людей правильным наклоном головы. Процесс ассимиляции начинается, и юноше это не нравится. Он постепенно врастает в это место, будто мирится со своим положением, думая, что все так, как должно быть. Напомнив себе, что сегодня вечером нужно выпить блокиратор, Питер замирает на месте, видя перед собой короля, о чем-то беседующего со своим советником. Заметив мужа, Квентин направился к нему, чуть приобнял за талию и поцеловал в висок на глазах у других, а парень кое-как сдержал рвотный порыв. Зачем нужна эта показуха? — Выглядишь прекрасно, — сказал король, обращая на омегу внимание других, желая показать, что эта пташка принадлежит только ему. — Спасибо, — Питеру хотелось ответить более резко, но он понимал, что нельзя. — Пошли со мной. Солдаты уже готовы к отбытию и ждут нас. — Когда они вернутся? — у юноши болело сердце, когда он осознал, что еще несколько сотен жизней будут потеряны просто так. И когда он стал таким сентиментальным? — По плану они должны разбить врага и лично порадовать нас этой новостью за несколько дней до юбилея, — Квентин говорил с задором, даже радостью, воодушевляя всех, кто стоял рядом. Те поддержали короля, тоже желая иметь повод выпить за очередную небольшую победу. На самом деле, Питер не особо был осведомлен в истинных причинах начала этой войны. Для простого населения использовали самые базовые лозунги и объяснения: «Защищаем национальные интересы и отвечаем на внешнюю агрессию». Кому-то этого было достаточно, а кому-то совсем нет. Именно поэтому большая часть населения называют эту войну пустышкой, догадываясь, что под глупыми лозунгами есть что-то еще, но как об этом узнать, если эта информация хранится за семью печатями, и даже рядовые солдаты могут об этом не знать? Выйдя на открытый воздух, Питер сощурился из-за яркого солнца, которое светило здесь практически каждый день, несмотря на приближающуюся зиму. На секунду его оглушили крики всех, кто пришел на проводы. Ровные ряды из солдат и конницы, во главе которых стоял главнокомандующий, были приятны глазу. Юноша поднял подбородок, пытаясь соответствовать своему статусу и вместе с королем принялся махать в знак приветствия. Пока что ряды армии были обращены лицом к ним, поэтому пешие войны были ближе к роскошной мраморной лестнице, а после торжественной части они должны были развернуться и выйти через главные ворота. Иногда Питер поглядывал на потолок, который держали огромные такие же мраморные, как и лестница, колонны вместе с титанами и музами, расположившимися прямо под сводом. Парень ощущал себя частью большого замысла, еще одним полубогом, держащим стены дворца. Солнце отражалось от его короны и драгоценностей, заставляя омегу буквально сиять. Он действительно был похож на главное украшение этого действия и не был уверен, нравится ли ему такой расклад. Возможно, все было бы не так плохо, если бы к статусу красивой игрушки шло что-то еще. — Друзья! — громко заговорил Квентин, привлекая всеобщее внимания. — Сегодня мы собрались здесь, чтобы благословить этих доблестных и смелых воинов в добрый путь!.. Король говорил и дальше, но Питер не слушал, а следил за реакцией всех вокруг. Одни были не менее воодушевлены, например, самые важные люди при дворе, а другие, по большей части сами солдаты, не разделяли восторга и хмуро смотрели куда-то вдаль, стараясь не думать о будущем. По команде главнокомандующего строй резко поменял направление и пошел к выходу. Все махали им вслед, а Питер так и остался стоять столбом, не сумев вовремя выйти из образа изящной мебели. Он смотрел на блики на доспехах солдат, пока они не скрылись за горизонтом. Оказалось, к тому времени он остался чуть ли не один на дворцовой площади. Даже «любимый» муж его тут оставил. Ничего не оставалось, как пойти обратно во дворец в свои покои и снова начать ждать вечера, новой боли и унижения. Из-за торжественного мероприятия в коридорах было немного больше стражи. Они все так же учтиво приветствовали принца, а тот отвечал тем же. И так неспешный шаг замедлился, когда Питер учуял до боли знакомый запах, который вызвал в нем будто первобытную ярость. Он только и мог, что сменить направление и пойти по следу запаха. Его руки начали трястись, а взгляд забегал. «Этого не может быть», — проносилось в его голове. Остановившись у поворота и спрятавшись за стеной, Питер немного выглянул за нее, чтобы увидеть источник запаха. Тогда, больше месяца назад, он не видел его лица, но провел с этим человеком больше двух часов наедине в одной карете, поэтому запомнил запах одного из убийц своих близких на всю жизнь. Что этот ублюдок еще делает на этом свете? Король ведь обещал, что всех тех солдат казнят. Юноша уже плохо контролировал себя, желая накинуться на этого человека и придушить голыми руками, поэтому вышел из-за поворота, показавшись ему. Тот явно не ожидал, что его могут узнать, пытался не выдать своего волнения, но все же громко сглотнул, перевалившись с ноги на ногу. Питер не знал, есть ли у него право сделать что-то с этим человеком прямо сейчас? Сможет ли отправить его на гильотину по собственной просьбе? Пока что, видимо, ему придется удовлетвориться страхом и непониманием в глазах этого подонка. Он резко развернулся и пошел прочь. Его снова душило горе по близким, по Мэй, Неду и Мишель, из-за всей творящейся несправедливости. Ему обещали! Обещали смерть этих убийц! Теперь к непреодолимой подавленности из-за происходящего здесь прибавилось и ужасное желание снова увидеть свою семью. А еще разъедающая его изнутри ненависть к королю. Встреча с этим солдатом значила, что скорее всего живы и остальные. Вряд ли такой исход произошел из-за простой забывчивости Квентина. Это был его приказ доставить Питера во дворец любыми способами, и убийство — такой же способ, как и остальные. — Ненавижу! — закричал юноша на всю комнату вцепившись пальцами в волосы. Хотелось крушить все вокруг, выпустить накопившуюся злость, но даже слезы на глазах не появлялись. Питер понял, что, несмотря на пережитое, он ни разу не плакал за это время, не считая первую брачную ночь. Было ли это поводом для гордости, он не знал. На самом деле, он не мог точно утверждать, что король пощадил всех, ведь не видел ни одного лица, а также учуять запах он не смог. Но почему-то эти сомнения не спасали от волны отчаяния и понимания, что с этим чудовищем он может прожить всю жизнь. Что от него останется через пару лет? Питеру казалось, что ему удалось оставить горе от утраты семьи позади, его захватили новые эмоции, пусть и не самые положительные, новая жизнь, которая не была пределом его мечтаний, но все же. Теперь же старые раны снова кровоточили. Он спит в одной кровати с убийцей своей тети и друзей. Этот убийца насилует его каждую ночь, получив контроль над его телом и разумом. Как один человек может забрать у другого абсолютно все? — Ненавижу! — снова прокричал Питер куда-то в пустоту. Вспомнив, как темное убранство их комнат давило на него в самый первый день его пребывания во дворце, юноша снова ощутил, как вокруг сдвигаются стены. Не выдержав бури эмоций внутри, Питер сполз по стенке и просидел на холодном полу до самого заката. Когда последние лучи солнца начали скрываться за горизонтом, юноша подскочил, вспомнив, что ему надо выпить блокиратор. Сегодня он делал это с особым удовольствием. Тело реагировало на прием, можно сказать, сильного наркотика. Во рту время от времени появлялась горечь, иногда болела голова, но это было небольшой платой за оставшуюся крупицу свободы. Ждать сегодня короля в позе покорной собачки Питер не собирался. Он был слишком зол и утомлен несколькими часами внутреннего плача, поэтому просто переоделся в ночную рубашку и лег на кровать спиной к входу, надеясь, что, если Квентин подумает, что тот спит, то оставит его хотя бы на сегодня. В спальне постепенно становилось совсем темно и холодно. Юноша весь сжался, услышав шаги и звук открывающейся двери. То, как тихо подходил к кровати король, будто крадясь к жертве, заставило Питера зажмуриться. «Это все временно», — подумал он, когда почувствовал одну руку на своих бедрах, а другую на шее.