Лики Ангбанда

Боль, вгрызшаяся в плечо, никак не утихала, и правая рука не двигалась как следует, но Майрона больше беспокоило иное. Физические повреждения как таковые не были новым опытом — Мелькор был не слишком разборчив в средствах наказания своих слуг, — в отличие от ранений, полученных в битве. Ярость, что вспыхнула в Майроне, как только он понял, что произошло: от того, что не сумел вовремя распознать опасность, и от осознания уязвимости собственного фана — до сих пор тлела глубоко внутри. Сражение с только высадившейся на берегах Средиземья армией Феанаро, которое по всем признакам обещало закончиться быстрой победой — разве могли эльфы, проведшие столетия в безопасности Амана, быть готовыми к настоящей войне? — обернулось беспорядочным отступлением. Майрон оказался чуть ли не единственным, кто хотел и мог хоть как-то взять под контроль хаос, в который превратились передвижения войска. В иных обстоятельствах можно было бы счесть забавным, что он даже не обязан был участвовать в битве — Мелькор посчитал излишним посылать туда своих лучших военачальников — и присоединился лишь из личного любопытства, желания посмотреть, на что способны враги, своими глазами. Что ж, по крайней мере, это желание было удовлетворено. Когда стало ясно, что поражения не миновать, Майрон не стал геройствовать: в отличие от Феанаро, который, вдохновившись первым успехом, замахнулся на кусок, который ему не по зубам, только чтобы в итоге пасть под бичами майар, прозванных эльфами балрогами, он понимал, что один воин, сколь угодно умелый и могущественный, на исход сражения повлиять не способен. А принимать командование войском и пытаться переломить ситуацию было поздно — он подозревал, что с самого начала; слишком сильно Мелькор недооценил врага, слишком мало сил отправил в бой, — поэтому Майрон решил направить усилия на спасение того, что спасти ещё возможно. Не то чтобы, впрочем, это помогло. Это могло помочь, если бы Майрон, снявший часть доспеха, выбирая подвижность в ущерб защищённости — очевидно, выбор оказался неправильным, — чтобы как можно быстрее перемещаться между частями войска и лично вразумлять ошалевших орков-командиров, в скором времени не поймал стрелу в плечо. Ранение не грозило лишить жизни его фана, но, разумеется, после него ни о каких быстрых передвижениях речи не шло: приходилось тревожиться уже о том, чтобы не отстать от войска и не пострадать ещё сильнее. Тратить время на попытки вытащить застрявший в ране наконечник на поле боя Майрон не рискнул и лишь частично обломал древко и перетянул плечо ремнём: стрела мало того что перебила ключицу — хотя бы просто сломала кость, а не раздробила, — так ещё и задела вену под ней. Только теперь, вернувшись в крепость, он получил возможность заняться всем остальным. Пульсирующая в ране боль не способствовала точности контроля над фана, однако Майрон смог добраться до одного из помещений, куда никто не посмел бы войти без его позволения — пока он руководил крепостью единолично, таких накопилось немало, — снять оставшиеся части доспеха и освободить пострадавшие плечо и руку. Он поморщился и в очередной раз мысленно проклял нолдор, которым не сиделось в своём благословенном Амане, и отдельно их меткость. Просить о помощи было некого: как комендант крепости, Майрон не мог позволить себе публично показывать слабость, а большинство майар последовали за Мелькором по крайне сомнительным причинам, и ни единому из них нельзя было доверять настолько, чтобы полагать, что они не воспользуются моментом для банального физического нападения, и не начнут распускать о нём какие-нибудь идиотские слухи, и не навредят его фана по неумению. Особенно сейчас, по возвращении Мелькора, когда жизнь в крепости закипела как никогда — и у многих её обитателей возникло закономерное желание упрочить своё положение в том числе за счёт Майрона. Конечно, Мелькор не снимет его с поста из-за откровенного пустяка, но если Майрон по недосмотру позволит подорвать свой авторитет, то вместо поддержки получит разве что насмешливое обвинение в глупости и недальновидности. Смыв с раны грязь и запёкшуюся кровь — скорее из брезгливости, чем из необходимости: он чувствовал своё фана достаточно тонко, чтобы уметь работать с ним и без помощи зрения, — Майрон взглянул на неё поближе. Очевидно, Мелькор чересчур хорошо поработал с нолдор, настраивая их друг против друга и против валар: теперь-то они направили все свои навыки и боевой настрой уже на него самого — и оказались отменно подготовлены к войне. Проклятая стрела засела так неудачно, как могла: достаточно глубоко, чтобы зубцы завязли в ране, но не настолько, чтобы пробить плоть насквозь. Поразмыслив, Майрон решил, что протолкнуть наконечник вперёд будет проще, чем пытаться извлечь его обратным ходом — в особенности с учётом того, что пользоваться он в процессе мог только одной рукой. Выбрав нужные инструменты, он задумчиво осмотрел комнату: чтобы чрезмерно себе не навредить, было бы нелишним зафиксировать пострадавшую часть тела. Возле одной из стен находилось прибитое к полу массивными болтами железное кресло с ремнями. В обычных обстоятельствах оно, разумеется, предназначалось для пленников и рабов, но и для стоящей перед Майроном задачи, пожалуй, могло сгодиться. Вздохнув, он покосился на дверь — нет, войти сюда без спроса мог разве что Мелькор — и принялся за дело. Майрон примерился, куда — в какую часть мышцы над ключицей: в ином направлении на пути встали бы целые кости — наконечник выталкивать удобнее и сделал на коже надрез, не самый аккуратный и несколько длинноватый: покончить с этим хотелось как можно быстрее. Затем он устроился в кресле и не без труда затянул ремни на правой руке и правой же половине туловища. Следующий шаг не вызывал у него ни малейшего энтузиазма. Майрон знал, что пробивать мышцы и нервы будет больно — гораздо больнее, чем терпеть рану такой, какая она есть сейчас, — но особого выбора не видел. Сконцентрировав все силы на том, чтобы во что бы то ни стало продолжать двигать наконечник в нужном направлении и не потерять сознание, он ухватился за обломок древка и начал его толкать. Когда от боли из горла стал рваться крик, Майрон даже не попытался его сдержать: в конце концов, он ничем не выбивался из привычной обстановки крепости и едва ли привлечёт чьё-то внимание. Как только передний край наконечника показался из сделанного разреза, Майрон прервался на короткую передышку: он не был настроен проверять пределы возможностей своего фана. Вернувшись в более-менее уравновешенное состояние, он взялся за щипцы; подцепить ими наконечник из-за расположения надреза оказалось непросто, но после пары неудачных попыток удалось подобрать подходящий угол. Наконец Майрон с ещё одним срывающим голос воплем потянул остатки стрелы из раны. Отдышавшись, он разжал пальцы — щипцы с зажатым в них наконечником полетели на пол, — освободил плечо и поднялся на ноги. Самая сложная часть осталась позади: уж вправить кость и закрепить на месте повязкой Майрон мог и одной рукой. Конечно, надёжней было бы зафиксировать её металлической конструкцией, но самостоятельно вбить в кость спицы не было ни единого шанса. И, разумеется, впереди ещё время раздражающей — и опасной — слабости в ожидании, пока рана не заживёт и кость не срастётся, но справляться с таким положением дел Майрону было не в новинку.