Милосердие времени

— Кросс. Гул, растекаясь подобно чернильному пятну, заполнял опустевшее сознание.  — Кросс! Прорезавший тишину оклик становился более ясным и вместе с тем необоснованно резким:  — Кросс, очнись немедленно! Наследница Куран отчетливо понимала, что мертва: собственными руками она вырвала свое сердце из груди. Должно быть, перед смертью доживающий последние мгновения мозг воспроизводил случайные воспоминания.  — «Скоро всё стихнет.» — Юуки едва уловимо шевельнула головой. — «Всё закончится.» Разъярённый голос, однако, становился лишь громче.  — Кросс, я повторяю в последний раз: немедленно поднимайся. Усилием воли Юуки открыла глаза: искусственный свет слепил. Она чувствовала под собой что-то твердое. Голова предательски гудела. Разве способность видеть не исчезла несколько минут назад?  — «Парта?» — отпрянув, девушка непонимающе посмотрела на деревянную поверхность с раскрытой тетрадью, постепенно переводя проясняющийся взгляд в сторону, откуда доносился голос. — «Что?» Юуки резко отшатнулась, лежащие перед ней предметы с грохотом упали на пол. Хватая ртом воздух, она уставилась впереди себя, не в силах ясно мыслить: перед ней стоял ее учитель. Погибший девятьсот шестьдесят лет назад человеческий учитель. — Насколько наплевательски нужно относиться к учебе, чтобы спать на занятии, когда до экзаменов остался всего месяц? — на лице Окады-сенсея заиграли желваки: похоже, он пытался воззвать к благоразумию ученицы на протяжении длительного времени.  — Я… — Юуки прокашлялась в попытке совладать с голосом, — Прошу прощения, Окада-сенсей. Правая рука отчаянно сжимала угол стола: казалось, если сейчас отпустить его, всё увиденное рассыпется, разлетится как стеклянный ёлочный шарик. Мужчина устало вздохнул и уже тише произнёс:  — Должно быть, работа префекта академии является весьма энергозатратным занятием. Мне следует обсудить это с директором, — он постучал пальцами по обложке закрытого учебника. — Раз ты проснулась, то, быть может, озвучишь продолжение написанного? Хотя бы часть. — не особо надеясь на ответ, преподаватель отошёл от доски, позволяя прочитать выведенные белым мелом строки. Юуки услышала как по аудитории пронёсся тихий шёпот. Кто-то скептически хмыкнул. В далеком прошлом, будучи человеком, еще не восстановив воспоминания о своей вампирской сущности, в академии она не блистала знаниями. Знакомые лица. Слишком далёкие и слишком… живые. Она неотрывно смотрела на доску, скачущие буквы выстраивались в четыре ровные строки:

«Идут часы, и дни, и годы. Хочу стряхнуть какой-то сон, Взглянуть в лицо людей, природы, Рассеять сумерки времен…»

Болезненно зажмурившись, Юуки слегка отклонилась назад. Происходящее было слишком нереальным. Терзаемый угол стола готов был раскрошиться в щепки. Справа послышался шёпот: — Там кто-то машет, дразнит светом, — Йори-чан попыталась помочь подруге. В очередной раз наполняя воздухом судорожно сжимающуюся грудь, Юуки взглянула на Вакабу. Она до сих пор помнила похороны Йори, ушедшей на девяносто седьмом году жизни во сне. Когда-то они были близкими подругами.  — «Если это иллюзия, то почему всё настолько отчётливо?» — лихорадочные мысли заполняли непонимающее сознание. Происходящее было слишком правдоподобным и потому пугающим: дурной росток надежды снова начинал прорастать где-то в глубине уставшей души. Юуки помнила: надеяться — глупо, ведь каждый раз после схожих видений она просыпалась, оказываясь лицом к лицу с жестокой реальностью. Интуиция подсказывала: сейчас всё было по-другому. Юуки ещё раз взглянула на стихотворение и ожидающего преподавателя. Эти строки были болезненно знакомы: дочь Харуки и Джури Куран не раз перечитывала произведения, хранившиеся в семейной библиотеке в надежде хоть как-то ускорить бег времени, будто таким образом можно было быстрее пережить своё бессмертие. Разжав руку и отойдя от стола, она неуверенно произнесла, будто со стороны слушая свой голос:

 — Там кто-то машет, дразнит светом (Так зимней ночью, на крыльцо Тень чья-то глянет силуэтом, И быстро спрячется лицо).

Замешкавшись, Куран, не в силах больше смотреть на столь яркий свет, прикрыла глаза и продолжила:

Вот меч. Он — был. Но он — не нужен. Кто обессилил руку мне? — Я помню: мелкий ряд жемчужин Однажды ночью, при луне, Больная, жалобная стужа, И моря снеговая гладь… Из-под ресниц сверкнувший ужас — Старинный ужас (дай понять)… Слова? — Их не было. — Что ж было? — Ни сон, ни явь. Вдали, вдали Звенело, гасло, уходило И отделялось от земли…

Девушка почувствовала как вновь сбилось дыхание. Окружающие ее люди явно были живыми. Но каким образом живой оказалась она? Не в силах продолжить, Юуки беспомощно смотрела на преподавателя, стараясь не задохнуться от осознания происходящего. В аудитории раздался звонок. — Хорошо, Кросс, — несколько удивленно произнес наставник. — Учитывая ответ, я не стану оставлять тебя на отработку. — и, обратившись к остальным ученикам, добавил, — Занятие окончено. К следующему разу каждый из вас должен выучить на выбор одно из стихотворений, перечисленных в представленном вам ранее списке. Сорвавшись с места, Юуки выбежала прочь из аудитории, пытаясь хоть как-то убедиться, что все происходящее — не плод ее воспалившегося сознания. Она не останавливалась. Вылетев из здания, помчалась в сторону парка, разделявшего учебный корпус и общежитие ночного класса. Юуки до сих пор видела перед собой аметистовые глаза сидевшего в аудитории Зеро. Все увиденное говорило, нет, кричало об очевидном. Юуки до боли закусила губу, во рту все пересохло, шум крови в ушах казался слишком громким. Если каким-то образом она вернулась в прошлое, то Куран Канаме, прародитель вампиров и тот, кто спас людей, пожертвовав собой, вырвав свое сердце и дав им энергию для создания оружия из зачарованного металла против бессмертных, сейчас жив. — Он жив, — остановившись, почти неслышно, одними губами произнесла Юуки, всматриваясь в окрашенное закатными красками небо, — Жив! Куран не решалась сделать следующий шаг. Нужно было успокоиться. Прибежав сейчас к ночному классу, что именно она скажет? Насколько странно будет выглядеть подобное поведение? В конце концов, она смутно представляет даже какой сейчас год. Вампир потерла ноющие виски. А вампир ли она сейчас? Доводы рассудка убеждали в необходимости тщательного обдумывания дальнейших действий. Если ей был дан второй шанс, она сделает всё возможное, чтобы исправить совершённые ошибки. Именно поэтому спешка была непозволительна. Все мысленные аргументы вдребезги разбивались об одно единственное желание: убедиться, что Канаме действительно жив. — Юуки? — за спиной послышался обеспокоенный голос, — Что-то стряслось? Несколько заторможено, она повернулась. Обладатель длинных, русых волос с беспокойством смотрел на свою приёмную дочь.  — Дирек… — Юуки осеклась. Нет. Неправильно. Не то обращение она хотела сейчас произнести. Резкий вдох. Забытый выдох. — Папа? Рассеянный взгляд блуждал по приближающейся фигуре Кайена Кросса. Однажды умер и он. Девушка дёрнулась с места, кинувшись к остановившемуся перед ней мужчине.  — Папа! Плевать на тысячелетний опыт и на продуманность. Куран обвила руками шею застигнутого врасплох директора. Какой толк от этой тысячи лет, когда они подобно скальпелю разрывали душу и разум на малейшие лоскуты? Одновременно и своя, и не своя жизнь. Невозможность умереть. Невозможность разорвать этот порочный круг одиночества и бесконечной боли от потери тех немногих, кого она так любила. Почувствовав знакомый аромат одеколона — лаванды и кедра, Юуки сильнее сжала руки на шарфе Кросса. Если всё вокруг было иллюзией, она хотела лишь одного — никогда не проснуться от этого сна.