Право на справедливость

Соня Плотникова сидела за компом в редакции. Взгляд бесцельно скользил по строчкам на экране, и что там написано, она не понимала и не пыталась понять. Просто чем-то себя надо было занять, чтобы успокоиться. Успокоиться не получалось. Сука-выпускающий редактор завернул её эксклюзивный материал на старте. И все аргументы, все заверения, что если они не дадут интервью с Сотниковым в эфир — его всё равно дадут другие, разбились о железную верность Юлия Сергеича принципу: «Мы даём только правильные новости». Правильные новости — те, которые устраивали систему, и если хочешь и дальше работать на канале — своё мнение лучше засунуть в задницу. Тут никаких иллюзий изначально. Но всё равно обидно. Это она уговорила Сотникова дать интервью. Соня уже давно подумывала о том, чтобы тоже вести свой блог. Вот как эта Пчёлкина. У Сони — и опыта больше, и видосики монтировать она круче умеет. Не обязательно же под своим именем. Можно назваться красиво. Например, Соня Правда. А что? Тогда и интервью с красавчиком-адвокатом можно было бы разместить в соцсетях. Только сейчас какой смысл? У неё ни аудитории, ни имени, ни подписчиков. Разве что продать плёнку инкогнито Пчёлкиной. Тоже вариант. Соня иногда сливала кое-какую информацию блогерам. Деньги всем нужны. Но тут она вряд ли успеет. Достаточно было посмотреть, каким бешеным галопом умчался этот из «EuroNews». За спиной зашуршало, она узнала тяжёлые шаги Юлия Сергеича. — Не дуйся, — примирительно прогудело за спиной. — Даём твой материал уже сейчас. Ты молодец, отличная работа. Соня резко крутанулась на стуле, недоверчиво уставившись на воркующего голубем суку-редактора: с чего бы вдруг? — Кое-кто и не только в этом городе посчитал, что другой кое-кто слишком уж засиделся на своём месте, — Юлик сегодня был на редкость дружелюбен. Даже в объяснения пустился, чего за ним отродясь не водилось. — Мы теперь в оппозиции? Да ладно! — в подобное новшество верилось с трудом. — Что ты, Сонечка! — Юлик показал ряд идеально ровных и слишком белых для натуральных зубов. — Вся власть от бога, — он многозначительно поднял глаза к небу. — С богом мы и не спорим. А что людишки на местах друг друга едят — дело обычное. Давай назовём всё это «демократия» и не будем больше задавать глупых вопросов. Говорят, Сотников тебе глазки строил? Вот гады, уже донесли. И кто успел? Гоша — ясное дело, оператор. Вот у кого в заднице вода не держится. Зато сразу стали понятны выданные ей редакторские преференции. — Что вы, Юлий Сергеич! Это я ему глазки строила. Сука-редактор Соню считал не очень умной, но настойчивой и старательной. Такой имидж — самое то для продвижения по карьерной лестнице. Пусть бы так оно и оставалось. — Вот и умница, — получила она очередную порцию похвалы. — Захочешь взять у него в рот — не стесняйся. Скоро первое заседание по делу о взрыве в ГУ МВД, а прессу туда не пускают. — Ю!.. Юлий Сергеич! — испуганный взгляд получился вполне правдоподобным. — Давай, вот это всё — не со мной, — вежливо попросил-приказал Юлик. — Просто сделай работу хорошо. Кстати. Говорят, ему брюнетки нравятся. — Я думала, рыжие, — наугад попробовала Соня, но сука-Юлик был стреляным карасём и на провокации поддавался только когда это было выгодно лично ему; неопределённо повертел в воздухе рукой с пальцами-сосисочками и отморозился, рассматривая что-то в компе. Соня незаметно показала ему язык, но так, не со зла, а по привычке. Идея примерить лавры Юли Пчёлкиной теперь не давала покоя с упорством сексуального маньяка, а воспользоваться советом и взять — неважно, в рот, интервью, а лучше то и другое — хотелось как можно скорей. *** Вчера весь вечер Рубинштейн читал Артёму лекцию, как себя вести с Серёжей. И, надо признаться, скучно не было ни одной минуты. В том смысле, что узнал он много нового и интересного. А заодно убедился, что в психиатрии всё ещё сложней, чем в юриспруденции. И на каждый закон тоже есть подзакон, примечания, дополнения, уточнения и обстоятельства, мгновенно переворачивающие всё с ног на голову. Надо отдать должное Вениамину Самуиловичу, страннюком от науки он не был и прекрасно понимал, что за вечер из юриста сделать врача нельзя, поэтому попыток с разгона впихнуть в голову дилетанту теорию психоанализа и ещё что-либо подобное не предпринимал, а остановился только на тех вещах, которые Артёму предстояло потрогать уже на следующий день. Для начала очень помог пример Смеагола-Голлума из фильма «Властелин Колец» Питера Джексона. Две личности в одном теле — трусливый «липучка» Смеагол и злобный «вонючка» Голлум — более чем наглядно. Подобный тип психического расстройства подозревает у Сергея Вениамин Самуилович. И потому именно на этой патологии сделал акцент. Диссоциативное расстройство идентичности — так это называют специалисты. Обычно возникает у людей, которые в детстве перенесли сильный стресс и психологическую травму. В острой форме, которую раньше называли «одержимостью», это выглядит так, будто в человека внезапно вселяется другой человек (например, умерший при трагических обстоятельствах), полностью меняя его личность, или сверхъестественное существо, которое взывает к мести за совершённые деяния. Если произойдёт нечто подобное, Артёму не стоит пугаться. Ещё Вениамин Самуилович просил не удивляться, если окажется, что на многие вопросы Серёжа не может дать ответ или отвечает спутанно. Пациенты с подобным диагнозом обычно страдают диссоциативной амнезией. Не помнят травмировавшие отрезки из детства и недалёкого прошлого, события, которые происходили в тот промежуток времени, когда ими овладевала субличность. Во время диссоциативной фуги они могут принять какое-то решение, о котором потом не помнят, и не понимают, почему очутились в том или ином месте, не помнят, что совершили те или иные действия. Но при этом, в отличие от шизофрении, действия второй личности строго организованы и выглядят осознанными. Визуальные, тактильные и слуховые галлюцинации тоже возможны, но это характерно и для некоторых других патологий. — Я ошибся, Артём, и мне нет оправданий, — сокрушался Рубинштейн. — Я спутал лёгкую форму диссоциативного расстройства идентичности — тогда ещё лёгкую и компенсированную, которую называют «неодержимой», нет, не с шизофренией — с биполярным аффективным расстройством — маниакально-депрессивным психозом. Спутал проявления второй, ещё не оформившейся личности — антагониста с чередованием депрессивных и маниакальных приступов. Но это неважно. В «неодержимой» стадии ДРС, которая была у Серёжи долгие годы, наличие дополнительных личностей не очевидно даже самому пациенту. Он только испытывает чувство деперсонализации — нереальности происходящего, как будто смотрит на собственную жизнь со стороны. Да и то периодами. Я понятно объясняю? Артём кивнул. — И учтите ещё вот что. Степень осознания пациентом собственного состояния бывает различной. Иногда он понимает, что с ним происходит, и что вторая личность — порождение его собственной психики, иногда ему кажется, что происходящее с ним контролирует кто-то другой. Например, высший разум, дух, инопланетный тайный синдикат или захватчики-паразиты. Какой вариант у Серёжи — я не знаю, слишком недолго его видел в острой форме. Степень амнезии тоже может быть разной, но она всегда присутствует. От легкой забывчивости вплоть до того, что человек может не помнить собственное имя, кто он и что происходит в данный момент. И главное, что вы должны очень хорошо понимать. Все пациенты с этим заболеванием очень страдают от своего состояния. Субличность человека, а в данном случае она к тому же и альтернативная, всегда неадекватна. Всегда. Что бы она ни говорила, какую бы помощь и информацию не предлагала — верить ей нельзя. В нашей ситуации, кем бы ни был тот, второй — он не Сергей. Скорее, его антипод, находящийся в конфронтации по отношению к большинству жизненных позиций. Способный вредить и провоцировать критические ситуации. Запомните это чётко и не совершайте ошибок. Степень контроля реальной личности над альтернативной тоже неизвестна. В стрессовых ситуациях субличность может подавлять основную полностью. К тому же она может быть не одна... Но я боюсь вас запутать. Просто запомните всё, что я вам сказал. — Спасибо за информацию, — Артём поднялся. — Я запомнил и постараюсь не совершать ошибок. И обязательно расскажу вам, как прошла встреча. Вы расстроили меня, как человека, питающего к Сергею чувство дружеской привязанности, но дали надежду, как профессионалу. — Почему? — не понял Рубинштейн. — У меня появился ещё один вариант защиты. Точнее, отступления. На случай, если всё остальное не сработает и мне не удастся доказать невиновность Сергея. Диссоциативное расстройство идентичности — одно из трёх состояний, при котором человек освобождается от уголовной ответственности. Мне будет нужно заключение СПЭ, и диагноз в нём должен стоять именно такой. Принудительные меры медицинского характера всё-таки лучше, чем пожизненное заключение. — ДРИ, психоз и умственная отсталость, — задумчиво кивнул Вениамин Самуилович. — Три состояния, при которых преступник таковым не считается, что бы он ни совершил. Лечение на данном этапе необходимо, но, к сожалению, не неизбежно. Врачи обычной психиатрической больницы тут мало чем помогут, нужны узко квалифицированные специалисты. Лекарственные препараты при этой патологии только ослабляют некоторые симптомы. Самое лучшее средство — профессиональный гипноз. И... — Рубинштейн замялся. — Что? — Артём повернулся почти в дверях. — Олег Волков был стабилизирующим фактором, который держал Серёжу в норме. К сожалению, я понял это слишком поздно. — Если Олег вернётся, Серёжа придёт в себя? — Я не знаю, — покачал головой Рубинштейн. — Известие о смерти Волкова послужило своеобразным триггером — я не люблю это слово, неточно отражает суть, но так вам будет понятней — толкнувшим заболевание на новый виток. Возможна ли ремиссия? Шанс есть. Сегодня слабая надежда на то, что, возможно, Олег жив, позволила Серёже вернуть собственную личность, пусть временно. Это обнадёживает. *** — Ты слышал интервью Сотникова? — с порога начала Юля, скидывая надоевшие туфли в прихожей Грома, и улыбнулась. Игорь ждал её, видеть это было приятно: на журнальном столике стояли электрочайник, коробочка с чаем, — в пакетиках Юля не любила, но говорить об этом совсем не обязательно — две чашки и уже распечатанная шоколадка с орешками. Пара квадратиков была отъедена. — Слышал и видел, — Гром рукой пригласил её сесть в невысокое, побитое жизнью, но очень удобное (это Юля уже знала) старое кресло. — И что? — Ожидаемо. Подожди, то ли ещё будет. — И тебя это не волнует? Игорь пожал плечами и, ссутулившись, встал возле окна, засунув руки в карманы мягких треников. Кроме них, на нём была спортивная майка, совсем не скрывавшая, скорее, подчёркивающая достоинства поджарого и мускулистого, хищного тела. Юля украдкой любовалась широкими плечами и бицепсами. И тем, как рельефно перекатываются мышцы спины, когда Игорь делает даже небольшое движение. — Скорее, беспокоит. Но не настолько, чтобы переживать уж слишком сильно. — А если его выпустят? — Это вряд ли, — скривился Игорь. — Организация и призыв к беспорядкам. По этой статье у нас отпускать не любят. А по факту серийных убийств у них действительно нет улик против Разумовского. По первым трём эпизодам. Осталось нападение на меня, но тут всё спорно. Надежды мало. И, собственно, само задержание, при котором Разумовский признаётся в преступлениях. Якобы, под давлением. Линия защиты уже понятна. Адвокат потребует не учитывать сделанную тобой запись в качестве доказательства: «Странный голос, не идентифицируемый компьютером как голос Сергея Разумовского, говорит противоречивые вещи. К тому же упоминая вышеозначенного Разумовского в третьем лице». «Ну да, — сообразила Юля, — напали на самого Сергея Разумовского». — Костюм Чумного Доктора, — продолжил Игорь. — Тут сложнее, и что придумает Сотников, чтобы объяснить его наличие, я не знаю. Скорее всего, будет настаивать, что Разумовского подставили. — Ну... Все преступники говорят, что их подставили. Все и всегда, — Юля кинула пакетик чая в чашку и залила водой. Чай был зелёный с манго. Она когда-то говорила Игорю, что любит такой. Запомнил. — При обыске в его офисе найдены «жучки» — прослушивающие устройства и видеокамеры транслирующего типа. То есть запись на них не сохраняется. Разумовского кто-то пас. Кто-то знал о том, что миллиардер играет в супергероя. Так что адвокату есть, к чему апеллировать, а мне — над чем задуматься. — И над чем? — Юля отломила кусочек шоколадки и засунула в рот. — М-м. Вкусно! — Над тем, как я очутился на крыше казино «Золотой дракон» в полном злодейском обмундировании. Весь день потратил на опрос возможных свидетелей — никто ничего не видел. Облазил соседние дома — никаких вариантов. Затащить меня через вход было нереально: кругом куча народу. На соседнюю крышу, возможно, и получилось бы. Но прыгнуть с крыши на крышу — а там с обеих сторон разрыв метра два — с таким весом, если ты не Человек-паук — никак. — Он не Человек-паук и даже не спортсмен-разрядник, — согласилась Юля. — Выяснил, что хозяину казино кто-то позвонил. Он человек осторожный, а тут встал, остановил охрану и вышел. А дальше — обгоревший труп на крыше. — С какого номера звонили? — В том-то и дело, что неизвестно. Звонок был по Vmeste, — Гром, наконец, сел, но чай себе не налил. — Но после нападения на казино выйти поговорить тет-а-тет он мог только с тем, кому безгранично доверяет. Это не Разумовский, с которым у Бехтиева был конфликт. К тому же Разумовского в казино в это время никто не видел. Сама понимаешь, после той истории контроль за посетителями был ужесточён. Если не видели, значит, его там и не было. — Трындец. — Он самый, — Гром запустил пятерню себе в волосы, нервным жестом провёл ото лба к затылку. — Адвокат обязательно прицепится. Потребует провести следственный эксперимент, а этот гик — он меня вряд ли даже поднимет. Не то, чтобы куда-то нести. — Значит, у него были сообщники. — Угу. Тут я тоже копал. Нет никаких улик, указывающих на то, что Чумной Доктор действовал не один. Ни в одном из эпизодов. Близких друзей у Разумовского нет, общается в основном в сети. Вызвал группу поддержки? Мог, конечно, но как искать этих гипотетических помощников? Никаких улик, никаких посторонних на видеозаписи с камер наружного наблюдения. Я вошёл и вышел из офиса через тридцать четыре минуты. Я, Игорь Гром на собственных долбанных ногах. А потом оказался на крыше казино в обнимку с обгоревшим трупом. Запись... Точно! Камеры в холле и на улице. И на них Игорь, выходящий из офиса? — Игорь, он компьютерный гений. Мог что-то придумать. Смонтировать запись, переодеть кого-то в твою одежду. — Мог, — вяло согласился Гром. — Но так быстро всё организовать? И на слово никто не поверит. Нужны доказательства. Их нет. По всему получается, что и тут он кругом невиновен. — Ну... Он же тебя бутылкой по голове. След остался, — Юля только сейчас начала понимать, что дело намного серьёзней, чем она думала. Не просто нелепые придирки защиты. Игорь просто так переживать бы не стал. — Дубин, когда меня ловил... То есть, не меня, а Чумного Доктора — тоже по голове отоварил. Мне сегодня комитетский следак так и сказал: «А не факт, гражданин Гром, что травму вам нанёс господин Разумовский. Вы могли получить её при задержании. По свидетельским показаниям Дмитрия Дубина». — Ну да, Дубин же у нас честный, — хмыкнула Юля. — А он сам что говорит? В смысле, Разумовский? — Говорит, ничего не помнит. Пьян был очень, свидетели есть. В казино набрался, с лестницы его при нападении столкнули — головой ударился, в офисе ещё шампанским догнался — ну, это-то я видел. Сразу из двух бокалов пил, вообще на ногах не держался. Как я пришёл — помнит, как ушёл — нет. Про что говорили — тоже не помнит. Проснулся утром на полу в пижаме и халате. Голова болела. Системы видеонаблюдения в офисе нет. Почему нет? Да вот собирались поставить, уже оплатили «Holt International», только смонтировать не успели. В компьютере личном пусто. Эксперты неделю трудятся. Говорят, если что и было — хранится на удалённых серверах. Никаких закрыток. ГУВД взорвали? Так полицейские сами туда бомбу притащили. «Которую, кстати, сняли с вашего же сотрудника Игоря Грома». Вот такие пирожки с котятами. *** Сергей выглядел еще хуже, чем при их первой встрече. Болезненно худой, дёрганый, словно чего-то всё время опасался. — Плохо сплю, нервы, — объяснил он с порога вместо «здрасьте», каким-то образом ощутив внутреннюю тревогу Артёма, хоть тот и старался держаться максимально уверенно. Наверное, поймал взгляд. Серёжа при всей своей видимой замкнутости обладал развитой способностью к эмпатии и безошибочно улавливал и понимал настроение собеседника. Сотников молча кивнул: помещение для свиданий с адвокатом не располагало к радостным встречам. — Извини, Артём, — спохватился Сергей. — Привет. Рад тебя видеть и спасибо. Он сел на стул, охранник тут же пристегнул его наручник к стулу. — Пожалуйста, снимите, — попросил Сотников. Охранник заколебался. — Нет, не надо! — вдруг запротестовал Серёжа, когда тот шагнул в его сторону. — Не снимайте. — Спасибо, всё нормально, — мгновенное понимание того, что Разумовский знает про свою вторую личность и на что она способна, принесло странное облегчение. Спорить Артём не стал. — Сколько у нас времени? — спросил Разумовский, когда охранник вышел. Голубые глаза блестели, как в лихорадке, чёрные тени под ними обостряли черты похудевшего лица, делая тонкий нос хищным, похожим на клюв гигантской птицы. — Столько, сколько потребуется. Как ты себя чувствуешь? — Плохо. — Ты дал признательные показания. — Да. Я хотел, чтобы всё скорее закончилось, — безразличный, больной взгляд в никуда, тоска, страх — обычная реакция обычного человека, попавшего в чуждый, непонятный и враждебный к таким, как он, мир за решёткой. — Слишком поздно понял, что они не отпустят меня. — На свободу? — На свободу? — Сергей усмехнулся. — Нет, я не столь наивен. На свободу они не отпустят меня в любом случае, но тюрьма меня не пугала. Наивно полагал, что она... могла бы решить кое-какие личные вопросы. К сожалению, поздно сообразил, что нет. Если к ней не будет прилагаться одиночная камера. А потом оказалось, что им не нужно и моё признание в убийствах. Артём напрягся: — А что им от тебя нужно? Не обещаю, что смогу решить все твои проблемы, но постараюсь. — Не догадался? Всё просто, — неопределённый взмах руки, горькая полуулыбка: «Как же? Ты всегда угадывал, чувствовал любые хитрости зла лучше меня». — Мои разработки и моя соцсеть. — Vmeste? — он врезался в ответ, как лбом в бетонную стену. Vmeste нельзя заблокировать, нельзя отключить, оставаясь в стране, нельзя перекодировать или продать... Точнее, Серёжа никогда бы на это не пошёл. Или пошёл? Оказывается, козыри у нас — пики. Поэтому вист обязателен. А он удивлялся, почему так странно выглядят материалы дела. Даже со скидкой на психическое расстройство. Противоречащие друг другу факты. Эта история с казино и майором полиции... А методы убеждения бывают разные. У Разумовского нет родственников, нет близких друзей, чтобы надавить через них. У Серёжи есть только Серёжа... — Они хотят, чтобы ты отключил Vmeste? — Нет, — Серёжа энергично замотал головой. — Им нужны ключи. Хотят её контролировать. Все знают, что общение во Vmeste отследить нельзя. Они хотят это изменить, но так, чтобы никто не узнал и все продолжали чувствовать себя в безопасности. Им нужен доступ к личной информации пользователей. За это мне обещали свободу. — А если ты не согласишься на сделку — тюрьма? — Тюрьма бывает разная, — потрескавшиеся губы кривила странная улыбка. — Сам знаешь. Знает. Слишком хорошо знает... — Тебе угрожали? Избивали? — Я не могу им дать то, что они хотят. Способа контролировать Vmeste не существует. — Они применяли силу или другие запрещённые методы допроса? — Давай не будем об этом, — Серёжа попросил мягко, но сразу стало понятно, что большего не добиться, пока тему придётся оставить. Чёрт... — Артём, скажи... Ты соврал насчёт Олега? Чтобы я подписал? Рубинштейн придумал? Сказать, что Олег жив? Чтобы я захотел на свободу, к нему? Чтобы думал о том, как его спасти? — спросил умоляюще, совсем по-детски. Разве что глаза не закрыл, боясь услышать: «Да». — Я никогда тебе не врал, и начинать не планирую. По моим сведениям, Волков жив и здоров. И спасать его, скорее всего, не надо. Но есть обстоятельства, удерживающие его там, где он сейчас. Преодолимые. Разумовский тихо застонал и, откинувшись на спинку стула, закрыл глаза. Из-под века по бледной щеке медленно ползла одинокая слеза. На мгновение показалось, что Серёжа потерял сознание, но практически сразу стало видно, что его просто отпустило невероятное напряжение, в котором находилось сознание с момента их прошлой встречи. Действительно, не соврал. Просто не сказал всей правды, но Рубинштейн настаивал: «Объяснять в такой обстановке, почему погиб, а потом внезапно воскрес Волков, ничем хорошим не закончится. Слишком травмирующий момент. Как отреагирует Серёжа, предсказать сложно. Скорее всего, очень плохо. Эмоциональный срыв, проявление субличности, острый психоз. Лучше оставьте всё на стадии недосказанности». Главное, чтобы теперь не спросил, когда же это Волков попросил его защищать. Тут извернуться сложнее. Проще соврать, но врать не хотелось. Даже из высоких побуждений. — Ты хочешь очутиться на свободе? — Они не отпустят меня. — Пожалуйста, ответь. Ты хочешь отсюда свалить? Разумовский опустил голову. Рыжие волосы закрыли половину лица, кинув тень на вторую: — Ты задаёшь неправильные вопросы. Почему бы не узнать для начала, виновен ли я в том, в чём меня обвиняют? — он смотрел странно. Не мигая, пристально, прямо в лицо, и на мгновение Артёму показалось, что перед ним не Серёжа, а кто-то чужой и жуткий. Несколько секунд — и наваждение прошло. Показалось. — Я спрошу другое. Более важное, — покладисто согласился Сотников. — Но учти. Вина — субъективное чувство, которое ты можешь испытывать по отношению к своему поступку, а можешь не испытывать. Серёж... ты испытываешь чувство вины? — Нет, — ответ прозвучал не сразу, но и тени сомнения в нём не ощущалось. — Я не хотел убивать этих людей, но если по справедливости — они были редкостными мразями, сломавшими жизнь многим. — Тот, кто отправил их в ад, поступил не по закону, но по справедливости, — согласился Артём. — Закон даже не пытался их остановить, они бы творили и множили зло долгие годы. Я склонен считать случившееся провидением, божьим промыслом. А кто послужил орудием — не так уж важно. И знаешь... Когда я приехал в Готэмбург из Геленждика, на мою фирму наехали по беспределу. Ты же не стал разбираться, прав я или виноват. Не стал выяснять, правда ли я застрелил тех двоих и за что. Ты просто пришёл и помог. Дал денег, меня отпустили, потом попросил Волкова, и больше никто нас не беспокоил. — «...сделать добро из зла, потому что его больше не из чего сделать?» — Сергей, наконец, отвёл глаза, отпустил его, склонив голову. Волосы цвета огня теперь скрывали почти всё лицо. — Я знал, что это ты и что те двое были полными отморозками. Ты тоже должен знать, кто надевал костюм Чумного Доктора и убивал. — Я знаю. Сергей резко вскинул голову. Неверящий взгляд постепенно процветал огнём понимания: — Вениамин Самуилович? Давно? — Позавчера. До этого только догадывался. — Это хорошо. Мне будет проще. Я... боялся, что ты мне не поверишь. Что в моей голове не я один. Я тоже узнал совсем недавно, — Сергей помрачнел еще сильнее, хотя, казалось, куда больше. — До этого был уверен, что убивал Олег. Всегда рядом. Заботится обо мне, о моей безопасности. Я даже охрану не нанял. Думал, у меня же есть начальник охраны, он всё решит. Это была галлюцинация, да? Артём медленно кивнул. Галлюцинации при диссоциативном расстройстве идентичности — обычное дело, как он понял со слов Рубинштейна. Радуйтесь, Вениамин Самуилович, похоже, с диагнозом вы не ошиблись. — Я читал в интернете, — Сергей хлюпнул носом, но хорошо, не расплакался. — Почти перед тем, как меня... арестовали. — Подожди! Ты считал, что Волков никуда не уезжал? Я правильно понимаю? — Я просто решил, что он вернулся. Когда... когда пришло известие о его смерти. Извиняющийся взгляд, прикушенная нижняя губа — чёрт, главное, не молчи и не волнуйся. Иначе Серёжа исчезнет и появится тот, другой. А это интересно, но преждевременно. — Был вечер. В офисе только я и лютая, пронзительная тоска. И понимание: его больше нет, Олег больше не вернётся и одиночество теперь со мной навсегда. Так невозможно, невыносимо больно... — Серёжа с усилием сглотнул. — Сначала просто орал. Катался по полу и бился головой о стену. Сорвал ногти, разбил костяшки пальцев до костей и понял: не помогает, надо что-то посерьёзней. Накрыло окончательно. Мысли только об одном: выпрыгнуть из окна, повеситься или перерезать себе вены. Прыгнуть быстрее, но лететь вниз страшно, я всегда боялся высоты... Я трус и эгоист, Артём, понимаешь? Не смог заставить себя посмотреть правде в глаза. Мы должны были жить вместе и вместе умереть, но я придумал себе... — Не трус, — прерывать, наверное, не стоило, но интуиция подсказывала: Сергей на таком взводе — ещё один шаг, и это будет уже не он. — Я не стану убеждать, что ты хороший, смелый и добрый, но, насколько я смог разобраться в этой хтони, от тебя действительно мало что зависело. — Да? Хорошо. Я тебе верю, — Серёжа замолчал. — Смерть Олега — это было... чудовищно, непостижимо, — после долгой паузы произнёс он глухо, как будто в себя. — В общем, решил: лучше вены. Поднялся на жилой этаж, взял нож на кухне, лёг на пол... И вдруг в дверь постучали. Когда я шёл открывать, уже знал, кого там увижу. Он вошёл: в пыльной одежде, небритый, уставший, но очень довольный, что вернулся. Извечная лукавинка в глазах, сильные руки, губы, пахнущие сигаретами. Идеальный образ. Настолько реален, что ни тени сомнения. Серёжа замолчал, сжался в комок на стуле, разве что ноги не поджал. — Не понимаю, почему тебя это не удивляет? — спросил он невнятно, почти беззвучно, но Артём услышал. — Я перелопатил хренову гору информации в интернете и теперь вполне подкован и морально устойчив. Этот второй — не ты. Он — самостоятельная личность, — «Рубинштейн прав. Когда всё это закончится, надо переквалифицироваться в управдомы. В смысле, в психоаналитики». — Субличность, которую я не могу или не научился контролировать, — лёгкий кивок. Явно тоже лазил в сети в поисках информации. Невероятно, но Серёже удалось немного успокоиться. — Его зовут Птица. Он... Боялся, что я убью себя, поэтому стал Олегом. Живым Олегом, который привязал меня к этому миру. Единственное, чего Птица действительно боится и чем я его могу сдерживать — боязнь потерять тело. Артём... — спросил Серёжа беспомощно, снова кусая многострадальные губы. — Что говорит Рубинштейн? Это раздвоение личности? — Диссоциативное расстройство идентичности. — Да, — Сергей снова по-детски громко шмыгнул носом и закрыл лицо руками. — Я тоже читал... В смысле, в сети смотрел. Похоже. Ты знаешь, я не мистик, иначе подумал бы, что в меня вселился злой дух. В древности таких как я называли одержимыми и проводили над ними обряды. Г... говорят, помогало, — он улыбнулся. Робко и потерянно. — У тебя, по случаю, нет знакомого экзорциста? Я оплачу, — это была шутка. Не очень весёлая, но напряжение немного спало. — Пишут, таблетки практически не помогают, а методы психотерапии действенны отчасти. Скажи... Что говорит Вениамин Самуилович? — а это уже был вопрос, который игнорировать никак нельзя. — Говорит, если ты столько лет держался, возможна стойкая ремиссия. Зависит от того, насколько ты сильная личность. А он считает тебя сильным человеком. Целеустремлённым. — Х-ак-ха-кха! — распрямившись пружиной, вытянув длинные ноги и расслабленно откинувшись на стул, Разумовский громко рассмеялся, растянув рот в блаженной улыбке и раскинув руки в стороны, как крылья. Левую выпрямить до конца не удалось из-за наручника. Серёжа недовольно зашипел, показывая между зубов кончик острого языка. Из уголка уже поджившей губы, медленно прокладывая алую дорожку, на подбородок потекла капля крови. Шипение снова перешло в смех. Это было невероятно, но синюю радужку глаз быстро затопила ядовитая желтизна, обступившая маленький и чёрный зрачок. Ставший пронзительно-восторженным взгляд окрасил экстаз вдохновенного безумия. Артём медленно и тихо выдохнул, внимательно следя за метаморфозой. Вот как это выглядит. В зрелище было что-то одновременно притягательное и отталкивающее до тошноты. — Это Тряпка-то сильный человек-а-кха-ха?! — прошипел двойник. — Самуилыч такое правда сказал? Он же сам ещё в интернате твердил: «Соберись, Серёжа, экий ты нерешительный». А теперь «сильный человек»? Тряпка ничччто, ноль! Без меня сидел бы в какой-нибудь убогой IT-компании на галерах — гениальный страдалец и лоххх на полторы ставки. — Привет, — не поддавшись на провокацию, поздоровался Артём, не сразу сообразив, что Самуилыч — это и есть Рубинштейн. — Ты Птица? — Привет, котик. Ты хочешшш помочь Тряпке? — довольно точно копируя интонацию Ильи Лагутенко, прошипел альтернативный Серёжа, послал Сотникову шутовской поцелуй, но вдруг смутился, хлюпнул носом и замолчал. — Я хочу помочь вам обоим. Голова Серёжи по-птичьи качнулась вбок, жёлтые глаза уставились на Артёма. Птица удивлённо моргнул. — Нам не нужна помощь, — произнёс он с запальчивостью подростка, но Артёму показалось, что где-то в глубине смысла на него мгновение смотрела скрытая неуверенность. — Сначала поможешшь, потом гнездо совьёшшь... — Что сделаю? Птица смешно насупился. — Понятно. — Тряпка мой. Я его защищаю. — Пока у тебя не слишком хорошо получается. Птица демонстративно отвернулся, потом подумал и пожаловался: — Ты не понимаешь. Мы давно были бы на свободе. Тряпка не хочет. Артём напрягся. Серёжа не хочет идти на сделку с ФСБ или не хочет выйти из тюрьмы, потому что Птица снова станет убивать? — А ты? — Мне здесссь очччень не нравится. Плохая еда, плохое гнездо. Нету чипссов, нету «Coca-Cola», много плохих людей. Они пристают к Тряпке, обижшшают его. Хочется их убить, но Тряпка не разрешшшает. — Слушай, ты можешь не шипеть? Раздражает. — Могу, — широко улыбнулся Птица. — Но не хоччччччу. — Как пристают? Птица снова надулся. —Ты сказал, что они пристают. Расскажи. Я не собираюсь вить с Серёжей гнездо. Мне заплатили, поэтому я буду помогать. Понимаешь? Ну! Ты же меня давно знаешь! Птица смешно поднял брови, так что они встали домиком. — И ещё я тебе принёс конфет и «Coca-Cola», а завтра принесу чипсов. Птица заинтересованно наклонил голову к плечу. — Его били, издевались? Артём был уверен, что откровенности не дождаться. Ну не за «Coca-Cola» же? — Душшили, — вдруг пожаловался Птица. — Пакет на голову, связывали, током муччили. Очень больно. — Кто? — Артём сжал челюсти. — Принесёшь чипсов с сыром и орешшшков? — Обещаю. Кто? — Ссстрелков. Кедровых орешшшков. — Чёрт... — Ещё приставали. — Другие заключённые? — Да. Мы их убили. — Чт...что? Час от часу не легче. Хорошо, их никто не слышит. Господи, если Птица вылезет на допросе, а ещё хуже — в зале суда... — Одного. Осстальные пока отстали. Почему ему ничего не сказали? Птица врёт? — Они были очччень плохие, — Птица теперь говорил быстро и очень невнятно. — Я не убиваю хороших. И даже не очень плохих. Только совсем плохих. Очень, очень плохих. Грома не убил, Бехтиева — не я. Белый потолок, белые стены, белый умывальник...Лишь бы не смотреть в жёлтые глаза Серёженого безумия. Бехтиева грохнул не Птица? Он это серьёзно? — А сын Зильченко? Директора свалки? Птица громко и возмущённо заклёкотал, и Артём испугался, что сейчас войдёт охрана. Но никто не вошёл. Видимо, за ними наблюдали, и поведение арестованного не вызвало опасений. — Оччень плоххой! — Мальчик? — пришлось постараться, чтобы кроме интереса в голосе не прозвучало ничего. — Дети бывают плохими! — эту фразу он почти выкрикнул, даже шипеть перестал. Вызов на грани истерики. — Отвратительными маленькими ублюдками, которые не боятся наказания. Конечно! Их защищают мерзкие, жирные и очень богатые родители, — Птица немного успокоился и снова расплылся в идиотской улыбке. Вытянув ноги и расслабленно опустив руки, невнятно забормотал: — Или их больше, они сильней — отмороженные маленькие чудовища с изуродованными мозгами. В их глазах огонь, их души тлеют, притягивают, зовут, называют пламя по имени, не понимают, что могут обжечься, запылать, сгореть и обуглиться. А когда пламя вспыхивает — смотрят, как из него рождается Птица. Видят свою смерть — и тогда они кричат. Тряпка знает, он тоже попробовал смерть, видел, как Волк чуть не сгорел. Поэтому боится! Артём слушал полущебет-бормотание, стараясь запомнить дословно, и только когда Птица закончил тираду, из которой пока мало что можно было вычленить и понять, и взволнованно, возмущённо, совсем по-птичьи уставился на Артёма: «Ну что? Как тебе?» — он решился спросить: — «Волк чуть не сгорел» — это про что? Птица снова надсадно заорал и отшатнулся, ударившись о спинку стула. Волков — догадка пришла внезапно. Так Птица реагировал, только когда в разговоре всплывал Олег. — Он не боитссся смотреть в огонь, — вместо ответа низко прошипел Птица. — В его глазах живёт жжжёлтое пламя. — А он плохой или хороший? — Сстрогий, — ответил не сразу. — Вкусно кормит, но не разрешает много чипссов. Птица вдруг рассмеялся, широко растянув рот. Из лопнувшей губы снова потекла кровь. — Не слушшай меня. Я несу вздор-р-р. Ты поможешь Тряпке? — Помогу. Если ты не будешь мешать на допросах и в суде. — Я не мешшаю. Я умный и хоччу домой. Тряпка с ментами сам разбираетсся. — Вот и хорошо, — похвалил Артём. — Молодец. Бехтиева точно не ты прикончил? Снова странный смех. Птица развёл руками. Нет? — Где ты заказал костюм Чумного Доктора? — Не скажу. — «Holt International»? — Ты умный. Ладно. Скорее «да», чем «нет». Спасибо и на этом, что-либо уточнять бесполезно. — Он вернётся? — Волков? Настороженный кивок. — Да. Врать было нельзя, но такой ответ оказался неверным. Птица снова душераздирающе заорал и рванулся к нему. Наручник кинул его обратно на стул, дверь распахнулась. — Проблемы? — Нет-нет, всё нормально, — быстро уверил двух охранников Артём, непроизвольно косясь на скрючившегося на стуле, поджавшего под себя ноги Птицу. — Прошу прощения, живот заболел, — кажется, это сказал уже Серёжа. — Сильные спазмы, у меня бывает. — Тебе в сортир? — усатый инспектор смотрел подозрительно. — Можно просто воды? Инспектор вышел за дверь и вскоре вернулся с бумажным стаканчиком. — Пей. — Спасибо. Усатый замялся. Скорее всего, хотел спросить, долго ещё или нет, но почему-то передумал. — Вот ты с ним и познакомился, — грустно констатировал факт Серёжа, когда охрана вышла. — А ты? Давно... Не знаю, как сказать. — С Птицей познакомился? — хмыкнул Сергей. — Совсем недавно. В ночь, когда убили Бехтиева. До этого думал, просто еду крышей. Шизофрения или что-то в этом роде. Потом только сообразил, что не помню отрезки времени, когда он захватывает мои мозги. Так-то он под Олега маскировался. Ну да. Вот и ответ, почему у миллиардера нет охраны. Невидимый охранник, который всё время рядом. Охренеть. — Однажды было дело, — продолжил Сергей, — поехал на вечеринку. Выпил... Прилично так. Проснулся в офисе в обнимку с сиськастой стриптизёршей. Вокруг разгром: бутылки пустые из-под вискаря и пива, на ковре — пицца недоеденная, шалвой воняет, «сушит» зверски, голова болит. Лежу, вспоминаю, что было. Эта рядом спит. Так ничего и не вспомнил. Разбудил даму. К счастью, она осталась очень довольна, котиком рыжим называла, деньги взяла, даже пообещала в следующий раз, если позвоню — даст бесплатно и подружку приведёт. — Этот парень ещё и донжуан! — Артём не выдержал, рассмеялся. Получилось нервно, но уж как получилось. Напряжение после разговора с Птицей постепенно отпускало. — Угу, — невесело подтвердил Разумовский. — Ещё пару раз такое было. Думал, переутомление, надо больше отдыхать. Хорошо хоть дам непритязательных выбирал, деньги решали всё быстро. Он фигуристых предпочитает. Чтобы не худышка и светленькие. Вполне симпатичные. — Хороший вкус, — хохотнул Артём. — Да уж. Хоть на стороне любовь с отношениями не завёл — и то ладно. А то женился бы... — Гнездо свил, яйца отложил... Это, Артём, пиздец, как не смешно, — Серёжа всё-таки улыбнулся. — Я боюсь его. В смысле, себя боюсь. Дикая хрень — знать, что в твоей голове живёт кто-то ещё. Кто-то очень неадекватный. — А ты всегда не помнишь? — Всегда. Только когда он со мной разговаривает — вот это хорошо помню. — Тогда так. Ничего не придумывай. Воспользуйся пятьдесят первой статьёй Конституции. Согласно ей ты имеешь право не свидетельствовать против себя. Показания будешь давать после предъявления обвинения. Старайся не волноваться. Если Птица появится — трындец. — Не появится. Он социопат. Трепаться только со мной любит. Но не факт, — добавил, немного подумав. — В последнее время он становится всё самостоятельней. — Со следователем разговариваешь только в моём присутствии. Постановление о допуске меня в качестве твоего защитника следователь вынес. Ордер судье я тоже предоставил. Артём замолчал и задумался. Вряд ли они решатся... А если решатся? Не должны, дело громкое. Придётся сделать его ещё более публичным и горячим: меньше риск, что с Разумовским в СИЗО случится что-то плохое. — У тебя в доме нашли пустой тайник. Знаешь о нём? — Да. Я там хранил антиквариат. Потом в галерею отвозил. Всё законно. — Хорошо. Тебя об этом обязательно спросят. Так и скажешь. Ты только не расстраивайся: Птица хранил там костюм Чумного Доктора. Серёжа хотел что-то сказать, но передумал и промолчал. Только вздохнул. — И вот ещё что. Ты можешь отказаться свидетельствовать против себя, но слишком много «не помню» произведут плохое впечатление на следствие. Скорее всего, нам придётся подать ходатайство о проведении психиатрической экспертизы. Ты готов? — Если другого выхода нет. — Я попробую добиться освобождения под залог, но маловероятно. — Меня отправят в психушку? — спросил Серёжа подозрительно спокойно. — Будем добиваться, чтобы это была психушка не при СИЗО. Лучше всего к Вениамину Самуиловичу. Ты согласен? Серёжа кивнул. — И ещё. Ты заказал охранные системы в «Holt International». Почему такой выбор? — Надёжная компания, — пожал плечами Серёжа. — К тому же хозяин — друг моего друга. — Кто? — удивился Артём. Учредителем компании считалось акционерное общество. Расположена она была за бугром, а у кого контрольный пакет — кто же знает? — Это конфиденциальная информация. В смысле, в сети много чего интересного нарыть можно, если знать, как и где. Владелец «Holt International» — Меньшов Александр Данилович. Он давний приятель родителей Дэна. — Дениса Титова? — он так боялся спугнуть удачу, что даже дышать перестал. — Да. Дэн нас и познакомил. Меньшов не говорил, что он владелец «Holt International», просто посоветовал туда обратиться. Я сам всё узнал. Потом. Что они торгуют оружием. Между прочим, легально и с нашим Минобороны. Договор уже был заключён, даже произведены необходимые замеры на месте. А потом всё полетело к чёрту. — Ты знаешь, что костюм Чумного Доктора Птица дозаказал там же? Так сказать, по твоим следам. — Нет, — Серёжа удивлённо моргнул. Чудесно. А ещё «жучки» в офисе. Он, конечно, не охранялся ни хрена, но здравый смысл подсказывал, что если из шляпы торчат уши — наверняка в ней спрятался заяц. Второй по популярности кандидат на пост губернатора торгует оружием. Чего-то в этом духе Артём ожидал. Деньги на предвыборную компанию нужны, и немалые. Порядочному человеку занять высокую должность невозможно априори. Нынешний губернатор крышевал наркотрафик из стран Ближнего Востока и подпольный игорный бизнес. В общем, хрен редьки не слаще и ебала жаба гадюку — да хоть бы и до смерти. Что-что, а лезть в эти разборки Артём точно не собирался. Главное, чтобы обойти их оказалось возможным.