Только падая в бездну, я расправляю крылья

      День только занимался, а новоявленные путешественники уже оставили город. Разгоняясь на повидавшем виды, но еще резвом «коне», неслись по широкой трассе.       — Ты на сколько отпросился? — крикнул Северин Ромычу на ухо.       — На неделю, пока папане лучше не станет. Дернул же меня черт с тобой связаться!       — Не дрейфь! Подбросишь до Годнова, а там сам решай.       Ромке очень хотелось спросить, с чего вдруг Северин решил, что «враги» обязательно должны осесть в том маленьком провинциальном городке, но надо было следить за дорогой, да и скорость не располагала к откровениям. На заправке позвонил Антохе, попросил приглядеть за матерью.       — Если что будет обо мне говорить – не верь! — встрепенувшись, поспешил заверить очень серьезно. — Это она сгоряча, не разобравшись.       — А что было-то? — похоже, Антохе понравилась мысль выспросить всё о дружбане. — Что-то интересненькое? Да ладно, не ерепенься, скажи!       — Ничего не было! Проблемы у меня! Решу в ближайшие дни.       Северин меж тем закупился чипсами и пирожками. Здесь же, в кафе, они плотно пообедали. Роман заметил, что Инквизитор ел мало, но обстоятельно, словно священнодействовал: серьезно изучал содержимое тарелки, осматривал каждый кусочек, прежде чем отправить его в рот. А после долго молился, не вставая из-за стола.       — Думаешь, от несварения поможет? — неудачно попробовал пошутить.       — О чем ты?       — О твоих молитвах! Надеешься святым стать? А сам даже убийством не брезгуешь.       Спутник опустил голову, словно раздумывая, как ответить.       — Видишь ли, Рома, ты домашний ребеночек, сосунок по сравнению со мной. Ты хотел найти своих обидчиков, а дальше? что с ними намеревался сделать? избить? морально уничтожить? Ну! выкладывай свой план!       Ромка пожал плечами:       — Я бы хотел им в глаза посмотреть. Спросить – зачем?       — И всё? Как же мелко ты плаваешь. Я вот тут подумал: может, действительно не стоит тащить тебя с собой. Сколько, говоришь, до Годнова? шесть километров? Ерунда – дойду к вечеру. А ты давай мотай домой, заодно и Антоху успокоишь.       — Ладно-ладно! Чего разошёлся-то? Сказал – довезу, значит, довезу.       Засопев от смущения, Ромыч сгреб со стола недоеденный рогалик и, откинувшись на спинку стула, осмотрел помещение. Обычное придорожное заведение, даже с претензией на уют: пыльные, засиженные мухами светильники; потертые кожаные диванчики, не раз залитые пивом, измазанные то ли кремом, то ли соусом; налепленная под столом жвачка. У противоположной стены – бар. Дама в баре под стать заведению, слегка потасканная видом, дремлет за стойкой.       — Пятьдесят грамм водки. — Не успел Ромка выпасть из полуденного благодушия, как вдруг оказался в меньшинстве. Северин, скользнув к женщине за барной стойкой, сладко улыбнулся: — А что предпочитает мадам?       — Повышение зарплаты, — в тон сонно пробормотала та.       — Тогда капельку бренди?!       Не глядя на ластившегося парня, барменша бросила на гладкую столешницу мутный стакан и, отмерив ровно пятьдесят граммов, плеснула спиртное.       — Деньги-то есть? — запоздало поинтересовалась.       Северин, вытащив из кармана пачку тысячных купюр, помахал ею перед носом остолбеневшей женщины. У той сон как рукой сняло! Профессионально улыбаясь, она сгребла пару бокалов и уже с интересом придвинула клиенту выпивку.       — Другу не наливайте, он за рулем. А вот с вами я бы поболтал.       Рома наблюдал, как, потеряв всякий стыд, надирался его спутник. Разговор с барменшей становился всё более откровенным.       — Скучно здесь у вас, совсем развлечений нет! Мы вон с Ромычем хотели культурно отдохнуть, да куда там – только дискотеки девяностых!.. Мадам! Давайте наполним бокалы, так сказать, за дружбу!.. Что вы говорите? Цирк? Ярмарка? Откуда в такой глуши цирк? Вы меня обманываете? Ах, притворщица!       Еще с полчаса Роман слушал, как полупьяная баба выкладывала Инквизитору все местные новости.       — Там и клоуны, и фокусники, и даже летучие гимнасты…       — Л-летающие… ик.— Окончательно залив глаза, Северин пьяно погрозил пальцем невидимому собеседнику. — И-и акробаты там есть? Ик-ик… И-и собачки?! Ик-ик…       Ромке надоело изображать примерного ученика. Встав, он силой стащил Северина с барного стула и, удерживая за подмышки, сухо осведомился:       — Сколько с нас?       Открыв ногой дверь, вытащил друга на воздух, допер до первого столба, прислонил, внутри проклиная весь белый свет и себя в частности за то, что связался с алкоголиком. Пока возился с байком, гнев немного улегся. Подрулив, только спросил:       — Сзади удержишься?       — А в чем проблема? — На Романа глядели абсолютно трезвые серые глаза, и весь облик Инквизитора никак не напоминал пьяного.       — Как ты это делаешь?! Я же видел, сколько ты в себя залил!       — Дурак. Ты совершенно не следишь за руками – вся выпивка у меня в рукаве. Кстати, как бы его высушить? Мои подозрения подтвердились – мы вышли на горячий след.       — Это ты о цирке? При чём здесь клоуны?       — Клоуны-то, может, и ни при чём! Хотя… разберемся на месте.       — Я устал от твоих загадок. Говори прямо – ты подозреваешь циркачей?       — У меня нет доказательств, кроме собственного мнения. Для христианина крест как знамя: пока оно есть, армия жива, но уничтожь его – и всё кончено. Крест был не сломан, не вырван из земли, он не был повержен – значит, в планы осквернителей это не входило. Потому сатанисты и иже с ними отпадают сразу. Кроме того, огонь для подобного сброда неприятен. Почему, ты думаешь, ведьм и колдунов сжигали на кострах? Пламя уничтожает всякую бесовскую силу. Значит, мы ищем кого-то не местного, чьим отличительным знаком является почитание огня, веротерпимость к иным религиям и обычное живодерство. Всё просто.       — И кто это?       — Скоро узнаешь. Ну так мы едем?       Из головы не выходили слова Инквизитора. Не слишком доверяя его внешнему спокойствию, Роман прикидывал по-всякому, вспоминая, как хладнокровно тот общался с сатанистами.       Наконец мелькнула вывеска «Годново», первые домики на окраине запестрели нарядными палисадниками. Взрывая провинциальную тишину ревом байка, два всадника ворвались на тихие улочки, наполнив их вонью несгоревшего топлива.       — Давай в центр! — приказал Северин, приподнимаясь и выглядывая передвижные шатры.       Вечерело. Первые длинные тени ложились на сухой асфальт. Народ шарахался от разухабистой парочки на громогласной машине.       — Туда!       И вдруг Ромка ослеп… доподлинно ослеп, потому что в следующий момент руки в кожаных перчатках закрыли ему глаза. Байк, теряя управление, завилял, подпрыгнул и завалился на всем ходу набок. Левую ногу пронзила острая боль.       — Чтоб тебя подняло и шлепнуло, — прохрипел Роман, пытаясь сбросить с себя еще вращавшую колесами машину. — Что на тебя нашло, Северин? Севка! Ответь, не молчи!       Ругаясь всеми матами, проклиная весь мир, байкер наконец справился с родным «конем», приподнявшись, стал его нервно осматривать. Глядеть назад не хотелось. Роман чувствовал: то, что происходило там, уже выстраивалось в продуманную стратегию Инквизитора.       От шатров к ним бежали люди: мужчины, женщины, самые обычные, ничем не отличающиеся простые лица, встревоженные глаза.       — Ребята, вы как? Сильно разбились?       К Роме подскочили сразу несколько, в основном женщины. Крутясь, заохали. А он всё никак не мог заставить себя посмотреть назад, ему почему-то казалось, что именно там случилось непоправимое.       — Разойдитесь, пожалуйста! Дайте я их осмотрю!       Приятный мужской баритон, бархатный, как старое плюшевое одеяло, вдруг окружил байкера, он сделал попытку улыбнуться и… потерял сознание.

***

      Комната крутилась, прыгала, раздваивалась, стены то принимались плясать краковяк, то просто падали в небытие и восставали точно исполины из морских глубин. Тошнило. С трудом повернувшись набок, Роман увидел лежащего на соседней кровати друга. Острый профиль зловеще отсвечивал на темной стене и казался маской из триллера.       — Эй! Ты как? — тихо позвал Ромыч, надеясь услышать хоть какой-то отклик.       Ничего. Даже не пошевелился. Зато некто иной, видимо дежуривший у постели, приблизился с противоположной стороны и, присев на корточки, осторожно тронул парня за руку.       — Вам лучше?       По меркам глухого провинциального городка говоривший был просто ослепительно прекрасен: точеные скулы, безупречно чистая фарфоровая кожа, правильные черты лица с изящным, аристократически тонким носом; дивные темно-карие глаза, лучистые, чуть в роскосинку. Ромке показалось, что их невольный спаситель даже пользуется косметикой, настолько нежны были его губы. Взгляд, полный тревоги, не поддельной, совершенно искренней.       — Даже не знаю… вроде в норме, — осовело пробурчал в ответ, — вот только нога…       — Сильный ушиб и растяжение, а на ожог я наложил ледяной компресс – наверно, чувствуется?       Нога действительно мерзла, но оттого не переставала болеть. Понимающе хмыкнув, байкер попытался сесть. В голове промелькнули последние события, ему почему-то показалось, что упал он очень даже удачно на что-то мягкое.       — Потому что ваш друг принял на себя основной удар о землю.       Поняв, что произнес вслух мучающие его сомнения, смутился, заикаясь, спросил о состоянии попутчика.       — Разбил голову, сломал ключицу. Врач только что ушел, сказал: травмы серьезные.       — Мне надо позвонить родителям, — оглянулся в поисках и облегчённо вздохнул: мобильник, целёхонький, лежал возле подушки.       — Увы, нет связи. Здесь такая глушь, что сигнал с вышки не проходит. Местные говорят: в солнечную погоду с холма можно поймать.       — И что же делать?       — Можете отлежаться у меня. Извините, я не представился. Любомир. Любомир Иванович. Кочую, так сказать, с ярмаркой, изготавливаю и продаю магические амулеты. — Понимая, что пострадавший из последних сил старается сохранять спокойствие, еще раз дружественно улыбнулся. — Пока оставлю вас наедине. Но ужин в восемь!       Проводив взглядом уходящего хозяина, Роман на одной ноге допрыгал до Северина и едва ли не сел на пол – тот не спал, напротив, взгляд был живой и радостный. Скосив глаз, он посмотрел на Рому.       — Всё путем, — прошептал сухими губами, рука поднялась и сжала запястье брюнета. Ромка отметил, какие тонкие, но сильные пальцы у друга. — Я грешен пред тобой, прости. Ты не должен был пострадать, но в последний момент я не смог… виноват.       — Перестань, — чисто по-детски фыркнул, сжал ладонь, удивляясь ее прохладе. — Ты же у нас Инквизитор, твоих планов не может знать никто. Ты у нас высший суд.       — Дрянь я последняя. Мерзость перед Божьими очами. Знаю, осознаю, каюсь.       — Эй-ей хватит! Я тебе не священник и ты не на исповеди! Ну шлёпнулись мы – с кем не бывает, чего нюни разводить?! Живы же! Тем более люди нам добрые попались, приютили, спать уложили. Кончай ныть, ужин скоро.       — Бежать тебе надо отсюда, Рома.       — С удовольствием бы, да только с ногой у меня беда. И потом, не ты ли еще вчера шептал мне на ухо о каких-то там чудесах? Пошел на попятную? Ну уж нет, пока не решу сам уйти, ты меня не выгонишь.       Впрочем, ужинать пришлось в одиночку. Любомир, изящно поклонившись, поспешил уйти.       — Дела, знаете ли, не ждут. Тем более завтра торговый день и представление.       — А… это всё нам? — оглядывая гору одноразовых контейнеров с супами и гарнирами, поразился Роман. На столе лежал батон белого хлеба и даже яблоки в корзине.       — Ешь, не стесняйся! Все в таборе знают о вас и рады помочь. Кстати, байк уже починили, можешь посмотреть, он стоит за палаткой.       Пока Ромка наслаждался ужином, Северин долго кочевряжился, втолковывая другу о какой-то опасности, потом, видимо поняв, что слова не действуют, ушел в ночь.       Где-то играла музыка и слышался детский смех. Поздние сумерки располагали к долгим прогулкам, но не с обожжённой ногой, оттого байкер усиленно уплетал принесенные харчи и злился. Вспоминался родной колледж, дружбаны и Антоха – тот бы никогда его не подставил, напротив, сам бы полез вперед, лишь бы защитить. «Да, зря я с тобой связался», — обреченно разглядывая недоеденный бутерброд с колбасой, вздохнул и заметил Любомира, секунду назад вошедшего в палатку. В руке недавний знакомый держал два воздушных шарика, синий и зеленый.       — Смотри, что я вам принес. Выпросил у администратора. А где ваш товарищ?       — Тоже мне товарищ. Попросил подбросить, ну я и согласился. Дурак! — последнее слово Ромка выкрикнул со всей накопившейся обидой на самого себя.       — Странно, а он всё о вас спрашивал, представляете? Я ему голову бинтую, а он всё: «Скажите, как там Рома? Ему оказывайте помощь в первую очередь. Боюсь за него!» Вот я и подумал…       — Что? — У Романа похолодело в груди, вспомнилась недавняя безобразная сцена дома.       — Что вы друзья! Выходит – ошибся, — уголки полных губ поползли вниз, мужчина задумался, смущенно перебирая в руках кончики ниток от воздушных шариков.       Ромке стало стыдно.       — Мы не то чтобы очень близки, просто у нас общее дело.       — Я понял. Вот, держите гостинец, пойду поищу вашего приятеля, а вы отдыхайте.       Любомир и так рисковал, убежав от прилавка, поручив смотреть за порядком соседу, тоже продавцу сувениров. Но беспокойство о раненом пареньке надрывало душу. И зачем он встал, бросив приятеля? куда пошел? Любомир обежал почти все палатки, заглянул на манеж и даже в конюшни. Ни следа! Встречные пожимали плечами: «Нет, не видали». И не удивительно, ведь на праздник пришли почти все жители поселка. Толчея и суматоха многих делали невнимательными.       Расстроившись и совсем уже сникнув, Любомир вернулся к своему рабочему месту и едва ли не вскрикнул от удивления. Тот, кого он искал, нашелся сам, причем в самом неожиданном месте. Северин как ни в чем не бывало вертел в пальцах самодельные амулеты, на бледных губах играла нехорошая ухмылка.       — Вот ты где, — облегченно выдохнув, Любомир плюхнулся на низенькую скамеечку, взглядом благодаря соседа за присмотр.       — Какие интересные висюльки.       — Сам ты висюлька! — сразу обиделся Любомир. — А у меня – амулеты. Вот, почитай – от болезней помогают.       Вечер обещал быть долгим и прибыльным – пятница! – а значит, все жители маленького городка собрались на площади, желая поучаствовать в привозном счастье, поглазеть на акробатов, повздыхать над потрепанным цирковым львом, купить пару безделушек, чтобы потом, бросив на полку, забыть надолго или, может, навсегда. И только сладость от пережитого вечера, ощущения загадочного ожидания еще долго будут волновать обывательскую скучающую душу.       К Любомиру подходили многие, покупали единицы. Больше рассматривали, перебирали пестрые бусы, любовались подвесками, интересовались.       — Ложечка-загребушка – замечательный выбор! — хорошо поставленным голосом ободрял сомневающихся покупателей хозяин. — Для привлечения богатства – в самый раз! Положите ее в кошелек и не заметите, как деньги сами потекут к вам. Очень рекомендую! — И взгляд лучистый, сияющий.       Сомневающаяся женщина даже вздрогнула – настолько Любомир был неотразим, что совсем не вязалось со всеми представлениями о заезжих продавцах. Больше из чувства благодарности, чем действительно из необходимости полезла в кошелек. Доставая мелкую купюру, рука на мгновение задержалась: было очевидно, что деньга последняя и вряд ли женщине хватит на представление или иные радости карнавала, но она решилась.       — Нет! — Худые пальцы впились в её запястье. — Тебе не нужна эта дрянь! Уходи!       Любомир выдал одну из самых очаровательных улыбок и нежно постарался освободить руку покупательницы из цепкого захвата Северина.       — Позволь нам закончить. Это же сущая мелочь, ерунда!       — Не ерунда! Кончай дурить людей, не поможет ей твой амулет! Работать надо, тогда деньги и появятся!       — Это магия, глупыш! Дело не в предмете, а в той энергетике, которую я в него вложил! Берите ложку-загребушку, милая, и не слушайте моего друга. Он недавно головой ударился, не понимает, о чем говорит.       На лбу Северина повязка начала набухать темной кровью, но он не сдавался.       — Купите лучше конфет, воздушный шарик, бутылку водки наконец! Только не просаживайте так бездарно деньги!       Женщина испуганно переводила взгляд с одного молодого человека на второго, ей уже не хотелось никакого талисмана, она желала только одного: вырваться из начинающегося скандала.       — Хорошо, — примиряюще вдруг нашелся Любомир. — Раз мой друг считает, что я шарлатан и наживаюсь на бедных, я дарю вам эту ложечку. Вот, пожалуйста! — крайне изящно завернул крошечный предметик в шуршащую алую бумагу и с поклоном передал остолбеневшей покупательнице. — Возможно, мой оппонент теперь успокоится.       — Черта с два! Брось эту бесовскую штуку! А лучше закопай.       Смеясь сквозь стиснутые зубы, Любомир мягко отстранил Северина в тень и там, усадив обратно на стульчик, спросил уже обычным голосом:       — Тебе чего надо?       — Чтобы ты прекратил обманывать людей! наживаться на своем обаянии!       — Ах вот ты о чем! Ну, с природными данными я ничего не могу поделать, поэтому не ставь мне их в вину. А вот почему ты считаешь, что я обманываю? Почему ты не веришь в силу волшебства? Может, потому, что никогда с ним не сталкивался? Давай поспорим, что уже завтра та бедная женщина прибежит меня благодарить.       — Никогда!       — Тогда что ты теряешь? Давай разоблачи меня! Упейся собственным величием! Боишься? Значит, не всё потеряно и в глубине души ты желаешь чуда!       Любомир надвигался на съёжившегося Северина всем телом, отчего последнему пришлось даже опереться ладонями позади себя, чтобы не упасть. Их лица стали так близки, а губы почти соприкасались.       — Согласен, — прошелестело как сон.       Мужчина с победоносным видом распрямился, на его лик вернулось озорное выражение, словно он только что отнял конфетку у соперника. Более Северин не вступал ни в какие споры, тихо сидел в отдалении, лишь изредка вздрагивая на особо пафосных руладах магического продавца.       К двенадцати ночи, по окончании представления, проводив запоздалую публику, ярмарка могла позволить себе отдохнуть. Еще слышались крики и ругань рабочих сцены, визжали цирковые собачки, предвкушая поздний ужин, кто-то деловито подсчитывал выручку, когда Любомир тронул гостя за плечо.       — Заснул? Вставай, соня, нам пора домой.       Взвалив на спину объёмный баул с нехитрым товаром, пританцовывая точно на сцене, повлек шаркающего спутника к палатке, где уже который час Роман пытался оживить мертвый телефон.       Едва только рассвело, кто-то сдернул с байкера одеяло и брызнул в лицо холодной водой.       — Собирайся! Пока он спит, дуй домой!       Ромыч заворочался, размазывая капли по щекам, сонно моргая ресницами. Ночь прошла спокойно, нога почти не болела, намечался интересный день, потому он только отмахнулся:       — Кончай прикалываться!       С трудолюбием муравья Северин потащил друга с кровати, шёпотом приказывая одеваться. Делать нечего: кое-как натянув свитер и штаны, щурясь от зажжённой лампы, Ромка вышел на воздух, глотнул смешанный с влажностью еще ночной сквозняк.       — Ну?! И чего поднял в такую рань?       Казалось, Инквизитор вообще не ложился спать. Повязка с засохшей кровью едва держалась на потной макушке, рубашка мятая, вся в пятнах, взгляд полубезумный.       — Рома, проверь байк и уезжай! Я сглупил, ухватил кусок не по зубам.       — Какой кусок, Севка? — всё еще не отойдя ото сна, запротестовал Ромыч. — Хотя от завтрака я бы не отказался.       — В дороге поешь. Вот, держи – здесь ровно половина денег.       Северин вытащил из кармана мятую пачку и, отсчитав ровно пятьдесят тысяч, ткнул ею в Романа. Тот инстинктивно спрятал наличность во внутренний карман, но, тут же хлопнув себя по лбу, поинтересовался:       — Это от чего ты пытаешься меня защитить? Сам вот едва на ногах держишься. Ты вообще сегодня спал? Вона ноги мокрые, где тебя всю ночь носило?       — Не скажу, да ты и не поймешь! Договор расторгнут.       — Вот еще! — Ромке стало обидно. — Сначала обещал, завлекал, а как до дела дошло, решил меня выкинуть? Не пойдет, я не согласен!       Сзади раздались шаги. Прикрывая глаза от рассветного солнца, Любомир вышел к ребятам.       — Чего с утра ругаетесь?       — Роман нас покидает, мы поссорились.       — Позвольте не поверить – вы прекрасно дополняете друг друга. Впрочем, как будет угодно.       Отойдя к висевшему на стене палатки старинному рукомойнику, Любомир зацепил пригоршню воды и с наслаждением бросил себе в лицо. В то же мгновение невыносимая боль огнём обожгла кожу, такая, словно вместо воды в умывальнике была кислота! Любомир согнулся, не отрывая ладоней от лица, с громким стоном упал на колени.       — Проклятье! — раздался полузвериный рев.       Ромка замер от ужаса, едва переводя дыхание. От Любомира пошел дым, черный, густой, как из печи с сырыми дровами. Он стал корчиться, биться телом о землю в страшных конвульсиях.       — Теперь он никого не соблазнит, — раздался над ухом дрожащий голос Северина. — Навек его лицо станет самой отвратительной харей. Люди будут плевать на него. Святая вода – смерть для демонов!