Mr. Sandman, bring me a dream

      В голове Сергея витало много самых разных мыслей. Такое чувство, будто его сознание решило вспомнить абсолютно все: от рождения до сегодняшних дней. Воспоминания толпились и ждали своего часа, а затем со всей яростью били и колотили бедного парня. Он ходил по квартире, не видя перед собой ничего. Он постоянно думал о чем-то, хотя сам не понимал, о чем. Сергей чувствовал, как тепло его души медленно уходит из него, оставляя тело холодным, словно фарфоровая кукла.       Он боялся. Боялся каждого шороха и звука. Разумовского не покидало стойкое ощущение того, что скоро произойдет что-то страшное и непоправимое. Что-то, от чего будет зависеть его жизнь. Будь рядом Олег, он бы смог избавить Сергея от приступов паники. Накрыл бы собой, усадил в мягкое кресло, принес большой плед, а сам бы стал поглаживать по голове. Волков всегда умел успокоить Разумовского, и только ему одному удавалось это сделать.       Олег мог поддержать даже на бумаге. Будучи в армии, он часто писал письма Сергею, в которых не только рассказывал о своих буднях, но и не забывал написать о том, как сильно он любит Разумовского. Он говорил ему, чтобы тот никогда не сдавался и не опускал руки. И, если бы не слова и дружеское плечо, Сергей бы не стал тем, кем является сейчас. Он был не достиг высот, это парень знает точно. Волков был стальным стержнем для него. Но сейчас, бегая по комнате и прокусывая до крови нижнюю губу, Сергей чувствовал что-то неестественное рядом. Что-то, что вот-вот протянет свои руки и заберет его. Но куда — неизвестно. Шелест крыльев оглушал. Казалось, будто кто-то сидел в углу и хихикал, сверкая мертвыми глазами.       — Это только кажется, — повторял раз за разом Сергей. — Это мне всё только кажется. Чертовы таблетки! — он схватился за голову. — Пропади они пропадом!       Он решил отказаться от приема медикаментов, однако это не спасло его от ночного визита Птицы. Он все так же, как и до этого, нагло ввалился через форточку в окно, принеся с собой комья снега, которые тут же растаяли и превратились в одну большую лужу. От неожиданного визита Разумовский вдавился всем телом в кресло и не мог пошевелиться.       — Ты… — хрипел парень. Он был до чертиков напуган. — Как ты смог явиться?       — Ох, это, — пытался объясниться Птица. — Скажем так: теперь мне нужно, чтобы ты пил таблетки. Всё и так идет по плану.       — По какому плану?       — Скоро узнаешь.       Сергей недоверчиво смотрел на Птицу, а тот лишь ухмылялся. Гость сел на спинку стула, который одиноко стоял рядом с окном, как на жердочку, подобрав под себя колени и обхватив их своими длинными лапами.       — Ну, — Птица наклонил голову набок. — О чем сегодня поговорим? Есть еще воспоминания об Олеге? Хотя, подожди-ка, конечно, есть! Зачем я задал такой глупый вопрос?       Сергей медлил с ответом. Птица выжидал и не сводил с Разумовского глаз. По крайней мере, того, что можно было бы назвать глазами.       — Почему, — начал тихо Сергей. — Почему в последние дни, когда ты рядом со мной, мне становится физически тяжело? Я уверен в том, что почти справился с потерей Олега, я благодарен тебе за то, что ты вынудил меня рассказывать вслух о переживаниях и приятных моментах. Но почему я чувствую, как душа моя становится светлой, а тело будто иссыхает?       Разумовский видел в Птице уже не собеседника, а нечто угрожающее.       — Мне кажется, ты должен был уже догадаться, — улыбка-молния сверкнула и осветила половину комнаты. — Но я буду молчать до того момента, пока сам не поймешь и не будешь готов это признать. Ты и правда практически принял факт смерти любимого, но вот… — Птица осекся.       — Но вот что?       — Да так. Ничего. Говоришь, тебе физически плохо? Почему тогда не прогонишь меня?       — Я думал, что ты не придешь, если я откажусь от медикаментов.       — И все же я здесь.       — И это очень странно.       — Ты же считаешь меня за галлюцинацию, как в первые ночи?       — Я уже не знаю. Ты реален. И в то же время я отказываюсь в это верить.       — Вот оно! Все так говорят! А потом в последние секунды признают меня. Так будет и с тобой, поверь.       — Ты приходишь еще к кому-то?       — Ну-у, — задумчиво растянул Птица. — Ко всем, если так подумать. Сижу, разговариваю. Вот как с тобой сейчас. Понимаешь, какая картина: мне ведь тоже неприятно смотреть на такие сломленные души, как у тебя. Вот я и решил, почему бы не взять и просто поговорить с вами? Вам станет легче, мне станет легче. Все в выигрыше. Ты же сам сказал, что твоя душа очищается, верно?       — Да. Но я будто таю на своих же глазах. Мне тяжело вставать, тяжело поднимать взгляд на окружающих. Я постоянно нахожусь в прострации, мне нужна подзарядка, но где ее взять? Обычно в такие моменты Олег мог поделиться со мной частичкой своей силы. Он будто наполнял меня солнечным светом и всегда говорил, что все будет хорошо.       — Хочешь, я будут тебе так говорить?       Сергей усмехнулся и тут же почувствовал, как у него сильно закололо в груди.       — Но ты же — не он.       — Ах, да, — Птица кивнул головой. — Точно.       — Меня снова наполняет страх, — признался Разумовский. — Но я не понимаю его причину.       — И Олегу обычно удавалось тебя успокоить?       — Именно! Он даже через письма мог это делать.       — У тебя осталась ваша переписка? — удивленно прокаркал Птица.       — Да я каждое его письмо помню наизусть.       — Удивительно, — в голосе гостя не было ни капли удивления.       Разумовский подобрал полы своего халата и сел так же, как и Птица: подобрал ноги к себе и положил голову на колени. Для большего сходства Разумовскому не хватало разве что крыльев за спиной. Он смотрел в пол, а перед глазами стоял светлый весенний день. Парень ждал скорого возвращения Олега из армии, а на днях получил от Волкова очередное письмо. Олег старался как можно чаще писать, потому что знал, что Сергей будет волноваться, если тот пропадет на большой промежуток времени. Олег ненавидел, когда Сергей нервничает, причем нервничает без причины. Волков прилагал все усилия, чтобы снять тревогу и тяжелый груз с плеч любимого человека. А так как он ушел в армию, то единственный способ быть всегда рядом — это письма. Обычные письма в конверте и с маркой, пахнущие дорожной пылью и протекшими чернилами углу листа. Сергей ликовал каждый раз, когда получал на руки заветный конверт с до боли знакомым почерком. В такие дни Разумовский запирался в комнате и жадно читал и перечитывал по несколько раз все новые и новые строчки.       «Здоров! Как ты там? Держишься? Потерпи, я скоро приеду и обниму тебя так сильно, что ты офигеешь! Я скучаю по тебе. Очень сильно. Когда я только приехал сюда, то боялся, что со временем забуду твой образ, твои нежные руки, твои мягкие волосы, твой запах кожи. В нашей с тобой памяти остался тот прощальный день перед моим отъездом как самый яркий, но поверь, день нашей встречи будет ярче в сто раз. Я тебе обещаю. А еще я обещаю тебе всегда быть рядом. Я не отпущу тебя больше. Никогда. Это был первый и последний раз, когда я оставил тебя одного на такой долгий срок. Впредь такого не случится. Мы будем вместе. Я буду тебя защищать.       Ты писал мне о своих страхах, о том, что тебя снова накрывает паника. Мне дико больно такое читать, потому что я понимаю, что сейчас не могу дотронуться до тебя, обнять, прижать к себе. Но это не значит, что ты не должен писать мне о своих переживаниях, нет! Наоборот, высказывайся. Если это хоть как-то тебе помогает. Просто подожди еще немного. Оглянуться не успеешь, как я буду стоять у порога и улыбаться тебе, моему солнцу. Ты — моя самая главная радость. И я не позволю твоим лучам гаснуть. Никогда, слышишь? Намотай сопли на кулак и вперед! Ты знаешь, ради чего так упорно стараешься, так не позволь винтикам в твоей голове ржаветь и работать не по инструкции. Ведь только от тебя зависит то, какой ты. А я же буду рядом и в трудную минуту всегда обниму и поддержу. Так что отставить страхи.       Я бы сейчас все отдал, лишь бы на минуту побыть рядом с тобой. Я хочу положить свою голову на твои колени и гладить их. Как раньше, помнишь? Я хочу опрокинуть тебя на себя и прижать твою голову к своей груди. Мне не хватает твоих прикосновений, не хватает твоей улыбки и долгих разговоров ни о чем. Прошлой ночью ты улыбался мне во сне, и, черт возьми, это был лучший сон из всех, что когда-либо мне снились. И я надеюсь, что скоро мы снова сможем уснуть вместе, как раньше. И тогда ты не будешь бояться ночных кошмаров. Потому что я буду рядом.

      Я не прощаюсь. Твой Олег Волков.

      P.S. я положил в конверт несколько лепестков пионов. Из клумбы под окнами прапорщика, между прочим, так что считай это большим подвигом. Я помню, что тебе нравились пионы, что росли возле нашего детского дома. Если они уже засохли — извини. Настанет момент, когда я смогу тебе купить столько пионов, сколько ты можешь унести в руках. А если не сможешь унести, то я тебе помогу.»              Пока Сергей вспоминал это письмо, Птица, незаметно от парня, сократил расстояние между ними. Он давно уже слез со стула и тихо, плавно сливаясь с каждой тенью, приближался к Разумовскому.       Когда же Сергей поднял глаза, он съежился и стал похожим на маленького, неоперенного птенца, испуганного огромной дворовой кошкой. Разумовский не хотел, чтобы Птица подходил к нему, но у него не осталось сил это произнести вслух. Гость довольно улыбался и шелестел крыльями.       — Сегодня ты не сказал мне ничего об Олеге, — голос Птицы будто раздвоился и был похож на помеху в телевизоре. — Но я вижу, нет, я чувствую, что теперь, когда ты вспоминаешь его, тебе становится легче. Ты и правда его до сих пор любишь, это просто удивительно! Тебе ведь уже не больно, правда?              — Нет, — слабо прошептал Сергей. — Н-не больно.       — Как же это прекрасно! — Птица довольно помахал кончиками крыльев. — Ты — хороший мальчик.       — Уйди, — на выдохе произнес Разумовский и закрыл глаза.       — Что? До сих пор плохо?       Парень кивнул головой.       — Ладно, не буду тебя больше мучить. По крайней мере, сегодня.       Птица в два шага пересек спальню Сергея и запрыгнул на подоконник. Обернувшись, он пророчески произнес:       — Но это не значит, что я не приду вовсе. Потерпи, дружок. Осталось недолго.       И растворился.       Сергей уснул в кресле. После ухода Птицы ему немного полегчало, однако сил на то, чтобы встать и сделать один шаг кровати, не было.       Парень чувствовал, что скоро произойдет непоправимое и не знал, будет ли он к этому готов.