Mr. Sandman, bring me a dream

«Быть может, для нее настали сроки,

И мне пора с земли уйти покорно,

В то время как возносишь ты во тьму

Свой реквием высокий, —

Ты будешь петь, а я под слоем дерна

Внимать уже не буду ничему.»

Джон Китс, «Ода соловью»

      Цветок ликориса завял так же быстро, как иссыхал Сергей. У него ни на что не было сил, а двигался он по инерции: кое-как встал и пошел. Парня ничто уже не интересовало, он не видел смысла в том, что делает. Силы его покидали, и лишь воспоминания об Олеге на миг успокаивали и толкали тело вперед. Разумовский сидел в спальне, на полу, в окружении старых вещей Олега, и размышлял о словах Птицы.       — А потом в последние секунды признают меня. Так будет и с тобой, поверь.       Сергей тяжело дышал, а боль в груди только усиливалась. Затуманенный взор уже слабо различал перемену во времени суток, да и парню было уже все равно. Он лишь надеялся на то, что там, хотя бы там снова увидит Олега — свою любовь и единственную радость. Призрак Волкова всегда был рядом с ним, он это чувствует. Сергей закрыл глаза и забылся.       Он вспомнил грязный снег и стрельбу. Кресты и голые ветви деревьев. Вечернюю пургу и крики ворон. Разумовский стоял ближе всех к еще открытой могиле Олега и смотрел, как гроб с телом опускали в яму, дно которой немного припорошило снегом. Он вспомнил, как дрожащей рукой взял комок земли и медлил, тупо уставившись на ладонь. А люди всё подходили и подходили, кидали комья, перемешанные со снегом. Сергей же стоял как вкопанный и не мог бросить, потому что твердо верил в то, что этим жестом навсегда отрежет от себя Олега. Будто бы он разрывает с ним отношения. Разумовский не был к этому готов. Процессия давно завершилась, а он всё стоял и смотрел на гранитную плиту, на надгробие с инициалами Олега. Сергей боязливо обошел свежую горку земли и смахнул с надгробия снег.       — Ты же так простудишься, Волче, — шепот с примесью подходящей истерики вырвался из его уст.       Ком в горле душил, сердце сжалось до невероятных размеров. Разумовский нашел в себе силы, чтобы медленно присесть и положить среди траурных лент букет роз Гран При. Он так сильно сжимал их в руке, что несколько шипов осталось в ладони. Сергею было все равно. Такая боль не сравнится с той болью, что царила сейчас в его душе. Да и была ли у него теперь душа? Вся его жизнь ушла под землю.       Сергей сам не понимал, почему вспомнил этот момент, хотя со временем всё стало очевидно. Последние сумерки накрыли город, и колючий мороз целовал тело Разумовского. Он просидел в комнате целый день и ждал. Он знал, что Птица придет и на этот раз. И он знал, что на этот раз им не придется говорить о жизни Разумовского. Потому что теперь его жизнь не имеет никакого смысла.       Тихий шелест крыльев заставил пульс Сергея забиться чаще. Боль в груди не прекращалась. Сердце бешено колотило по грудной клетке. Птица, словно тягучее нечто, скользил по комнате, пока не нашел Разумовского: разбитого, отрешенного, слабого.       — Ну, привет, — Сергей прокашлялся.       — Здравствуй, — пролепетал Птица и улыбнулся. — Как настрой?       — А ты не видишь? — у Разумовского хватило сил поднять голову и ухмыльнуться.       Фигура Птицы гордо возвышалась над слабым телом Сергея, и лишь его голова немного склонилась, чтобы получше разглядеть своего растерянного птенца.       — Маленький мой, — Птица дотронулся до бледного лица парня краем крыла и погладил его. — Не думал, что так быстро сгоришь.       — Ты так говоришь, будто не знал, когда я уйду.       Птица хихикнул.       — Значит, ты догадался, милый?       — Конечно, — Сергей покашлял в кулак. Боль в груди резонировала в ответ. — Я понял, чем была вызвана моя паника. И почему сейчас я безразличен ко всему. Но могу ли я спросить?       — М?       — Я его увижу?       Птица встрепенулся и дернул коготками.       — Ты находишься на грани и все равно думаешь о нем! Здесь я могу только похлопать! — гость театрально похлопал в ладоши, и деревянный стук раздался по комнате.       — Ты не ответил на мой вопрос.       — Я тебе обещаю, — Птица склонился всем телом к телу Сергея и выгнул шею, уставившись в его лицо. — Обещаю, вы встретитесь.       — Если обманешь, — Разумовский схватился за грудь. — Я тебя отовсюду достану.       — Но я и так повсюду, дорогой мой.       Сильный порыв ветра принес в комнату жуткий холод.       — Меня же найдут, верно? — Сергей все так же безучастно смотрел на Птицу.       — Я обо всем побеспокоюсь, не переживай.       — А какова будет причина?       Гость пожал плечами.       — Сердечный приступ, я так думаю.       Разумовский кивнул головой.       — Так зачем тебе нужно было, чтобы я вспоминал об Олеге?       — Я не люблю забирать с собой души тех, кто не нашел покоя при жизни. Ты метался целый год и не мог справиться самостоятельно. Не думай, что я такой черствый и жестокий. Мне и правда было искренне жаль тебя. Поэтому решил немного помочь. Твоя небольшая исповедь очистила тебя, и посмотри: ты ведь не мечешься по комнате, не просишь продлить мгновение, не боишься.       — Я бы и так пошел за тобой.       — Да, но тогда ты находился во власти скорби. Ты бы стал простой тенью, которая не нашла и уже не найдет покоя ни там, ни здесь. Ты не достоин такой участи. Тем более, Олег тебя ждет.       Сергей приподнялся на руках, но тут же свалился.       — Что ты сказал?       — Дружок, если уж я тут с тобой проводил столько времени, то неужели ты не поверишь в ту сторону?       Птица посмотрел на часы. Они показывали полночь. Сергей прокашлялся. Гость снова обернулся к парню.       — Последние слова?       Разумовский отрицательно покачал головой. Птица расправил крылья и протянул руку.       Сергей сжал ладонь Смерти, как ладонь друга. Он не почувствовал боли, не испытал мучений расставания с телом. Ничего.       Нашли тело Сергея следующим утром.