Кошмар, следующий за ним по пятам

      В окно громко, навязчиво и пугающе стучали, будто острые ветви деревьев бились о ставни, от ветра колыхаясь и страху среди ночи нагоняя. Во тьме видны глаза, сияющие подобно последним закатным лучам, алыми всполохами дьявольского огня, что обещали кару за неповиновение, сопротивление воли их обладателя. Стук всё громче, отрывистей, незваный гость терял терпенье. Казалось, через мгновенье дерево рухнет осколками и ничто более не сдержит чудовище.       Азур лишь после первой ночи осознал, что ничего и не рассказал об облике вампиров пришедшему в их деревушку воину. О том, что те прячут свои лики за невинными тельцами зверей с тонкими крыльями. И сейчас тот просчёт послужил началом кошмара. Вечного и до отвратного мрачного.       Стук прекратился, резко и пугающе. Наступила тишина, шепчущая и оглушающая, в которой слышно было лишь биение сердца юного охотника. Страх сковал непосильными кандалами само горло, вырвав из груди последнее дыхание. Азур застыл каменным изваянием, ожидая хлопка крыльев, скрежета, стрёкота — хоть чего-либо, что означало бы присутствие вампира за окном!       Что если… Он уже внутри? Стук прекратился оттого лишь… Что он нашёл проход? Создал лаз своими когтями и скрывается в тени под потолком, смотря на него, ожидая мига, когда охотник опустит осиновый кол, и…       По спине прошлось дуновение ледяное. Сердце застучало громче, оглушив. Тишина, кою он ожидал, теперь не несла добрые предзнаменования. Сулила смерть.       Раздался громыхающий, решительный удар над головой, от которого он едва не вскрикнул, позорно проявляя страх. Грузное тело опустилось на крышу подобно булаве. И ещё один, куда громче, но ничто не сумело пробиться сквозь освящённое дерево. Настил, казалось, немного просел от мечущегося в поисках жертвы вампира, беснующегося и издающего громкое рычание. В одном месте на пол посыпалась пыль от топота и чужих крыльев. В другом же самыми настоящими когтями пытались выковырять добычу. И снова пробежались по карнизу, по освящённым фигурам зверей, издавая неразборчивое ворчание.       Он не понимал слов вампира. Голос его был грубым и громким, он слышал его быструю речь — но не мог разобрать ни слова. Всё в его голове обратилось в кашу, зёрна которой молотились в его черепушке. Будто тот иной мир нечисти, из которого дьявольские создания появляются, служил щитом, что пытался не пропустить чужаков в мир живых, не позволяя молве иной просочиться. Голос шипящий, он слышал недобрые намерения и чужую злость в нём — но сказанное вампиром оставалось ему неизвестным. Это, неизведанность и неясные цели врага, пугали больше всего.       Азур, сидя на лавке у окна, закрыл глаза. Его тихие молитвы были бессвязны, ноги и руки его дрожали, но он не перестал держать в руках осиновый кол и склянку с освящённой водой. Ужас полыхал горячим котлом в груди. Заклятья не помогали, от святой воды и чеснока не убегали — что это за нечисть?! Охотник впадал в отчаяние. Новый громкий скрип, протяжный и с хрустом дерева — и он сжался едва не в ком. Гонимый страхом, подполз к единственному живому, что находился с ним в этом деревянном загоне, пытаясь скрыться от нависшей опасности.       Его дрожащий взгляд вновь проскользил по отдыхающему, неизменно мирному облику рыцаря. Столь безмятежному, погружённому в крепкий сон без сновидений. Лицо Крузара разгладилось, оставив лёгкость юности и убрав все тревоги. Отвар из пиона, что сготовила ему лекарь, действует всегда. — Лекарь Лофти просила передать тебе отвар — охотник с лазаревыми глазами, несколько неуверенный в своих действиях, впрочем, не показывая это на лице, протянул пиалу из тонкого дерева переодевающемуся в ночные одежды рыцарю.       Шалфей. Используемый для сокрытия истинных свойств настоек. Зачастую лекари добавляют шалфей как для выздоровления горла после страшных болезней иль же после пожаров для голоса, так и для того, чтобы сокрыть вкус ядов, душащих и терзающих. Добавляемые целебные корни излишне горчат, а шалфей же смягчает это ощущение. — Бывали мы у лекаря, убеждена она, что раны исчезли и болезни нет уж — Крузар, поглядывающий изредка на ставни, в недоумении взглянул на охотника, застывшего и наблюдающего за ним — так отчего же травы на меня растрачивает? Запасы не вечны, есть те, кто болеет поплоше.       Мёд, смягчающий горький вкус. Коль добавишь мёда — не заметит никто изменившийся аромат и запах трав. Под ним сокрыться могут и цветок мандрагоры, и ягоды болотные — никто уж не прознает, что приняли. — Коль был наказ — надобно его послушать — скелет подмигнул заговорщески, но отвар непреклонно протягивал по-прежнему — быть может, для того, чтобы болезнь последнюю прогнать. Пойми, друг мой — коль я приму отказ твой, лекарь сама придёт и нас обоих покарает — притворно содрогнувшись, он скривился под смешок — Эстерна с ней никогда не смеет спорить. И Фаллаций, что приводил иной раз Инкрэ, был ею выставлен за порог, дабы дожидался окончания её работы над живописцем. Вампира, Лорда не опасалась! Она всю деревушку в ежовых рукавицах держит! — восклицал, вызывая куда большее веселье.       Пиалу, под смех, наконец приняли. Принюхались к развивающемуся шлейфу ароматов лесных цветов, и припали к краю. Снадобье было иным, не столь отвратным на вкус, как было всё то время, что он ощущал при лихорадке. Сладостью медовой по горлу прокатилось нечто нежное, смягчающее, убирающее все тяжести и невзгоды из мыслей.       Корень пионов, нежных цветков, что имет одно прелестнейшее действие на всех, кто решится выпить отвар из них. Поистине прекрасное творение лекарей.       Ощущая, как всё в глазах плывёт от враз нахлынувшей усталости, Крузар присел на кровать, смотря мутными глазами на как ни в чём не бывало рассказывающего о деревенских обычаях Азура. Голос того отдалялся, будто охотник исчезал в подступающем мраке. Небывалое спокойствие охватило монстра.       Через пару мгновений он уже лежал на кровати, прислонившись щекой к своей ладони, медленно мигая глазами. Подле него некто зашевелился и укрыл одеялом.       Отвар из пионов усыпляет, надолго погружает в сладкие грёзы, покуда не разбудят перечной мятой, коль то необходимо, иль же позволят проспать всю ночь и до полудня. Охотник не желал бы тревожить воина, и позволит насладиться спокойствием. Покуда со зверьём он не разберётся       Новый, громкий рёв мог бы разбудить всю деревню, но не погружённого в сон Крузара, что продолжил спать, не слушая беснующегося вампира. Громкие удары сотрясали стены, крышу и ставни — но нечисть не могла пробиться более. Всё окроплено святой водой, полынь развешена по углам, оставляя лёгкую дымку в воздухе, пахнущую горечью, и чеснок украшал ставни и крышу, свешиваясь вниз, едва не касаясь головы. Тёмный бился без конца, рвал и метал, рычал и ревел будто зверь дикий — но не мог войти уж более без приглашения. Но обереги он будто бы и не видал. Это помогло охотнику осознать, что этот вампир — не простой. Не вурдалак, что проникал в дома по своему хотению и сгинул бы от прикосновения к освящённому дереву. Эта нечисть была сильнее ибо, как вспоминал рассказанное Азур, лишь графов и лордов останавливал запрет о вхождении на территории смертных.       Эстерна, услыхав от своего ученика, что некий вампир проник к рыцарю ночью — тут же в полдень наказала священнику дом оградить от сил иных, окропить водой святой. Принесла с бочонок чеснока и полыни, соли, и оружие из серебра и осины. Коль в деревушку пробираются вампиры — то от голода рвутся на чужие земли, их прогонят взашей. Но вот влечение к одному смертному… Может оказаться ужасающей трагедией. И, опасаясь, предлагала ночь вместе посидеть в засаде, коль вернётся нечисть. Но от того отказались — итак уж оградили всё, как могли — а жителей деревушки надобно оберегать ночами. Вампир уж точно возвратиться — и если он не к рыцарю придёт — кого иного он уволокёт. Посему наставница и отряд охотников дома сторожили, а Азур подле Крузара остался.       На следующую ночь всё повторилось. Лишь солнце село да темень проступила — вампир стал рваться внутрь дома, будто весь день провёл под крышей в ожидании, бросаясь на ставни, царапая их и разгрызая, на крыше топая и громя всё, чего смел касаться, по стенам полз, стуча по брёвнам, стараясь пробиться и заполучить добычу в свои лапы.       Охотник поначалу ужасался, в ком сгибался и молитвы читал. Но с каждым часом приближающегося рассвета смелел, уже сидя подле окна, наблюдая за тем, как мелькали всполохами чужие одеяния, вслушиваясь, в моменты тишины доставая осиновый кол… И знал, что скоро вампир уйдёт. Эстерна с своим отрядом небольшим отправится к Фаллацию с вестями о остервенело наседающем вампире. Должна она прийти через рассвет, ученик остался охранять Крузара, остальная большая часть отряда стерегла сны другого люда.       Рыцарь же оставался в неведении. Покорно принимал отвар, пусть и вопрошал, когда охотник уйдёт на пост. Ему обещали, что лишь только ночь настанет, и смотрели, как тот погружается в сон спокойный и крепкий.       В третью ночь охотник, перестав пытаться загубить нечисть осиновым колом, понапрасну лишь направляя стрелы в пустоту ночи, устроился у окна, смотря на лик тёмного. Тот уж и скрестись стал реже, постепенно отступая да подолгу на рыцаря смотря, начисто будто позабыв о охотнике. Уж то, что он смотрит на Крузара — сразу было осознанно. Он клыки облизывал, по древу водил когтистой лапой, да глаза на миг златым светом средь алой зари мерцали.       Вампир был настойчив. Сидел пред ставнями, рвался внутрь, хоть и знал о том, что если за порог решится зайти — его пламя сожжёт. Но в эту ночь будто чуял то, что за хозяином деревушки и леса сегодня придут и расскажут о госте незваном, что прогонят его, будто пса паршивого, за порог. Оттого, сложив руки на груди, с презрением и холодом поглядывал на охотника. Уже уставшего, но спокойного охотника. — И долго ль будешь ты сюда приходить? Знай — всё равно Крузара мы не отдадим тебе, нечистый — вконец устав от тишины ночной, скупо проронил Азур. Все шумы, скрежет и вой прекратились, и со сном стало всё труднее бороться. Страх не позволял глаз сомкнуть, но уже привычный рёв всё меньше отрезвлял, а от тишины подавно в сон морило — ступай домой, иль жертву иную ты ищи на своих землях, покуда Лорду Фаллацию не должу, что ты у него в лесу охотиться посмел. — Желал бы съесть — непременно бы вкусил в тот же миг, как остался с ним ночью — раздался его голос вдруг. Шипящий, будто у ужа, но вкрадчивый, коим по обыдию морок наводят. Глаза, единственное различимое во тьме, замерцали. Говорил он без усталости в голосе, но с плохо скрываемой мрачностью, что полыхала в глазах алых — он нужен мне для иного. Куда более ценного… — Коль продолжишь ты то, о чём я думаю — вновь окачу святой водой. Не бывать тому, чтобы нечисть сближалась столь… Бескаружно со смертными! — каждую ночь Азур выливал с ушат освещённой воды, тратя и с дюжину осиновых кольев, головок чеснока и даже пустил серебряную стрелу в мельтешащую нечисть. Но ничто не отвадило наблюдателя. Тот уворачивался, поднимал полы плаща, дабы те его укрыли, но не сходил с ветки, на которой иной раз застывал подолгу, морок пытаясь навести, в глаза чужие смотря. Да без толку. Фаллаций, поди, уже наложил своё заклятие на жителей, уберегая их от чужого влияния. Досадно. — Вы, смертные, думаете лишь об одном. Отвратно — скривился. Конечно же, вампир желал вкусить рыцаря и так, как в самых сладких грёзах себе не позволял, однако ж не это лишь ему было так нужно — у нас иначе всё, куда ценнее, чем у вас. Ваши жизни и разойтись могут, и в раздоре можете своё хозяйство и быт семейный сгубить. Избранники же связаны с нами духовно. Мы чувствуем их боль, испытываем радость иль горе с ними, как своё. Мы живём лишь оттого, что живы они, ибо не можем позволить себе оставаться в вечности, коль любовь исчезнет. Крузар погибнет — и я сгину, не пережив горя. Я желаю его, видеть и слышать лишь его, иное мне и не надобно. Мы ласковы и добры с теми, с кем душа наша забиться может вновь. Их запах для нас искушение, столь дивное и сильное, их вид, запретный столь, пленит в мгновение, их голос заглушает красотой и пение соловья. Глаза нам сняться, ведя всюду за собою словно звёзды. Мы, вампиры, привязываемся навеки, и не отпускаем тех, кто нам стал приятен, дорог, и невелико для нас их пресловутое положение в обществе, как многие думают о графах. Столь редка возможность быть хоть с кем-то, тут уж не стоит нос воротить, как вам, смертным — простолюдинку с королём вынуждаете в сенях прятаться да дитя в подоле не показывать свету, ибо для вас то слияние отвратно. Крузар, ещё будучи совсем юнцом, ответил мне взаимностью, принеся дар. И куда бы он не пошёл, что бы не случилось — я буду рядом с ним — глаза покрылись мутью, пустив золото разбавлять алую пелену. Будто на златую монету кровь пролилась. Голос стал протяжнее, но не утратив вожделения — куда бы он не решил уйти — он всё равно вернётся — облизнул клыки, что явно сочились ядом для обращения, глаза стали сиять подобно солнцу, а на устах мелькнула улыбка — сама судьба нас сведёт. — Судьба и ошибиться может — однако же, притихший и заслушавшийся охотник был тронут тем, как вампир сказал о том, что столь нежные чувства питает к другу. Столь… Светло для нечисти. Не вериться, однако ж взгляд, что тот не отрывал от спящего, убеждал в правдивости каждого слова. Но знает он, что вампиры от своего не отступают, что много они вреда избранным смертным причиняют! От мыслей мрачных в себя пришёл в мгновенье, и заговорил, источая сомнение — коль не пожелает он быть с тобой — что же станет? — Пожелает — в ответ скривились, а после усмехнулись, обнажив клыки, вновь переведя взгляд ставших кровавых глаз на Азура — мы связаны с ним на века, от этого уж не уйти. Он будет со мной, и ты не помешаешь в том. Станет лишь моим — стал звучать он зло, ладони вновь опустились о ставни, ударившись с такой силой, что пыль с них осыпалась, но не дрогнула деревянная преграда — моим! И я заберу его. — Он знать не знает о том, что означают дары вампирам, не мог он заключить с тобой… Обряд. Он и о вампирах не знал до тех пор, пока я ему не рассказал — в ответ повысили голос, разом растеряв спокойствие. Азур крепче взял в руки меч, сурово взглянув на нечисть. — И пусть, но мы были с ним уже давно. Думал я, что ошибиться могу, но его голос, его запах обмануть не сможет — он избран мной, он — для меня, и никто не сумеет отнять у вампиров то, что было предначертано им. Крузар лишь со мной сумеет познать радость любви, лишь со мной сумеет он покой обрести. Кровь в его жилах подходит для наших уз — последнее произнёс с усмешкой, уж более не тая своих намерений. — Сгинь, покуда я его святой водой не окатил и ею же не опоил — охотник едва не прошипел по-звериному, не в силах слышать нечто столь пугающее — изыди! — Каждый его вдох я слышать буду — будто и не слыша, как заклятие проговорил он клятву — каждое движение буду видеть. Каждый шаг, каждое ненастье, каждое мгновение — я буду рядом. И ты не сумеешь его уберечь, охотник — добрый оскал сменился волчьей яростью.       Раздался сильный удар по ставням.       Вампир, уж более не скрывая свою сущность, показал длинные клыки. Когти стали остры и темны, будто стиллеты. Он приблизился к окну, испуская тёмный дым. Из горла его раздалось рычание. Крылья за спиной раскрылись.       Охотник подскочил, сделав шаг назад. Вампир враз будто стал больше, кроваво-чёрным облаком нависая пред окном, заполняя весь взор, и рычал. Громко, так, что стены сотрясались. Глаза пылали истинным алым маревом, адским пламенем. Нечисть шумно втягивала воздух, по-звериному, и раскатисто смеялась.       Прекрасно знал, какой ужас нагнал на охотника, и упивался этим.       В последний раз взглянув на спящего рыцаря, к коему вот-вот сумеет добраться, скрылся. С диким рычанием, загнав душу в пятки, исчез он в отступающей тьме, что отгонял наконец-то разжигающийся рассвет.       Азур ощущал, как будто через голову прошла седина. Весь он вновь дрожал от немыслимого страха перед тем, кто был его сильнее. Он, будучи обученным охотником, ощущал чужую силу, знал, кому противостоять не сможет. Сам Фаллаций при их первой встрече не погружал их в такой ужас, ибо не желал убивать всех в деревушке, но колени от появления столь могущественного существа подгибались сами собой. Он величественно лишь раскидывал их отряд, но не убивая, лишь ломая их оружие и порой ноги иль руки, да отправлял к лекарю. До тех пор, пока не свершилась сделка. Этот же вампир… Он с ними сделку заключить не сможет, ему они ни к чему. Все жители для него — не более чем кормушка, и он имеет власть обескровить их всех. Им, жителям, повезло, что он желает получить лишь Крузара, а не накопить запасы крови. Лишь Лорд может противостоять метке другого вампира, равного по статусу. Все те защитные укусы, что поставлены жителям, отгоняли иных вампиров, но слабее по силе. Но что если ночной наблюдатель окажется сильнее их… Покровителя? Он может сделать свой укус, и ничто не помешает испить крови. Все в деревушке будут обречены.       Но сомнения и страхи Азур старался отогнать прочь. Фаллаций теперь уж знает о собрате, и прогонит прочь этой же ночью. Осталось лишь дождаться. И в патруль охотник сумеет вновь уйти, ибо рыцарь будет в безопасности. «Мой… Безумец. Не пожалеет он тебя, рыцарь, с желанием твоим считаться не подумает. Мы должны уберечь тебя, Крузар. Вампир не остановиться. Тебе не будет более дороги из этой деревушки. Прости, но мы не позволим тебе уйти».       На этой территории их не атакуют. Не посмеют. Оттого единственное спасение для рыцаря — это оставаться в их деревне. Тот желает скитаться и дальше — но… Иного выхода нет. Он будет помечен сегодня же, и он останется с ними. Быть может, через время согласиться, да ряды охотников пополнит, и в их лесу будет под защитой Лорда до конца времён отведённой безопасной жизни.       Покуда сами охотники не захотят прогнать, дабы защитить простой люд.

***

      Крузар стоял на поляне в лесу, под кронами деревьев, ярился, прожигая взглядами тех, кто вновь предал его. Он держал в руках свой фальшион, готовясь отвадить одним ударом стервецов, что обманули, повели на верную гибель. На шее уж ощущал он хладное дыхание, предчувствовал, как клыки её коснуться…       На рассвете уставший, но неимоверно решительный Азур сообщил ему, что наставница будет ждать подле лесной поляны. Не рассказал, для чего они должны встретиться, лишь пообещав, что времени то много не займёт. Но, как оказалось позже — не одна она ждала его.       В лесу, под тенью величественных многовековых деревьев, их ждал незнакомец. Его кости были тёмными, будто укрытое тучами небо иль же воды из топких болот, его голова, казалось, расплывалась, вихри тёмной, ощутимой для воина силы вились над головой. Синие узоры расписные на щеках — будто созданные живописцами для облика величественного. Его глаза полыхали синими огнями, пусть и видно было, что сами глазницы алые. Одеяния были дороги и изящны, что говорило о том, что он по меньшей мере Лорд. Белая рубаха, под цвет молока топлёного, с роскошным жабо, украшенным узорами витиеватыми. Тёмный плащ его был обрамлён фиалковыми и синими полосами — а такие цвета являются неимоверно дорогими, в их краях уже нет таких, алая подкладка будто кровавая заря полыхала вокруг нечисти.       Уж то, что нечистью он был — ясно как день. Его клыки, острые на вид, выглядывали через скупую улыбку вежливого приветствия. Теперь уж, видя скорбные, но решительные лица охотников — Крузар всё осознал.       В деревушке принято было отдавать жителей на растерзание вампирам, дабы самим прожить ещё несколько лун без опасения. И его последние несколько дней отпаивали, дабы кровь поскорее и побольше прилила в тело? Что ему добавляли в травяной отвар? Полынь, шиповник от малокровия? Или снизошли до свиного молока, дабы подготовить жертву для пугающего подношения?       Охотники привели его к вампиру за смертью. Но Крузар не будет рыцарем, если не отобьётся! Не видать им его смерти! Он выжил в деревушке, в которой уже и трава не растёт, он прошёл весь лес, что полон был волков и вепрей, в конце лишь обессилев! Сумел стать сильнее, из хилого и хрупкого дитя став рыцарем, что железным мечом сеет правосудие и сокрушает подлецов! Он прожил, будучи дитя осиротевшим, зиму, сумел пробиться в лучшие воины королевства, сумел новых воинов, смелых и благородных воспитать в стороне от кошмарного разврата, что было у иных рыцарей! Не видать им его смерти, не без боя!       Оскалившись, рыцарь мгновенно вытащил фальшион. Ветер опасливо колыхался над головой, предвещая беду. Рубаха взвилась в воздух. — Крузар — напрасно пытался воззвать к нему Азур, увидав поистине дикий оскал. Сделал шаг назад, в беспомощном покорстве не смея вступать в битву под взглядом их Лорда. — Излишне — Эстерна нахмурилась, будто невдомёк ей, отчего он приготовил своё оружие к бою — отпусти фальшион, мы не желаем тебе зла. — И привели к вампиру — воин, в противовес их желанию держаться тени, вышел ближе к свету, сделал шаг вперёд, направив остриё в сторону нечистого — какова ваша благосклонность!       Крузар впервые дозволил себе показать им ту тёмню его часть. Ту, что могли увидеть истинные негодяи. Врагов зачастую он оставлял в живых, коль видел он в чужих глазах нежелание причинять вред. Отпускал с миром, посылая улыбку. Но коль врагам любо боль другим причинять… Они видели его злость. Его глаза засияли алым пламенем и зимней стужей. Подбородок чуть опустил, будто волк склоняет голову пред атакой, отчего его лицо приобрело схожесть с звериным ликом, и нежные черты лица заострялись. Полы его одежд приподнялись от ветра, создав вид ещё более взбешённого. Оскал, поистине злой оскал, явился охотникам. От былого, доброго и спокойного рыцаря остался лишь отчаянный, загнанный в ловушку дикий зверь, готовый использовать всё для своей защиты. Того и гляди — зверьём он обернётся, вмиг лишив жизни незадачливых приятелей.       Но бою не дано было случиться.       Вампир, столь внимательно наблюдавший за одичалым, испустил короткий смешок. Его, поистине, забавляло это зрелище. Шутов в замке он не держал — вдоволь любовался ими в деревушках. Порою их действия были уморительны. — В действительности охотники поступили неразумно, не высказав своих намерений. Позвольте представиться — ехидно усмехнулся, сощурившись, и вдруг сделал реверанс, короткий и вежливый, будто разыгравшееся было лишь представлением. Вежлиость из голоса не исчезла, разве что добавились нотки утомлённости, будто речь глупцов часами слушал — Лорд Фаллаций, хозяин этих владений. Лесов и деревушек, что граничат на западе. Я настоял на нашей встрече сегодня. Эстерна и Азур — обратился он к смертным, сощурив чуть глаза, журя и высказывая молчаливое несогласие — досадное упущение не сообщить нашему гостю, что вы ведёте его ко мне. — Коль сказали бы прийти для того, чтобы нечисть мною напиталась — и не пришёл бы — рыцарь с холодом могильным на него взглянул, меч свой не отводя, готовый к схватке за жизнь.       Но вдруг заместо хищного, жаждущего крови отблеска чужих глаз… Он услыхал сдерживаемый смех. Охотники, осознав, что схватить сейчас рыцаря, силой заставить подойти, будет ошибкой, потерей доверия — отошли к деревьям, не сводя глаз с Лорда и воина, готовясь защищать вампира, коль решатся напасть. Лишь сейчас осознали, как же выглядело то, что сотворили: они молча, без лишних слов и объяснений привели рыцаря к лесу, хоть всё время твердили ему не подходить близко к той стороне чащи, на сей раз не взяли с собой чеснок и осиновые колья, будто показательно их выложив на пороге дома Азура, и привели на встречу к вампиру, ещё неизвестному Крузару. И это после всех историй о том, как от вампиров защищались и после разъяснения их обычаев!       В действительности — всё выглядело так, будто они привели его, малоизвестного рыцаря, в жертву заместо своих жителей. Великий стыд охватил обоих охотников, и теперь уж они смотрели на рыцаря с мольбой — после разговора не отворачиваться, глаза не отводить, не окатывать презрением.       Фаллаций же не взглянул на них, произнося всё столь плавно-снисходительно, поучая будто дитя неразумное, обращаясь к рыцарю. — Вам рассказали о обычаях? — О том, что отдают вам неугодных? — ядовито процедил воин, скривившись в отвращении — было излишне много сказано. Столь отвратно обещать защиту жителям — и отводить их на закланье. — За равноценную плату — вкрадчиво возразили — защиту и спасение от других, куда менее благосклонных и терпеливых. Тех, кто рад был бы всех изничтожить — глаза вампира вспыхнули вновь. В который раз всматривался тщательно, ища нечто в чужих омутах. И, будто осознав нечто, приосанился, поправив резко, в жесте желания завершить разговор, воротник плаща — и цена была обговорена. Но для защиты я вынужден ставить метки. О них вам, как я полагаю, известно? Не один иной вампир не посмеет коснуться тех, на ком стоят мои знаки. Быть может решатся вурдалаки, куда менее обученные и оголодавшие — но для них капли вашей крови будут схожи с ядом. В деревушках есть те, кто не возжелал получить метку — оттого я обхожу границы владений и нахожу охотников, что желают со мной беседовать. Вы находите спасителя в моём лице, ибо каждая смерть будет на моей совести, никто не посмеет умертвить тех, кто решил жить на этих землях. Вы, Крузар, пришедший в мои владения, можете тоже получить метку, что будет вас оберегать до конца ваших дней, в моих силах остановить проклятие в вашей жизни. — Я не останусь в этом месте — решительно отвергли без раздумий — мне претят ваши обычаи. В своём королевстве никто не должен был стать жертвой, ибо я был их защитой — запоздало язык прокусил, осознав иное, куда более важное. Что не преминули озвучить, столь же неумолимо-проницательно. — Ваши жители оказались оттого мертвы. Они были атакованы вурдалаком, иль же иным вампиром и обескровлены и растерзаны все до одного. Если бы вы решились заключить сговор с вампиром, Лордом или кем иным, что был бы могуществен — все остались бы живы. Отрицали бы вы важность метки, коль её предложили бы вам во спасение всей деревни? — больно кольнула правда, что уже столь давно поселилась в мыслях одуревшего от горя рыцаря. В глаза будто набросали пыль, отчего их защипало — Столь высокомерно ваше нежелание быть под чьим-либо покровительством. Горделивы вы, юный рыцарь, и это же приведёт вас к смерти. Ибо для того я здесь — чтобы вас защитить. Как разъяснила мне мадемуазель Эстерна — вас преследует вампир.       Крузар, услыхав подобное, опешил. Чужая речь была вкрадчивой и спокойной, в ней чувствовался чин Лорда в его манере и обращениях, пусть и каждое слово будто раскаленные щипцы глубже вонзались в его сердце, ставшее столь хрупким от горечи потери. Брата, семьи, дома… Но что же говорит он? Вампир… Его преследует? Иной вампир, от появления коего и позвали на встречу с хозяином этих земель? Но разве охотники не должны были убить незнакомца, что повадился творить бесчинства в их землях?       Теперь уж стало ясно, отчего Азур три ночи стерёг его, и поутру всегда был рядом, стоило лишь глаза открыть. Он не уходил в обход деревушки — а был рядом, защищая и отгоняя вампира, что ночами появлялся. Быть может, оттого отвар ему подносили? Дабы не услыхали и не испугались? Но из чего был отвар? Леший что-то рассказывал о том, как в сон травами погрузить…       В смущении опустив едва фальшион, осознав, что неправильно воспринял сегодняшнюю встречу. Но не убрал в ножны — лишь дал мечу чуть свеситься вниз, коснуться земли. Вторая рука привычно опустилась на пояс, поправляя спрятанный стиллет. — О том не знал я. Отчего же вы в первую ночь не отогнали его, коль он забрёл в ваши владения? Что привело его ко мне? — Выяснить это я желаю. Не могли бы вы подойти ближе, выйдя из света?       Лишь сейчас рыцарь осознал, что в желании уйти от атаки вампира оказался в пятне света, где кроны не сливались в полотно. Его разум пусть и был отвлечён на Лорда — но тело поступало так, чтобы уберечь от небезопасных встреч.       В лесу почуешь неладное — то волк за тобой следит, засаду устроив. В доме неспокоен сон — дух злой проник, желает навредить. Коль в бою ты холод ощутишь — значит лучник в тебя стрелу нацелил. Предзнаменование беды ведёт тебя туда, где не сумеют вреда причинить. Его ноги привели его к свету — тому, чего опасается нечисть.       Пусть и не желали его иссушать, выпивать всё до капли — и становиться разменной монетой не желал. Другой вампир пришёл за ним? Как скоро прознали о том, что иной монстр попал на земли Лорда, что должен защищать границы. Неуж-то охотники не замечают ясных как день действий?       Лишь появился рыцарь в деревушке — и тут же некий вурдалак его начал подстерегать там, где всегда веёдтся охрана. Азур, пытаясь уберечь, отправил наставницу к хозяину этих земель. Фаллаций же благосклонно решил оставить его под своей защитой, отдав метку. Что, если дитя чудовищное к нему заглядывало? Скелет с лаузурными глазами поведал ему, что у Лорда сын есть — Джаспер. По сему выходит, что дитя могло пугать охотника, тот позвал Лорда — и ему сразу готовы великодушно предоставить защиту за «малую цену» — жизнь. Что есть эта метка? Быть может те, кто получал её — покорно отдают матерей на растерзание чудовищу? Они окутываются мороком, не сбегают, будто овечья отара под взором пастуха. Вампиру остаётся лишь метки отличительные ставить, что приведут к жертве, и ждать. Для бессмертного десятилетие — будто миг. Они следят за тем, чтобы крови в жертвах было много, травы раздавая да скот хороший пригоняя — и после убивают покорный люд. Для того, чтобы на метку решились быстрее — пугают ночами. Столь хитро задумано! — Я отказываюсь — твёрдо, громко произнёс рыцарь, вновь подняв фальшион — коль уж и ждёт меня смерть от рук вампира — пусть то будет в честном бою! Не желаю принимать обычаи ваши, и не позволю свою жизнь отнимать!       Фаллаций и Эстерна бросили друг на друга взгляды. Молчаливо ведя беседу, соглашаясь и отрицая нечто. И вдруг кивнули, повернувшись к рыцарю, куда спокойнее смотря в его переполненные яростью глаза. — Ваша воля, пусть будет так. Но знайте — вампиры сильнее смертных. Передумаете — я буду следующую ночь в деревушке. Ступайте — вас никто не принудит к принятию метки. Нам нужно обговорить о вашей безопасности с мадемуазель Эстерной и месье Азуром — и, махнув полами плаща, молчаливо позвал за собой двух монстров. Раздалось его тихое, ворчливое и небрежное «молодая кровь взыграла».       Крузар, проводив их взглядом, покуда те не скрылись, держал оружие наготове. Его сердце стучало будто раскаты грома, пальцы обдало пренеприятным холодом страха, и лицо теперь выражало тревогу.       Он мог сколько угодно пытаться храбриться — но осознание того, что за ним все эти ночи, что провёл в грёзах от отвара, наблюдали, пугало. В его королевстве от злых духов защищал леший — но что же с ним приключилось в этой деревушке? Отчего он потерял всю силу, раз не мог найти его в лесу, и не являлся к нему в момент появления дитя вампира?       Мысль, что готова была проявиться, тревожная и рушащая, вновь была заглушена. Схождение ли то, что следующего за ним лешего ошибочно посчитали пьющей кровь нечистью?