Причал

1. Лань Ванцзи поднял глаза от книги, с трудом удержавшись от желания прижать пальцы ко лбу. Глаза начинали болеть от усилий: всё-таки что-то было не так со светом в этой библиотеке, словно она вообще не предназначалась для систематических занятий. Впрочем, это было бы вполне подходящим для ордена Ланьлин Цзинь — копить книги больше напоказ, чем для изучения. Шел третий день его пребывания в Башне Кои — последний из намеченных для визита. Он не мог лгать, даже по такому важному для себя лично поводу, но дело о проверке родословных древ — ввиду переговоров о возможном браке между побочными ветвями кланов — удачно подвернулось под руку. Молодой глава Цзинь не стал вникать в подробности; на что и надеялся Лань Ванцзи. Но доступ в библиотеку дать согласился. Будь его воля, он вовсе не приезжал бы сюда. Увы, другого выбора не оставалось. *** ...В сущности, процесс накопления энергии (а значит, и вероятность формирования Золотого Ядра) напрямую зависел от семьи. Мудрецы продолжали спорить — наследуется ли ширина меридианов и их проницаемость (если, конечно, правомерно использовать категории описания пространства для явлений настолько иного порядка), но одно было бесспорно: в семьях заклинателей дети неосознанно вступали в энергетический обмен с родителями очень рано — порой еще в утробе матери. И развитие — ширины и проницаемости каналов, вместимости даньтяней и способности извлекать из них энергию — шло быстрее всего в детстве, замедляясь к началу взросления и сходя почти на нет к зрелому возрасту в случае небрежения. Потому и бытовало мнение, что Золотое Ядро поздно формировать после шестнадцати. Впрочем, история знала и другие примеры. Были и прописные истины, о которых, в основном, не спорили. Например, почти не подлежало сомнениям то, что при достижении особого «неравновесного для тела», индивидуально определяемого количества накопленной энергии, Золотое Ядро формировалось непременно, иногда — практически независимо от желания. Процесс полагалось направлять, но это почти всем оказывалось под силу. В свое время Лань Ванцзи приблизительно определил этот уровень для Вэй Ина, чтобы знать, чего именно стоит ожидать. (Молодому господину Мо не повезло дважды — он не родился в семье заклинателей и не довел до конца процесс обучения, но это всё же не должно было препятствовать нормальному ходу вещей). В сущности, даже Темный путь не должен был препятствовать этому ходу, если не прибегать к нему постоянно, забывая о развитии внутренних сил. Вэй Ин превзошел уровень, определенный для него всеми приблизительными расчетами Лань Ванцзи, приблизительно втрое, так и не сформировав Золотое Ядро, и ни темный путь, ни неудачное совершенствование молодого господина Мо этого объяснить не могли. Происходящего вообще не смогла объяснить ни одна книга из собрания Облачных Глубин. Впрочем, подход к совершенствованию Юньмэн Цзян, похоже, несколько отличался от подхода Гусу Лань: в Облачных Глубинах учеников не отправляли на заготовку леса, тем более в состоянии, в каком полагается уединиться для медитации, очистить разум и постом подготовить тело к происходящей перемене. Но книг, посвященных традициям совершенствования в Юньмэн Цзян, в Облачных Глубинах не оказалось. Этому находилось обидное, но правдивое объяснение: Сичэнь и дядя спасали редкие книги, запретные книги, и то, без чего пресеклись бы традиции Облачных Глубин. Поэтому Лань Ванцзи и сидел сейчас здесь, откладывая в сторону очередной из отобранных — и не давших нужного ответа — трудов. Здесь — в Ланьлине, потому что не считал для себя открытым путь в Пристань Лотоса и не намерен был давать Не Хуайсану хоть какую-нибудь пищу для размышлений хоть по какому угодно поводу. Достаточно и того, что и сейчас, спустя почти два года, брат так и не отважился вернуться к миру. *** Цзян Ваньинь возник в дверях как-то резко и сразу — не озаботившись никаким предупреждением. Вошел, пересекая столбы солнечного света, протянувшиеся от высоких оконных проемов библиотечного павильона, и утвердился у стола, за которым Лань Ванцзи как раз переключился на очередной трактат из стопки. Написанный, как оказалось, довольно ясным языком, но не содержащий полезного в искомой ситуации. «И как вода сама выбирает себе путь там, где камень слаб, так сила найдет себе путь тогда, когда ей дано. И как устроение запруд хорошо там, где поток слаб, так полноводное озеро не нуждается в запрудах: в великой котловине вода копится сама собой, имея источник. Так для сильных учеников вредно и губительно будет вторжение в природный ток…» Глава Цзян даже стоял вполоборота, глядя не на Лань Ванцзи, и даже не на трактат — в сторону, точно упорно пытался рассмотреть в открытом по жаре проеме что-то интересное. Дальше не обращать на него внимания становилось не только невежливым, но и попросту смешным. — Чем обязан, глава Цзян? — проговорил Лань Ванцзи, заложив страницу в нужном месте и откладывая трактат. — Я нахожусь в Башне Кои с частным визитом, но как верховный заклинатель могу выслушать вас. Прошу садиться. Он сдвинул в сторону письменный прибор. В высоких дверях мелькнул халат благородного цвета слоновой кости с золотой оторочкой. Выходит, полагаться на невнимательность главы Цзинь всё же было ошибкой. Но предложение убираться (если Цзян Ваньинь не хотел, действительно, обратиться к верховному заклинателю официально) пропало втуне. — «Диалоги о водах силы», Цзян Шулинь, — уронил он, так и не приняв предложение сесть. Только обернулся и устремил на Лань Ванцзи сверху вниз тяжелый, досадливый, напряженно-блестящий взгляд, как будто просто стоять здесь и разговаривать с Лань Ванцзи стоило ему известного напряжения сил. — Мне казалось, господин верховный заклинатель давно сформировал Золотое Ядро, поэтому просто теряюсь в догадках, что заставляет его читать посвященный этому вопросу трактат из Юньмэна. Хуже того, знакомиться с ним по неполному ланьлинскому списку. Цзян Ваньинь едва заметно перевел дыхание и слегка дернул плечом и бровями. Качнулся, вспыхнув легким бликом, самоцвет в серебряной заколке, неожиданно дешевой по виду для главы клана. Лань Ванцзи помнил эту заколку по временам кампании Низвержения Солнца. По Илинскому надзорному пункту. Молодой господин Цзян стоял тогда на коленях и брезгливо трогал ножнами меча одного из мертвецов, которыми был усыпан двор: еще не научился воспринимать мертвые тела равнодушно. — Даже если в вашей собственной библиотеке вдруг кончились книги, господин верховный заклинатель мог бы ради разнообразия снизойти до просьбы и получил бы просимое в библиотеке Пристани Лотоса. — Разве она не пострадала? Не то чтобы Лань Ванцзи когда-либо вообще интересовался состоянием библиотеки ордена Юньмэн Цзян, но вопрос нуждался в прояснении. — Она никогда и не находилась прямо в Пристани Лотоса, — усмехнулся глава Цзян и наконец-то развернулся лицом к столику, за которым сидел Лань Ванцзи. — Влажность вредна книгам, а самые ценные знания следует хранить особо. Но если это касается… — слегка запнулся он, — известной нам особы, я мог бы допустить туда для работы господина верховного заклинателя. Если нужно — учеников. Лань Ванцзи взглянул на Цзян Ваньиня внимательно: губы у того кривились, словно уже само по себе предположение, что помощь нужна Вэй Ину, оказалось чем-то горьким. И всё же… — Я приеду с двумя учениками в пятнадцатый день этого месяца. — Лань Ванцзи, наконец, поднялся на ноги. — Я извещу хранителя знаний, — Цзян Ваньинь, не тратя больше времени (как будто и это, потраченное, уже было для него тяжким испытанием), развернулся и быстро зашагал к выходу, придерживая развевающиеся рукава богато расшитого халата. 2. Библиотека ордена Юньмэн Цзян… удивляла. Ее и впрямь нелегко было найти, если не знать точно, где искать, а дом, скрытый в сухом и ясном сосновом лесу на приречном взгорке, вмещал многое. Нет, книжное собрание Облачных Глубин даже после пожара было больше, но орден Лань несколько столетий работал для того, чтобы считаться сокровищницей знаний и школой добродетели. А Юньмэн Цзян, в свою очередь, и до той войны старательно производил впечатление ордена, где полагались на смекалку и умение учиться у жизни больше, чем на книжное знание. И это, конечно же, не могло быть справедливым ни для одного великого ордена. Впрочем, три дня из отмеренных пяти всё равно прошли впустую — ни ответа, ни хотя бы туманного и неточного указания, где его следует искать, все не попадалось. Лань Ванцзи отложил «Обретение звездного огня» великого бессмертного учителя Чэнлиня, написанное одним из его учеников (якобы со слов самого бессмертного). Утверждалось: «подобно тому, как материя, уплотнившись, рождает неугасающее звездное пламя, энергия тела, падая сама в себя, становится неугасающим пламенем духовной силы». Может быть, что-то правдивое в этом труде и было, но изъяснялось запутано и никакого руководства к действию не содержало. Стояла тишина — почти как дома, и только едва слышно потрескивала курительная палочка в подставке. Из-за окна доносилась веселая возня и щебет, да еще в лесу где-то размеренно-дробно постукивал дятел. Лань Ванцзи взял со стопки отобранных трудов следующий. Сегодня, вместе с тем, как исчезала надежда найти даже здесь, так близко, хоть что-нибудь полезное, его вновь посетило отвратительное ощущение возвращения в те дни, когда он, нарушая правила и даже прямой запрет, разбирал ноты «Омовения» и этим, если уж признавать честно всё сразу и до конца, вообще никак не помог Вэй Ину. Он разглядел название: «Достижение метаморфозы» Люй И — и решительно отложил книгу в сторону. Этот труд он читал и раньше, и ничего занимательного, кроме сравнения заклинателей с бабочками, выходящими из коконов, не нашел. — Странно, — сказал вдруг Лань Цзинъи, в обязанность которому вменили бегло просматривать книги в поисках любых упоминаний о Золотом Ядре, прежде чем они попадут в руки к Сычжую, который, в свою очередь, примерно вникал в смысл текста и отправлял всё, заслуживающее внимания, на стол наставника. — Что не так? — переспросил Сычжуй. — Вот тут, в ящике, уже третья книга подряд летит прямо к тебе, — сказал Цзинъи. — О. И четвертая. «Лекарское пособие для исцелений наиболее распространенных повреждений систем циркуляции ци: укрепляющие травы и составы». — Он открыл книгу в середине: — Я и слов-то таких не знаю. Ах да, были еще ящики. Вечером второго дня их внесли в зал, где расположились за работой представители ордена Лань, — и поставили прямо посередине. Нет, нынешний хранитель и знать не знал, откуда взялись эти книги, хотя он работает тут уже двенадцатый год: когда он пришел взамен скончавшегося мастера Цзян Лусиня, все это так и стояло в хранилище, неразобранное, но ведь достопочтенный Ханьгуан-цзюнь просил доступа ко всем книгам. Достопочтенный Ханьгуан-цзюнь не на шутку разгневался, поскольку с самого детства не терпел попыток переложить на себя чью-то часть работы, которая должна была быть сделана давным давно. Но ведь он и правда просил доступа ко всем книгам. И вот теперь до ящиков добрались дети: теперь уже вдвоем. — «Нарушение сопряжения корней нижнего даньтяня и ветвей золотого ядра: причины и исцеление», — прочитал Цзинъи, взяв еще одну книгу — выглядела она потрепанной и какой-то разлезшейся. — Сравнения с бабочками я уже видел вчера, а вот с деревьями — пока нет. — Это не сравнение, а лекарский термин, — вполголоса уточнил Сычжуй. — Откуда знаешь? Дядя сказал? Сычжуй утвердительно хмыкнул. Мимо прошла ученица хранителя знаний: заменила сгоревшие палочки благовоний на свежие. Лань Ванцзи протянул ей стопку уже просмотренных трудов. Дверной проем вновь — как и тогда, в Башне Кои — перегородила тень. У главы Цзян был редкостный талант заслонять солнце — причем во вполне буквальном смысле; а еще — вид человека, которого невыносимо раздражало происходящее. Младшие дежурно поприветствовали главу Цзян, а следом дружно сделали вид, что очень увлечены уже до половины разобранным ящиком. Цзян Ваньинь не стал возвращать им поклон. Только смерил Лань Ванцзи нетерпеливым взглядом из-под сдвинутых бровей, но тот не стал помогать ему даже дежурным вопросом. — А это еще что? — вдруг неожиданно громко спросил Цзинъи в пространство. — Какое-то тряпье в мешке. Он перевернул над столом дерюжный мешок, в котором могли лежать бамбуковые книги, но вместо этого вытряхнул оттуда плотно уложенный, почти что с усилием вмятый в узкую горловину мешка черно-лиловый ворох. Сычжуй потянулся к вороху и встряхнул, разворачивая, тонкий шелковый халат — фиолетовый с белой оторочкой. В руках у Цзинъи оказалось черное, и тоже халат — верхний, плотной узорчатой ткани, со складками, собранными на спине наподобие плаща, украшенный витыми алыми шнурами. Цзинъи прислонил его к себе, будто примеряя: — Прямо как для наставника Вэй, — фыркнув, заметил он, встряхнул халат еще раз и заключил: — Укоротить чуток придется. «Вэнь Цин, — вспомнил вдруг Лань Ванцзи почти совсем забытое из начальных времен Низвержения Солнца. — Вэнь Цин была главой надзорного пункта в Илине, не Вэнь Чао. Орден Цзян получил всё содержимое надзорного пункта». Он перевел взгляд на Цзян Ваньиня и увидел на его лице всё, чего ему недоставало для окончательного понимания и вывода. Бесконечное потрясение. 3. Он и не понял толком, как поднялся — похоже, попросту перелетел через столик: тело опередило рассудок. Но стоял он сейчас прямо напротив Цзян Ваньиня, глядя в полыхающие яростью глаза, вцепившись руками в ворот черного халата, ощущая, как тот же самый халат тянет за подол в свою сторону Цзян Ваньинь, и слыша отдающийся в костях треск искрящегося Цзыдяня. «Это — Вэй Ина», — первая мысль, которая заставила его вцепиться в плотную шелковистую ткань. — Убирайся! — зло процедил Цзян Ваньинь ему в лицо. — Отдай, ты! Краем глаза Лань Ванцзи отметил, как осторожно отступает к окну Сычжуй, держа в руках еще что-то фиолетовое, а Лань Цзинъи в это время бросает на друга почти панический взгляд. — Вот, я принесла, госпо… — голос, донесшийся из-за спины внезапно оборвался бумажно-бамбуковым стуком, чем-то вроде «ох!» и дробно-удаляющимся топотком. И этот панический топоток вдруг что-то прояснил в голове — ясно сделалось, что двое достопочтенных прямо тут собрались драться даже не на поединке, а попросту как две собаки за кость из-за старой одежды, пусть даже она принадлежала Вэй Ину, и была на нем в тот самый день, но… — Мы. Теряем. Лицо, — проговорил он низко и размеренно, глядя на Цзян Ваньиня. — Глава Цзян! И — разжал пальцы. Не отпустит — так пусть споткнется. Мятый черный халат упал между ними на столик. — Я не буду с вами драться, — сказал Лань Ванцзи. — Это глупо. — Конечно, — вдруг согласился Цзян Ваньинь отчего-то устало. — Ведь это ты его получил. Сердце по-прежнему бухало в груди. — Сычжуй, что у тебя в руках? — спросил Лань Ванцзи. Тот приблизился, почему-то очень осторожно, и уложил на столик поверх халата лиловый сверток, который успел выхватить у них из-под ног. Это была поясная лента — под цвет нижнего халата, который так и болтался в руках у Цзинъи. В нее, как в чехол, раскрыв шов с одной стороны, положили бамбуковую книгу и несколько листов бумаги, мелко исписанных иероглифами и обернутых черной шелковой лентой. Лань Ванцзи с главой Цзян столкнулись над ними лбами и не заметили этого. Книга оказалась совсем простой, понятной даже не лекарю: два схематично изображенных человеческих тела, соединенных линиями, и несколько столбцов пояснений к ним. Бумажные листы — всего десять — были плотно исписаны стремительным почерком, иероглифы лепились один к другому, сбивались и налетали друг на друга, перемежаясь малознакомыми и совсем незнакомыми обозначениями. Лань Ванцзи вгляделся внимательнее. «Сохранение частичной целостности корневой системы нижнего даньтяня с целью дальнейшей…» — прочитал он, и вновь споткнулся о две строки почти нечитаемых знаков, узнавались в которых разве что отдельные элементы и то — отдаленно. — Возможно, дева Вэнь записала то, как… Чтобы не забыть, — бесцветно сказал Цзян Ваньинь. А Лань Ванцзи как раз почти забыл про него самого. — Я должен взять это, — глава Цзян потянул на себя пояс и книгу. — Должен показать это предкам. — Это, — Лань Ванцзи отодвинул от него подальше руку, в которой держал лекарскую запись, просто из осторожности, — может содержать нужные мне сведения. Нужен лекарь, который может это прочесть. — Этот ваш… Вэнь Цюнлинь — может? Вэнь Нин наверняка мог бы, но сейчас, спустя почти два года, Лань Ванцзи не знал, где его найти, а еще — подозревал, что тот ничего не станет скрывать от Вэй Ина. Не то чтобы Лань Ванцзи сам собирался долго скрывать от него что-то, но… — Расскажет хозяину, — сказал он. Легкая гримаса отвращения пробежала по лицу главы Цзян. — Орденские лекари, как я понимаю, тут не годятся — ни мои, ни ваши, — задумчиво заключил Цзян Ваньинь. — Знаете, что: сейчас в Юньпине практикует лекарь Шуй Суин. — Вот как? — поразился Лань Ванцзи. — Чистейшая правда, — глава Цзян поморщился. — Я пытался его залучить хотя бы на время — преподать моим орденским мастерам пару уроков, вот только он шарахается от орденов, как Вэй Усянь от собак. Но второй господин Лань мог бы попытаться обратиться к нему сам по себе. 4. Широкий двор поместья, которое город предоставил лекарю Шуй, полнился множеством людей. И подушками для сидения, и циновками, и коврами, и самодельными, натянутыми на палках навесами от солнца. И пахло, словно в военном лагере из времен, которые хотелось считать давними, но которые на деле оказались не вполне ушедшими. Едой. Потом. И нездоровьем. Лань Ванцзи с детства ненавидел толпы, поэтому остановился чуть в отдалении, у ворот, пытаясь то ли отыскать способ не входить, то ли набираясь решимости. Слуга в вылинявшей кургузой куртке и закатанных штанах, сидевший у ворот под цветным бумажным зонтиком, смерил Лань Ванцзи взглядом, который можно было бы даже считать презрительным. — Господин лекарь не ведет дела с орденами, — сказал он, роняя на пол ореховые скорлупки. Бросил в рот очередной орех и с хрустом его разгрыз. — Я здесь как частное лицо, — проговорил Лань Ванцзи веско. Он бы с радостью не говорил вообще ничего: он знал подобных слуг, многие из которых искренне считали, что лучше них никто не знает о нуждах господ, были так же искренне преданы, но срывали как раз из-за этого множество важных дел. — Э, господин, не похоже, чтобы вы болели, — слуга посмотрел на него снова — почти насмешливо. — Ну, ждите тогда. Лань Ванцзи прошел по двору, выбрал место, где смог встать так, чтобы его не слишком часто задевали, и замер. Как учили мудрые: время любого бессмысленного ожидания можно посвятить медитации, приближая бессмертие. Впрочем, теперь было совсем непонятно — нужно ли его, это бессмертие, приближать. — Господин, — кто-то дернул его за рукав — не сильно, но ощутимо. — Какое у господина дело? Женщина в серо-белом скромном хлопковом халате замерла рядом, перебирая зерна простых деревянных четок. — Рукопись. Запись лекарского вмешательства. Нуждается в обработке, — отрывисто сказал Лань Ванцзи. Все же пребывание в толпе и чужие случайные прикосновения тяготили его. — Вы принесли ее для продажи? — мягко уточнила женщина. Лань Ванцзи покачал головой. — Скажите лекарю Шуй, что она достоверно написана рукой Вэнь Цин, если такая ему известна, — добавил он. Вернулась та женщина — или другая, он не рассмотрел внимательно, — через некоторое время: — Лекарь Шуй просил передать, что господину Лань придется дождаться вечера и пропустить тяжело больных. Многие ждут здесь с раннего утра, — добавила она как будто от себя. Лань Ванцзи кивнул ей: — Я готов ждать. Вечер у лекаря Шуй наступал, похоже, поздней ночью: уже сгустились сумерки и зажглись первые звезды, а пациенты все продолжали заходить, сопровождаемые женщинами в серо-белом — по-видимому, матерью и дочерью. Наконец, одна из них поклонилась во двор и закрыла дверь, показывая, что на сегодня прием окончен. Впрочем, некоторые из тех, кто остался во дворе, так и не сдвинулись с места: самодельные пологи запахнулись, а кое-где вынимали и встряхивали свернутые одеяла. Аромат еды стал гуще. — Господин Лань, пойдемте. — Прежняя женщина подошла к нему, делая движение, будто собиралась взять его за локоть, но он деликатно отстранился и пошел за ней, не прикасаясь. В комнате было душно из-за горевших по углам высоких подсвечников на множество свечей. Женщина прошла вокруг них, щипцами гася лишние. Человек, который повернулся к нему от высокого — чтобы можно было работать стоя — расписанного лекарскими печатями стола, был весьма... внушителен как в высоту, так и в ширину, и дал бы, пожалуй, фору даже почившему Не Минцзюэ. Кисть и футляр для туши у него в руках казались игрушечными, а сами руки рядом с этими деликатными предметами напоминали тигриные лапы, поросшие по тыльной стороне и между костяшками редкими жесткими волосками. — Если только это очередная уловка — клянусь, что выброшу вас отсюда сам, — низко и угрожающе проговорил он. Лань Ванцзи слегка поклонился. Попытался поклониться, потому что руки-лапы с неожиданным проворством подхватили его под локти, не давая завершить поклон. — Еще чего не хватало, — лекарь Шуй сверкнул на него глазами — выпуклыми, очень темными и ясными под высоким лбом, — чтобы аж целый верховный заклинатель Ханьгуан-цзюнь кланялся этому ничтожному. Выкладывайте. Садитесь и выкладывайте, — поправился он, небрежно подталкивая ногой подушку для сидения. — Это должно остаться тайной, — уточнил Лань Ванцзи. И сел. Лекарь Шуй пододвинул к нему легкий столик — так же, ногой; бросил на пол вторую подушку и с облегченным вздохом сел сам. Сказал, не моргнув глазом: — Пусть земля и небеса покарают меня, а люди отвернутся, если я выдам тайну лечения и иные тайны, которые мне придется узнать, без воли на то болящего или его родных, буде он не в разуме. Ну? Лань Ванцзи в ответ протянул ему листы записей. Брови Шуй Суина слегка удивленно приподнялись уже ко второму листу, а к пятому лицо его постепенно стало почти яростно-вдохновенным. Дочитав, он поднял на Лань Ванцзи полыхающие чем-то похожим на вожделение глаза. Кажется, сегодня Лань Ванцзи было суждено оказываться через столик от безумцев. — Вы хотя бы понимаете, что это, а? — воскликнул лекарь Шуй, и показалось даже — дом слегка вздрогнул. — Эта запись не могла быть дороже, будь она отлита на золотой плите с вас ростом! И вы сказали, что не хотите ее продать? — Не хочу, — проговорил Лань Ванцзи. Чужие чувства, выплеснутые через край, тяготили — он ощущал себя как будто в ловушке, и нужные слова находились с еще большим трудом, чем обычно. — Уважение к памяти лекаря Вэнь. Уважение к… участникам операции. Шуй Суин едва слышно охнул. — Вы не сказали «к памяти». Стало быть, они еще живы? Оба? Даже… жертвователь? Осталось только кивнуть. — Вы не можете дать мне это и не дать больше ничего, — проговорил лекарь Шуй низко, вдруг успокоившись. — Что вам было нужно? Зачем вы пришли? — Совет. — По какому же это поводу? — Он опустил листы лекарской записи на стол между ними. Лань Ванцзи вдруг понял, что уже отказался от мысли разобраться самостоятельно: убедил ли его полный людей двор, или искренний восторг лекаря Шуй, или еще что-то, неуловимо роднившее его с Вэй Ином. Но как начать, он не совсем понимал. — Я понимаю так, что и жертвователь, и исцеленный лекарем Вэнь вам известны, — спросил лекарь Шуй, неверно истолковав это колебание. Лань Ванцзи вновь кивнул. — Да. — И не последние персоны, видно, да? С чего бы еще этим делом заниматься самому верховному заклинателю. Ну назовите же имена, а я еще раз клянусь, что ничто из сказанного не покинет этого дома. — Я здесь как частное лицо, — зачем-то повторил Лань Ванцзи. — Возникли… сложности. Речь идет о главе Цзян. — Ого. Действительно, самые сливки заклинательского мира. А второй? — Вэй Усянь, — признался Лань Ванцзи. — Великие боги. Это многое объясняет. Но вы сказали, что живы оба. Я полагал, что в ходе недавних событий ордена зачем-то воспользовались именем Старейшины Илина в какой-то игре. Выходит — нет? — Воспользовались, но не именем, — уточнил Лань Ванцзи. — Он жив. То тело — погибло. Но последствия есть и теперь. Возможно. Он положил руку на лекарские записи, так и оставшиеся лежать между ними на столике. — Я прошу вас найти здесь любые намеки на то, что могло бы затруднить формирование Золотого Ядра в новом теле. Шуй Суин смотрел на него задумчиво. — И что же, Старейшина Илина не снизошел до этого недостойного лично? — Не совсем, — Лань Ванцзи не собирался оправдываться за непрошенное вмешательство, но Шуй Суин, похоже, стремился его до этого довести. — Он — совсем не то, что о нем говорят, и… «...и снова делает вид, что у него нет вообще никаких сложностей». — А между тем, здесь не обязательно скрывается ответ, — лекарь Шуй постучал по пожелтевшим страницам. — Темный путь. Смерть. Способ возвращения. Все это вместе. Здесь есть, в чем покопаться, но если он сам не собирается мне помочь, то при чем здесь вы, Ханьгуан-цзюнь? Кстати, как он вернулся? Вам стоит мне об этом сказать, потому что этот недостойный всё же не настолько пал, чтобы браться за преступные дела. Лань Ванцзи кивнул. — Справедливо. Один молодой господин пожертвовал тело мстительному духу. Хотел покарать обидчиков. Есть вероятность, что ему подсказали способ и имя, но доказать это невозможно. — Ваш друг удачлив. — Да. Лань Ванцзи почти почувствовал на лице непрошенную улыбку. На самом деле это он был удачлив, но об этом стоило промолчать. — Я пробуду в Юньпине еще четыре месяца. Если ваш друг захочет помочь мне и получить мою помощь, то пусть приходит. Лекарь Шуй запустил руку в ящик и извлек оттуда подвеску с хлопковой кистью, сделанную из рога. — Пусть покажет это слуге на воротах, и его проводят. Вы оставите мне эту запись для обработки? — Нужен документ. — Разумно. Шуй Суин поставил на стол сундучок с письменными принадлежностями. Растер тушь и взял кисть, которая снова скрылась в его руке почти целиком. — Я пишу, — сказал он, — что взял у Ханьгуан-цзюня лекарскую запись о вмешательстве по переносу Золотого Ядра, произведенного во время кампании Низвержения Солнца, написанную Вэнь Цин из клана Цишань Вэнь собственноручно. Обязуюсь вернуть ее в целости и добавить подробный список в качестве платы за позволение ознакомиться с нею лично в руки Ханьгуан-цзюню или предъявителю жетона. Шуй Суин, вольный заклинатель, родом занятий — лекарь. Личная печать. Он оттиснул печать киноварью и протянул лист. — Благодарю вас. — Нет нужды, — Шуй Суин вдруг усмехнулся. — На самом деле это я почти готов рискнуть собственной душой и встречей с Призрачным Генералом за право осмотреть хотя бы одного из них. Он даже преувеличенно бережно вложил записи Вэнь Цин между двух листов плотной бумаги. — Вэнь Цюнлинь помогал сестре, и вам действительно следовало бы с ним поговорить, — не удержался Лань Ванцзи. — Он действительно способен разговаривать? — Он так же разумен, как мы с вами. — Как жаль, — отстраненно проговорил Шуй Суин. — Такие умы и руки погибли. Извините нас за холодный прием. Но именно поэтому дела орденов — не наши дела. Лань Ванцзи всё же поклонился на пороге. — Прощайте. 5. Он добрался до Пристани Лотоса уже глубокой ночью и едва не пропустил нужное место в темноте — пришлось вернуться немного против течения реки. Входной жетон был прикреплен к поясу, и никаких сложностей Лань Ванцзи не ждал, но оказалось — это его ждали. А он даже удивился слегка, когда от воротного столба, разжигая на ходу подвесной фонарь, отделилась невысокая тонкая фигурка. — Глава Цзян велел проводить вас к нему немедленно, как только вы вернетесь, — сказал незнакомый ему ученик с коротким деловитым поклоном. — Это срочное дело? Качнулся фонарь в виде лотоса в руках — и то ли это почудилось Лань Ванцзи, то ли действительно высветил на лице ученика легкую гримасу нежелания или даже опасения. — Простите, Ханьгуан-цзюнь, — проговорил тот быстро. — Глава немного пьян, и лучше с ним не спорить. Пьяный глава клана Юньмэн Цзян не устраивал Лань Ванцзи ни в каком роде, но… — Тебе грозит наказание? — покосился он на юношу, и тот энергично закивал: — Вы можете поприветствовать его и уйти, но я обязан вас привести. Что же, пришлось идти. Глава Цзян был бос: это бросилось в глаза первым. Сапоги валялись рядом, на светлых досках пирса, а ноги тот опустил в теплую по летнему времени воду. Рядом стояли несколько кувшинчиков с вином — расписанных в стиле «песок и рыбки» — и две маленькие винные чаши. Цзян Ваньинь обернулся и неопределенно махнул рукой, предлагая садиться. — Глава Цзян, — начал Лань Ванцзи, продолжая стоять. — Снова скажете — теряю лицо? А, Ханьгуан-цзюнь? — едко спросил Цзян Ваньинь, — Так перед вами я его уже сильнее не потеряю. Некуда уже. Второй господин Лань, — зачем-то добавил он. Помолчал еще немного. — Но вы никому и не расскажете. Правила. Садитесь уже, — Цзян Ваньинь резко хлопнул по пирсу рядом с собой, неуловимо напомнив Вэй Ина этим жестом. — Не стойте там, как… столп добродетели. Вы не он. Вы даже плакать умеете, оказывается. И когда вы плачете, у вас капает с носа, как у простого смертного. Кстати, тогда… — Он заколебался, подбирая слова: — Выплакавшись, вы ударили по доскам концом ножен так, что осталась отметина. Вы были злы на меня? Хотели ударить? Ответьте хотя бы сегодня. И сядьте. А еще сегодня все почему-то просили его сесть. И все — невежливо. — Вас — нет, — признался вдруг Лань Ванцзи. — Себя. — Себя? — Цзян Ваньинь вдруг криво усмехнулся. — За что же это, второй господин Лань? — Невнимательность, — ответил тот коротко. Разговор выходил странный, как и весь день. — О-о-о, — протянул Цзян Ваньинь с новой усмешкой, сочащейся сарказмом. — Разве вы, посторонний человек, должны были быть внимательным, а? Он отмахнулся от своих слов чашкой. Вино выплеснулось в воду, оставив на светлых досках несколько прозрачных капель. — Вы его плохо знали. Да и я, как оказалось... Сестра, правда, говорила: он что-то пережил и не хочет рассказывать, но… — Не нужно, — попытался прервать его Лань Ванцзи. — Ладно. Если вы не хотите садиться, то я встану, — сказал Цзян Ваньинь, и действительно поднялся, слегка пошатнувшись, но полную винную чашку сунул в руки Лань Ванцзи, почти не пролив. — Ветер в лотосах. Вэй Усянь как чокнутый месяца два бегал вокруг перегонных котлов. Улучшал, добавлял, фильтровал с помощью десятка трав, из которых ни одна не лотос. Вино пахло озерной водой и береговым разнотравьем. И все-таки — лотосами. Лань Ванцзи решительно поставил чашу на перила. — Я не стану пить, — сказал он. — Снова это ваше чистоплюйство, — скривился Цзян Ваньинь. — А, дело ваше. Я ведь про то, что он добился результата — и всё это забросил. И занялся воздушными змеями, а потом еще какими-то талисманами. Откуда мне было знать, что он и темную энергию не забросит так же? Когда ему надоест, наконец. Года через два. Когда никто уже не будет удивляться. Он ведь… всё, всё напоказ. Всё так, чтобы заметно. На потеху. На виду у всех. Все его замечали. Какой, ах какой молодой господин Вэй! Даже вы в него вляпались, хотя казалось бы, — он горько рассмеялся. — Даже там, в Безночном, на крыше… Цзян Ваньинь пошатнулся, опираясь о перила, едва не уронив в воду стоящую на них чашечку Лань Ванцзи. — Глава Цзян, — попытался он вновь воззвать к разуму. Был же, в конце концов, какой-нибудь предел для такого безумия — как предстать хуже, чем раздетым, перед посторонним человеком. — Да он даже Золотое Ядро это несчастное так сформировал, что все еще года два вспоминали, — фыркнул глава Цзян, не замечая. — Мы тогда по дури все шлепались с плотов на воду — спиной, плашмя. У кого больше брызг получится — тот выиграл. Взрослые нас ругали, конечно — вдруг там коряга со дна торчит, или сучок какой на плоту пропустили… Так он ведь застыл прямо в воздухе на десять ударов сердца и воздух над ним рябил, словно над жаровней, и — клянусь — даже радуга повисла. А мое… боги, кому я интересен был, кроме матери. Отец разве что… снизошел раз в жизни… Что с вами? — спросил он вдруг, неожиданно трезвым голосом. «Я разучился так прыгать», — говорил Вэй Ин. Он снова стоял на проклятой, политой кровью дворцовой площади Безночного города и снова понимал, что не успевает. Вино в чудом не опрокинутой чашечке пахло терпко и ярко, и на вкус оказалось таким же. 6. Приглушенный свет — даже сквозь прикрытые окна спальни было заметно, что время куда ближе к полудню, чем к раннему утру, — резал глаза. Лань Цзинъи и Лань Сычжуй стояли напротив — в слегка застывшей, преувеличенно-внимательной почтительной позе. Это только подтверждало догадку о том, чем всё кончилось вчера. — Рассказывайте, — потребовал Лань Ванцзи, глядя на учеников. — Да, в общем, нечего рассказывать, — сказал Лань Цзинъи, предательски алея щеками и ушами. Сычжуй держался невозмутимо, только уголки губ у него слегка вздрагивали. — Цзян Юйцзинь позвал нас… вернее, меня, — поправился Лань Сычжуй, — когда вы присоединились к главе Цзян. Он посчитал, что вам… может понадобиться помощь, потому что главе Цзян она обычно бывает нужна после… неудачных дней, так он выразился. «Как оказалось, правильно посчитал». — Учитель Вэй как-то обмолвился, что вам не стоит пить не потому, что правила, а потому, что вы… не ведете себя как обычные пьяные. «Лань Чжань совсем с ума слетает, причем весь разом», — так он тогда сказал. — Поэтому, на случай, если глава Цзян вдруг все-таки заставит вас… — Дальше, — сказал Лань Ванцзи, мысленно желая себе провалиться сквозь землю. — Вы попросили у главы Цзян объяснить вам правила какой-то детской игры в огоньки, про которую слышали от… ну, от учителя Вэй, и он правда показал вам, как можно делать такие огоньки. Круглые. — Я запомнил, — уточнил Лань Сычжуй. — Могу заново показать. — Дальше. — А дальше вы с главой Цзян устроили… состязание. В этой самой игре. Правда, мы в счете сбились уже где-то на третьей тысяче, — смутился вдруг Сычжуй. — Мы бы не сбились, — возмущенно возразил Лань Цзинъи. — Но как раз прибыла пожарная команда из Юньпина, да и Пристань почти вся сбежалась еще раньше. Огоньки эти, они такие… фиолетовые, у главы Цзян такие и были, а у вас почему-то получались то красные, то оранжевые. — Цзян Юйцзинь, конечно, всем по очереди объяснил, что мы не горим, всех утихомирил и разослал по местам. А вы с главой Цзян вообще не обратили внимания на всю эту суматоху. Глава Цзян еще пытался придумать, как сделать так, чтобы огоньки было заметно, когда солнце встанет. Никто вас не видел, всё хорошо, — добавил Лань Сычжуй, словно бы утешительно. — А в самом начале часа кролика [1] вы вдруг сказали, что время ложиться спать, и… — уши у Лань Цзинъи покраснели еще больше, — ...легли спать прямо на пирсе. — Это все, — подытожил Лань Сычжуй. — Мы приготовили вам воду для омовения. — И свежую одежду. — И Цзян Юйцзинь прислал чай, который глава Цзян обычно пьет… после неудачных дней. Лань Ванцзи честно попытался придумать хоть что-нибудь утешительное, что можно было бы сказать в ответ, но кроме «Могло быть хуже» ничего так и не придумал. И сил на возможное объяснение — даже просто встречу — с главой Цзян у него не оставалось совсем. Никаких. — Ждите меня и собирайтесь, — распорядился он. — Мы покидаем Пристань Лотоса. 7. В дверях он остановился, не вполне понимая, куда пришел вместо собственного дома: мебель — оба столика, все подушки, подставки для нот — оказалась безжалостно вынесена в ту комнату, которая предназначалась для омовений, а перевернутая бочка громоздилась на крыльце. Дверные проемы перекрывали грубо сколоченные ширмы, расписанные печатями. Сложное магическое поле, нарисованное прямо на полу мелом и насыщаемой каменной пылью, еще слегка потрескивало отдельными всплесками напитавшей его энергии, а дополнительные элементы, подвешенные на балках длинными нитями, чуть слышно вибрировали. — Что здесь происходит? — Самый глупый вопрос, который можно задать — и который не задать невозможно. — Лань Чжань? — Вэй Ин вынырнул из бамбука сбоку от дома, на ходу вытирая руки о штаны. — Ты здесь почему? — Я здесь живу. — Ай, да я не об этом, — зашипел Вэй Ин. — Вы же обещали послезавтра вернуться, я бы как раз всё успел расставить по местам. Лань Ванцзи обошел магическое поле, принюхиваясь тщательно, но кровью на сей раз не пахло. — Вэй Ин, — он вопросительно обернулся. — Ну я же понял, что ты всё равно решил во мне копаться. Поэтому я для начала попытался покопаться в себе сам. Начал с медитации на формирование, а дальше… пробовал уже всякое. Он вышел и вернулся с ведром воды и тряпкой. — Медитация на формирование мне вообще ничего не дала… как будто я прогоняю через даньтянь примерно самый начальный объем энергии, а не намного больше. Он бросил на пол выжатую тряпку, взялся за нож, и нити с талисманами улеглись на полу бесформенной кучей. Вэй Ин сгреб их, сминая: — Нужно будет сжечь весь этот хлам. Лань Ванцзи нашел в углу столик, заваленный исписанными в духе Вэй Ина листами — иероглифы пересекали их вдоль, поперек, а кое-где даже закручивались спиралью, потому что Вэй Ин поворачивал лист, чтобы записать новую порцию. Он перебрал их и ощутил, как глаза сами собой раскрываются от удивления: на одном из листов оказалась уменьшенная версия ритуала Пожертвования тела. Он даже вздрогнул от элегантной красоты и убийственной сущности изображенного. — Дай сюда, — Вэй Ин выхватил лист, разорвал его на несколько частей и бросил в бадью для мусора к останкам прочих талисманов. — Он, конечно, маленький, и не кровью, но мало ли. Муха залетит. В общем, я прикинул возможную силу Золотого Ядра, которое мог бы сформировать. Исходя из проницаемости меридианов — не очень много, — он поморщился. — У многих детей от заклинателя и женщины из простецов они хлипкие, тонкие, не очень проницаемые, болезненные при перенапряжении, рвут кровяные жилы поблизости при нагрузках, которые для заклинательского ребенка будут даже не особенно серьезными… и для меня всё это чистая правда. Не очень мощное должно было получиться. Вот записи. Он провел тряпкой по полу. Поле затрещало, но сдалось и погасло. — Меньше, чем мне казалось, — заключил Лань Ванцзи. — Чуть больше, чем у Цзинь Гуанъяо, но того же порядка. Брат всё-таки. Но вообще и на том спасибо, что… ритуал не восстановил ту дырку, которая во мне была до того, всё-таки без нее лучше. Вымытая и отжатая тряпка снова упала на пол с противным мокрым шлепком. Вэй Ин снова прошлепал босыми ногами по мокрому полу, пересекая меловые линии. Хотелось сказать, что так он никогда не вымоет пол, скорее равномерно растащит по нему весь мел и весь песок. — А вот тут — я пытался прочитать уровень энергии, который есть сейчас. Видишь? — Превышение. — Почти пятикратное, что уж там. Вы с Лань Юнжэнем были правы, только… теперь не очень понятно, что с этим делать. Каналы, конечно, развиваются, но уже сильно отстают. — Вэй Ин поднял голову от оставшихся на полу разводов, уже не похожих на часть энергетического поля, и снова с плеском отправил тряпку в ведро. Тревожная игла колола под ложечкой в такт ударам сердца. — Формирование Золотого Ядра при таком дисбалансе может стать опасным, — проговорил Лань Ванцзи. Иногда, правильно выразив беспокойство, можно было не то, чтобы избавиться от него, но по крайней мере слегка пригасить: возникшая сложность найдена и обозначена, можно начинать искать пути ее преодоления. — Ритуал виноват? — Нет, — Вэй Ин замотал головой. — В ходе Пожертвования тела все изменения случаются в первые несколько суток, максимум — месяц. Прошло почти два года. Столько работают только условия. — А условия… выполнены? Иголка беспокойства под ребром сделала попытку превратиться в нож, и он усилием воли подавил этот испуг: какое там, даже шрамов почти не осталось — он их много раз видел и даже иногда целовал. — Да что ты! Если бы они выполнены не были, вот это всё, — Вэй Ин показал на записи прямо зажатой в руке свернутой жгутом тряпкой, — меня бы волновало в распоследнюю очередь. А может, вообще ничего уже не волновало бы. Не хотелось об этом думать. Когда Лань Ванцзи думал об этом, ему хотелось закричать от ужаса, закрыть все двери, и больше никогда никуда не отпускать Вэй Ина. Невероятно, неосуществимо, что уж там, как говорит Вэй Ин. Последние линии рисунка исчезли под тряпкой. — Ну вот, еще раз пройти — и порядок, — пробормотал Вэй Ин, глядя на почти чистый пол. — Лань Чжань, я сделал всё, что умею, и не хочу к вашим лекарям. После того, как кто-то пытался доказать мне, что я такой худой не потому, что Мо Сюаньюя держали взаперти и кормили объедками, и не потому, что я жил в пещере и забывал поесть даже редиски, а потому, что я практикую Темный путь, мне даже представить страшно, что они скажут на это. Пропишут мне Оковы смирения и отправят в затвор, не иначе. — Попробуем медитацию на формирование в паре? Вэй Ин кивнул, сосредоточенно закусив губу. — Только нам тут, пока тебя не было, опять кучу дел натащили. Он прошлепал в угол и вытащил откуда-то из-за опрокинутого на бок и повернутого ножками к стене столика ящик, набитый корешками писем и свитками — одним даже, кажется, шелковым. Лань Ванцзи подавил в себе желание высыпать это всё, не читая, в бадью с мусором. — Хорошо. Наведем порядок. 8. В Юньпин отправлялись порознь — и верхом. Наступил момент, когда обязанностями главы клана Лань уже невозможно стало пренебрегать. Можно было, конечно, решить дело с похищением так, как того требовала семья: вернуть деву Бай, которая как-то слишком скоропостижно превратилась в госпожу Жань, в семью, и свадьбу назначить как положено. Можно было заочно решить и по-другому: молодые уже — муж и жена, а уж из каких соображений она положила с ним три поклона — их собственное дело. Однако же, вступая в должность как верховный заклинатель, Лань Ванцзи обещал назначать разбирательства и судить беспристрастно, а будучи наместником брата должен был понимать, что Бай и Жань — достаточно крупные кланы, свара которых (если она продолжится) может доставить брату хлопот, когда тот вернется из добровольного заточения. Поэтому осталось только проводить глазами Вэй Ина, который весело улыбнулся, обернувшись, и помахал ему с дороги — он должен был добраться до Юньпина уже к вечеру. Разбирательство затянулось: у девы Бай обнаружилось наследство, которое должно было быть выделено ей по распоряжению отца, и которое мать и отцовский брат вовсе не стремились ей отдавать: потому и не только не сговорились ни с кем о браке, но, похоже, ограждали ее от ненужных знакомств. Только вот соседа проглядели. У молодого господина Жань оказалась любовная связь в соседней деревне, о которой дева Бай знала, но даже не возражала против второй жены из простецов: не сейчас, конечно, но года через два. Оба они, кажется, смотрели на женитьбу, как на сделку, что наводило на Лань Ванцзи что-то вроде тоски: подумать только — он разбирает чужие сделки в то время, как ему следовало бы быть в другом месте и совсем с другими людьми. И все же ему удалось добиться соглашения: признать свадьбу действительной, принять просьбу о рассрочке передачи наследства и отправиться в путь. Можно было бы и коня оставить у молодоженов, чтобы забрать, возвращаясь, а остаток пути проделать на мече, нигде не останавливаясь на ночь, но он переломил себя и нещадно корил всю дорогу до Юньпина. Но разве Вэй Ин был женой на сносях? Или неразумным ребенком? А если нет, то идти с ним к лекарю Шуй было бы излишне. Не нужно. Лес вокруг успокоительно шелестел, но Лань Ванцзи все никак не мог перестать думать о том, как пытался давить на Вэй Ина, не дав себе труда хорошо подумать, и как потом, оскорбившись, — предоставил его собственной судьбе, вновь не дав себе труда разобраться, как можно принять желания другого и не отказать ему в помощи. Впрочем, тогда это могло закончиться только тем, что он отказался бы от своего клана, потому что дядя не потерпел бы, уйди он жить на Луаньцзан. Но и это с высоты прожитых лет почему-то уже не пугало. Пугало другое — то, что тогда казалось надеждой на лучшее: может быть, дядя в конце концов согласился бы содержать Вэй Ина в Облачных Глубинах как гостя, а на деле — в чем-то вроде мягкого заточения. Сам он тогда согласился бы на это ради блага Вэй Ина. Ради того, что тогда считал благом. *** Во двор условленной гостиницы он въехал уже почти в полдень. Вэй Ина в комнате не оказалось. Но на пододвинутом к кровати столике лежала брошенная, словно не глядя, книга. Он поднял ее с гладкой, холодящей лаком поверхности — готовую, сшитую как полагается, — зацепившись взглядом за выведенное приличной каллиграфией заглавие: «Записи достопочтенной лекаря Вэнь о переносе Золотого Ядра из одного тела в другое. Описано, дополнено рисунками и разъяснено вольным заклинателем лекарем Шуй из Цинхэ». В середине, между сшитых тетрадей книги, были бережно вложены скрепленные листы первоначальной лекарской прописи. Ему было, кажется, просто страшно читать, поэтому он только бегло перелистнул, не вчитываясь, цепляясь глазами за понятные слова, все-таки даже в подробном труде переложенные непонятными. Брат, верно, понял бы больше. Под нижний лист оказалось вложено несколько листов очень тонкой, полупрозрачной бумаги, сложенных в несколько раз, и Лань Ванцзи расстелил их на столике, осторожно отделяя друг от друга. Слегка потрясенно выдохнул. Это были полные карты движения энергий, полученные с помощью особого лекарского поля. Несколько таких карт. С этой техникой ему пришлось познакомиться после наказания дисциплинарным кнутом — тогда нужно было знать, нанесло ли это серьезный вред его системе циркуляции ци. По прошлому опыту — уже сама по себе подготовка фиксирующей печати занимала около получаса, а отработав, она уничтожалась, оставляя след на особой бумаге. Сколько же лекарь Шуй и Вэй Ин убили времени на подготовку трех, четырех, шести печатей? Разве что Вэй Ин отправился в дом к лекарю еще вечером, не заезжая в гостиницу. Действительно так хотел узнать? Или пытался успеть до того, как он, Лань Ванцзи, получит шанс узнать? Вмешаться? Присутствовать? Он вгляделся в рыже-угольные, как будто опаленные кривые, и линии киноварных пометок, почти видя спрятанную в тигриной лапе лекаря Шуй как игрушечную кисть и сосредоточенно-внимательное выражение лица Вэй Ина. Второй лист он раскинул на полу, а третий — на кровати. Провел по линиям. Если судить по тому, что он помнил, они не должны были так прерываться. «Есть четыре ступени воздействия энергией, — как будто зазвучал спокойный голос наставника откуда-то из ранних лет обучения. — Первая ступень — собирает силу, вторая ступень — дает ей выход, третья ступень — дает ей образ, четвертая ступень — производит действие в мире». «Первая печать, первая ступень, огненный талисман». Лист был подписан, и был испорчен: линии, показавшие движение силы, вышли прерывистыми. Ошибка в подготовке печати или бумаги? Не похоже: все места, где линия исчезала, оказались выделены киноварной чертой. Он опустился на колени рядом с листом, указанным как «Вторая печать, вторая ступень, огненный талисман» и, на его взгляд, это была совершенно обычная карта, как, в общем, и четвертая. Где-то у лекарей Облачных Глубин хранились такие же его собственные. Третья ступень была закономерно пропущена — должно быть, лекарь Шуй дал Вэй Ину собственный готовый талисман и сам он не придавал силе образ — не складывал ручную печать и не формировал воздушное заклинание. Лань Ванцзи протянул руку за четвертым листом. «Четвертая печать, первая ступень, огненный талисман». Испорчен — и вновь исчеркан киноварной тушью. Он осторожно свернул первые три листа и расстелил вместо них пятый и шестой. «Пятая печать, модифицирована с помощью господина собеседника для обнаружения темной энергии, первая ступень, огненный талисман». Лань Ванцзи едва не рассмеялся вслух: Вэй Ин, если судить по осторожно сформулированной подписи, выбился в помощники. («А если вот так попробовать?» Лань Ванцзи почти увидел это сосредоточенно-лукавое выражение, появляющееся у него на лице каждый раз, когда он предлагал что-то новое, словно не помогал, а подбивал на шалость). Новый рисунок оказался на порядок более сложным — поверх ясной и привычной картины, не отличавшейся от предыдущих карт на первой ступени, легла еще одна сеть линий — не прямых, но извитых, петлистых, словно бы зазубренных. Участки пропусков были вновь обведены киноварью — и заполнены этой новой линией особенно густо: острыми пиками и короткими петлями. «Шестая печать. Обнаружение составляющих крови». — Лань Чжань, а Лань Чжань, а я думал — это я тут самый любопытный. Лань Ванцзи вздрогнул, оборачиваясь к окну и запоздало вспоминая, что дверь — это иногда (почти всегда!) последний проем, откуда следует ждать этого человека. Который, к тому же, еще и кувшинчиком вина обзавелся по дороге, и теперь, по своей вечной привычке, переливал содержимое сразу в рот, запрокинув голову. — Всё-таки виноват темный путь? — спросил Лань Ванцзи, вновь собирая последние листы один к одному, и укладывая на них руку. — Ай, — отмахнулся Вэй Ин, отбрасывая за спину явно мокрые волосы, словно бегал заодно искупаться (а может, и правда бегал). — Лань Чжань, и ты туда же. Он опрокинул в рот последние капли и ступил с подоконника в комнату, на последнем шаге вынимая из рук Лань Ванцзи листы, всё еще развернутые на всю ширину, и перевел на него неожиданно серьезный взгляд. — Лань Чжань, а ты знал, что из потерявших Золотое Ядро — неважно, по какой причине — умирают в первые же месяцы девять из десяти? Часто — с одобрением и даже содействием их собственных семей, а? — Нет. — Сказал, и сам даже не понял, что именно имел в виду. «Не знал» или «Вот же ты. Живой». — У нашего лекаря в юности был пациент. В Цинхэ. Вэй Ин мрачновато улыбнулся. — В конце концов, родные даже не дали разобраться, почему тот умирает. Просто потом… устроили похороны. Вот поэтому. Вот просто поэтому. Вэй Ин встряхнул последним листом. — Лекарь сам тебе рассказал? — Да. — Вэй Ин потер кончик носа, словно в смущении. — Правда, мы, в конце концов, сошлись на том, что меня нельзя считать обычным выжившим. Но кое-что нашлось. — Объясни. — Он объяснял, и это долго будет пересказывать. Но попробую. Самым первым заклинателям было… в каком-то смысле больно и трудно пользоваться их собственной силой. Это со многими в первом поколении так, кстати — у нас были в ордене дети, родившиеся вообще не у заклинателей, и с ними нужно было очень осторожно работать. Даже если только отец — заклинатель, уже чуть-чуть, но лучше. А потом получилось так, что... тела начали защищаться от этой боли, и во время использования энергии насыщать кровь… особыми веществами, которые связаны с удовольствием. Тело вообще умеет защищаться от боли и само по себе, без лекарских снадобий. Энергия — это больно, и поэтому — в итоге, приятно. Почти прямая связь. Почти. Вэй Ин встряхнул головой. С волос сорвалось несколько капель воды, и он торопливо свернул карты — и убрал подальше, чтобы не намочить. — Лекарь Шуй так сказал. Что в первое время после потери Золотого Ядра — неважно, по какой причине — бывшему заклинателю обычно хочется заползти в подходящую щель и там сдохнуть, потому что просто нет сил жить. Не только потому, что это — потеря прежней жизни, — жестко продолжил он. — А в моем случае, поскольку всё с самого начала было ясно, Вэнь Цин просто ослабила зависимость появления в крови веществ удовольствия от движения духовной силы. Чтобы я мог хотя бы уйти и спрятаться. — И что? — И зависимость восстановилась сразу, как только я попал на Луаньцзан. По меридианам потекла энергия, снова возникла прямая связь, закрепилась... и ритуал вернул меня уже таким. Это теперь даже не… рана, а просто особенность. Теперь я начинаю собирать силу для воздействия всегда с применением темной энергии, даже если все остальные ступени — исключительно использование духовной силы, иначе мне, наверное, было бы просто больно и тяжело что-то делать. И это даже не было бы проблемой, если бы Мо Сюаньюй успел сформировать хоть какое-нибудь Золотое Ядро, а я… — Невозможно сформировать? Вэй Ин отрицательно покачал головой. — В таком виде — нет. Теперь понятно, почему тогда за некоторое время до того как… всё случилось, я впадал в такую неконтролируемую радость. Почему вообще по слишком хорошему настроению у учеников можно отследить нужный момент. Но на темной энергии такого не достичь, она… совсем другая. Она никогда не давала… чистого счастья. Удовлетворение собственным могуществом, такой… — он остановился, подбирая слово, — мстительный восторг, особенно в первое время, когда я с Вэнями разбирался, но не счастье. Странно говорить о счастье, если всё время чувствовать... предсмертную боль всех душ, из которых она сделана. И даже если попытаться уравновесить это и нужный объем духовной энергии — выйдет чудовищный конфликт, и будет во много раз хуже, чем тогда, у Черепахи-убийцы. Что ж. Есть вещи, с которыми нужно просто смириться, но чувство пустоты от этого провала оказалось неожиданно тяжелым. Должно быть, из-за того, что почти два года он считал исцеление… возможным, а путь меча — всё же самый верный для заклинателя путь — открытым для Вэй Ина. — Лань Чжань, Лань Чжань, эй! — Вэй Ин бесцеремонно помахал рукой у него перед глазами, а потом, для верности, еще и встряхнул за плечи. — Ты меня слушаешь? — Вэй Ин. Шуй Суин может это исцелить? — Так я же сказал. Он — нет. Скорее всего — нет. — Вэй Ин свел брови в настороженном прищуре. — То есть он сказал, что мог бы попробовать, но поскольку это не рана, которую можно заживить, а особенность течения сил, которую придется переделать, это может быть зря и… заставлять меня попусту через это пройти было бы нехорошо. Правда, еще… он сказал, что мне можно попробовать отказаться от темной энергии совсем, выполоскать меня дочиста этой вашей ланьской музыкой, пытаться управлять ци в теле и надеяться, что связь нужных веществ и духовной силы в итоге восстановится правильно. — Он тихо рассмеялся: — Похоже, мне все-таки прописали Оковы смирения. И отправили в затвор. — Когда приступим? Лицо у Вэй Ина вдруг вновь стало непроницаемо-улыбчивым. Холодным. — Я еще не решил, стоит ли мне вообще этим заниматься. В конце концов, если последствия формирования сильного ядра при слабых меридианах мне вообще не грозят, а накапливать энергию можно бесконечно, можно оставить так и посмотреть, что получится. Или что же? Снова «вернись со мной в Гусу»? — Вэй Ин. — Лань Чжа-ань, — слегка протянул-пропел он странно, словно издалека. — Вэй Ин. Ты живешь в Гусу. Ты можешь туда вернуться, — Лань Ванцзи заставил себя продолжать. — Такой, как есть. Любой. — Но меч есть оружие заклинателя, начало пути и сам путь. Так, да? — Прости меня, — сказал Лань Ванцзи. — Простил, — легко сказал Вэй Ин, снова перебрасывая волосы на другое плечо движением головы. — Мы можем сейчас полететь кое-куда? 9. Довольно долго они петляли над горами где-то позади черного оголенного каменного клыка, венчающего Луаньцзан — до тех пор, пока холод поднимавшейся от кладбищенской земли темной энергии не перестал сумрачно дышать им в спину, а голые склоны не оделись на нижние две трети зеленым лесом. Вэй Ин командовал то вправо, то влево, отыскивал знакомые ориентиры, ворчал, что найти это место на своих двоих способен с закрытыми глазами и, наконец, вывел их к небольшой пещерке на склоне горы у тонкого ручья, стремящегося вниз потоком сияющих капель. И только переступив порог и оказавшись в мягко сияющем лампадками и пахнущем драгоценным маслом и благовониями полумраке, Лань Ванцзи понял, куда он попал. Родовой храм Вэнь. Вэнь Цюнлинь и А-Юань действительно устроили все хорошо. Вэй Ин несколько раз оглянулся, слегка сложил губы, собираясь свистнуть, но в итоге не издал ни звука. — Не стоит его беспокоить, раз тут его нет. Лань Ванцзи смотрел на имена, золотом вырезанные на темных лаковых табличках, на неярко горящие лампады, приличествующие дары, красиво настеленный ровный и чисто выметенный деревянный пол. Опустился на колени, отдавая дань вежливости женщине, которая заботилась о Вэй Ине. Которая промолчала. Которая искалечила его. Лань Ванцзи поднялся. — Я подожду тебя снаружи, — сказал он. «Ну вот, Цин-цзе, я снова пришел тебе надоедать. Я знаю, что ты всегда обо мне заботилась, и у меня для тебя кое-что есть...» Он шагнул чуть дальше, пристально всматриваясь в полет какой-то хищной птицы высоко над ущельем и вслушиваясь в немолчный звон водопада. — Так и оставишь книгу здесь? — спросил Лань Ванцзи, когда Вэй Ин вновь встал на Бичэнь — на сей раз не позади, а впереди него. — Я положил ее далеко от свечей. Да и… всё равно никто, кроме нас пятерых, не знает про это место. Вэнь Нин скоро вернется и спрячет ее получше — до тех пор, пока не придет время… пристроить ее в какую-нибудь приличную библиотеку. А лекарь Шуй обещал, что будет использовать приемы, не называя имен, кроме имени Вэнь Цин. Полетели в Юньпин, Лань Чжань. Над Луаньцзан он чуть отклонился назад, обнимая Лань Ванцзи за шею: — Можешь снизиться и немного подождать? Лань Ванцзи мог. Они стояли на мече в молчании, и ветер швырял в них затхло-неживой аромат темной энергии, ослепляя туманным холодом. Ветер бросал ему в лицо волосы Вэй Ина, задевал щеку и шею концами ленты. Тревога вновь чуть шевельнулась под ребрами от того, что Вэй Ин как будто слегка отстранился, как будто едва-едва переступив по клинку, он оказался вдруг на крошечную половину шага дальше. Тишина. Только Бичэнь звенел под ударами ветра, едва слышно пел от текущей сквозь него энергии. Вэй Ин действительно переставил ногу — и оказался дальше еще на один крохотный шаг. И еще. Лань Ванцзи замер, и даже простой вопрос: «Что ты делаешь?» будто бы застрял где-то под языком. Шажок. Вэй Ин приподнял руки ладонями вниз, будто собираясь сделать шаг вниз, но Лань Ванцзи схватил его и прижал к себе, спиной к груди, обхватив поперек и переплетая пальцы в замок, чувствуя ровный, лишь немного чаще, стук чужого сердца. — Вэй Ин, — отчаянно выдохнул в ухо. — С ума сошел. Просилось даже на язык что-то, подошедшее бы пьяному вдрызг главе Цзян: «сдурел совсем». Он пустил меч так быстро, как мог, чтобы убраться оттуда. Волосы Вэй Ина бились под налетающим ветром, лезли в глаза и рот. — Ой-ой, Лань Чжань, — расхохотался тот вдруг — и ветер бросил его смех прямо в лицо Лань Ванцзи — тоже. — Ни с чего не сошел. Я бы не разбился. Не над Луаньцзан. Не ломай мне ребра. Отпусти, Лань Чжань. Отпусти. — На земле. Вэй Ин молча запрокинул ему голову на плечо. 10. Так он и молчал всю обратную дорогу, пока перед гостиницей привычно не спрыгнул с меча. Лань Ванцзи шел за ним, уже не испуганный и уже почти не сердясь, но по прежнему не понимая — ради чего Вэй Ин сделал… то, что сделал. Может быть, темная энергия затуманила ему голову или как-то звала к себе? Пыталась снова его получить — до конца? В комнате кто-то был. Он даже не особенно скрывался: одна из створок двери оказалась слегка — даже довольно заметно — сдвинута в сторону. Вэй Ин решительно открыл дверь до конца — Лань Ванцзи не успел ему помешать, успел только на мгновение ужаснуться — если бы в проем стреляли, или просто атаковали мечом, Вэй Ин оказался бы слишком легкой мишенью. С подушки для сидения быстро вскочил тот самый, памятный Лань Ванцзи, мальчик-посыльный. — Приветствую господина Вэй и верховного заклинателя. — Он ученически-старательно поклонился, держа на вытянутых руках так же старательно обернутые тканью предметы. Вэй Ин отогнул конец полотнища. Тускло блеснула латунная узорчатая оковка на кедровых ножнах под темным лаком. Когда Вэй Ин вернулся к нему и поселился в Облачных Глубинах, у него был меч бедного вольного заклинателя — самый простой, без отделки и имени, с рукоятью, обтянутой черной кожей. А Суйбянь, выходит, так и оставался в Пристани Лотоса?.. Кроме того, в руках у мальчишки оказался шелковый свиток, запечатанный воском, и записка — даже не вложенная в корешки, просто сложенная в несколько раз. — Что-нибудь еще глава Цзян просил мне передать? — спросил Вэй Ин, с интересом разглядывая свиток. — Никогда не получал шелковых писем — даже страшно представить, что там может быть, — фыркнул он. Мальчишка замотал головой. — А что-нибудь просто так сказал? На лице посыльного отразилось смятение, и он даже попятился к двери. — Много всякого, я правильно догадался? — Вэй Ин весело рассмеялся. — Ладно-ладно. — Он протянул мальчишке маленький серебряный слиток из-за пазухи. — Купи себе и товарищам вина… ну или сладостей, если вино вы пока не распробовали. Он дождался, пока топот на лестнице затихнет, и развернул записку. Удивленно-улыбчиво приподнял брови, фыркнул, — и протянул записку Лань Ванцзи. Она была до неприличия короткой. «Не припомню, чтобы нанимался в хранители духовного оружия и прочего твоего барахла. Меч забери сейчас, барахло найдешь там, где найдешь. Раз уж тебе западло приезжать в Пристань Лотоса, надеюсь, что ты примешь подарок. Если и не от меня, то из уважения к отцу». Вэй Ин протянул руку к мечу, обнажил его на две ладони, вгляделся зачем-то в алую полосу на клинке и решительно вернул в ножны, коснувшись, напоследок, будто в ласке. А потом — резким движением сломал печать на шелковом свитке. По мере чтения его лицо становилось одновременно все более удивленным и как будто раздосадованным, и Лань Ванцзи, не дождавшись никакого замечания, обошел его, чтобы заглянуть через плечо. Решением Цзян Ваньиня, главы Цзян, из принадлежащих ему лично наследственных земель в пожизненное владение Вэй Ину, именуемому также Вэй Усянь, передавалась «усадьба Фэнси [2] в шести ли [3] по течению ниже Пристани Лотоса по Старому руслу». Тот опустил документ, впрочем, так и не выпустив его из рук. — Не уверен, что могу это принять, — заключил он. — Это сочтут… неуместным. После того, как Цзян Чэн столько времени на меня охотился. — Ты тосковал по дому. — Не только по дому, Лань Чжань. По… временам, когда всё еще не так изменилось. — Он небрежно бросил мягко прошелестевший свиток на обеденный столик. — А усадьба Фэнси принадлежала третьему дяде Цзян Фэнмяня. Говорят, дядя Цзян его уважал и любил, но… он умер, когда мне было десять, я его даже не помню. В нашей юности Фэнси стояла пустая и уже совсем обветшала, а уж потом — даже и говорить не о чем. Интересно, Цзян Чэн ее отстроил заново, или строить придется нам? Знал бы Вэй Ин, как его радует это небрежно оброненное «нам». — Можем взглянуть. — Можем. 11. Отправились после ужина: светлых дневных часов еще должно было хватить на дорогу — довольно близкую. Вэй Ин гнал своего коня — покладистого гнедого мерина — чуть впереди, и потому крыши окруженной раскидистыми кленами усадьбы открылись ему с косогора раньше. Он остановился и только присвистнул. И Лань Ванцзи тоже смотрел, оценивая с высоты новенькую серо-глянцевую черепицу, выложенный чистым белым камнем внутренний двор, резные коньки на крышах и светлое дерево. С восточной стороны глухой стены не было — и там текла река, куда вдавалась на сваях широкая крытая терраса — и длинный пирс, словно еще одно крыльцо для того, кто захотел бы приплыть на лодке. — Вот это да, — отмер, наконец, Вэй Ин — и погнал коня по дороге вниз, к парадным воротам, обращенным, как и полагалось, на юг. Было тихо, только едва слышно скрипнули ворота, поддавшиеся прикосновению ладони Вэй Ина. Было пусто. Пахло лишь светлым деревом и свежим лаком. — Вот это да, — снова повторил Вэй Ин, и вдруг сорвался с места, помчался по комнатам, кажется даже подпрыгивая, как мальчишка, и распахивая все двери. Конюшня — с запасами овса. Кухня — со всей утварью. Голубовато-зеленые занавеси и зеленоватые светильники в виде изогнутых кленовых листьев. Зимняя спальня с широкой теплой кроватью и летняя на жаркое время — выстроенная над водой и открытая ветерку с реки. Поющие ветряные колокольчики. Рабочие кабинеты — два, в одном из них столик для циня и подставка для нотных записей. Всё было так, словно хозяева просто уезжали надолго, но чутье подсказывало — до них в доме никто не жил. — Лань Чжань, смотри, даже сарай для лодок есть. — Вэй Ин с разбегу выскочил на террасу и вдруг как споткнулся: — Ох. — Доволен? — Глава Цзян сидел над водой на низких перилах, не замечая, как край одежды промокает в зеленоватой, подсвеченной солнцем воде. — Да! — Вэй Ин будто отбросил настороженность. — У тебя кусочек Пристани Лотоса уплыл. Наводнением снесло? И тут прибило? Это правда всё мне? — Ну не второму же господину Лань, — съязвил Цзян Ваньинь. — Ты его, конечно, тоже сюда притащил, но ты, помнится, всегда мечтал его заманить в гости. Девушек и еду обещал, точно помню. Кстати, половина тетушек отчего-то решила, что это всё для какой-то женщины, на которой неприлично жениться, и чем скорее ты развеешь это заблуждение, тем лучше. Можете прямо сейчас начинать, я как раз распорядился доставить сюда ужин. — Развеивать? Ладно, — только и сказал Вэй Ин. Переступил по светлым доскам и вдруг спросил: — Цзян Чэн, а Оковы смирения для темных заклинателей у тебя в хозяйстве есть? — Это считать за отказ? — Лицо Цзян Ваньиня за долю мгновения вдруг стало из язвительно-насмешливого — злым. — Ой, нет-нет-нет, — Вэй Ин замахал руками. — Ты не понял. Хочу проверить. А то вдруг они у тебя рассчитаны на всякую мелкую шваль, а меня вообще не выдержали бы. — Постыдился бы нести такую чушь, — рявкнул Цзян Ваньинь. — Так и скажи, что Ханьгуан-цзюнь, честь ему и хвала, наконец тебя убедил. А что, в Облачных Глубинах только для нормальных преступников остались? Недальновидно. — Вообще неразумно, — согласился Вэй Усянь. — А артефакт все-таки портить не хочется. Радость и почти ужас атаковали Лань Ванцзи одновременно. Радость была оттого, что Вэй Ин согласился. Решился и готов продолжать. Только вот... Он слишком много раз, особенно тогда, вынашивая намерение забрать Вэй Ина в Облачные Глубины — даже, если понадобится, против воли, — пытался вспомнить, видел ли он браслеты Оков смирения на руках у матери — и каждый раз воспоминание, размываясь, исчезало. Он все никак не мог доказать сам себе, что их не было, что мать не держали в Облачных Глубинах силой, а значит и Вэй Ин… Цзян Ваньинь бросил на него искоса мрачновато-подозрительный взгляд. — Проведу ритуал очищения и принесу сам, — сказал он. — Завтра. Не раньше часа собаки. — Я буду ждать, — ободряюще улыбнулся Вэй Ин.