Разбуди меня, когда сентябрь кончится

— Сегодня моя очередь тебя смущать, — хитро улыбнулся Чанбин, сжимая его ягодицы через шорты. — Ты же помнишь? — И что ты хочешь? — зарделся Сынмин, чувствуя, как понемногу влажнеют внизу шорты — Чанбин попросил его избавиться и от белья, и от всего, что он там использует во время гиперактива, жирно намекнув на секс. Сейчас Сынмин был на пике цикла — организм жаждал удовлетворения максимально, и это не могло скрыться от Чанбина. — Тебя хочу, — притягивая к себе сильнее, шепнул ему почти в губы Чанбин, прежде чем поцеловать и со вкусом оттянуть их. — Целиком. Съесть. Уши вспыхнули от такого откровенного запроса, когда Чанбин свалил обоих на простыни, залезая одной рукой под шорты и размазывая смазку вокруг входа, заставляя Сынмина смущённо сжаться. Если бы было возможно, он сжался бы и до размеров атома — настолько смущающими были игры Чанбина. Обвести, приласкать, войти на одну фалангу внутрь, лишь подразнив, и снова выйти, чтобы влагой оставить след на коже. Огладить легко ягодицу и сжать в ладони, вжимаясь в его пах так сильно, чтобы показать собственное возбуждение. Чтобы вызвать ответное вместе со стоном в новый жадный поцелуй. Сынмин выгнулся в пояснице, простонав, когда Чанбин освободил его от шорт, позволяя задрать на себе футболку до подмышек и припасть к груди полными губами, обнимая сосок. Запутался в жёстких волосах Чанбина на затылке и подался бёдрами наверх, когда он заключил его член в кольцо пальцев. Терпеть уже было невыносимо, хотя Чанбин явно собирался заниматься не этим сегодня. — Тшш, тише, — улыбнулся он, возвращаясь к его губам и проводя по нижней большим пальцем. Сынмин ощутил собственный вкус на губах, прежде чем его снова поцеловали, а потом перевернули на живот. — Ты всё ещё одетый, — отметил тихо Сынмин, переплетая их пальцы вместе, после чего Чанбин попросил встать его на колени. — Мне не нужно сегодня раздеваться, — со смешком. Когда крестца коснулись тёплые губы, Сынмин задрожал, чувствуя, что его колени вряд ли выдержат, если это то, о чём он подумал. Да и сам он вряд ли выдержит. Поцелуи сместились ниже, Чанбин слегка прикусил его за мягкую мышцу, заставляя содрогнуться всем телом, потом развёл его ягодицы, прогибая в пояснице и максимально открывая для себя, чтобы коснуться языком входа. Это и вправду смущало. Особенно то, с каким желанием он слизывал смазку с его влажной кожи, спускаясь к мошонке и возвращаясь наверх обратно, целовал нежную кожу и проникал то пальцами, то кончиком языка внутрь, заставляя Сынмина сжимать простыни в кулаках, поджимать пальцы на ногах и упираться лбом в руки, стараясь схлопнуться в атом, как будто иначе просто умрёт от стыда. И этот стыд, перемешавшийся с наслаждением, доводил его до натуральной дрожи, заставляя выгибаться сильнее и подаваться навстречу губам и языку вопреки собственному желанию уйти от прикосновений и спрятаться, так, что оргазм настиг его внезапно — Чанбин едва успел подхватить его под бёдра и продлить наслаждение, пока удовольствие его не отпустило окончательно. И только потом они оба плюхнулись на матрас, Сынмин позволил сгрести себя в объятия и зацеловать до смерти, не собираясь вообще двигаться в ближайшем столетии. — Вкусный, — облизываясь специально, прошептал Чанбин, целуя его в кончик носа, а потом обнял ладонями его лицо. Сынмин тут же почувствовал, насколько сильно он горит. — А ты невозможный… Так смущать, — прикрыл ещё и своими ладонями лицо Сынмин, оставляя на виду только глаза. — Красивый. Вкусный. Желанный. Мой. Самый-самый, — убирая его руки от лица, прошептал Чанбин, чтобы снова поцеловать. — И мне можно тебя смущать. — Тебе — можно. Не спорю, — улыбнулся Сынмин. — Только не съешь меня целиком — а то ничего не останется. — Трудно удержаться, но я постараюсь.