Разбуди меня, когда сентябрь кончится

— Сынмин-а? — тихо спрашивает Чанбин и легонько, почти щекотно ведёт пальцами по полоске живота между шортами и футболкой. Сынмин боится услышать что-то касающееся сегодняшних интервью, потому что он сболтнул лишнего ради шоу, но Чанбин-то всегда точно знает, где он врёт, а где нет. И слышит именно то, чего боялся: — Ты сегодня сказал, что тебе нравится моё тело. А что конкретно? Сынмин отвлекается от экрана ноутбука, где идёт тихо фильм в темноте, который они смотрят вдвоём перед тем, как уснуть. Феликс задерживается в танцзале, а Чан сегодня вряд ли вообще вернётся из студии раньше утра, так что у них есть время только на двоих, которым они, не сговариваясь, пользуются. Только вот Сынмина смущает то, что приходится так откровенничать. Он бы перевёл всё в шутку, но уже не выйдет — слишком серьёзный тон приобрёл диалог. Он переворачивается на спину и смотрит на Чанбина проникновенно снизу вверх, затягивая паузу так сильно, что уже даже неловко отвечать и неловко разрезать натянувшуюся струной тишину, несмотря на тихо играющий фильм в проигрывателе. Поэтому Сынмин так же смущённо просто тыкает пальцем ему в грудь, обтянутую свободной футболкой, и встречает непонимающий взгляд. — Я? Я знаю, что я тебе нравлюсь, но… — Нет, хён, ты не понял… — чувствуя, как его заливает краской, тыкает уже в мягкую грудную мышцу Сынмин так, что его палец утопает вместе с тканью, словно он ткнул в мягкую губку. — Оу… И… как? В смысле… что бы ты хотел сделать… с ними? — С ними… — облизав в смущении губы, тихо шепчет Сынмин и закрывает лицо руками от стыда. — Ты хочешь, чтобы я это сказал… вслух? — Ну… можешь показать, — предлагает Чанбин. — Если, конечно, хочешь… — Господи, ты специально? — открывая только глаза, но продолжая прикрывать ладонями остальное лицо, спрашивает Сынмин. — Тебе стыдно за свои желания? Почему? Я не собираюсь тебя осуждать, мне даже интересно, что бы ты сделал. Раз уж мы говорим откровенно, то я предлагаю тебе это сделать прямо сейчас. Сынмин взвешивает все «за» и «против» довольно быстро, понимая, что он в целом вряд ли что-то теряет, к тому же, они с Чанбином пробовали и не такое, чтобы говорить о чём-то запретном. Да и Чанбин тоже делал с ним такие вещи, за которые Сынмину на его месте было бы ещё более стыдно, чем за то, что он хочет провернуть сейчас. Но никто из них другого ни разу не осуждал. — А сетка у тебя та осталась? Ну, она здесь или в агентстве? — О-о-охо-хо, — оценивает с энтузиазмом масштабы Чанбин, и Сынмин чувствует, что превращается в помидор окончательно. — Здесь. Подождёшь секунду? Я футболку тогда переодену. Сынмин кивает, провожая его взглядом до шкафа. Чанбин специально переодевается стоя спиной, понимая, что Сынмину в одежде интереснее, после чего возвращается на узкую кровать, тесня лежащего на боку Сынмина, и сразу утягивает его в поцелуй, меняясь с ним местами. Сынмин в мгновение ока оказывается на его груди и, отстраняясь после поцелуя, понимает, что он находится в десяти сантиметрах от того, о чём последнее время думает слишком много. — Хён?.. — робко спрашивает Сынмин, совсем слегка сжимая пальцы и почти незаметно проводя по чёрной сетке, и разжимает обратно. Ему хочется и колется. Вдруг Чанбин засмеёт его или выставит за дверь, узнав о его желаниях. Вдруг назовёт извращенцем и порвёт с ним? Сынмин вроде бы успокаивает себя, находя аргументы, но тут же быстро отметает их, поддаваясь панике. Лодка раскачивается с охотой, а вот Сынмин дышит уже часто и тяжело, да и соображает явно туго. — М? — Чанбин ласково ведёт костяшками пальцев по его щеке и улыбается. — А ты не разозлишься? — Сынмин поджимает губы, смотря виновато, словно он уже натворил дел. Главное, чтобы Чанбин просто сказал вслух «нет», этого будет достаточно. — Это больно? — Думаю, что нет, — однозначно мотает головой Сынмин. — Но я не знаю, так что будет лучше, если ты будешь об этом говорить. — Договорились. Это противно или неприятно? — Вряд ли... — Тогда просто отпусти. Ты реализуешь сегодня своё удовольствие. И если оно мне не вредит, то никаких проблем, понятно? Не надо стыдиться своих желаний. Иди ко мне. — Чанбин целует его нежно, залезая под футболку ладонями, и цепляет её снизу, чтобы сразу снять. Сынмин не сопротивляется и снимает, тут же припадая губами к его груди. Сетка довольно грубая, но кажется, Чанбину должен понравиться контраст царапающей легонько кожу сетки и мягких влажных губ. Он согревает дыханием и целует снова, проводит ладонью плашмя целиком, обхватывая сбоку рёбра под самой грудью и чуть сжимая мягкую мышцу пальцами. Чанбин заворожённо наблюдает за его действиями и дышит уже тяжело и глубоко, перебирая его волосы пальцами. Он молчит, стараясь не мешать и не сбивать настрой, понимая, что Сынмину и впрямь нужно решиться. Кончик языка скользит по гладкой коже легко, порхая с одного ромба сетки на другой. Сынмин кое-где оставляет поцелуи, избегая сосков, но то и дело сдвигая сетку то туда, то обратно, чтобы задевать их, а потом кладёт ладонь посередине и продавливает натянутую сетку к ложбинке между грудей на добрых пару сантиметров, испытывая от этого действа просто невероятный восторг. Чанбин видит это и даже прижимает плечами мышцы ближе друг к другу, в тот момент как Сынмин наконец уделяет внимание соскам, обхватывая их поочерёдно расслабленными губами через сетку и лаская языком, втягивает в рот мягкий ореол с частью мышцы и облизывает, после чего всё же поднимает сетку и проделывает то же самое без неё, с упоением посасывая каждый, пока вершинки не набухают так сильно, что едва помещаются в ромб мелкой сетки, которую он возвращает на место. Чанбин дышит уже коротко и неровно, когда Сынмин царапает легонько его соски короткими ногтями вместе с сеткой, а потом достаёт смазку и съезжает с него на кровать, чтобы снять оставшуюся одежду, а после — сесть Чанбину на живот. Он притягивает Сынмина для очередного поцелуя, сжимая его бёдра пальцами, и дышит так горячо и возбуждённо, что уже и всё равно и, может быть, и не стоит. Сынмин даже готов отступить, потому что и так хорошо, но Чанбин шепчет на ухо, цепляя его мочку зубами: — Я знаю, что ты хочешь сделать. Всё в порядке, — и смотрит прямо в глаза, пока Сынмин под сеткой пальцами размазывает между его грудей смазку, не касаясь сетки абсолютно. Лицо снова обдаёт жаром, словно его поймали с поличным, но Чанбин не даёт ему времени на подумать и тянет руками его бёдра наверх, подбадривающе кивая. Всё равно стыдно. Всё равно так неправильно, но так хочется. Сынмин закусывает губу до боли, упираясь рукой в подушку, на которой лежит Чанбин, и поддевает головкой сетку между мышц, чтобы толкнуться впервые. В комнате так тихо, что он слышит даже собственное неровное дыхание, дрожа от того, как сетка сверху натягивается на чувствительной коже ствола, а головка выглядывает из горловины. Чанбин оглаживает его живот, дрожащий от напряжения, и цепляет костяшками пальцев сосок, посылая по телу дрожь сильнее, и Сынмин рвано толкается повторно, ощущая контраст между тёплой кожей снизу и шершавой мелкой сеткой. А потом Чанбин плечами снова прижимает грудные мышцы к центру, делая их максимально объёмными и упругими, и напрягает их, обхватывая его ствол с двух сторон так плотно, что Сынмин стонет в голос, когда толкается в третий раз, чувствуя мягкую тесноту. Приподнимает голову, чтобы обхватить губами головку, и у Сынмина не остаётся ни сил, ни желания сдерживаться, когда он видит сверху всю эту картину и толкается ещё несколько раз, прежде чем окончательно излиться. Чанбин не даёт ему испачкать постель, но и не успевает проглотить до того, как Сынмин порывисто целует его, отбирая у него собственный вкус и целуя так жадно, словно это может заменить ему воду. — Тшш, тихо-тихо, всё хорошо, дыши, — шёпотом успокаивает его Чанбин, положив одну руку ему на грудь, а второй лаская обкусанные губы. Сынмин с трудом сглатывает практически отсутствие слюны пересохшим горлом и не может отдышаться, словно марафон пробежал. — Чёрт, хён, это было… — Это было вау. То, как красиво ты горел, — произносит вместо него Чанбин. Так что я видел, каково тебе было. Наблюдал. — Твои бы способности вгонять меня в краску, да… — падает Сынмин ему на плечо и позволяет себя гладить совсем целиком. — Куда? — Не знаю куда. Но мне нравится? Спасибо, что не осуждаешь. — Я и не собирался, — усмехается Чанбин и целует его куда дотягивается — в переносицу. — Это было здорово. Знать, что я нравлюсь тебе вот так. — Ты мне целиком нравишься. Просто твои вот эти мягкие прелести — незаконны. Особенно в такой одежде. — Понял, буду почаще так одеваться, чтобы тебя баловать, — смеётся тихо Чанбин под измученный стон Сынмина, но на самом деле он совсем не против подобного расклада, если Чанбин разрешает.