Ванильное сердце

      Ночь выдалась беззвездной. Сколько Маринетт ни вглядывалась в густой мрак неба, так и не смогла разглядеть ни одного путеводного огонька. Девушке не спится, и она стоит у кухонного окна, не переставая теребить несчастную занавеску. Париж давно улегся, окунувшись в сказочный мир Морфея, но Дюпен-Чэн не прельщает спокойствие, она гоняет в мыслях события прошедшего вечера, хоть и знает, что завтра важный день — первый показ эскизов зимней коллекции.       Разговор с Натали породил множество вопросов и обеспокоенных мыслей. Маринетт абсолютно не уверена в том, что хочет занять пост директора бренда, что готова сменить месье Агреста, но самое главное — противостоять Феликсу. В том, что они с Грэм де Ванили теперь враги, девушка даже не сомневается. Если до этого момента была просто взаимные неприязнь, обвинения и раздраженные взгляды, то сейчас, Маринетт чувствовала, что-то меняется. И меняется явно не к лучшему.       Девушка вздыхает, продолжая напряженно вглядываться в ночное пространство, словно пытается увидеть там все ответы и разгадки, которые судьба преподнесет на блюдечке. Только вот этого не будет, и Дюпен-Чэн все придется решать самой.       Но как бы тяжело ни было, Маринетт знает одно — Адриан бы гордился ею. Правда… Лучше бы он был здесь.       Девушка трясет головой, сердито рыча на саму себя — два года позади, тело изнывает от тоски и депрессии, которую она сама же себе и навязала. Джулека права. Правы и родители, и Аля, и… Лука тоже прав. Маринетт — слабачка, которая не может справиться с собственными чувствами, не может взять себя в руки и просто жить дальше. Мучает-мучает эту тему, а все без толку — не может смириться.       И сейчас, стоя на кухне, девушка думает о том, что отношения с Лукой могут ее отвлечь. Могут заставить все забыть, не забыть так смириться. И Лука… Он же заслуживает этого? Заслуживает быть любимым.       Маринетт тяжело вздыхает, оставляя занавеску в покое. Если так, то она попробует. Даже не ради себя, но ради друга. Отчего-то хочется сделать счастливым хотя бы его. Но вот о том, что это все кончится болезненно для них обоих, Дюпен-Чэн, как всегда, не думает — ныряет в омут с головой.

***

      Несмотря на бессонную ночь, девушка вскакивает с первыми звуками будильника. Мелодия, переливчатая, надоедливая, трезвонит, пока Маринетт носится по комнате, то открывая шторы, то перепроверяя хорошо ли выглажены юбка и блузка. Сегодня она едет в главный филиал «AGREST» по личному приглашению месье, чтобы поприсутствовать на предпрезентации коллекции. Только вот, сдается Дюпен-Чэн, что он пригласил ее для того, чтобы предложить унаследовать компанию… А Натали предупредила, лишь бы девушка не отказалась сгоряча.       Маринетт невесело усмехается, убеждаясь, что все готово к поездке в главный офис. Как никак, она должна выглядеть безупречно, и шлепает на кухню, чтобы заварить себе крепкий сладкий кофе и полюбоваться первыми лучами солнца.       Отбивают дробь зерна, стукаясь о дно турки, быстро нагревается конфорка электроплиты, и девушка садится на стул, поворачивая его спиной вперед и кладя на нее подбородок.       Париж пробуждается неторопливо. Словно потягивается, лениво вздыхая и жмурясь. Едва разлепляет глаза, когда расстилаются первые занавески, среди которых были и шторы Маринетт. Позевает, вторя робким птичьим трелям и курлыканью голубей. Девушка давно не видела месье Рамье, нужно бы навестить… Упиваясь собственным горем, она совсем забыла о тех, кто был рядом в минуты счастья. Париж продолжает пробуждаться, не обращая внимания на гонения маленькой глупой Дюпен-Чэн. Город улыбается солнцу; оно скользит по крышам, окрашивая их в причудливые цвета, которые сохранятся только на утро. И все в образе сонного Парижа напоминает о бесконечно сильной любви, которая буквально сочится из всех щелей: страстная, дружеская, материнская, детская… Маринетт задыхается в ее обилии.       Закипает кофе, и Дюпен-Чэн поднимается со стула, несколько секунд завороженно глядя на бледный пейзаж сонного города, который, будто изнутри, подсвечивают яркие лучи осеннего солнца.       Она не замечает любви, упорно веря, что в мире должен торжествовать траур лишь из-за того, что сама Маринетт несчастна.       Зазвонил телефон, заставляя девушку вздрогнуть и судорожно запрыгать по квартире в поисках гаджета.       — Да? Месье Дюрель? Да… Я проснулась… — несколько секунд молчит, переваривая полученную информацию. — Да… Я сейчас буду.       И этот вечный траур закончится сегодня после презентации, когда она ответит Луке взаимностью. Только вот сначала нужно было разобраться с исчезнувшими скетчами, которые она и Жак так старательно подбирали вчера.

***

      В ателье она прибыла тут же, через полчаса, с горящими глазами и взлохмаченной шевелюрой, которой не успела позаниматься с утра. Жак встречает ее на входе, серьезный и невозмутимый, как и всегда. Он чем-то напоминает Натали — тот же взрослый взгляд, прямая осанка, плотно сомкнутые в линию губы. Разве что волосы уже седоватые, собранные в скупой пучок на затылке.       Маринетт кивает в знак приветствия, широко распахивая глаза, без слов спрашивая, что же произошло.       — Эскизы удалены из базы данных, — вздыхает месье, круто разворачиваясь на каблуках и шагая в кабинет. Дюпен-Чэн ничего не остается, как следовать за ним и судорожно соображать, кто мог устроить такую подлость прямо на кануне презентации. — Рабочие образцы причем на месте, — продолжил Жак, усаживаясь за стол и кликая мышкой. — Компьютер не мог сойти с ума.       — Что вы имеете ввиду, — хмурится девушка, уже наперед зная, что скажет куратор.       — Это сделал кто-то из наших.       Становится тихо. Сердце ускоряется, набирая бешенный темп. Маринетт смотрит в карие глаза мужчины и читает в них отражение своего же ужаса. Доступа к этим эскизам не было ни у кого, кроме Жака, Маринетт и нескольких дизайнеров. Но какая их выгода, ведь они душу могут продать за успех бренда…       И еще — у Феликса.       Злость накрывает ее с головой, Маринетт сжимает кулаки, исподлобья глядя на куратора. А мужчина только кривит губы, устало потирая виски.       — У нас есть семь часов, чтобы все это отсканировать еще раз и загрузить на главный диск, — чуть погодя медленно выговаривает куратор, внимательно глядя на подопечную. — Если этот кто-то и был, то он хотел подставить тебя.       Все предположения девушки он говорит, словно приговор. Феликс задумал играть всерьез.       — Мадам Санкер уже в курсе.       — Меня хотят сделать наследницей, — тихо говорит Дюпен-Чэн, невидяще глядя в пол, а потом резко вскидывает голову: — Феликс хочет меня убрать!       Жак Дюрель несколько секунд хмурится, а потом понимающе кивает, приглашая девушку за стол, чтобы заняться сканированием скетчей, из которых на презентации еще нужно будет отобрать самые лучшие. Но Маринетт могла думать только о том, на что еще способен этот мерзавец, если предательство дядиного бренда только начало. Он не может так с ней поступить! Но потом Дюпен-Чэн мрачно усмехается — может. Грэм де Ванили может пойти на все, лишь бы завладеть «AGREST».       А мог ли он пойти, скажем, на убийство?..

***

      В конференц-зале было шумно и людно. Нарядные женщины, с важным видом прикладываясь губами к бокалам шампанского, улыбались в ответ на ухаживания. Мужчины в строгих стильных костюмах тихо переговаривались друг с другом, многозначительно кивая на вход. Гадают, догадывается Маринетт, прибудет ли Габриэль Агрест на презентацию лично, или все это очередные слухи.       Девушка стоит в тени, невзрачная в своей юбке-карандаше и белой блузке. Но серебряные сережки с маленькими камешками бриллиантов явно скрашивают серый образ. Эти серьги ей подарил Адриан на год их отношений. Прямо перед помолвкой. Мысли приходится отогнать, потому что Маринетт замечает Одри Буржуа и вздрагивает. Она не ожидала увидеть здесь критика, но, видимо, женщина прибыла аж из Нью-Йорка, чтобы побывать на предпоказе.       Разговаривать с ней не хотелось. Одри, в противовес своей дочери, восхищалась талантом юной Дюпен-Чэн. Но похвала — это единственное, что ей удавалось сделать хорошо по отношению к Маринетт. Утешать мадам Буржуа совсем не умела.       Девушка ее не винит, вовсе нет. Просто говорить об Адриане сегодня не хочется. Как, в общем-то, и вспоминать. Утром, из-за того, что нужно было срочно прибыть в офис, она даже порыдать не успела. Но, что странно, — слез не было. Совсем. То ли вчерашний разговор с Джул так на нее повлиял, то ли известие о решении месье Агреста, но у Маринетт совсем не осталось сил плакать.       — Грустишь, Дюпен-Чэн? Не грусти, скоро ты всего этого больше не увидишь, — ядовитая усмешка заставляет зябко повести плечами, и девушка резко разворачивается, вздрагивая от блеснувших в свете люстр зеленых глаз. Феликс.       Младший Грэм де Ванили выглядит неотразимо в этом белом пиджаке и черной рубашке. Высокий и стройный, он стоит над ней с гордо вздернутом подбородком и ухмыляется, держа в руках два бокала с шампанским.       — Не хочешь выпить? — вежливо предлагает он, протянув один из сосудов. Маринетт лишь презрительно фыркает, чуть отворачиваясь.       — Единственное, чего я не хочу видеть — это тебя, — проигнорировав его вопрос, твердо говорит она, глядя исподлобья. Голубые глаза пылают холодным огнем. — Считаешь, о том, что ты стоишь за уничтожением всех эскизов, месье Агрест не узнает?       Феликс меняется в лице. Но его глаза не горят злобой или раздражением, он… Удивлен? Маринетт усмехается — хорошо играет, ничего не скажешь.       — Что ты несешь, Дюпен-Чэн? — справляясь с секундным замешательством, рычит парень, ставя бокалы на ближайший из столиков.       — А то, что доступ к скрытой папке был только у тебя, у меня и у месье Дюреля! — восклицает она, уже не сдерживая гнева. Забывшись, тычет пальцем ему в грудь. — Ты не сможешь избавиться от меня таким способом, ясно тебе? Такой как ты не достоин быть на его месте.       Последние слова даются тяжело. «Его месте». Да, если Феликс унаследует бренд, по умолчанию встанет на место Адриана, как бы больно ни было это осознавать. Маринетт поджимает губы, смело взглянув в его лицо. Зеленые глаза растеряны, в них отражаются огни люстр. Но девушка знает, что он жалкий лгун. Жалкий и подлый.       — Ты никогда не был на него похож, — зачем-то шепчет она и разворачивается, оставляя Феликса одного среди шумной толпы.       Она не видит, как меняется в лице парень — сжимает зубы и опускает взгляд. Девчонка догадалась, наверняка думается ему. Избавиться от нее будет труднее, чем он предполагал — так и читается на его лице. Но порой маска обманчива, а брат был все-таки любим.

***

      Подтверждая всеобщие надежды, месье Агрест все-таки появился на предпоказе в сопровождении Натали и телохранителя. При виде сурового лица последнего, Маринетт едва сумела подавить добродушную улыбку. Кем бы ни был этот мужчина, он навсегда останется тем, кто покрывал ее и Адриана перед Габриэлем.       Впрочем, и месье увидел Дюпен-Чэн, приветливо кивнув, так и не изменившись в лице. От Натали Маринетт получила широкую подбадривающую улыбку исподтишка. Они были похожи на секту, на какую-то группировку фанатиков нелепой цели, которые прятали истинные идеи ото всех. Она, Натали и месье Агрест — девушке казалось, что они выступают против всего мира. Против Феликса.       — Мадам и месье, — громко объявляет Габриэль, приняв от Натали микрофон. — Сегодня я представляю вам проект зимней коллекции бренда «AGREST».       В конференц-зале становится тише, и публика усаживается на предопределенные места. Маринетт занимает стул рядом с Жаком Дюрелем где-то на втором или третьем ряду прямо перед Феликсом. Его зализанный затылок выглядит омерзительно, Дюпен-Чэн едва справляется с желанием скривиться, но место и время не позволяют. Чувствует, как внутри закипает злость, но, к счастью, свет в зале тухнет, и взгляды собравшихся обращаются на экран. Проектор, прикрепленный к потолку, еле гудит, но Маринетт слышит этот звук, одновременно с тем, как Жак поднимается со своего места. Куратор улыбается Маринетт и идет к трибуне, принимая микрофон из рук месье Агреста, который уже заявил, что слово предоставляется главному дизайнеру Модного Дома.       — Предпоказ будущей коллекции — волнительное событие для всех нас, — начинает Дюрель одновременно оглядев весь зал и не посмотрев ни на кого. — Поэтому уважаемые гости, я представляю вам проект зимней коллекции от Модного Дома «AGREST»!       Раздаются бурные аплодисменты, и Маринетт вторит звукам всеобщего восхищения, напряженно вглядываясь в экран монитора. Презентация, после исчезновения эскизов, была сверстана на скорую руку, порядок скетчей был сбит, но она верит в мастерство Жака и собственную удачу. Еще раз глянув на затылок Феликса, Маринетт глубоко вздыхает, глядя на куратора.       Они переживут это день. И он пройдет просто великолепно.

***

      «Лука, у тебя есть планы на вечер?»       «Нет».       «Можешь забрать меня из главного офиса Дома «AGREST» через час? Нам нужно поговорить. Пожалуйста».       «Конечно, Маринетт».       Девушка откладывает телефон, глубоко вздыхая и оглядываясь по сторонам. Презентация закончилась бурными аплодисментами уже как десять минут назад, и теперь пришло время дружных поздравлений в адрес месье Агреста и его команды. Дюпен-Чэн по-хорошему должна радоваться со всеми, но отчего-то не может. И теперь причина этому не скорбь по Адриану и не жалось к самой себе, причина — это измотанность и чувство, что Маринетт Дюпен-Чэн перешла на новый уровень. И теперь она сама будет сильнее.       — А ты не меняешься, — от раздумий ее отвлекает тихий, чуть насмешливый голос. На фоне громкого говора он кажется ничтожным, но Маринетт узнает обладателя и резко разворачивается.       — Кагами?! Но что ты здесь делаешь? — девушка бросается на подругу с объятиями, судорожно вздыхая. Сколько прошло? Почти два года.       — И я рада тебя видеть, Маринетт. Хотела сделать тебе сюрприз, — Цуруги чуть отстраняется, виновато улыбаясь. Она вернулась в Японию спустя месяц или два после смерти Адриана. — Мы прибыли в Париж по приглашению месье Агреста. Для нас с мамой это было… неожиданно.       «Месье Габриэль собирает сторонников, — мелькает быстрая мысль. — Потому что грядет время перемен».       — Как хорошо, что ты здесь, — вместо этого говорит Дюпен-Чэн, улыбаясь. — Я скучала.       — И я тоже. Идем, мама будет рада тебя увидеть.       Маринетт поддается, размышляя о том, что Томоэ Цуруги была лучше, чем Одри Буржуа, и рассыпаться в ненужных сожалениях не станет. Как и Кагами. И только девушка собирается узнать у подруги, есть ли у нее предположения, зачем месье Агрест пригласил их в Париж, как та резко тормозит.       — Предпоказ прошел успешно, Дюпен-Чэн. Надеюсь, мы сработаемся, и на всех обложках журналов будет сверкать один лишь заголовок: «Старый динозавр Агрест выпустил свою последнюю звездную коллекцию», — слова Феликса режут по ушам, пока парень проводит рукой в воздухе, декламируя свою глупую шутку. Шутку ли вообще?       — Надеюсь, ты исчезнешь отсюда быстрее, чем испоганишь всем жизнь, — холодно отзывается Кагами, среагировав быстрее. — Извините, месье Грэм де Ванили, мы спешим. — Лед сыплется с ее губ, и она тянет Маринетт дальше.       — Надеюсь, Дюпен-Чэн, ты сделаешь правильный выбор! — зло бросает он на последок, прежде чем девушки скрылись в толпе.       — Ненавижу его, — морщится Цуруги, хватая с подноса официанта два бокала. — Мама подождет, а выпить надо, — поясняет она, протягивая подруге один. — Лучше расскажи, что он тут делает. Я думала, он должен мокнуть в своей Англии.       — А ты не знаешь? — удивляется Маринетт, сделав первый глоток. Шампанское было персиковое, такое вкусное и… знакомое. Адриан любил его. — Месье Агрест пророчит его в свои наследники. И теперь он ответственен за выпуск зимней коллекции.       — Скверно, — морщится Цуруги, тоже припадая губами к бокалу. — Что тебя тревожит, Маринетт?       — Вы все читаете меня, словно раскрытую книгу, — усмехается девушка, мысленно содрогнувшись. Джулека смотрела так же. — Месье Габриэль поставил и на меня тоже… и Феликс об этом знает.       — Сумасшедший старик! — неожиданно злится подруга, поставив бокал на столик и всплеснув руками.       — Но я согласна бороться. Ради Адриана, — доверительно сообщает Маринетт, глядя в пол, но вскидывает глаза, полные уверенности. — Я не позволю этому эгоисту стоять там, где стоял он.       Цуруги пару секунд молчит, а потом грустно улыбается, беря Маринетт за руку:       — Нет, я ошиблась. Ты все-таки изменилась, Маринетт Дюпен-Чэн.       Девушка замирает, прислушиваясь к шуму людского праздника, который предзнаменует начало долгой борьбы. Прислушивается и к себе тоже, понимая — это абсолютная правда. Маринетт Дюпен-Чэн изменилась.