Ванильное сердце

      В кабинете Натали все выглядит так, словно его хозяйка в любую секунду возьмет и уедет на край света: минимум книг, минимум вещей, минимум пространства. Стол, два стула, небольшой диван и стеллаж в три полки. Мадам Санкер не «живет» здесь на постоянной основе, ее кабинет в ателье нужен только для галочки. Ну и для таких вот неожиданных разговоров с Дюпен-Чэн.       Девушка идет позади, замечая знакомые белые стены, красный диван и окно в пол, за которым уже понемногу темнеет: солнце прячется за каменными тучами, окрашивая их в суровые оранжевые оттенки, в окошках напротив загораются одинокие огоньки. Натали деловито садится за стол и приглашает Маринетт сесть напротив.       Она нечасто бывает здесь, но выучила наизусть каждую черту кабинета, знает, в каком порядке стоят книги на полке, откуда привезен золотой слоник и вино какой выдержки хранится в нижних ящиках стола. Две одинокие женщины по умолчанию дорожат обществом друг друга, ведь это так необходимо сейчас, когда мир обеих расходится по швам.       — На этом настояла Амели, — без обиняков начинает Санкер, глубоко вздохнув и посмотрев на Дюпен-Чэн поверх очков. За два года ее взгляд стал уставшим и печальным. — Габриэль не был в восторге от этой идеи, — мрачная усмешка, и Натали тихо добавляет: — Он вообще мало от чего в восторге в последнее-то время.       — Мы справимся, мадам, — Маринетт пододвигается ближе, выдавливая улыбку, хотя дается это безумно нелегко. — Феликс не испортит нам презентацию коллекции, пусть месье Агрест даже не беспокоится.       — Ему это сделать не позволят, — женщина тоже улыбается. Эти короткие полуофициальные разговоры стали еще одной неотъемлемой частью жизни Маринетт, словно благодаря ним она и Натали поддерживали друг друга по причине неозвученной трагедии. После смерти Адриана всем было тяжело, но для Санкер это стало настоящим испытанием: если Дюпен-Чэн пыталась удержать на плаву только себя, то ей необходимо было позаботиться и об месье Агресте.       — Я больше волнуюсь за тебя, — тем временем продолжает Натали, неожиданно серьезно взглянув на девушку. — Все это видят, ваши с Феликсом перепалки. Ты под особой защитой месье Габриэля, но это не спасет тебя, если мальчишке взбредет в голову избавится от тебя.       — О чем вы? — хмурится Маринетт, невольно сжимая кулаки.       — Я не должна об этом говорить, но… Габриэль рассматривает и твою кандидатуру на роль наследницы бренда, и Феликс это знает.       Земля будто уходит из-под ног. Дюпен-Чэн замирает с широко раскрытыми глазами и словно сквозь пелену смотрит на мадам Санкер, что задумчиво кривит губы. Месье Агрест хочет передать компанию ей? Но ведь это немыслимо! Маринетт же даже замужем за Адрианом не была — родственница из нее никакая. Да и директор бренда, впрочем, тоже…       — Феликс видит в тебе соперницу, — подводит Натали, нервно поправляя очки. — Мы все очень рискуем, но выбирая между ним и тобой, Габриэль больше симпатизирует тебе.       — Как приятно, — нервно фыркает Маринетт, теребя полы своей футболки. На практику она всегда приходит в темных джинсах и белой футболке с цветочным принтом. Для активного поиска нужной фурнитуры эта одежда в самый раз. Может, и не слишком элегантно, но зато практично.       — Не огрызайся, — вздыхает мадам Санкер, массируя виски. — Я лишь хочу тебя предупредить, чтобы ты была осторожнее с Феликсом.       — А если я не хочу наследовать бренд? — вдруг спрашивает девушка, вскидывая взгляд. Она никогда бы не согласилась на это. Ей нравилось работать в «AGREST», но стоять в его главе…       — Тогда дело, которое должен был унаследовать Адриан, перейдет Феликсу. Он бы этого не хотел, — неожиданно жесткие слова Натали выбивают весь дух, и Маринетт требуется пара секунд, чтобы прийти в себя.       Перед глазами на мгновение появляется печальное лицо Адриана, и Дюпен-Чэн жмурится, прогоняя видение. Если не она, то Феликс. В одночасье жизнь простой девушки Маринетт вдруг переходит на новый уровень. И не то, чтобы этот уровень сулил что-то хорошее. Статус ей никогда не был нужен, а денег более, чем достаточно, так что.       — Подумай на этим, — снова говорит Натали и грустно улыбается, вдруг крепко сжимая ее ладонь, перегнувшись через стол. — Я помогу тебе, Маринетт.       Отчего мадам так не любит Феликса и почему всеми силами и не силами отталкивает его кандидатуру в наследники, Дюпен-Чэн не знает. Может, старая неприязнь к семье Грэм де Ванили, может состояния Габриэля сыграли не последнюю роль в этой неприязни. А может, Натали, как и сама Маринетт, видела в блеклых зеленых глазах кривое отражение тех, ярких и любящих. И ненавидела по той же причине.       — Хорошо, мадам… Спасибо.       Дюпен-Чэн высвобождает свою ладонь, стремясь поскорее убраться подальше от проницательного взгляда серых глаз. Так не хочется во все это впутываться! Но какая-то часть ее, та, что все еще была сильной, настойчиво твердит, что девушка, которую полюбил Адриан, не сдалась бы при виде первых трудностей. И никогда бы не предала его.       Ради Адриана Маринетт Дюпен-Чэн готова вступить в борьбу с его братом за право унаследовать семейное дело. За право быть сильной.

***

      Жак не приставал с вопросами, но и вопросительные взгляды в сторону протеже все-таки кидал. Уже как два часа они с Маринетт отбирали эскизы для показа на завтрашней презентации в главном филиале бренда, где будет и сам месье Агрест. Девушка восторженно пересматривает стильные полупальто, меховые жилетки, шарфы широкой вязки, высокие сапоги…       Она мечтает когда-нибудь и сама создать свою собственную коллекцию, такую, чтобы месье Габриэль одобрительно кивнул и незаметно восхищенно улыбнулся. Правда, в грезах, рядом с отцом был Адриан, который, несомненно бы представлял ее одежду на модных показах в качестве модели.       — Чтобы работать здесь, нужно трудиться, а не мечтать с открытым ртом, Дюпен-Чэн. Как дядя тебя терпит?       Девушка вздрагивает, сначала взглянув на месье Дюреля, который сам смотрит на кого-то у входа, а потом замечает его. Феликса, будь он неладен, Грэм де Ванили. Он стоит, опираясь об косяк и с видимым удовольствием смотрит на смущенную Маринетт, которая неловко сминает в руках первичные эскизы, немного рваные, но пахнущие шармом. Перед взором предстает взгляд Натали, предупреждающий, внимательный. «Будь осторожна», — говорит он. И Дюпен-Чэн осторожна.       — Извините, месье. Этого больше не повторится.       Весь отдел будто бы выдыхает вместе с ней — Маринетт ловит на себе участливые взгляды коллег, но не смотрит ни на кого, кроме Феликса. Парень, тем временем, справляется с минутным наваждением, кашляет и хмурится, отворачиваясь. Не выдерживает. А Дюпен-Чэн чувствует, как покалывает в кончиках пальцев от эйфории после маленькой победы.       Феликс больше не посмеет ее высмеять. Она так решила. Теперь он не босс. Теперь он — соперник. И Маринетт Дюпен-Чэн, как бы страшно ни было, победит.       Девушка незаметно выдыхает и возвращается к фасованию скетчей, не замечая, что Феликс снова смотрит на нее. И что-то в его взгляде неуловимо меняется. То ли привычная блеклость вдруг вспыхивает недобрым огоньком, то ли прищур становится более злобным. Но ясно одно — Феликс Грэм де Ванили уступать не привык. И не станет.

***

      Практика заканчивается ровно в восемь, и Маринетт спешит домой. Но где-то на полпути это стремление сходит на нет, и девушка замедляет шаг, вскидывая голову и прислушиваясь к шуму вечернего Парижа. Вот ветер шепчется в кронах деревьев, еще зеленых, но вскоре листья станут золотыми и багряными, и сильные порывы будут срывать их снопами, унося к звездам. Вот редкая машина ползет по дороге, шурша асфальтом, вот беспокоит Сену неосторожная лодка.       Мысль вспыхивает мгновенно, и девушка сворачивает на набережную, позволяя ногам самим нести ее в знаком направлении. В свое время она буквально жила на «Свободе», засыпая под уютное мурчание гитары. Только вот прошло это в один миг, и Лука вместе со своими песнями остался где-то в прошлом. А сейчас, когда проблем в ее жизни хоть отбавляй, Маринетт спешит именно к старому другу, не думая о том, какую боль причинит.       Когда больно им, люди не думают о чувствах других. Это не то, чтобы неправильно, просто в такие моменты человек сам себе неподвластен.       Девушка буквально взлетает на трап, освещенный знакомы фонариком и мысленно расстраивается, что обитатели корабля не спят. Так бы она смогла себя отговорить от глупого визита и просто пойти домой.       — Кого я вижу! — радостный, громогласный голос Анарки заставляет вздрогнуть, но после улыбнуться, оказываясь в крепких объятиях капитана. — Маринетт Дюпен-Чэн, юнга, давно тебя здесь не было. Как на морских просторах? Без штормовых предупреждений?       — Все чисто, капитан, — отзывается девушка, прикладывая руку к берету.       Где-то в груди шевельнулся червячок, пытаясь спровоцировать слезы от накопившихся впечатлений, но Маринетт душит его, сжимая кулаки и все так же, с улыбкой, глядя на мадам Куффен.       — А Джулека…?       — У себя, — машет рукой в неопределенном направлении, как-то разочарованно вздохнув. Думает, Маринетт пришла к Луке. Да девушка и сама грозила в это поверить, но, переборов себя, кивает и идет в сторону каюты подруги. Ей просто нужно выговориться, вот и все.       У Джул ничего не меняется — открытый настежь иллюминатор, аккуратно заправленная постель, настольная лампа, которая горит даже днем, и сама хозяйка обители, что сидит прямо на полу, трудясь над настройкой электрогитары. Услыхав скрип двери, девушка вскидывает голову, удивленно глядя на нежданную гостью.       — Прости, что без приглашения, — Маринетт виновато мнется, но заметив кивок, топает в каюту, бухаясь рядом с Джулекой. — Я знаю, что ты думаешь… Но я ни к кому не могла пойти больше.       Подруга только кивает, скептически вскидывая бровь. Ее молчание всегда было уютным, но сегодня что-то искрится в ее поведении. Что-то осуждающее. Маринетт сглатывает комок, опуская взгляд на свои колени и сжимая их. Говорит совсем не о том, о чем собиралась:       — Да, я избегаю его, ясно? Избегаю, потому что ничего не могу сделать. Вы все хотите, чтобы я вот так просто, по волшебству, забыла об Адриане и жила дальше! Любила твоего брата и боролась с Феликсом за право наследства! Но я не хочу всего этого, понимаешь? Я хочу…       — Жалеть себя день изо дня?       Слова Джул жестоки. Девушка откладывает гитару и в упор смотрит на распаленную Дюпен-Чэн. В ее глазах осуждение, острое, холодное. Маринетт сглатывает, не смея перечить.       — Два года прошло, Маринетт. Никто не говорит, что нужно забывать Адриана. Любовь нельзя забывать, — тихо, но четко говорит Куффен, хватая ее за плечи и осторожно встряхивая. — Но нужно продолжать жить. Он бы хотел, чтобы ты вот так убивала себя своим нелепым трауром?       — Откуда вы все знаете, чего хотел бы он? — вяло огрызается девушка, припоминая недавний разговор с Натали. Джул на ее вопрос не отвечает, и Дюпен-Чэн неохотно продолжает: — Я не могу жить дальше. Без него не могу. Такое чувство, что я больше никогда не стану счастливой.       — Ты сама себе мешаешь стать счастливой, — мотает головой Джулека, кривя губы.       — С кем? Скажи мне, с кем?       — Хотя бы сама с собой.       Молчат. Маринетт хмуро смотрит на подругу исподлобья, невольно понимая, что в ее словах есть смысл. Ну а Куффен продолжает сжимать ее плечи, словно через этот жест возможно донести самое важное, то, чего девушка отчаянно не желает понимать.       — Месье Агрест хочет, чтобы я унаследовала его бренд.       — И ты не отступишься? — кажется, Джулека совсем не удивлена. Только наклоняет голову на бок и смотрит выжидающе.       — Нет, — вздыхает Маринетт, чувствуя, что вся злость и обида сходятся на нет. В голове остаются только слова Джул о том, что она сама себе и счастье, и проблема.       — Ты молодец. Главное, помни, что у тебя всегда есть те, кто тебя поддержат.       Дюпен-Чэн кивает и пробует улыбнуться. На удивление выходит легко, и Куффен отвечает тем же, все так же сжимая ее плечи. Она верит в нее, и Маринетт это чувствует.

***

      Уже прощаясь с Джул, Маринетт ловит себя на мысли, что безумно хочет увидеть Луку. Услышать его голос, почувствовать его тепло, просто ощутить его присутствие в своей жизни. Девушка не знает, чем вызван, такой порыв, но желание было практически инстинктивным. Только вот проходя мимо его каюты, она так и не осмеливается постучать. Только стоит представить печальный взгляд знакомых глаз, так всю уверенность будто сдувает.       Девушка понимает, что надежды оправдать пока не сумеет. А Куффен верит, хоть и не хочет признавать, что после смерти Адриана у него появился шанс. Маринетт не винит его, ведь знает, что право на любовь имеют все. Только вот вопрос, соблюдет ли судьба это самое право?       — Привет, Ма-маринет. Ты чего крадешься? — она вздрагивает, узнав тихий голос. Медленно оборачивается, заставая Луку у края борта. Парень улыбается, но во мраке эта улыбка напоминает гримасу боли.       — Я была у Джул, — нехотя отвечает Дюпен-Чэн, опустив взгляд и нервно смяв манжеты своего пальто.       — Ясно.       Лука отворачивается, его обдувает прохладный ветер, растрепав все такие же лазурные волосы. На мгновение Маринетт кажется, что она вернулась лет-таки на пять или семь в прошлое, когда сама была школьницей, а Куффен забирал ее после занятий на своем велосипеде. Тогда она была принцессой, самой, что нинаесть настоящей: с принцем, с замком и розовыми мечтами. Только вот принц погиб в бое с драконом, замок стал тусклой однушкой, а мечты разбились о суровую реальность. И рыцарь превратился в молчаливое воспоминание с разорванным сердцем.       — Мы должны поговорить, — вздыхает Маринетт, резко вскидывая голову. Пусть мечты разбиты, а замок оказался лишь облаками! Пусть, но Джулека сказала ей быть сильной. И Адриан хотел бы того же. — Я веду себя глупо, Лука, избегая тебя и твои чувства.       Парень замирает, но вида не подает, лишь слегка поворачивает голову, искоса поглядывает на нее. И Маринетт собирается с духом, припоминая все события сегодняшнего дня: Феликса в пекарне, разговор с Натали, известия о решении месье Габриэля. Чувствует, как закипает в груди. Хочется кричать и плакать, разрыдаться прямо здесь, на плече друга. Но Маринетт себе этого не позволяет. Глубоко вздыхает и говорит:       — Прошу, подожди еще немного. Я буду готова однажды. Это несправедливо! Я знаю… Но, Лука?..       Парень делает знак рукой, призывая к молчанию. Делает шаг на встречу и замирает, поджимая губы и глядя прямо в глаза.       — Я готов ждать, Маринетт, сколько угодно. Но только реши для себя, готова ли ждать ты?       Холодный ветер гуляет по палубе, скрипя досками. Двое, сломанная девушка и уставший от ожиданий парень, стоят друг напротив друга, пытаясь понять чужие мысли. Дюпен-Чэн дрожит от мороза и застывших слез, но молчит, переваривая услышанные слова. Готова ли она ждать? Ждать чего?       Собственного счастья. Но ведь принцессы ждут своих принцев годами? Почему бы и Маринетт не подождать? Даже если этот самый принц окажется верным рыцарем, что стоит под ее окнами вот уже не первый год. Адриан навсегда останется в ее сердце, ну а вдруг Джулека права, и Дюпен-Чэн сама себе мешает быть счастливой? Этими нелепыми принципами и вечным трауром.       Девушка вздрагивает и смотрит на друга, замечая в его глазах все тот же огонек. Сердце сжимается, Адриан в ее мыслях печально улыбается и прислоняется к самому краю сознания, словно не хочет мешать. Маринетт вздыхает, отгоняя видение, и тихо, но четко говорит, поздно осознавая, что это жалкая ложь:       — Да. Я готова… ждать.