Всё, что ты позволишь

— Гарри? Гарри, ты здесь? — Голос у Гермионы был обеспокоенный, почти что нервно подрагивающий; защитная магия дома пропустила её без затруднений, но теперь считывала каждый шаг, и палочка в сжатом кулаке Гарри едва ощутимо вибрировала в ответ на каждое движение подруги. Гарри сидел на полу в собственной спальне, прислонившись спиной к жёсткому дереву одного из столбиков кровати. Когда Гермиона наконец добралась до его комнаты и замерла на пороге, он разомкнул губы и хрипло пробормотал вместо приветствия: — Всё кончено. Это были те два слова, которые он произнёс несколько минут назад, наколдовывая Патронуса — самого слабого и бледного из тех, что у него выходили за последние несколько лет. И ещё там были: «Пожалуйста, приди ко мне». Гермиона должна была догадаться. Гермионе не нужно было объяснять, разжёвывать, пересказывать ситуацию — она наверняка видела выпуск. И уж точно могла собрать пазл, восстановив недостающие фрагменты. Она отрывисто кивнула. Затем перешагнула порог. И, запнувшись в полумраке спальни, но почему-то даже не наколдовав Люмос, приблизилась к нему. Села рядом, прижалась плечом к плечу, как прижималась тогда, в палатке посреди Леса Дин. Это странным образом успокаивало: знать, что она здесь, чувствовать через слой мантии тепло её кожи, дышать её молчанием — даже молчать Гермиона умела как-то по-особенному. Понимающе, что ли. Несколько минут они провели вот так, в полной тишине: Гарри близоруко разглядывал собственные колени, Гермиона не решалась заговорить тоже, только встревоженно вздыхала изредка — это означало, что скоро она всё-таки возьмёт слово, Гарри знал об этом и был к этому готов. И всё же хорошо, здорово, что они были, эти минуты молчания. Наконец Гермиона рядом с ним пошевелилась и тихо спросила: — Что собираешься делать? Гарри пожал плечами. Потом всё-таки неохотно буркнул: — Не знаю. Разберусь со Скитер. И добавил с холодной яростью, настолько внезапной для них обоих, что Гермиона рядом с ним даже вздрогнула: — Заставлю эту старую мегеру сожрать то, что она настрочила о нём. Скорее всего, привлеку Кинга. Пусть разберётся с её незаконными методами сбора информации и клеветой. Вряд ли ей понравится прямая угроза от Министра Магии. Он думал об этом довольно долго, практически весь этот долгий день; думал — когда методично, один за другим, отправлял в бушующее пламя камина вопиллеры от этого самого Кингсли; думал — когда следом за ними полетело даже не распечатанное письмо от Рона и ещё уйма других, подписанных незнакомыми ему именами, писем, о примерном содержании которых он, наученный горьким опытом, уже догадывался; думал — когда отрабатывал тысячу и одно уничтожающее заклинание на с каждым разом становящемся всё потрёпаннее выпуске «Ежедневного Пророка», а потом восстанавливал, собирал его из крошечных ошмётков бумаги, чтобы снова исполосовать злой мстительной магией… — Я не об этом, — мягко ответила Гермиона. И Гарри показалось в полутьме, что она даже усмехнулась. — В том, что Скитер теперь не жить, я не сомневалась. Я имела в виду… что ты будешь делать со всем остальным. Гарри помолчал. — Ты не можешь просто запереться здесь ото всех, — тихо добавила подруга, осторожно дотронувшись до его плеча. — Тебе всё равно придётся вернуться в Аврорат. Возможно, поговорить с Роном. — Не буду я с ним говорить! — тут же взъершился Гарри. — И не вздумай говорить мне, что он мой друг! К дракклам таких друзей! Гермиона тяжело вздохнула. Потом миролюбиво произнесла: — Не буду. И всё же ты знаешь, что рано или поздно поговорить с ним тебе придётся. Хотя бы выслушать. Понять его. И принять тот факт, что некоторые из наших дурных поступков совершаются случайно, непреднамеренно. Гарри не хотел никого слушать. Гарри не хотел быть понимающим и принимающим. Гарри хотел стереть сегодняшнее утро из истории Магической Британии, обернуть время вспять, сделать так, чтобы ничего из этого не было, не произошло, не случилось. Быть может, тогда он лежал бы сейчас на узком тёмном диване, прижавшись щекой к худому колену читающего Снейпа, и тот изредка касался бы кончиками пальцев его шеи и ещё чувствительного местечка за ухом… Угомонись, Поттер. Ты ему не нужен. Ты никогда не был нужен ему на самом деле, всерьёз, если он готов оборвать всё, что между вами было, из-за одной грязной статьи. Это был не первый и даже не десятый раз, когда он говорил себе это, но легче от этого не становилось. Поэтому он только неопределённо дёрнул плечом и ничего не ответил. — Это касается и целителя Снейпа, — добавила Гермиона — неожиданно твёрдо. И, найдя его холодную ладонь, настойчиво стиснула его пальцы. — Гарри, я сейчас серьёзно. Ты не можешь вот так просто… — Вот так просто что? — устало уточнил Гарри и убрал руку. — Вот так просто уйти, когда он выгоняет меня сам? Гермиона, ты не слышала того, что он мне сказал. Как он это сделал. Будто я глупый капризный ребёнок, а он — игрушка, которую мне не хотят покупать. Прихоть. Сиюминутное желание, слышишь? — У него должны были быть причины на то, чтобы так поступить, — возразила Гермиона. Да что ты. — Конечно, они были! — почти заорал Гарри. — Как тебе вот такая: он понял, что ничего не значащая интрижка не стоит разрушенной репутации, слухов и сплетен! Гермиона дёрнулась и неожиданно холодно, с предупреждающими нотками в голосе, произнесла: — Гарри Джеймс Поттер. — Что? — прошептал Гарри, моментально выдохшись, и отшвырнул в сторону волшебную палочку, заискрившую и едва не обжегшую ему пальцы. — Я не знаю, Миона, не знаю, какую ещё причину можно тут увидеть. Я хотел бы отыскать другую. Но я не… Замолк, осёкся на полуслове. Сжал зубы. Запрокинул голову, больно врезавшись затылком в резной столбик, и прошептал: — Я думал, он хотя бы попытается связаться со мной за этот вечер. Это так по-детски, да? Гермиона привлекла его к себе с неожиданной, не угадывавшейся в её гибкой стройной фигуре силой. И прошептала то ли ласково, то ли с жалостью: — Немного. От неё пахло цветами, пылью старинных фолиантов и ещё — странным чувством присутствия; поддержкой, в которой Гарри сейчас нуждался — и до этого мгновения даже не осознавал, как сильно. Они просидели вот так, в обнимку, не говоря ни слова, до поздней ночи, и это и в самом деле было совсем как тогда, в Лесу Дин, когда они жались друг к другу в поисках тепла — два испуганных ребёнка в эпицентре военных событий. И Рона с ними тогда не было, но Рон появился потом. Вроде как спас ему жизнь. Думать об этом сейчас было и странно, и мучительно. Уже на прощание Гермиона сказала ему, будто прочтя его мысли (или, скорее, потому, что тоже об этом подумала): — Всё же тебе нужно поговорить с ним. С Роном. Уверена, он не хотел, чтобы так вышло. Разве ты готов лишиться друга? Гарри устало прикрыл глаза и пожал плечами. Потом честно ответил: — Сейчас я не готов. Гермиона кивнула. И обняла его снова. Гарри невольно фыркнул, обнимая её в ответ, погладил по спине, шутливо поинтересовался: — Виктор теперь меня не убьёт? — Дурак, — беззлобно отозвалась она, отстраняясь. И закусила губу. — Гарри, мне пора идти. Пожалуйста, пообещай мне, что не будешь делать глупостей и рубить сгоряча. И снова эти глупости. Гарри почти ненавидел это слово. Но Гермиона смотрела на него с таким беспокойством, с таким дружеским волнением, что он не сумел бы ответить ей резко; только кивнул и тихо пробормотал: — Обещаю. Он и в самом деле не собирался делать глупостей. В первую очередь — он собирался работать. Не обращая внимания на возможные неудобные вопросы, косые взгляды, кривотолки и вопиллеры, которые уже ждали его с утра, когда он проснулся. Но без глупостей. Честное слово, Миона. Без глупостей. Вероятно, этим-то его обещанием и объяснялся тот факт, что, вылетев следующим вечером из кабинета Министра Магии с ещё звенящим в его ушах «Мне очень жаль, но формально Рита Скитер не нарушила ни одного закона», провожаемый нескончаемыми любопытными взглядами (и тоскливым – Рона), шепотками и — уж в этом-то он не сомневался — множащимися, как грибы после дождя, сплетнями, Гарри направился прямиком в редакцию «Ежедневного Пророка». За прошедшие несколько лет Рита Скитер практически не изменилась: всё те же выбеленные волосы, та же ядовито-розовая помада в тон такого же кислотного цвета ногтям. Те же очки в роговой оправе — и этот взгляд, оценивающий, просчитывающий, расклеивающий ярлыки. Кабинет у неё был просторный и весь обвешанный вырезками из «Ежедневного Пророка»: скандальными заголовками, загубленными репутациями, растоптанными добрыми именами. Гарри не собирался становиться одной из жертв, пришпиленной клеящим заклинанием к этим стенам. Но Северус… Снейп заслуживал этого ещё меньше. — А, мистер Поттер, — ни капельки не удивившись его грубому вторжению, протянула Рита Скитер. И глаза её блеснули холодным голубым отсветом за стёклами очков, когда она практически издевательски продекламировала: — Наша новая знаменитость. — Я тоже чудовищно не рад новой встрече, — сухо ответил ей Гарри, без приглашения опускаясь на стул. — И всё же нам есть что обсудить. Змеиные глаза Риты Скитер восторженно расширились. — Я вся во внимании, — промурлыкала она, подаваясь к нему навстречу, и выудила из-под кипы бумаг на столе знакомое Прыткое перо. — Хочешь порадовать поклонников новой статьёй, а, Гарри? О, ещё как. Гарри кисло, безрадостно улыбнулся. — Как насчёт интервью? — спросил он. — Актуальные подробности моей личной жизни из первых рук. Эксклюзив. И добавил сдержанно: — На моих условиях. На ярко-розовых губах Риты расцвела предвкушающая улыбка.