Всё, что ты позволишь

— Ах, Гарри, Гарри, Гарри… — промурлыкала Рита Скитер, нарочито укоряющим движением погрозив ему наманикюренным пальцем с длиннющим ногтем. — Как давно мы с тобой знакомы, мой звёздный мальчик? А ты всё тот же: шумиха, интриги, популярность… Ну-ну, не хмурься, мне ли не знать, как ты любишь публичность! Уверена, это интервью будет просто сногсшибательным. Ну же, расскажи мне, расскажи мне всё! Читатели жаждут знать правду об этом твоём невероятном романе! Прытко Пишущее Перо в её руке возбуждённо подрагивало — Гарри не сомневался, проклятой вещице не терпелось настрочить очередную скандальную статейку. Что ж, один раз и это безжалостное перо, и его хозяйка уже написали правду, такую, какая она есть. — Вы знаете, Рита… — неторопливо начал Гарри, откинувшись на жёсткую спинку неудобного стула для посетителей. — Я думаю о вас целый день. — Мне очень льстит подобное внимание от столь привлекательного юноши, — проурчала Рита с вежливой улыбкой, — но мне кажется, мой дорогой, что ты немного лукавишь. Не сомневаюсь, твоя голова забита только… — Я даже обсуждал вас и эту вашу потрясающую статью, — продолжил Гарри, не слушая её болтовни и глядя куда-то в точку над её левым плечом, — с несколькими нашими общими знакомыми. Со знакомыми, которые лучше меня разбираются в магическом законодательстве и способах привлечь вас к ответственности за тот чудовищный бред, который вы сочиняете. Рита даже не смутилась — только фыркнула и мягко ответила: — Ах, Гарри, неужели ты в самом деле думаешь, что ты первый такой, кто хочет отомстить мне за слишком откровенный репортаж? И цокнула языком. Покачала головой. Протянула неспешно, с прежней улыбкой на ядовито-розовых губах: — Многие пытались, мальчик мой, и будь уверен, их клыки и когти не сравнились бы с твоими осторожными укусами: боюсь, даже будь у тебя шанс хоть как-то мне навредить, ты всё равно не воспользовался бы им. Некоторые люди (уверена, ты хорошо понимаешь, о ком я) говорят, что Гриффиндор — это диагноз. А кроме того… — Взгляд её сделался снисходительным и насмешливым. — Я не нарушила ни одного, ни единого магического закона, мой дорогой. — Может быть, — хрипло согласился Гарри и перевёл на неё тяжёлый взгляд. — Именно поэтому мне потребовалась консультация того, кто способен творить и менять эти законы. Рита не выглядела впечатлённой, но Гарри не собирался заканчивать на этом. — Конечно, формально вы совершенно правы, — продолжил он, отстранённо разглядывая гладкое дерево её письменного стола. — Технически ваши действия и даже ваши полоумные статейки не нарушают магического законодательства. Это было бы слишком просто, правда? И наверняка нашлись бы люди и кроме меня. Кто-то, кому тоже не пришлась по душе лёгкость, с которой вы втоптали в грязь и выставили на всеобщее порицание дорогих им людей. Бровь Риты заинтересованно дёрнулась. Перо в её руке оживилось. — Стоит ли расценивать это, Гарри, — поинтересовалась она, голодно на него глядя, — как признание значимости Северуса Снейпа в твоей жизни? Гарри остро взглянул на неё. И сухо ответил: — Боюсь, ни он, ни вы, Рита, даже не представляете себе. Но к этому мы вернёмся чуть позже. Рита склонила голову набок, как большая любопытная птица. — Видите ли, Рита, одна моя подруга кое о чём мне напомнила, — продолжил Гарри, изо всех сил стараясь теперь отстраниться от мыслей о Снейпе. — Уверен, вы помните Гермиону Грейнджер, прошу прощения, Гермиону Крам: фантастическая девушка, не так ли? Взгляд Риты сделался жёстким и очень, очень раздражённым. — Да, — медленно ответила она, — что-то припоминаю. Эта несуразная невоспитанная девчонка с густой шевелюрой и… — Моя школьная подруга, — перебил её Гарри — и улыбнулся. — Мы любим вспоминать школьные годы. Приключения и опасности, которые мы пережили. От Турнира Трёх Волшебников до Отряда Дамблдора. — Не понимаю, как это относится к твоему желанию дать мне интервью, мой дорогой, — холодно сказала Рита. Гарри безразлично пожал плечами: — Да, в общем-то, никак. Мы просто вспомнили вдруг наше любопытное открытие, сделанное на третьем курсе. Ну, уверен, Рита, вы понимаете, о чём я. Вряд ли вы забыли собственные статьи. Как вы тогда меня называли? Сумасшедшим? Неуравновешенным? — Я всего лишь хотела рассказать читателям о твоей жизни, о том, что с тобой тогда происходило, — не смутившись, отозвалась Рита. — Верно, — сдержанно ответил Гарри. — Правда, методы у вас были, насколько я припоминаю, не самыми легальными. Я бы даже сказал, противозаконными. И, видите ли… Я перебросился парой слов с Дином Томасом — одним из тех, кто предоставил вам роскошный материал для репортажа… — Как интересно, — невозмутимо проурчала Рита, — и мистер Томас в самом деле помнит что-то из того вечера? Они с мистером Уизли показались мне тогда не вполне… способными трезво оценивать обстановку и ситуацию. Что и неудивительно, мой мальчик: огневиски ещё никого не доводил до добра. Возможно, тебе стоит задуматься о дисциплине в Авро… — Уверяю вас, я в состоянии справиться со своей работой самостоятельно, — резко перебил её Гарри, сжав на мгновение зубы. — Суть в том, Рита, что Дин никак не мог припомнить вас в том пабе. Конечно, вы можете быть совершенно правы. Возможно, он просто плохо помнит вечер. Возможно, ему в самом деле ударил в голову огневиски. Однако я допускаю небольшую, совсем крохотную вероятность… Рита вскинула бровь. Сердце его тревожно сжалось, будто предупреждая, но Гарри запретил себе сбиваться, не позволил неуверенности, тревоге, сомнениям — всему тому, что весь день клубилось в его голове и даже сейчас, несмотря на твёрдый голос, оставалось там, внутри, ни на мгновение отразиться на его лице. — Что вы всё же присутствовали там. В иной форме, — негромко закончил он. И облизнул пересохшие губы. — И знаете, Рита, это всё ещё противозаконно. А преступления, связанные с укрытием магических способностей или артефактов от Министерства Магии, к нашему с вами сожалению, не имеют срока давности и могут преследоваться даже спустя годы и десятилетия после факта их совершения. Улыбка Риты на мгновение дрогнула, а в следующую секунду стала шире. — Всё это замечательно, мальчик мой, я счастлива знать, что ты наконец изучил основы законодательства нашего мира, — безмятежно ответила она. — Но ты упустил одну крохотную деталь. Деталь, которая портит всю твою блестящую теорию: это преступление должно быть доказано, Гарри. Чем-то большим, чем слова. Даже если это слова Национального Героя. Гарри вежливо улыбнулся. — Кто сказал, что я упустил это? — спросил он. — Вы в самом деле полагаете, Рита, что я явился бы сюда, к вам, с пустой угрозой, в качестве отчаянного блефа? Вы правда считаете, что я рисковал бы так сильно с ядовитой гарпией вроде вас? — О, ты мне льстишь, — нежно отозвалась она, но взгляд у неё сделался теперь опасливый и настороженный. — Представляете, — тихо сказал Гарри, незаметно от Риты нервно сжимая пальцы в кулак, — я вдруг вспомнил, что я всё-таки Глава Аврората. И что мне доступно чуть больше простора для манёвра, чем обычным рядовым магам, которым вы пытаетесь сломать жизнь своими жалкими статьями. — Это угроза, мистер Поттер? — ледяным тоном поинтересовалась Рита. — Нет, — мягко ответил он. — Я полагаю, это напоминание. Нам обоим. Но вы верно заметили, Рита, что я слишком гриффиндорец для грязных игр в вашем стиле. Я никогда не воспользовался бы своим положением в собственных интересах. Я никогда не привлёк бы силу своего авторитета для того, чтобы заставить кого-то играть по своим правилам. Я никогда, разумеется, не огласил бы публично, во всеуслышание, чей-то преступный секрет… Рита сощурилась. — И уж конечно, — добавил Гарри, наконец взглянув на неё: так безжалостно, как только мог — этому взгляду он научился у Северуса, — я ни за что не стал бы шантажировать вас, используя своё звание. Это было бы слишком низко, правда? Слишком не по-гриффиндорски. Она открыла рот, чтобы что-то сказать, но в итоге закрыла его, громко клацнув зубами. — Перейдём непосредственно к нашему интервью? — невинно поинтересовался Гарри, придвигаясь ближе к ней. И добавил, со мстительным удовольствием глядя на то, как гаснет её извечная снисходительная улыбка: — Я жду от вас особенного красноречия на этот раз. Всё-таки это своего рода признание.

***

Снейп ворвался в его кабинет разъярённой гарпией, так стремительно, что даже сигнальный писк разорванной вязи защитных чар запоздал, пришёл только тогда, когда он, чёрная худая фигура с мертвенно-бледным лицом, уже оказался у самого стола Гарри и прошипел, швыряя что-то ему на стол: — Что это такое, Мордред вас раздери? У Гарри был, честно говоря, отвратительный денёк: большую часть его он провёл в уничтожении писем фанатов — среди которых всё ещё попадались вопиллеры — и неприятном, но крайне содержательном разговоре с подчинёнными. Со всеми. Включая Рона. Разговор этот касался сплетен и кривотолков в стенах Аврората. И ещё — его, Гарри, права на личную жизнь, решения и чувства, не зависящие ни от кого, кроме него самого, и никому, кроме него, не принадлежащие. И ещё — подробным инструктажем о том, как можно и как нельзя вести себя на сегодняшнем занятии со Снейпом. Занятии, которого Гарри подсознательно боялся, на которое ему — впервые! — совсем не хотелось идти. Но Северус не дал ему шанса улизнуть. И пришёл сам. За несколько часов до этого самого занятия. И теперь стоял перед ним, высокий и молчаливый, с подрагивающими от тихого бешенства губами и убийственным взглядом, от которого у Гарри на мгновение встревоженно сжалось сердце. — Добрый день, целитель Снейп, — хрипло ответил он, стараясь придать своему голосу спокойный и даже безразличный тон. А потом опустил глаза: на столе его, конечно же, красовался новый выпуск «Ежедневного Пророка». — Не смей… — угрожающе начал Снейп. — Не смей делать вид, что ты не понял, о чём… — Нет, я понял, — ответил Гарри почти зло — и сам поразился своей дерзости. Но отступать было поздно: он уже сделал то, что — и Гарри знал это, знал, когда сидел там, в кабинете Риты, чередуя правду с завуалированными (и не слишком) угрозами, — привело бы Северуса в ярость. И оно привело. Гарри сделал бы это ещё раз. — Я понял, — медленно повторил он, застыв взглядом на нервной худой руке, вцепившейся в столешницу: если бы в это мгновение Гарри удержал зрительный контакт, он не сумел бы продолжить. — Надеюсь, тебе понравилось. — «Надеюсь, тебе понравилось»? — одними губами повторил Снейп; глаза у него — Гарри знал это, чувствовал всем одеревеневшим на мгновение телом — были как у василиска. — Поттер, ты сошёл с ума?! Что за чертовщину ты натворил?! Тебе было мало одной скандальной статьи, способной к дракклам уничтожить твою репутацию, безмозглый мальчишка, и ты решил поощрить эту мерзавку на написание ещё одной? Скажи, ты в самом деле не понимаешь, какую большую ошибку совершил? Может, тебе стоит провериться в Мунго? Может, на последней миссии тебе отшибло проклятием последние мозги? Может… — А может, — тихо ответил Гарри, вскинув голову и остро взглянув на него, — я решил, что если я не могу уничтожить первоначальную статью, то лучше рассказать людям правду о том, как я к тебе отношусь и что я чувствую? Губы Снейпа, превратившиеся в тонкую нить, дрогнули и побелели от напряжения. — Люди, — медленно повторил он. — Рассказать людям правду… Ты идиот?! — Кажется, мы уже давно сошлись на том, что это бессмысленно отрицать, — произнёс Гарри практически с весельем: это было что-то нервное, на грани с истерическим, и всё в нём сейчас балансировало на этой тоненькой-тоненькой, практически прозрачной черте между дерзостью и страхом, вызовом и необъяснимой тревогой. — Чему ты удивляешься? Это мой способ рассказать правду и заставить магическое общество принять мои чувства; я хочу, чтобы оно их приняло — так или иначе, по собственной воле или насильно. Теперь у них не будет права обвинять тебя в каких-то мерзостях вроде манипуляций или приворотных зелий: пусть я буду сумасшедшим, пусть я буду свихнувшимся дураком, влюблённым дураком, но они будут знать, что всё это — мой добровольный выбор, моё искреннее желание. Моя любовь. Снейп вздрогнул, как от удара, сжал зубы и процедил, чеканя каждое слово: — Ты собственными руками разрушил себе будущее. Магическое общество никогда не простит тебе этого выбора. Никогда его не примет. Национальный Герой, спутавшийся с бывшим Пожирателем, — это не та история любви, Поттер, которая потом станет сказкой на ночь или примером для подражания. — Мне всё равно, — резко ответил ему Гарри, порывисто вскочив из-за стола, — мне всё равно, если нет! Я буду пытаться! У них есть выбор: принять это или закрыть рты. Третьего варианта я им не дам. И добавил — со злой болью, которая удивила его самого, потому что Гарри не думал, что может так остро почувствовать её вдруг и что всё-таки озвучит эту страшную мысль, преследовавшую его ещё с самого начала того интервью: — Это ни к чему тебя не обязывает. То, что она написала. То, в чём я признался. Я ни слова не сказал в интервью о том, что мои чувства взаимны или что у нас есть какое-то будущее. Я только хотел, чтобы из тебя никто не смел больше делать беспринципного манипулятора или — хуже — преступника, надругавшегося над грёбаным Героем. Глаза Снейпа потрясённо расширились. Он шагнул ближе, ещё, так, что, должно быть, врезался бедром в столешницу; их отделял теперь друг от друга один только этот стол, и Северус был так близко и так невыносимо далеко одновременно, что Гарри почти задохнулся в это мгновение от пронзительной, мучительной, невыносимой жажды прикоснуться. Нельзя. — Теперь ты строишь из себя жертву? — свистящим шёпотом уточнил Снейп. — Пусть все считают, что Гарри Поттер страдает и терзается от безразличия старого дурака? Давайте сделаем из него несчастного влюблённого, который… — Я просто хотел, чтобы они от тебя отстали! — проорал Гарри, с силой впечатывая кулак в стол. — Чтобы они тебя не трогали! Мне наплевать, как это выглядит со стороны и какой ярлык они повесят на меня! — Ты своими руками роешь себе могилу! — в тон ему ответил Снейп. — Подкидываешь этим стервятникам новый скандальный материал! Ради чего? Ради того, чтобы какая-то вшивая газетёнка не смела больше обвинять меня в варке противозаконных зелий? Ты в самом деле думаешь, что оказываешь мне этим услугу? Что мне нужна была такая помощь? Что я хотел, чтобы ты, гриффиндорский кретин, обелил моё мордредово доброе имя ценой своей репутации?! — Может, теперь до тебя наконец-то дойдёт, что мои чувства — не сиюминутное увлечение! — выпалил Гарри. — Может, теперь ты поймёшь, что быть с кем-то вроде меня, быть с чёртовым Избранным — это всегда публичность, скандалы и сплетни! Я не вынуждаю тебя связать себя со мной узами отношений, я ни о чём тебя не прошу! Я просто… я просто показываю, что, если бы ты всё-таки выбрал быть со мной, мы не смогли бы прятаться. И я не хочу. Я не хочу лгать, увиливать и отделываться отговорками, когда у меня спрашивают о человеке, которого я люблю! Я знаю, что этого много, я знаю, что это чересчур, но я не виноват в том, что магическому обществу всегда есть дело до меня и до тех, кто мне важен! Северус потрясённо сглотнул. Гарри взглянул на него почти с яростью — и почти с мольбой. И, неожиданно сдувшись, опустошённо добавил: — Теперь ты видишь, каково это — быть мной. Или быть со мной. Я знаю, тебе это не нравится. Я знаю, ты никогда такого не примешь. Я знаю, ты никогда не решишься на настолько необдуманный шаг. Поэтому… поэтому просто считай, что я захотел переманить всё внимание на себя. Я же мальчик, который обожает публичность, «наша новая знаменитость», правда? Гарри болезненно усмехнулся, и Снейп открыл рот и шагнул к нему, снова врезавшись бедром в проклятый стол, но Гарри уже добавил, не дав ему вставить ни слова: — Считай, что я истосковался по былой славе. Они ещё несколько недель будут обсасывать это интервью. Что даёт тебе возможность вернуться к работе, не опасаясь бури общественного негодования. Может, ты… может, тебе и придётся какое-то время справляться с повышенным интересом со стороны общественности. Но всё же этот интерес уже не будет негативным. Любопытство гораздо лучше ненависти, разве нет? Снейп с силой стиснул переносицу. И сухо спросил, неожиданно переменив тему: — Каким образом ты уговорил Скитер опубликовать это? Ни одной двусмысленной фразы, ни одного скандального намёка: это не её стиль. Она не пишет таких статей. — Пишет, — ответил Гарри почти беззвучно: сердце его ныло и скулило где-то в горле. — С должной мотивацией. Северус глянул на него остро и пронзительно. Гарри медленно пояснил: — Она незарегистрированный анимаг. Я знаю об этом давно, ещё с четвёртого курса, мы с Гермионой… А, пустое. Неважно. Суть в том, что я дал ей понять: если она продолжит строчить про нас… про тебя подобный бред, я воспользуюсь этим знанием и своим положением для того, чтобы обнародовать её маленькую тайную способность. С привлечением вещественных доказательств. Губы Снейпа дрогнули, и он тихо уточнил: — Вещественных доказательств, которых, надо полагать, у тебя нет? Гарри выдавил слабую улыбку и покачал головой. — Мерлин, — пробормотал Северус, растирая виски, — и этого человека считают реинкарнацией Годрика Гриффиндора… Какого драккла вы не учились на моём факультете, мистер Поттер? Гарри беззвучно фыркнул. Он уже хотел ответить, сказать что-нибудь нейтральное и дурацкое, про Распределяющую Шляпу и собственное необъяснимое предубеждение против Слизерина; что-нибудь, что дало бы ему хотя бы минутную передышку, позволило бы взять под контроль больно и тревожно бьющееся сердце, мучительное чувство в животе — будто что-то оборвалось и падало, падало, бесконечно падало в нём теперь, — осознание неминуемой, невозможной, необходимой потери… И вдруг ткнулся лицом во что-то прохладное и гладкое, терпко пахнущее зельями и мазями. И сами собой появились шея Снейпа возле его пылающего лица, и уверенная ладонь, успокаивающе прижавшаяся к его затылку, и едва слышный шёпот: — Сумасшедший мальчишка… ты никогда не перестанешь удивлять меня, верно? — А нужно? — беззвучно уточнил Гарри, застывший от этой нежданной, застигшей его врасплох, не вписывавшейся ни в один продуманный им в голове сценарий близости. Северус Снейп тихонько фыркнул. Коснулся губами его макушки. И медленно ответил: — Нет. Нет, думаю, не нужно. Хотя мне… мне понадобится время. Время и терпение, Поттер. Чтобы привыкнуть ко всему этому. — То есть ты… — медленно и недоверчиво начал Гарри, отстранившись и вопросительно заглянув Северусу в глаза. — Ты действительно… готов попробовать? Этого не могло быть. Просто не могло — не после того скандала, который они тут устроили. Не с Северусом Снейпом, который никогда не простил и не позволил бы ему того, что он сделал, придя к Скитер. Северус смотрел на него знакомо и незнакомо одновременно: оценивающе, изучающе и… Почти что нежно. — Не ждите от меня слишком много поначалу, мистер Поттер, — неожиданно официально ответил он. — Я не из тех людей, что готовы публично клясться в любви на радость журналистам с колдокамерами. — Было бы удивительно, если бы ты оказался таким человеком, — пробормотал Гарри, напряжённо и болезненно закусывая губу до металлического привкуса во рту. Снейп поймал его за подбородок. И аккуратно провёл по контуру его рта подушечкой большого пальца. Потом произнёс — и напряжённо, и раздражённо, и чуточку зло, и вместе с тем в том самом парадоксально успокаивающем тоне, который Гарри в нём полюбил: — Я постараюсь. Я постараюсь, слышишь? Быть с тобой. Это не должно быть так сложно, Поттер, коль скоро я уже сумел смириться с твоими сумасшедшими выходками, и с гриффиндорской слабоумной отвагой, и с отвратительной привычкой всюду лезть на рожон, и с… — Можешь не продолжать, — облегчённо прошептал Гарри, с силой привлекая его к себе и дотрагиваясь сухим осторожным поцелуем до его подбородка. — Я понял. Я не стану ни о чём тебя просить и ни к чему принуждать, хорошо? Делай то, чего правда хочешь, и тогда, когда будешь готов. — И что же будешь делать ты сам? — уточнил у него Снейп с насмешливой нежностью — и прижался кончиками пальцев к его щеке. Гарри улыбнулся, повернул голову, поцеловал эти тонкие пальцы, пахнувшие загадочными составами, с мозолистыми подушечками и длинными фалангами. Ответить было проще, чем сделать следующий вдох: — Всё, что ты позволишь.