Пламя меча. Книга 1. Солнце и сталь

Зеркало, высотой более половины её роста, висело на противоположной стене. Скайвинн никогда не любила вертеться перед ним, подобно своей матери, но по утрам неизменно подходила к нему, дабы окинуть себя придирчивым взглядом. Так случилось и в это утро. На лице её не виднелось новых морщин, кроме как на лбу, но одна прядь в локонах цвета меди сверкала серебром. Лишь она, пожалуй, и выдавала её возраст. Королевы Баттерфляй всегда славились своим долголетием, и старость для них наступала не раньше, чем они отмечали семидесятые именины. Несомненно, в этом она не будет отличаться от своих предшественниц. Урания не наделила её подобающим королеве ростом, но хрупкость её тела и резвость движений не исчезли даже теперь, когда Скайвинн перевалило за пятьдесят. Сохранится ли это и тогда, когда её рыжие кудри станут совсем седыми? Она не знала, но предпочитала надеяться на лучшее. Отвернувшись от зеркала, Скайвинн перевела взор на Книгу Заклинаний, лежавшую на столе. Сейчас она была раскрыта, и Глоссарик с упоением поедал шоколадный пудинг, забытый Джем-Робином ещё с вечера. Он жмурил глаза и что-то бормотал, не обращая на королеву никакого внимания, даже когда она приблизилась к нему. Книга распахнулась как раз на пустой странице — Скайвинн приняла это за руководство к действию. Сев за стол, она привычно обмакнула перо в чернильницу. Кончик его забегал по бумаге, убористо выписывая слова: «Седина постепенно начинает покрывать мои волосы. Мои любимые — мои Робин и Джастин — рядом со мной. Всё так, как и должно быть». — Миледи, а вам не кажется, что вы кое-кого забыли? — раздался чем-то заглушённый гнусавый голос у неё за спиной. Когда она обернулась, Глоссарик вылизывал из банки остатки пудинга. Однако Скайвинн слишком долго знала этого чудака, чтобы удивляться его проницательности. — Причина моей забывчивости только что задала мне этот вопрос, — холодно заметила она. За восемь лет она так привыкла к его намёкам, что выучилась понимать их буквально с полуслова. — Никак не можете перестать винить меня? — нахмурился Глоссарик. Щёки и нос его масляно блестели от пудинга. — Мне казалось, я сполна заслужил прощение тем, что спас вас от верной смерти на родильном ложе. Скайвинн отложила перо. — За это я буду тебе благодарна до конца дней своих. Думается, что и за свои мучения я тоже кое-что заслужила. — Чего же? — Чтобы ты перестал действовать мне на нервы, — почти велела она. — Я исполнила свой долг, как того требуют обычаи, а большего от меня никто не вправе ожидать. Глоссарик загудел и вытянул правую руку, уже свободную от пудинга. На его ладони прямо из воздуха соткался крашеный деревянный кубик, похожий на те, которыми Джастин играл в детстве. — Взгляните сюда, миледи, — проговорил он. — Что у меня в руке? — Кубик. — Скайвинн пожала плечами. — Вы можете рассмотреть каждую грань, не так ли? — Глоссарик подкинул его и тут же поймал. — А теперь? — Он щёлкнул пальцами, и игрушечный кубик разросся до размеров Куба Правосудия, полностью спрятав синего человечка от взгляда Скайвинн. — Теперь я вижу только квадрат, — отвечала она с холодком в голосе. Глоссарик выплыл из-за куба, не торопясь снова его уменьшать. — Именно! — провозгласил он. — Так же и с материнской любовью, миледи. Чувство долга — это лишь одна из её многочисленных граней. Если же всё время смотреть только на одну грань, никогда не увидишь целого. Скайвинн молча обошла его и уставилась в окно. К её облегчению, на сей раз Глоссарик удержал язык за зубами. В глубине души она понимала, что наставник прав, но досада, упрямство и гордость не могли заставить её с ним согласиться. То, как она едва не распрощалась с собственной жизнью, даруя жизнь принцессе, рождения которой вожделел только народ, до сих пор не изгладилось из её памяти. Младенчество и раннее детство Джастина она вспоминала с великой радостью, но не могла сказать того же о Солярии. Её руки не имели достаточной силы, чтобы удерживать в них столь тяжёлого младенца, и Скайвинн охотно возложила эту обязанность на Джем-Робина, каждый вечер наблюдая, как он таскает Солярию по их комнате на руках. Муж пел ей и колыбельную — ту, которую Скайвинн когда-то пела сыну, ту, которую сочинила королева Венера Сладкоголосая. Не раз он предлагал и жене, но она наотрез отказывалась. К чести Джем-Робина, он этому не возмущался, как и тому, что она наняла кормилицу для их дочери. Это было не в обычаях королев Баттерфляй, однако ей удалось без труда убедить мужа в своей правоте. «У меня почти нет молока, Робин. Ты же не хочешь, чтобы она плакала от голода почём зря?» — спросила Скайвинн, и Джем-Робину не оставалось ничего, как согласиться. Немалым удивлением для неё тогда стало и то, что Джастин с первых месяцев искренне полюбил Солярию. В конце концов, он — подросток, да и его последняя запись в Книге говорила сама за себя. Чувствуя свою вину перед сыном, Скайвинн не собиралась принуждать его проводить время с сестрой и не ждала интереса с его стороны. Но Джастин не зря был копией своего отца. Он по несколько раз за день заходил к ним в покои и помогал ему укачивать сестру, играл с нею, рассказывал истории о приключениях со своими друзьями. Именно он присутствовал при её первых шагах, держа её за руку. И Солярия тянулась к брату, лопотала в ответ на его шутки и рассказы, бежала к нему со всех ног, стоило ей завидеть его. Впрочем, отца она обожала ничуть не менее. Скайвинн не лишала дочь любви отца и брата, но терялась, когда Солярия, уже научившаяся ходить, неуклюже подбегала к ней и обхватывала за ноги. Большие зелёные глаза доверчиво смотрели на неё снизу вверх, безмолвно ожидая внимания и ласки. И королева машинально гладила дочь по рыжеволосой, как у неё самой, голове, а Солярия только крепче сжимала её колени, улыбаясь во весь рот. Большее ей редко доставалось, но принцесса, казалось, была рада и такому вниманию. «Мама», — радостно твердила она, но сердце Скайвинн не таяло при этом, как тогда, когда Джастин только начал говорить. Она уже собиралась прочесть Глоссарику гневную отповедь, как вдруг за дверью послышался чей-то топот и звучные шаги. Скайвинн не успела и слова вымолвить, когда дверь распахнулась, едва не впечатавшись в стену. На пороге стояли Джем-Робин и Солярия. — А вот и мы! — весело объявил муж, губы его тронула тёплая улыбка. — Доброе утро, ясная моя. Скайвинн кивнула по очереди им обоим. — Доброе утро, Робин, Солярия. Глоссарик перебил её, заставив деревянный куб исчезнуть с негромким щелчком. — Поздравляю тебя с восьмилетием, моя принцесса. Пусть твоя судьба будет такой же светлой, как твоё лицо сейчас. Меткое пожелание, подумала Скайвинн. Резкое, с острыми чертами лицо дочери светилось тихой радостью, коса была перекинута на грудь. Даже ради собственных именин Солярия не изменила своим привычкам в одежде, щеголяя в безрукавной тунике винного цвета, с фалдами, перехваченной золотистым кушаком. Под туникой просматривались потёртые серые шаровары, но вместо сапог она надела сандалии — и на том спасибо. Скайвинн незаметно прочистила горло и чуть шагнула вперёд. — Поздравляю тебя, Солярия, — начала она. — Приятно видеть тебя в этот день такой счастливой. Милостью Урании, твоё здоровье и сила никогда не изменят тебе и ты вырастешь достойной королевой, которая прославит нашу династию. Глаза Солярии засияли под стать молниям на её щеках. Прогрохотав через всю комнату, она в мгновение ока очутилась рядом с матерью и стиснула её в могучих объятиях. Руки Скайвинн бессильно повисли вдоль тела, как у тряпичной куклы. В свои восемь лет Солярия выглядела на все одиннадцать, а ростом уже превышала её на полголовы. — Спасибо, мама! Я вырасту… вырасту хорошей королевой. — Она дёрнулась, будто что-то вспомнила, и Скайвинн дёрнулась вместе с ней. — Ты ведь отговорила бабушку устраивать сегодня пышное торжество, потому что я этого не хотела, да? Спасибо тебе! — И дочь неловко чмокнула её в песочные часы на щеке. — Не за что. — Не хватало ещё и сегодня устраивать праздник с таким размахом. Именин её матери вполне достаточно для всего замка на ближайшие несколько месяцев. Солярия наконец отстранилась и с любопытством поглядела на неё. — А что вы с папой и Джастином мне подарите? — Все подарки ты получишь вечером, после праздничного ужина, — вмешался Джем-Робин. — Но могу тебя заверить, дочка: недовольной ты не останешься. — Но до главного подарка тебе придётся отметить ещё шесть именин, — сказал Глоссарик, о присутствии которого Скайвинн уже почти успела забыть. Не дожидаясь ответа от её дочери, он нырнул обратно в Книгу Заклинаний, и страницы тут же захлопнулись сами по себе. — Он говорил о твоей палочке, мама? — Солярия протянула руку к палочке, которая лежала в двух футах от края стола. — Я получу её, когда мне исполнится четырнадцать? — Верно. Так велит древний обычай. — Скайвинн взмахнула рукой, и палочка, взлетев со стола, оказалась в её ладони. Джем-Робин улыбнулся дочери. — Во всяком случае, ты можешь не беспокоиться на этот счёт. Ты-то уж точно получишь палочку в четырнадцать лет, а не в семнадцать, как твоя мама. — А раньше можно? — неожиданно спросила Солярия, глядя на мать вместо отца. — Я ведь уже большая, даже выше, чем ты! Слова эти полоснули по сердцу Скайвинн острым мечом. В свои восемь лет она доставала едва ли до груди теперешней Солярии и всегда была хрупкой, как былинка. Даже когда она достигла нужного возраста, голос её оставался тихим и тонким, движения — суетливыми. Все балы Серебряного Колокольчика с её участием неизменно превращались в посмешище для чужеземных принцев и принцесс. Наряды Скайвинн своей красотой и роскошью легко затмевали любой другой — старания Королевы Гламура, — но это служило ей слабым утешением. Дип Келпботтом, которого мать спустя несколько лет прочила ей в женихи, то и дело наступал ей на ноги; в ручищах Агнара Йохансена она чувствовала себя стеклянной игрушкой, которую этот варвар мог раздавить без всякого труда. Скайвинн мужественно терпела эти пытки, потому что так ей велел долг, но по вечерам, сидя у горящего камина, не могла сдержать своей горести. «О Урания, за что ты наделила меня таким малым ростом?» — вопрошала она, глядя на пляшущий огонь. Незадолго до своего четырнадцатилетия она услышала разговор матери с Хэммондом Кателлом. Королева Лирика говорила что-то о скором празднике, о необходимости как можно более пышного торжества, но церемониймейстер умело обрубил все её надежды. «Представьте, какое это будет зрелище, если волшебную палочку получит девчушка лет десяти на вид, — сказал он, заставив Скайвинн нахмуриться до боли при этих словах. — Советую вам подождать ещё хотя бы два или три года, ваше величество: быть может, к тому времени ни у кого не будет повода посмеяться над принцессой». Её мать прислушалась к этому совету, но и Скайвинн запомнила слова Хэммонда. Ей довелось вспомнить их спустя пять лет, когда он во всеуслышание пел хвалу юной Королеве Часов и её многообещающим начинаниям. Тот совет ты дал не только моей матери, но и мне, Хэммонд. Пока я буду королевой, ни у кого не возникнет повода посмеяться надо мной. Гладкая, прохладная рукоять палочки в руке вернула Скайвинн в настоящее, к пытливому взору дочери и её вопросу. — Нет, Солярия. Ни одна принцесса не может получить волшебную палочку раньше четырнадцатых именин. — Как жалко… Хотела бы я знать, как будет выглядеть моя палочка. У тебя часы, у Джастина была трость… А у тебя будет не иначе, как меч, да простит меня Урания. — Пора идти на завтрак, — сказала она вслух, пресекая дальнейшие расспросы. Но Солярия не казалась разочарованной. — Мы с Альфонсом потом поедем в город гулять. Можно? — Конечно, дочка, можно, — улыбнулся Джем-Робин. Скайвинн оставалось только кивнуть в знак согласия. После утренней трапезы вся семья разошлась по своим делам. Солярия, как и хотела, убежала вместе с другом на конюшню, Джем-Робин пошёл во двор к рыцарям, королева Лирика и лорд Лансель решили сходить на прогулку в сад, и только Скайвинн не покидала замка. Из столовой она перешла в рабочий кабинет, взяв с собой Джастина. С недавних пор её сын начал знакомиться с государственными делами, разделяя в этом её собственные стремления. Принцу Баттерфляю не подобает зря прожигать жизнь, говорила ему Скайвинн, когда Джастину не было ещё и двадцати. К её радости, повзрослев, он действительно взялся за ум. Резной дубовый стол, знакомый Скайвинн до последнего узора, встретил её знакомой грудой бумаг. Послания, прошения, сметы, известия о делах разных земель — то, чем она привыкла жить ещё в молодости, часто засиживаясь в кабинете с утра до ночи. Около трети документов Скайвинн сразу же отделила сыну, зная, что он не сделает ничего, что могло бы вызвать её недовольство. Притом эта работа не предполагала жизненно важных решений, где цена за ошибку была бы слишком высока. Самые важные вопросы всегда рассматривались на заседаниях Верховной Комиссии — так повелось с незапамятных времён, с тех самых пор, когда Глоссарик создал этих пятерых, дабы те были верной опорой для Урании и её потомков в управлении государством. Она уже подписала несколько прошений, когда голос Джастина прорезал повисшую было тишину: — Взгляни на это, мама. — Сын показал ей письмо с гербом Уилмсвортов — снежным соколом с расправленными крыльями в небе. — Король Астелл шлёт тебе привет и справляется о твоём здоровье. Старый добрый Астелл. Этот туманный горец был одним из немногих её знакомых по балам Серебряного Колокольчика, кто никогда над ней не смеялся. Его отношение к Скайвинн не изменилось с течением времени, и когда они оба взошли на престол, он стал ей не просто соседом, но добрым другом. Не диво, что Джастин ещё в детстве так сдружился с его сыном Питером, столь же добродушным, как и отец. — Уилмсворты уже давно не гостили у нас, — припомнила Скайвинн. — Было бы неплохо пригласить их в наш замок на приём. — Если только в полном составе. Пи-Пи будет присутствовать сегодня на нашем праздничном ужине. — Твой друг? Зачем это ему? Джастин посмотрел на неё так, словно она обронила свою корону. — Он пожелал поздравить Солярию, мама. Как и прочие мои друзья. Надеюсь, ваше величество не станет возражать? — Не станет. — Если бы она отказала, это только зря уязвило бы Джастина. — Там, где Питер, там же будут и остальные, не так ли? — Разумеется. Я их всех пригласил. — Будет приятно повидать юного Дормонда. Я слышала, он наконец-то нашёл будущую княгиню Пристани Вечных Мук? — Да, — подтвердил Джастин. — И сделал блестящую партию, клянусь Уранией. Его невеста не только умна, но ещё и редкостная красотка. Даже и не скажешь, что ещё её прадед или прапрадед был из простых горожан или крестьян. Дай Урания, их с Сазмо будущие дети пойдут внешностью в мать, а лёгким нравом в отца. В его голосе прозвучали нотки зависти легчайшей, как летний ветерок, но это не укрылось от Скайвинн. — Питер Уилмсворт уже женат и стал отцом; Тинбенц Драйбоун женился год назад и вряд ли станет затягивать с наследником; Сазмо Дормонд недавно обручился… — Про Уиззбага и говорить было нечего. — Среди твоих друзей ты один ещё не устроил свою судьбу, сынок. Быть может, тебе стоит прислушаться к бабушке? — Сама Скайвинн не питала неприязни к аранейцам, но её мать определённо была в чём-то права. Сын посмотрел ей в глаза, гордый и в то же время несчастный. — За три года я вполне убедился в своих чувствах к Реклюзе Спайдербайт. Ты меня знаешь, мама: скороспелый брак не для меня. И я бы охотно попросил её руки и сердца, если бы только… — Не опасался отказа со стороны её родственников? — договорила Скайвинн за него. — Как бы прискорбно ни было это признавать, ты сам загнал себя в эту ловушку, Джастин. Ты не должен был настраивать против себя Синью Спайдербайт. Такие, как она, не прощают оскорблений. — Знаю. Я порчу всё, не считая работы с бумагами, правда? Но удержаться от того, чтобы не поддразнить Ледяную Паучиху, на редкость трудно, если только её не бояться. Я и не удержался. Впрочем, даже если бы я захотел принести ей извинения, она всё равно не примет их. — Не примет. — Скайвинн достаточно знала эту суровую, фанатичную, обезображенную недугом девушку, чья гордость была выше Большой башни. — Но и пожениться тайно мы не сможем. — Джастин прокрутил в пальцах перо. — Будь мы оба простолюдинами, это не составило бы труда, но отпрыскам двух королевских династий этот путь заказан. Если бы всё дело было только в вашем происхождении… — А что сама Реклюза? Она хочет замуж за тебя? — Если бы не хотела, я бы уже давно сам от неё отказался и посоветовал найти более подходящего жениха. — В таком случае вам следует открыться её семье. Обоим. — Скайвинн нарочно выделила последнее слово. — На чьей стороне их родители — Синью или Реклюзы? — Скорее Реклюзы, но лишь потому, что слишком любят её. Хотя, с её слов, это не мешает им советовать ей присмотреться к другим кандидатам, родом из Паучьего Леса. — Вот и перестаньте встречаться в тайне от них, если вы оба уже укрепились в своей любви друг к другу. Попроси у них руки и сердца своей избранницы, как ты и хочешь, а остальное отдай на волю Урании. Губы Джастина дрогнули в улыбке. — Если Урания когда-то свела тебя с отцом, хотя это и казалось невозможным, надеюсь, она устроит и мою судьбу. — Аминь, — с чувством сказала Скайвинн. — Но что ты будешь делать, если тебе откажет не только сестра Реклюзы, но и её родители? — Если сама Реклюза согласится, я надеюсь, мне будет позволено сыграть свадьбу в Замке Баттерфляев? — отвечал Джастин вопросом на вопрос. — Где бы ни прошла ваша свадьба, она будет невозможна, если вы не устраните главный камень преткновения. Аранейская принцесса не может стать женой мьюнианского принца, не приняв его веру, сынок. Мы обмениваемся свадебными поясами и кольцами, проведя огненный обряд, а не преклоняем колени перед покрытым укусами жрецом, чтобы он скрепил наши руки паутиной. Она знала, что Джастину это известно не хуже неё самой, и всё-таки подчеркнула это. В душе Скайвинн не была уверена, осмелится ли Реклюза Спайдербайт на такой поступок из любви к её сыну. Аранейцы всегда смотрели свысока на уранийцев, и причина тому терялась в глуби веков. Даже иногда вступая в брак с мьюнианцами, они крайне редко перенимали их религию, а о случаях, когда бы это произошло по доброй воле, Скайвинн и вовсе слышать не доводилось. — Я скажу ей об этом, — спустя несколько мгновений произнёс Джастин. Вдруг он рассмеялся. — Если Реклюза даст согласие, может, это хоть немного собьёт спесь её сестрицы по отношению ко мне. «Нечестивец» — так она меня называет. — Он снова издал почти мальчишеский смешок. — Скорее она возненавидит тебя ещё больше, чем сейчас. Она горда и щепетильна до крайности, сам знаешь. Не удивлюсь, если она даже не придёт на вашу свадьбу. — Тогда я возблагодарю за это Уранию. Её отсутствие только украсит торжество. — Джастин вновь рассмеялся, но затем, напустив на себя серьёзный вид, вернулся к документам. Скайвинн смочила в чернильнице уже высохшее перо и последовала примеру сына. Они провели за делами почти весь оставшийся день, прерываясь разве что на обед, и лишь незадолго до ужина отправились в пиршественный зал, где полагалось отмечать крупные праздники, в том числе именины членов династии. Там уже сидели почти все, кроме них. Отец, мать, Джем-Робин, сэр Ловкач, даже двое друзей Джастина… Недоставало только самой Солярии и Альфонса. Пи-Пи и Тинбенц уже сидели за столом, как и остальные, но при виде Скайвинн поспешили тут же встать на ноги и поприветствовать её, как того требовал этикет. — К-королева Скайвинн, — выдавил без пяти минут король Туманных Гор. — Н-надеюсь, вы в добром з-здравии? — Милостью Урании, Питер. — Чтобы смотреть ему в глаза, Скайвинн пришлось запрокинуть голову выше обыкновенного, и это втайне раздражало её. — Как дела у твоей семьи? Пи-Пи тряхнул косматой черноволосой головой. — Всё в п-порядке, хвала Урании. Элеонора осталась в з-замке с н-нашим сыном, но п-передавала вам поклон и п-поздравление вашей принцессе. «Мне-то оно зачем?» — подумала Скайвинн, но оставила при себе этот вопрос. — Передай своей жене мою благодарность, Питер. — Присоединяюсь к поздравлениям Пи-Пи, — вставил Тинбенц. Пока Скайвинн беседовала с его другом, он уже успел поздороваться с Джастином. — Где же именинница, ваше величество? — В городе, на прогулке. — Сын избавил её от лишней необходимости отвечать. — Но про неё я знаю, а где Сазмо и Уиззбаг? Помнится, ты обещал мне, что вы прибудете вместе, вчетвером. — Сазмо как раз отправился за нашим старым другом на Мусорный Пляж. Полагаю, они прибудут с минуты на минуту. За дверью действительно послышался шум, но то был шум не от портала, а от чьих-то резвых и громких шагов. В зал почти вбежали Солярия и Альфонс, но если в последнем не было ничего примечательного, то вид Солярии заставил королеву почти неслышно поперхнуться. Её рыжая коса теперь свисала из-под большого разноцветного венка, сплетённого кем-то из полевых цветов, что в изобилии растут за городом. Воспитанник замер перед столом и учтиво поклонился всем присутствующим, но принцесса была слишком возбуждена. — Смотрите, что мне подарил Альфонс! — объявила она во всеуслышание, тронув пальцем свой венок. — Он сплёл его мне, пока мы гуляли за пределами Стампгейла. Красиво, правда? А ещё мы… Скайвинн чуть подняла руку с палочкой, заставив остальных промолчать. — Очень красиво, Солярия. Но будущей королеве не пристало опаздывать на праздничный ужин, тем более когда он устроен в её честь. Искренне надеюсь, что ты примешь это к сведению и впредь не станешь забывать о своём долге, — отчеканила она. — Долге? — обескураженно повторила дочь. — Мы просто задержались в городе… Джастин положил руку Скайвинн на плечо и подмигнул своей сестре: — Ничего страшного, Солярия. Лучше посмотри, кто явился тебя поздравить. — Он указал подбородком на Пи-Пи и Тинбенца. На сей раз первым заговорил герцог Драйбоун. — Мы с Пи-Пи сердечно поздравляем тебя с именинами, юная принцесса Баттерфляй, — проговорил он голосом смешливым, но вежливым. — Благодарю, Тинбенц, — неожиданно важно молвила Солярия, склонив голову истинно королевским жестом. — А что же мой дедушка? — Альфонс до сих пор ещё робел в присутствии высоких особ, несмотря на свои четырнадцать лет, и потому никогда не заговаривал раньше подруги. — Он прибудет поздравить Солярию? Ответом на его вопрос послужил портал, который прорезался в трёх ярдах от стола. Из него почти вывалился пухлощёкий Сазмо Дормонд с неизменной золотой цепью на широкой груди. Подземному князю сопутствовал трясущийся зеленовласый старик в красном фраке, вместо ходунков он опирался на трость. По причёске в форме шляпы в нём без труда можно было опознать Уиззбага. — Моё почтение, ваше величество, — медовым голосом произнёс Сазмо, отвесив поклон сразу за двоих. — Надеюсь, вы в добром здравии, как и ваша отважная принцесса. — Милостью Урании, Сазмо. — Язык у него хорошо подвешен, надо отдать ему должное. — Здравствуй и ты, Уиззбаг. Как твоё здоровье? — Пошаливает немного, но на покой я пока что не шобираюшь. Шпашибо, что шправилишь обо мне. Дальнейшие слова прервал Альфонс, почти подбежав к старику. — Здравствуй, дедушка. — Он обнял его крепко, но осторожно, и попутно обнаружилось, что он выше деда на целую голову. — Я так рад, что ты тоже здесь! — Я тоже рад, мой мальчик. — Уиззбаг обнял внука в ответ. — А это что жа прелешть в венке? — Это мой венок, — пояснила Солярия. — Мне его Альфонс подарил. — Прекрашная работа, — с улыбкой повторил Уиззбаг. — Тебе очень идёт. Да благошловит тебя Урания, моя принцешша. — Аминь, — ответила Солярия так похоже на Скайвинн, что королева невольно передёрнула плечами. — Ну довольно! — вмешался лорд Лансель, стукнув кубком вина по столу. — Признаться, меня уже порядком утомили эти церемонии. Мы будем наконец ужинать или нет, а, Скайвинн? Этак можно и с голоду помереть, не дождавшись самого главного, хе-хе. Резкость отца заставила Скайвинн опомниться. По её знаку все, кто стоял на ногах, двинулись к столу. Трапеза была сытной, но не изобильной. Будь это День Пня или День Мьюнезависимости, ужин вышел бы намного роскошнее и продолжался бы до самой ночи, но сегодня было совсем другое дело. Не прошло и часа, когда все самые сытные кушанья оказались съедены и даже от десерта — громадного кукурузного торта — почти ничего не осталось. Солярия к тому времени успела вся извертеться на своём стуле, заставив его опасно трещать, однако и словом не выдала обуревавшее её нетерпение. Скайвинн, наблюдая за дочерью с торца стола, не могла не отметить про себя её выдержку. Наконец Джем-Робин решительно встал и первым обратился к Солярии: — А теперь настало время вручать подарки! Уверен, они придутся тебе по душе. По его примеру из-за стола также вышли и все остальные. Скайвинн прокрутила палочкой в воздухе, и из-под длинной, чуть ли не до пола, голубоватой скатерти с бахромой вылетел первый подарок. Солярия ловко поймала его, и глаза её немедля засияли, как два маленьких солнца. — Седло? Моё собственное седло для верховой езды? — заулыбалась она. — О, папа, это так здорово! — Ручаюсь, оно понадобится тебе уже скоро, когда придёт время объездить твоего Воронка, — улыбнулся в ответ Джем-Робин. — Это общий подарок от нас с матерью, — добавил он немного поспешно, чем вызвал у Скайвинн тихий вздох облегчения, но Солярия пропустила это мимо ушей. Джастин шагнул вперёд, перенимая очередь от отца, и Скайвинн всё так же молча извлекла из-под стола его подарок. Высокие узкие сапоги из кожи тенерийского мархора, с наведёнными на них золотыми полосками и на пару дюймов загнутыми носками, глухо стукнулись об пол возле именинницы. — Это мой тебе подарок, сестрёнка, — тепло усмехнулся Джастин. — Наши кожевники постарались на славу, отделав их этими полосками. Нравится тебе? Улыбка дочери не оставила Скайвинн сомнения, что уже завтра она будет щеголять именно в этих сапогах. Но сейчас была очередь третьего подарка — от её собственных родителей. Зная свою мать, Королева Часов ожидала увидеть пышное платье, подобное тем, в каких она сама некогда танцевала на балах Серебряного Колокольчика, но очередной взмах палочки развеял эти догадки. В руках Солярии очутилась атласная туника, цветом своим напоминавшая спелую кукурузу, и шёлковые шаровары оттенка киновари. — Это тоже наш общий подарок, хе-хе, — пояснил отец. — В нём, правда, на войнороге не поскачешь и мечом тоже не помашешь, зато сгодится для торжественных случаев. Я всё-таки уговорил Лирику, хоть она и отказывалась поначалу. Хвала Урании, что всё-таки уговорил. Платье скоро оказалось бы изорвано, или же моль уничтожила бы его в шкафу. Скайвинн послала отцу, а затем и матери одобрительную улыбку. Следующим был черёд сэра Ловкача, преподнёсшего Солярии тренировочный меч искусной работы, который пришёлся бы по руке и взрослому рыцарю. Рукоять его была покрыта белой эмалью, и с обеих сторон её украшали молнии — такие же золотистые, как полосы на сапогах, такого же вида, как отметины на щеках принцессы. Пи-Пи вручил ей изящный браслет — тоже из золота, но изукрашенный рубиновыми каплями. От Тинбенца Солярия получила великолепные перчатки из паучьего шёлка — в Мьюни такая вещь стоила бы дорого даже для королевы. Сазмо презентовал изящную мраморную статуэтку в виде единорога, вставшего на дыбы. Все подарки, кроме браслета и меча, Солярия после благодарностей передавала Альфонсу, отчего тот в конце концов стал представлять собой весьма занятное зрелище. Когда под столом и в руках у гостей больше не осталось подарков, все взоры обратились к Уиззбагу, и тот, кряхтя, полез в карман своего фрака. Скайвинн не ожидала, что старик с Мусорного Пляжа может преподнести принцессе что-то столь же великолепное, и предчувствия её не обманули. На иссохшей ладони Уиззбага красовался всего лишь деревянный кораблик, вырезанный с большим старанием, но по виду не сравнимый ни с перчатками Тинбенца, ни с браслетом Пи-Пи. — Что это? — Солярия с интересом приблизилась к Уиззбагу, опустив меч лезвием вниз. — Подарок тебе на именины, моя принцешша. — Уиззбаг протягивал ей кораблик с таким видом, словно тот был сделан из серебра. — Жнаю, он не шравнитшя ш другими вещами, которые уже преподнешли тебе, да вот хотя бы ш этим мечом… но надеюшь, он не хуже того венка, что шплёл мой внук. Вше эти подарки, бежушловно, прекрашны, и вше они не раж тебе пригодятшя… а этот кораблик, вожможно, принешёт не только крашоту и польжу, но и немало радошти. Ты всегда был большим мудрецом, Уиззбаг, думала Скайвинн, слушая его шамканье. В своё время, задолго до рождения Солярии, она с недоверием отнеслась к дружбе своего сына с крестьянским стариком, но узнав его поближе, сменила гнев на милость. И дальнейшие годы только доказали её правоту. Солярия протянула свободную руку и приняла кораблик так аккуратно, словно боялась сломать. — Какой красивый… — неподдельно восхитилась она. — Ты сам его вырезал, Уиззбаг? Для меня? — Конечно. Ты ведь не только шештра Джаштина, но и подруга моего дорогого Альфонша, а это ишшо более ценно для меня. Дай Урания, в швоё время ты шделаешьшя великой королевой. Щёки Солярии стали красными, как рубины на её браслете. — Аминь. Спасибо тебе, Уиззбаг. — Она прижала кораблик к груди и вернулась назад к Альфонсу, не решившись сказать нечто большее. Даже издалека Скайвинн разглядела, что теперь полыхают не только её щёки, но и отметины на них. Королева Лирика, против обыкновения ни разу не вмешавшаяся в чужую беседу, стояла у окна, где сумерки уже готовы были уступить место ночи. Как только Скайвинн устремила свой взор на неё, мать грациозно махнула рукой: — Идите все сюда! Скорее, скорее! Джем-Робин приблизился к ней раньше остальных. — Что такое, миледи? Кто-то вот-вот нападёт на замок? Мать только фыркнула, вынудив Скайвинн напрячься сильнее, чем если бы замок действительно окружили монстры, и торопливо приблизиться к окну. Снизу раздался треск, шипение — и к небу взметнулись огненные вспышки фейерверков. Красные, зелёные, голубые, оранжевые огоньки мешались друг с другом, складываясь в самые причудливые узоры и цветы. Все прилипли к окну, с разинутыми ртами любуясь на это живописное зрелище. Первой дар речи обрела Солярия. — Ты всё-таки велела устроить для меня фейерверк, бабушка? — Разумеется. — Мать поправила расписную шаль на своих не по-старчески изящных плечах. — Разве я могла оставить свою дорогую внучку без столь прекрасного подарка? Вместо ответа Солярия одним прыжком очутилась подле неё и крепко обняла, как ещё утром обнимала Скайвинн. Она делала так нечасто, и королева Лирика охнула от удивления, но уже в следующий миг прижала внучку к себе. Вдохнув аромат так и не снятого венка, она запечатлела осторожный поцелуй на её рыжей макушке. Фейерверк продлился не дольше пяти минут, но его яркость и красота поразили всех в пиршественном зале. Лишь когда в ночном небе погас последний распустившийся цветок, гости попрощались и, ещё раз поздравив Солярию, удалились через порталы к себе домой. В замке остался только Уиззбаг, которому Скайвинн решила выделить на ночь отдельные покои. Джастин ушёл его проводить, и Альфонс с Солярией увязались за ними. — Мы тоже пойдём к себе, Скайвинн, — сказал отец, когда в зал зашли четверо слуг и принялись убирать со стола. — Пусть наши люди в вулкане спокойно поспят этой ночью, хе-хе. Утром мы с твоей матерью возвратимся на Малпар. — Даже не позавтракаете? — удивился Джем-Робин. — Долго ли щёлкнуть ножницами измерений, Робин? Да и засиделись мы тут, по правде говоря. На Малпаре нам подадут завтрак не хуже, хе-хе. — Спокойной ночи. — Скайвинн обменялась поцелуями сперва с матерью, потом с отцом и ушла в собственные покои, сопровождаемая Джем-Робином. По пути она пересказала ему свой разговор с сыном, и муж всецело поддержал её советы. Наутро, ещё до завтрака, они зашли в покои её родителей, чтобы потом позвать горничных для уборки, но увиденное заставило её замереть, точно путник, увидевший септарианца. Отец с матерью не только не вернулись на Малпар, но ещё и не встали с постели. Лорд Лансель возлежал на спине с видом человека, отдыхающего на морском берегу, а мать устроила голову на его обнажённом плече. Лица обоих светились блаженными улыбками. — Миледи, милорд? Разве… почему вы не на Малпаре? — Джем-Робин говорил путано, но Скайвинн вряд ли спросила бы лучше. Мать неторопливо повернулась в его сторону. — Мы так и намеревались, Робин. Но вчера мы так поздно легли… что проснулись позже, чем хотелось бы. — Она скользнула рукой по груди отца, скрытой под одеялом, и Скайвинн поняла, что мать имеет в виду. О Урания, помоги мне. Было слышно, как Джем-Робин шумно сглотнул. — Тогда… возможно, вы присоединитесь к нам за завтраком, миледи? Мать замялась, и вместо неё ответил отец: — Немного позже. После этой ночи мне понадобится ещё часок, чтобы силы вернулись, хе-хе. — Он цокнул языком и обратился к Скайвинн: — Не возражаешь, Скай, если мы задержимся в замке ещё ненадолго? Скажем, дней на пять. — Не возражаю. — Скайвинн развернулась и резким шагом покинула спальню, слыша, как муж направился вслед за ней. «Всемилостивая Урания, придай мне сил…» — снова взмолилась она.