Жертва обстоятельств

      Взбешенный ученый, ведя меня по коридорам моей темницы в виде фабрики, не проронил ни слова. Его хватка была не сильной, но и не слабой. Наконец, мы добрели до уже знакомый мне мастерской, но задерживаться там надолго не стали. Он отодвинул висящую ткань и перед моим взором предстала ещё одна металлическая дверь, которую я раньше не видела. Он открыл ее без особых усилий, резко дернул меня за руку, загоняя в помещение, а затем закрыл дверь, уходя.       Я опять осталась одна, с полным отрешением в глазах и мыслях, даже не успев о чем-либо подумать. «Почему он меня не убил на месте. Или готовит более изощренную пытку, потому что сбежала»       Голова предположила, что это будет моя последняя трапеза, и я решила наплевать на все, пусть уже избивает, или вышвыривает к своим роботам, плевать. Мне не сбежать отсюда. Никогда. Я просто не смогу, сплошной ядовитый туман, ликаны, чокнутые вампирши, которые жаждут моей смерти, и тотальное отсутствие понимания местности. Я просто не знаю, куда мне идти.       Я сбросила с плеч сумку, оглядывая комнату. Она явно была лучше моей, тут было более менее чисто, но строго. Крупная деревянная кровать, приставленная боком к стене, была из добротной древесины, что удивительно, ведь здесь все было из металла. Так же было несколько шкафов с потрепанными книгами и чертежами. Я повернулась в другую сторону, где была еще одна приоткрытая дверь, аналогичная по расположению моей старой каморке. Это было похоже на водосток с краном и прочими элементами, напоминающими туалет с душем, выполненными в стиле ржавеющей фабрики.       Из моих растрепанных волос выпало два куска земли, кожа ощущалась грязной в слоях травы и прочей драни, я посмотрела на сочащуюся кровью рану на лодыжке, видимо, железная педаль порезала мне ногу при падении.       Еще одна футболка пришла в негодность, пришлось достать последнюю чистую нетронутую вещь — белую отцовскую рубашку, которую я украла у него перед отлетом. Я вдохнула чистый хлопковый запах, еще с намеком на мой любимый порошок.       — Неплохое платье на мой последний день, — я сбросила с себя вываленные в земле вещи, а затем шагнула под теплую воду.       Ногу сильно щипало от попадания на нее воды, но мне нужно было вымыть всю грязь из раны. Стекающая с меня мыльная жижа наконец стала чистой, что послужило знаком выходить.       Кровь не останавливалась и это пугало, надо было срочно что-то делать. Кое-как я нацепила на себя длинную рубашку, доходящую до середины бедра, не взирая на боль в ушибленном локте.       Ноги, хромая, донесли меня до кровати, на которую я громко плюхнулась, ища в сумке аптечку. Мокрые волосы мешали обзору, что выводило меня из себя.       — Да где же чертов спирт! — я нервно дергала за собачку молнии.       Но тут входная дверь в комнату отворилась, я не видела кто вошел из-за темной стены волос перед глазами. Я попыталась их убрать, рассматривая входящего немца и пытаясь понять, что у него на уме, но видела лишь железную коробку в его руках, облаченных в перчатки.       Он грузно подошел ко мне, своей силой подтягивая металлический стул.       Усевшись, мужчина открыл коробку со склянками, параллельно освобождая длинные и плотные пальцы от черной кожи.       Его рука потянулась к моей раненой ноге и рывком уложила ее на свое колено.       — Ай!       — Заткнись! Я и так еле сдерживаюсь, чтобы не выкинуть тебя отсюда, — он открыл первую бутылку с прозрачной жидкостью, и рана тут же зашипела.       Я стиснула зубы, пытаясь сдержать свои писки.       — Тебе жизнь вообще не дорога? Думаешь, самая умная? Нашла двухколесную хрень, думая, что пересечешь всю деревню, — он приставал вату к ране, от чего я еще сильнее вцепилась в ткань покрывала.       — Тише… — буркнул он. — Да еще и ногу распонахала, — он потянулся за бинтами, но тут же дернулся всем телом. — Почему ты не сказала, что убила двух дочерей Димитреску?       — Как-то к слову не пришлось… — я подняла взгляд на его седеющую копну жестких волос.       — Ах к слову не пришлось, — его руки тщательно бинтовали мою лодыжку. — Они тебя ищут, дорогая, так что теперь ты уж точно заперта здесь, иначе станешь обедом. И не зли меня больше, иначе… — его рука резко замахнулась над моим лицом.       Я испугавшись зажмурилась, поднимая руки, пытаясь защититься, но удара не последовало.       Я открыла один глаз, смотря на ошарашенного немца, у которому в занесенную руку прилетели ножницы. Ими он собирался отрезать бинты.       — Ты адекватная? — его бровь приподнялась, пронзая меня своими светлыми глазами.       — Я… я просто… Ты не собирался меня бить?       — Я похож на последнего урода?       — Нууу…       — Согласен, но я не бью женщин и детей, если они не угроза моей жизни, конечно, — он усмехнулся.       Он потянул мою ногу, проверяя на растяжение.       — Привычно защитилась, — он опять посмотрел на меня, разглядывая лицо. — Тебя избивали… Ведьмы и Гигантская сука?       Я замолчала, вспоминая, как неоднократно получала в плену за малейшие слова или же просто когда дочерям хотелось повеселится.       — Моей подруге повезло меньше, моей кровью хотя бы брезгали…       — Правда? — Гейзенберг был весьма удивлён. — Причина?       — Курево.       Его громкий смех наполнил комнату, пока правая рука мужчины подала мне сигарету, параллельно зажигая ее.       Я смачно затянулась, вызывая немецкую улыбку с крупными зубами.       — Никогда б не подумала, что сигареты спасают жизни, — я усмехнулась. — Зачем ты пошел за мной? Мог бы оставить умирать.       — Лень искать другую служанку.       — Врешь, Карл.       Мужчина осекся от произношения мной его имени, его пальцы забрали у меня сигарету.       — Я не самый лучший работник. Любая девка из деревни справится лучше меня, я же сама ем то, что готовлю. Хуже только козлиная моча.       Только он приоткрыл рот, чтобы съязвить, я перебила его.       — Нет, я не знаю, какая на вкус козлиная моча. Просто догадка.       Мужчина мне не отвечал, просто рассматривал повязку на моей ноге. Я все так же нагло пялилась, смотря в его глаза, которые тщательно избегали моего взгляда. «Ты будешь отвечать на поставленный вопрос? Я не поверю, что у этого наглеца закончились слова»       — Ты до сих пор не сняла швы, — он указал на мое заклеенное бедро, просверленное его дурацким роботом.       — Я не обладаю хирургическим образованием, чтобы удачно снять швы.       — Для этого не нужно… Ай, — он махнул рукой, — проще самому сделать, — тонкие ножницы показались около моего бедра.       Он придвинулся ближе, полностью нарушая мое личное пространство, отодвигая мою ногу, демонтируя своему взору заживающую рану с парой черных ниток, торчащих из кожи.       Крупные пальцы сжали внутреннюю сторону бедра, ножницы отрезали швы. «Слишком близко»       Теплое дыхание обдало кожу, лицо начало гореть, а мои ногти впились в покрывало. Я видела, как моя грудная клетка вздымалась от каждого движения ножниц.       — Почему дрожишь?       — Не дрожу.       — Врешь, Маришка.       Он закончил срезать последнюю нитку.       — Ты не такой как они. Ты же здесь тоже не по своей воле?       Гейзенберг расправил плечи, откидывая инструменты и ставя мою ногу на пол, но при этом не убирая руку с бедра, продолжая зажимать мой шрам.       — Вот я и ответил на твой вопрос, почему я не бросил тебя там. Мы одинаковые. Ты сопротивляешься, борешься, пытаешься.       — А ты борешься? Ты хочешь уйти? — я накрыла его руку своей, наконец дотронувшись до него сама.       — Каждый чертов день, — он придвинулся еще ближе, поднимая на меня свои пустые светлые глаза, обрамленные морщинами. Шрамы на лице говорили о многом, у нас с ним одна цель, одна проблема, просто он здесь дольше. Меня безумно тянуло к нему, но я не понимала почему. Все встало на места. Он не хозяин тюрьмы, он просто мой сокамерник. Бывалый заключенный, а я — вновь прибывший юнец.       — Ты такая же жертва обстоятельств, как и я…       Его рука с силой сжала мое бедро, что вызвало тихий вздох и мои поднятые брови.       — Все решения совершаем мы, ты для своей жизни, я для своей. Только ты решаешь, не обстоятельства, — вторая рука мужчины взяла мое лицо за подбородок, опуская его на ровную прямую со своим. — Сейчас решаешь ты или обстоятельства?       Я грузно дышала, приоткрыв рот, тратя все силы, чтобы сдерживать натиск его пронзительных глаз. Выдавала лишь дрожь в ногах, комок в горле и в животе сдавливал тело, пара подсохших коротких прядей волос упала на лицо.       — Я решаю.       Он медленно потянул уголок губ, на котором был шрам. Морщины на потрепанном лице разгладились, его сила буквально вырывалась из него самого, он был уверен во всем, в своих действиях, жестах, словах.       — Так ты решишься или… — он убрал руку с подбородка.       Я не выдержала. Мои ладони сомкнулись на его щетине, притягивая его лицо к себе. Я снова ощутила этот металлически привкус губ. Разряды тока ходили по его телу и передавались мне. Я еще крепче сжимала грубую кожу мужчины, никогда не ощущав прежде на своих губах жесткость и мягкость одновременно, всегда были гладкие губы, гладкие щеки, нежные руки, но не сейчас.       Гейзенберг крепче сжал внутреннюю сторону бедра, поднимаясь выше. Я приоткрыла рот, тихо выпустив горячий воздух. Его язык тут же проник в меня, слишком мокро, слишком грязно, как в последних извращенных фантазиях перед сном. Его рука сомкнулась на моей шее, большим пальцем поглаживая гортань вверх и вниз, вверх и вниз, сильнее лаская кожу. Его напор становился яростнее и тяжелее. Я задыхалась, дышать стало невозможно, от него исходил невероятный жар, который стягивал все нервные окончания на моем теле, заставляя их пульсировать.       Мои руки сместились на волосы, сжимая их у корней. Кровать скрипнула от его напора. Я ощущала его грудь, она постоянно поднималась от коротких вдохов и тихого сопения. Он сильнее сжал шею по бокам, нажав на нужные точки. Моя голова непроизвольно откинулась назад, его рука сместилась на затылок, а губы коснулись подбородка, затем шеи, заставлялся глаза совершить полный оборот глазницах.       Спина выгнулась навстречу наглому немцу, пока вторая рука не могла насытиться пытками над моим израненным бедром, задирая выше белоснежный хлопок рубашки. Колючие жаркие поцелуи отпускались ниже, язык коснулся основания шеи и начала ключиц. Рука бросила истерзанную сжатиями ногу и дернула ворот рубашки, оголяя плечо.       Грубые губы, заметив новую территорию, тут же принялись оставлять на ней свои следы. Кожа втягивалась в его рот бесщадно, немец желал оставить яркий багровый след мужского присутствия. Он дернул мою одежду сильнее, но пуговица помешала оголить ещё один участок моей покрытой мурашками кожи.       — Карл, — я успела поймать его губы, но потом вновь отпустила, откидывая голову. Его рука тут же подхватила затылок, сжимая уже мои растрепанные волосы. — Ты торопишься…       — Я и так долго держался… — опять поцелуй. — Прости, — он хотел отстраниться.       — Нет, не останавливайся, — я опять вернула его губы на свои. — Просто, просто… — я не нашла оправданий. — Продолжай.       — Ты ужасно не логичная, женщина.       — Заткнись!       На моих словах его руки дернули еще одну пуговицу, которая все же поддалась его напору. Левая грудь ощутила жар помещения. Я все больше и больше обнажалась перед ним. Мужская рука скользнула между телом и рубашкой, пододвигая меня ближе к себе, губы находились в опасной близости от затвердевшего соска, но он не начинал, пока моя спина добровольно не капитулировала, прогибаясь в его сторону. Теплый язык коснулся кожи, пока щетина резала и терзала меня. Грубый укус прошелся импульсом по всему телу, заставляя возмущенно простонать сквозь закусанные губы.       Язык кружил вокруг соска, изводя мои нервные клетки. Бедра самопроизвольно раздвинулись, и мужчина уловил этот момент, подхватывая меня за задницу, укладывая дальше на кровать. Я чувствовала, как проминается весьма жесткий матрас от его тяжелого тела.       Гейзенберг опять навис надо мной, словно огромная птица, закрывая широкими плечами весь свет. Пальцы ловко справились с остальными пуговицами, распахивая белую ткань посередине, оставляя обнаженный живот. Я чувствовала его улыбку на своем теле, когда он спускался ниже, а затем вновь возвращался к шее со своими укусами.       Этот грубый и неотесанный мужлан был гораздо инициативнее моих интеллигентов. Я не могла выдержать мысль, о своей открытости в одиночку, я безумно хотела увидеть его тело, провести рукой по груди, возможно оставить свой след.       Я приподнялась, самостоятельно целуя щетинистую скулу, бесцеремонно справляясь с каждой пуговицей его проклятой серой рубашке.       Я каждым новым движением, мне все больше открывались смуглая блестящая кожа, усыпанная глубокими шрамами и рубцами. «Боже»       Мои пальцы коснулись яркого бугра на груди, мужчина не дрогнул, продолжая изучать мои движения. Его напряженное тело, массивное и прочное, тяжело дышало, напрягая внушительные мышцы. Моя рука скользила по коротким волосам на его груди, от шрама к шраму, стараясь прочесть все, что он ощущает и чувствует.       — Может тебе экскурсию провести? — он напыщенно сбросил с плеч льняную ткань. Я только хотела отрыть рот, как его длинный палец оказался у моих приоткрытых губ.       — Не хочу слышать от тебя сейчас ничего, кроме стонов и моего имени в них.       Солоноватые губы, отдающие табаком, опять завладели мной, вжимая меня в перину. Его рука рухнула с одной стороны от моего лица, пока другая проскользнула по скуле, огибая подбородок и спустилась ниже, проходясь по всем зонам шеи. Его кисть оставила два пальца истязать горошины сосков, каждого по очереди. Он грубо сжимал то одну, ту другую грудь, не пытаясь насытиться. Мой позвоночник изогнулся навстречу, потакая ему во всем, в каждом движении и просьбе.       Я распахнула ресницы, как только ощутила жесткие пальцы, забирающиеся под резинку уже потрепанного нижнего белья. Если раньше меня бы смущала эта неидеальность, то сейчас все было по другому. Он никогда не стеснялся, говорил и делал все то, что думал.       Бесстыдно его пальцы проскользили между половых губ, которые уже тонули в смазке от перевозбуждения. В результате грубых ласк, перед тем как я запрокинула голову на перину, я захватила взглядом его улыбающуюся физиономию. «Засранец»       Его пальцы скользили верх и вниз, едва касаясь клитора, дразня и оттягивавши момент, как самый настоящий садист он хотел, чтобы я мучилась, извивалась под его напором. Он жадно впитывал каждый мой стон, будто жизненно необходимый нектар. Колени тряслись, раздвигая ноги в стороны, с мольбой крича о своих желаниях. Гейзенберг погрузил в меня сразу два пальца, не взирая на мой гортанный яркий стон, который, наверняка, слегка оглушил мужчину. Мои руки не находили себе места, пытаясь схватить то простыни, то его оголенные смуглые руки.       Как только мужчина сместил свой большой палец на клитор, мое дыхание оборвалось. Его движение изводили, постоянно меняя темп, не давая мне ступить на одну прямую по достижении пика.       Теплое дыхание коснулась моего лица, самопроизвольно мои губы потянулась навстречу, но в ответ получила лишь его улыбку.       — Громче… — его шепот коснулся щеки. — Не смей работать в пол силы, дорогая, — его металлические губы коснулись моих, крепко сжимая и оттягивая на себя кожу.       Мои бедра сами насаживались на два длинных и крупных пальца, выбивая из груди стоны. Я схватила мужчину за шею, крепче сжимая руки и не спуская взор с его бездонных пустых глаз.       Низ живота сдавило, я чувствовала приближение разрядки, которое скапливалось в тугой ком, с каждым движением вырастающий внутри меня.       Но Гейзенберг вытащил из меня пальцы, лишая возможности эйфории. Я ощутила, как тепло рассосалось внутри, и холод пустоты сжал мои мышцы.       — Эй! — мой недовольный крик, заставил его улыбку вырасти еще больше.       — Не кипятись, — он поднес к своим губам влажные пальцы, касаясь подушечек языком.       Этот простой жест, заставил меня приоткрыть рот в тяжелом дыхании, не спуская с него глаз.       Пряжка ремня цокнула, возвращая надежду на снятие эмоционального напряжения, все махинации руками со своими брюками он выполнял не отрывая взгляда от моих глаз. Он просто прожигал и впитывал меня через зеркало души.       Гейзенберг навис надо мной, подхватывая рукой мое бедро, сильно сжимая, а затем, яркий шлепок обжог кожу.       Я отбросила голову, как тут нога ощутила возбужденный орган, который настойчиво дразнил мою кожу.       Я нетерпеливо потянулась к белью, желая снять так мешающую ткань, ноги раздвинулись сильнее, я сходила с ума от нетерпения и жара, окутавшего наши тела, его глаза горели похотью, черные зрачки заполнили всю светлую радужку немца так, что мужчина стал выглядеть хищно.       Я зачем-то опустила взгляд вниз. Мои глаза сильнее раскрылись, когда я увидела габариты, которые должны были сейчас оказаться во мне. Я просто не верила, что такая толщина и длина вообще могла существовать.       — Ну нет, он в меня просто не влезет, — я обратилась, к начинающему смеятся ученому.       — Влезет, — его губы опять завладели моими. — Сочту твою нерешительность за комплимент.       — Я серьезно. Я такие члены только в порно видела, и то не у европейцев, — я все так же ошарашено смотрела на Гейзенберга.       — За-мол-чиии, — прошептал он мне в губы.       Всего в один плавный толчок он разделил мое тело на две части. Я подавилась стоном, его неумолимые движения тут же задали бешеный ритм, грубый и дикий, которому я пыталась подражать. Сил говорить больше не было, мужчина прижимался и напирал все сильнее, кровать протестующе скрипела в такт нашим движениям.       Я ощутила пот, который выступал на моем лице. Жар усиливался, как и такт, с которым Гейзенберг вколачивался в меня сильнее. Я первый раз в жизни услышала мужские стоны, такие сдержанные и подавленные, которые выбивались из самой гортани.       — Ладно… ты была права… — он прислонил свой мокрый лоб к моему. — Слишком узко, — но он не останавливался ни на секунду.       Моя грудь подскакивала от каждого движения, я стонала не сдерживая звуки зубами, русский мат и имя этого чертового садиста вырывалось из груди практически с каждым толчком.       Он опять меня поцеловал, сжимая щеки руками, жесткая щетина царапала разгоряченную кожу. Я старалась держаться за его шею и спину, иногда жестко, иногда — мягко царапая ноготками покрытую шрамами кожу.       Его ладонь опустилась вниз, и пальцы коснулись разбухшего клитора, что вызвало искры в моих глазах. Я поняла, что на пике, стоны переросли в короткие крики.       — Давай…       Ещё одно движение рукой и скоординированный сильный толчок.       — Господи… Карл! — я закричала сжимая ногтями его кожу на спине, оргазм волнами окатил тело, от начала и до конца. Голова откинулась назад, продолжая ощущать накатывающие отголоски.       Но мужчина схватился за шею, толкнувшись последний раз, параллельно выходя из тела, ударяя своим стоном с хрипом мне в губы.       Теплая вязкая жидкость покрыла низ моего живота.       Еще несколько мгновений его рука удерживала свой вес надо мной, но вскоре она не выдержала, и его грузные плечи рухнули на меня, пытаясь отдышаться.       Я до сих пор не убирала своих рук со шрамов на спине Гейзенберга, который пытался отдышаться, чтобы заговорить, а ведь я знала, что он очень этого хочет, но тело запрещало ему это сделать.       Моя грудная клетка пыталась сделать вздох под ним, на сколько было возможно. Наконец, мужчина нашел в себе силы перевернуться на бок, а затем — на спину, в результате чего мои легкие сделали полный вздох.       Мои руки непроизвольно сместились себе на грудь, ловя бешеный ритм сердца. Внизу живота приятно тянуло, разряжая все тело от эмоций, накопленных за все эти дни.       — Жива? — раздалось справа.       — Если ты хотел меня убить, то тебе удалость, — я не двигалась, смотря в железный потолок, боясь пошевелится, ибо думала, что от каждого моего вздоха тело развалится. Опять его нагловатый смех раздался где-то сбоку. Он зашевелился, протягивая ладонь к моему плечу. Теплый палец коснулся мокрой кожи, ведя линию вверх, а затем переходя на мою руку, которая прикрыла грудь.       — Не поздно ли стесняться, — Гейзенберг, как ни в чем не бывало, легко улегся на два локтя, начиная разглядывать мое лицо. «Уже отдышался?»       Его рука продолжила слегка сжимать мою кожу, пока не добралась до следов мужского оргазма на моем теле. Он откуда-то сорвал кусок ткани, убирая за своими делами.       — Как-то теперь все странно, — проговорила я, повернувшись головой у мужчине.       — Почему?       — Я в плену и трахаюсь.       — Мы в плену и трахаемся.       Я пожала плечами. Теперь действительно так и было. Все изменилось, но тем не менее, все осталось по прежнему.       Я ощутила себя лишней, когда мужчина перевернулся на спину, зажигая сигарету. Мне показалось, что я проститутка, которая уже проводит лишние минуты в постели заказчика.       В моем понимании случайный секс не обязывал ни к чему, и я это понимала, и не питала каких-то дурацких надежд.       Я аккуратно привстала с кровати, стараясь сместить ноги на пол, но тут мой локоть схватила крепкая хватка, которая дернула тело назад, перекидывая на другой конец кровати, зажимая между собой и стеной.       — Опять сбегать собралась? Все еще не поняла, что все твои попытки свалить — проваливаются?       — Я думала…       — Надоела думать, — он ухватился под колено, подтягивая ногу на свой торс. Руки непроизвольно сместились на грудь мужчины. Я вдохнула его табачный запах с металлической ноткой, а пальцы зарылись в короткие волосы на груди, периодически задевая шрамы.       Его крупные пальцы продолжали сжимать мое бедро. Дым плавно валил из его уст. Удивительно, как быстро затыкался этот любитель поболтать, всего лишь стоило заняться с ним сексом. «Таким диким, животным сексом»       Воспоминая тут же накатили, и я невольно закусила губу, сжимая пальцы на его груди.       — Вспоминаешь? — усмехнулся Гейзенберг.       — Заткнись, — моя рука ухватила сигарету из его губ, делая затяжку.       Улыбка самопроизвольно образовалась на моем лице.       — Если так хочется, то давай повторим…       — Я не выдержу еще заход.       — Да ладно тебе, взрослая девочка же… — но тут он замолчал. — Скажи, что тебе больше восемнадцати.       Я громко засмеялась, чуть не подавившись сигаретой, на сей раз переворачиваясь на живот, подпирая руками голову. Сейчас мне достался такой шикарный шанс поиграть на его нервной системе, что я не могла это упустить.       Мой взор устремился на мужское ошарашенное лицо.       — Ну, вообще то нет, — я сделала затяжку, наиграно смущаясь. — Мы с подругой закончили девятый класс, вот нам родители и подарили путевку в Румынию…       — Так… — он действительно подскочил. — Быть не может, — он подозрительно прищурился. — Да, по тебе не скажешь, сколько лет, но… — он что-то увидел на моем лице. — Да ты пиздишь! Я залилась громким смехом, убирая бычок в металлическую чашку.       — Видел бы ты свое лицо, — я пыталась отдышаться, снова заливаясь смехом.       Но Гейзенберг решил отомстить, зарядив громкий шлепок по ягодице, который заставил сместиться хохот на стон.       Я замерла, туманно разглядывая крупные и грубые черты лица.       — Так все-таки… — он аккуратно просунул руку под мою голову, устраиваясь на спину. — Сколько тебе лет?       — Двадцать один, только институт закончила и в отпуск решила поехать… Зачем-то… Обстановку сменить.       — И как, сменила?       — Кардинально, — первый раз я усмехнулась над своим положением. — А тебе сколько?       Он вздернул бровь.       — Я хочу знать, я трахалась с пенсионером или нет.       — А со скольки лет наступает пенсионный возраст? — мужчина продолжал буравить меня взглядом.       — Шестьдесят пять вроде.       — Тогда с пенсионером.       — Ты не плохо сохранился, — я тихо поперхнулась.        Я, конечно, была уверена, что он в возрасте, но в моих догадках ему было максимум сорок-сорок пять, но не так же.       — Конечно. Я мутант, а мы надолго сохраняемся, — он тихо закрыл глаза.       Но тут я уже засомневалась, сразу в память пришла вампирша Димитреску, которая явно живет на свете больше сотни лет. Она существует за счет паразита Каду. И если она могла жить вечно, то и он может.       — Та железная бляха, — начала я, — что висела у тебя на груди. Она со времен второй мировой, мне дед рассказывал… — я потянулась к комку сброшенных вещей, ища в нем подвески Гейзенберга, и наконец нашла тот самый жетон.       — Eisb.Pz.Zg — я произнесла набитые буквы.       — Eisenbahn Panzer Zug — его немецкий был настолько мягок, гораздо нежнее его агрессивного английского.       — Дай вспомнить… — я вспомнила старые военные журналы, которые притаскивал отец. — Это же… как же его, — дурацкая старая немецкая шифровка. — Танковый батальон?       — Взвод, — он удивлено рассматривал меня. — Откуда ты знаешь?       — Не важно, — я тыкнула жетоном ему в лицо. — Это твой?       — Да, там даже моя группа крови указана.       Я опешила. Живя в замке у стодвадцатилетней вампирши, я себя чувствовала не так, как сейчас. То, что он воевал во вторую мировую, сбило меня с ног. Я пыталась собраться с мыслями, но единственное, что выдал мне мой мозг, было...       — Лейтенант? «На кой черт тебе эта информация?!»       — Старший лейтенант и командующий танковым взводом, — он усмехнулся. — Мало повода для гордости.       — Так, когда ты родился?       — 1925, — он не отводил от меня взгляда. — В пятнадцать меня изувечили Каду. Эта чертова сука! — он рассвирепел, но потом, утих. — В шестнадцать ушел на фронт, в сорок первом по-моему. Тогда сообщили, что отец подорвался на мине где-то под твоими землями.       — В шестнадцать?       — Глупец, хотел показать всем кто я, что я могу. Какой силой обладаю, — его рука сжалась в кулак, из-за чего весь метал вокруг затрясся, а многие предметы поднялись вверх. — Ребячество и подростковая тупость. Много погибло… от моей руки, а когда вернулся, попал в «семью» — он прикрыл свои светлые глаза. — Семью фриков! — металлический стакан, находившиеся в воздухе, со всех силы влетел в стену.       Я вздрогнула.       — Почему ты не выглядишь на пятнадцать? — я аккуратно коснулась его пальца. — Димитреску не стареет после сорока.       — У этой суки все через одно место, и я не про гигантскую, а про крылатую. Мы получаемся разные, с разными силами, — он потянулся к моему плечу, возвращая меня ему на грудь. — Спи.       — Но расскажи!        — Я говорю, — он хотел бы повысить голос, но затем резко смягчился, пока его тяжелые веки закрылись. — Пошли спать, если, конечно, не хочешь еще раз…       — Все, сплю, — я резко дернула покрывало, укутываясь по шею. Моя ладонь чувствовала, как тихо поднимается его сильная грудь. Все вокруг притихло, но не в моей голове. «Почему он все скрывает? Доверие… он явно мне не доверяет. А я доверяю?»       Еще несколько минут лежала, ни о чем не думая, просто слушая размеренный ритм его сердца, пока, наконец, стук не ушел в никуда, и я не провалилась в сон.