Смертельный роман

      Подав руку в знак согласия, девушка встала и с помощью жнеца доковыляла до дивана. Присев, стала приводить мысли в порядок, посмотрела на перчатки на руках скелета.        — А ведь знакомство должно было начаться по-другому…       «Зачем ему надевать перчатки? Он боится запачкаться кровью? Или же боится, что я грязная?..» — она опустила взгляд в пол, прожигая там дыру. Ноль эмоций, лишь равнодушие. Ей нравится такой быть?        — Ну, это да, — хохотнул Папс. — Хотя, что поделать. Время есть время. Но, поскольку пока оно на нашей стороне, стоит не обращать внимание на такие мелочи. С кем не могло случиться, — он развёл руками. — Ты чего-нибудь хочешь?        — Если можно, то что-нибудь пожевать… — русоволосая спрятала лицо за руками. Давно ей ничего такого не предлагали. — Надеюсь, мне не обязательно представляться?        — Только если хочешь, — улыбаясь, кивнул. — Я не заставляю. Это не входит в мои обязанности.       Он направился на кухню. Что-то зашуршало, вероятно, скелет стал искать пищу, но, не найдя ничего дельного, решил сам приготовить.        — Понимаете, дело не в том, что я не хочу, — соскочив со скуки с дивана, девочка проследовала за ним на кухню. — Моё имя просто вызывает не самые лучшие ассоциации.        — Нууу… удивила. Тут у всех имена со странностями. Кто только не водится! И Ужасы, и Пыль, и Ягоды… Так что уже нечему удивляться.       На сковородке быстро жарилась яичница. Вскоре Папс отключил комфорку и стал перекладывать пищу на небольшую тарелочку.        — Вилкой или ложкой есть будешь? Могу ещё кетчуп предложить.       Русоволосая разместилась на одном из стульев за столом.        — Вилкой. Знаете, что означает моё имечко? — она сжала поверхность скатерти.        — Понятия не имею. Да и откуда мне знать, — спокойно отозвался скелет, доставая прибор. Он повернулся, поставил тарелку перед гостьей и скользнул взглядом по сжатому краю. — Ты можешь не говорить, если не хочешь. Это нормально.        — Вы видите эти безэмоциональные пустые синие глаза, — она указала на лицо пальцем. — Что они Вам напоминают?       Свободная ладонь всё сильнее сжимала скатерть. Внутри груди бушевал настоящий ураган. А Папирус задумался. Лишь спустя минуту ответил:        — Эхо-цветок. А ещё небо, море, океан. Лес при определённом освещении, — стал перечислять. — А ещё… не помню, как называется… голубой хрусталь. Синий — цвет доброты. Хотя иногда он олицетворяет печаль, грусть.       При слове «небо» она вздрогнула. Опустив голову вниз и взяв вилку, отломила дрожащей рукой яичницу, с трудом засунув кусочек в рот.       «Ты наше синее небо над головой, Азера… Наша единственная дочка…»        — Я что-то не так сказал? — забеспокоился скелет. — Прости, если как-то обидел тебя. Я не хотел, честно.       А слова матери встали в голове отдалённым эхом, и девушка подняла взгляд вверх. На уголках глаз блестели слезинки. Она обещала не плакать в жизни, всегда скрывая лицо, когда слёзы естественной реакцией организма выдавали себя.        — Ты наше синее небо… наша единственная… — повторила девочка, словно под гипнозом, а потом воскликнула: — Чёрт возьми! Да пошло всё!..        — Ой… — Папирус вздрогнул и стал суетиться. — Прости, прости, прости! Я не хотел! Я могу помочь? Пожалуйста?..       Скелет вертелся вокруг гостьи, желая помочь, приобнять, успокоить, но понимал, что рисковать не стоит.       Девочка легла на стол, схватившись за волосы. На неё давили тяготы прошлого. Очень сильно, заставляя душу полыхать в огне адских страданий. Рот приоткрылся, с губ сорвался глухой плач. У каждого есть слабое место. Даже у такой, вроде бы, нечитаемой, каменной личности. Но если эту стену пробить и надавить на неё, внутри можно наткнуться на мягкую и ранимую натуру.       Папирус метался из угла в угол, ну вот как он может её успокоить?        — Ох, Жизнь… Что мне делать? Как поступить? Какой же я глупый… — схватился за голову Папс, пытаясь придумать выход.       Его слова еле доходили до затуманенного разума гостьи. Её голова болела, хотя девочка пыталась самой себе кричать: «Хватит, Азера! Да, такое у тебя имя, и что теперь? Ты не виновата в случившемся. Ты пыталась достучаться.»        — Я пыталась достучаться до небес, найти путь к сердцам родных, но чем всё обернулось? — она закашлялась.       Папирус остановился, прислушался, а затем, поколебавшись, притронулся руками, на которых всё ещё были перчатки, к чужим плечам, обхватил их.        — Чшшш… Успокойся, юная гостья. Небеса слышат, но им надо время, чтобы сделать что-либо. Они действуют по определённым схемам, на которые многое влияет. К тому же, нельзя просто так исправить предначертанную судьбу. Это чревато.       Одной рукой Папс схватил полотенце неподалёку и поднёс к лицу, чтобы вытереть кровь.        — Предначертанная судьба? Да мне было предначертано в таком случае просто взять и умереть, даже не дожив до двадцати лет!        — Ну, тогда бы ты умерла, поверь. А раз это не так, то, выходит, судьба у тебя другая.        — Кто мне предначертал такую судьбу?.. Чем, скажите, я её заслужила? — шмыгая носом, Аз рыдала от обиды. — Я делала всё, чтобы заслужить хотя бы частицу… нет… кроху любви родителей. Они хотели сына… Первые годы они просто жили и делали вид, что любили. Я бы отдала за эти первые семь лет вечность, если бы был выбор.        — Ну, я не могу сказать точно, кто пишет судьбы. Все их по-разному называют… поверь, твои старания не пройдут даром. Главное, не опустить руки в самый важный момент. Я не могу полностью понять, какого это, всё-таки, у меня было… немного иначе. Но убиваться, поверь, не стоит. Время не вернуть. Тебе это, увы, не доступно. Те, кому подвластна такая сила, страдают. И не только они, поверь. Они бы многое отдали, чтобы быть тобой. Так бывает. Так что не плачь, пожалуйста. Даже не так… просто успокаивайся. Плакать полезно, знаю, но делать это долго не стоит.        — Ты видел мои слёзы первый и последний раз.       Она резко стала вновь равнодушной как и раньше, однако всё-таки после того, как её переклинило, настрой девочки поменялся кардинально и полностью. Слова жнеца сильно повлияли на неё и её душу. А Папс лишь усмехнулся:        — Как скажешь.       Он убрал руки с плеч. Выпрямился. Его обрадовало, что девочка успокоилась.       Синеглазка решила попробовать доесть яичницу, однако ничего не получалось. В рот вообще больше не лезло ни единого кусочка.        — Если хотите, зовите меня Азерой. Или Аз. Как будет удобнее, — внезапно произнесла она.       Отложив в сторону вилку и отодвинув на край стола тарелку, девочка с лёгким огорчением смотрела на остаток блюда. Было жалко так оставлять.        — О, интересное имя… Прямо как озеро, только немного по-другому, — улыбнулся Папс. Завидев взгляд девочки, он продолжил: — Не переживай, ты можешь доесть чуть позже.        — Спасибо, — отозвалась Аз, вскинув голову. — Только вот моё имя значит не «озеро», а «синее небо». Меня назвали так, потому что мои глаза напоминают гладь небосвода. Я не могу этого понять, хотя и сравнивала голубизну неба и свои глаза. Оттенок вообще не похож. А Вам нравится озеро? И да… я так и не узнала ни Вашего имени, ни вашего… родственника.        — Ох, прошу прощения, — усмехнулся скелет. — Мы редко с кем-то общаемся. Часто возникают… трудности. Меня зовут Папирус, а моего брата — Санс. Это здешние имена. А так нас за пределами этого места по-разному зовут. У кого какие ассоциации. А озеро мне нравится. Вода… она на многое способна. И излечит, и искалечит. Нужно только найти язык. А ещё она умеет слушать. Хотя небо тоже по-своему хорошо. Оно так же слушает, смотрит за окружающими, словно родитель. Взрослое, серьёзное, но умеющее быть весёлым или задумчивым. Оно имеет свои эмоции. Умеет влиять на окружающих. А что до оттенка, — скелет на секунду остановился. — Небо разное. Синее, красное, фиолетовое, розовое… каждый его видит по-своему.       Он замолк. Столь долгие речи он может мало кому говорить. В основном брату, и то тот не всегда слушает. Всё-таки старший.       «Небо разное… Каждый видит его по-своему». Произнесённое отпечаталось в памяти, как будто бы девочка читает раскрытую книгу с поучительным произведением. Ей всегда было приятно открыть новую, привезённую отцом из магазина книгу. В палате Азеры была настоящая библиотека. Врачи даже жаловались главврачу о том, что «у той сумасбродной пациентки настоящая комната, состоящая лишь из одной груды пыли». Конечно, старые и прочитанные книги забирались, так как с её болезнью было опасно вдыхать большое количество пыли и грязи. Однако, это вовсе не мешало прятать в укромном уголке самые лучшие и любимые для сердца томики, в которых она ясно замечала частичку себя. Своего неба.       Ей стало весьма важно узнать новую информацию о тех, с кем она живёт рядом. Это была своеобразная книга, которую необходимо обязательно прочесть. А уж это она умела! От корочки до корочки!