Отвратительный дуэт

Аякс решил попытаться стать примерным учеником. Вытащил из шкафа давно запылившуюся школьную форму, собственноручно погладил и перед школой даже забежал в аптеку за мазью от акне. Тарталья решил для себя сделаться идеальным, ему жизненно необходимо отомстить Чжун Ли. Впервые за много учебных лет он положил в рюкзак книгу - одну единственную - по истории. Она увесистая, но того стоит. Тарталья всегда считал, что цель оправдывает средства, потому такие кардинальные изменения в себе он тоже принял за должное. «Описанные Вами события произошли 5 июля 1832 года, они также имели общее название...» — сегодня он впервые ответил на уроке истории. И поймал на себе не только изумленные взоры одногодок, которые даже не подозревали о его существовании, так и заинтересованный взгляд янтарно-желтых глаз Чжун Ли. Он вскинул тонкие брови, хмыкнул и тотчас отвернулся, продолжив урок. Со стороны это выглядело, как что-то вроде «Вызов принят, Аякс» и Тарталья готов сразиться. В школе, на переменах, во время поездки домой и вместо свиданий с незнакомцами он листает учебник по истории. С интересом подчеркивает строки, заходит наперед, оставляет закладки из чего попало и засыпает в обнимку с учебником. А когда информации перестает хватать: вместо клубов и ресторанов, вместо домов каких-то извращенных мужиков, Чайльд впервые в жизни заглянул в библиотеку и ужаснулся тому, как ему там понравилось. Запах прошлых десятилетий, пыльные полки и медлительные люди. Это не в его темпе, но, кажется, в его настроении. Аякс за эти два месяца заземлился, усмирил свой подростковый бунтарский дух и даже немного позабыл о том, что отклонился от первоначальной цели - слепой дурацкой мести. Желание отомстить медленно, но верно переросло в интерес, интерес обратился в симпатию, а та, словно по щелчку пальцев - вуаля - и стала тем, благодаря чему Аякс ощутил, что по уши влюбился. Для начала, в науку - историю. Взахлеб читая каждую книгу, он заканчивал их сперва за неделю, потом за три дня, а после и вовсе ему хватало провести один день в библиотеке, чтобы изучить трехсотстраничный материал. В классе он, несомненно, светился исключительно на уроке, который вел Моракс. Аякс не давал другим ответить, в открытую спорил с Чжун Ли о фактах и взглядах на ситуацию, приводил аргументы, восхищал собственной уверенностью. Акне медленно сходило со щек, Аякс осознал, что начал себе нравиться. Он срезал челку, растрепал волосы и разглядел на своем лице густо-густо рассыпанные веснушки. Теперь стоя напротив зеркала, Тарталья оглаживает свое лицо по контурам и восхищается собою, не хочет в порыве гнева взять нож и острым лезвием исполосать собственное тело - наоборот, все оставшиеся деньги спустил на средства ухода. Аякс всего за два месяца изменился благодаря, казалось бы, самой идиотской цели в жизни. Хотя, от Чжун Ли по-прежнему ни словца, Тарталья все так же преданно заходил в приложение для знакомств только ради того, чтобы проверить и без того известный результат: «У Вас 0 входящих сообщений». На кой черт Моракс вообще это сделал!? Чжун Ли дарил ему легкую улыбку во время уроков, но стоило звонку прозвенеть - и следа от преподавателя не оставалось, он словно испарялся, забывая о существовании Аякса вплоть до следующего урока здесь. И Тарталья искренне не понимал того, что попался на самую примитивную на свете удочку - молчание. С каждым днем интереса становилось все больше. За эти месяцы Аякс даже почувствовал себя немножечко больным, потому что все, ради чего он ходил школу - был Чжун Ли, равноценно, как и все, благодаря чему он существовал, просыпался, ухаживал за собой. В телефоне на заставке долго стояла фотография Моракса с сайта знакомств, а оставленная им шариковая ручка в классе на учительском столе стала трофеем для Аякса, который он использовал в очень необычных, как для ручки целях... Тарталья стал чуточку помешанным, все его мысли о Чжун Ли, и сны тоже с его участием, но он твердо считал, что пока не нарушает чужие границы - ему совершенно точно позволено прослыть чокнутым ненормальным извращенцем, пихающим в себя чужую ручку по ночам. Аякс взял за привычку подолгу ошиваться рядом с кабинетом Моракса на перемене, только чтобы «по чистой случайности» пересечься с преподавателем и коротко поздороваться. В этой своей подростковой помешанности Тарталья видел свои плюсы: по крайней мере с каждым днем он становился лучше для себя и окружающих, к нему начали тянуться люди, оценки перестали граничить с надписью «кандидаты на отчисление», а отражение в зеркале все чаще радовало его. Единственное, что оставалось неизменным - словно напущенное безразличие Моракса. Своим молчанием он только сильнее привязывал к себе Аякса, подогревал его интерес к себе и своей личности. Однако, все это безразличие Чжун Ли рухнуло в один поздний вечер, когда Аякс задержался в школе, сперва мотаясь по кабинетам в поисках оставленной им книги, которую нужно уже завтра вернуть в библиотеку, а затем, усевшись в каком-то классе, ею же и увлекся: все-таки дочитать следовало. Пускай, история - всего лишь наука о прошлом, о том, что уже случилось, - рассматривать ситуацию с разных сторон конфликта, с третьей независимой точки зрения - восхищало Тарталью. Это походило на битву, Аякс увлекся этим, ведь изучая факты, находясь в пылу перепалок, он был словно там, где ему самое место - в огне своеобразной битвы. Тарталья даже не заметил, как за окном начало темнеть, а ветерок из окна подул прохладный, вечерний. — Аякс? — срываясь с уст одного лишь человека это имя не вызывало у Тартальи инстинктивного отвращения. Он поднял взгляд голубых уставших от чтения глаз и встретился взором с желтыми глазами, строго глядящими на него из полутьмы класса. — Что ты здесь делаешь? — Вот, — хмыкнул он, улыбнувшись на одну сторону лица: — Вычитываю материал к нашей с Вами завтрашней перепалке, — Тарталья захлопнул книгу и легонько помотал ею. Уголки губ Моракса дрогнули в улыбке: — Похвально, Аякс, ты очень изменился. Впрочем, довольно похвалы с тебя пока что, я здесь не за этим. Хорошо, что мы с тобой встретились здесь, держи, — мужчина несколькими широкими шагами оказался напротив Тартальи и на стол легли два аккуратно сложеных листов, усыпанных мелким текстом. — Что это? — у Тартальи почему-то дрожат от волнения руки. Еще никогда с того самого переломного дня они не говорили один-на-один. Он взял листы и пробежался по строкам взглядом: — Здесь ведь то, что я и пытался доказать на прошлом занятии, — Чайльд вздернул тонкие рыжие брови. — Верно, ты оказался прав, — Чжун Ли присел на край соседней парты, скрестил на груди руки. Тарталья уже раскрыл уста, чтобы огрызнуться, как вдруг одернул себя, осознал что только что произошло. ЕГО старания признали. Не смотря на разницу в возрасте и, вероятно, взглядах на жизнь, правоту Тартальи приняли и вслух признали. Да и еще не кто-то, а Моракс. Тот, от чего взгляда трепетно бьется сердце Чайльда. — Ты и правда вырос, молодец, — Чжун Ли протянул вперед руку и его широкая ладонь опустилась на густые рыжие волосы, мягко их трепля. — И кто же на тебя так влияет? Сомневаюсь, что родители. Неужели, появился кто? Аякс поджал дрожащие розовые губы, стараясь привести дыхание в норму: — Я бы сказал кто, но этот упрямый преподаватель ни за что в это не поверит, да? — Тарталья поднял голову и впервые за все время узрел искреннее удивление на лице Моракса. — Может, и так, — наконец кивнул Чжун Ли, не спеша убирать руку с макушки Тартальи. — Кстати, эта книга, та, что ты читаешь, — свободной рукой он выхватил из рук Тартальи толстую книженцию и покрутил перед собой, разглядывая автора. Его очки сползли на кончик носа. — Я бы посоветовал тебе третий том, в нем писатель, на мой взгляд, делает более корректные и независимые выводы, в отличие от этой и второй части, здесь немного предвзято, не находишь? Вообще, третий том есть у меня дома, но я завтра около полудня иду в библиотеку, поэтому могу пригласить тебя для начала туда. Ты ведь свободен? Завтра выходной. Аякс ушам своим не верит, соглашается, кивая, несясь впереди собственных мыслей. Их свела общая любовь к истории, а изначально - дурацкая месть, о которой Тарталья сразу же позабыл. «Тогда я заеду за тобой в два к...» «К парку, — Аякс назначает место встречи. — Я живу оттуда в нескольких минутах быстрого шага» «Значит, завтра в два около парка. Черная машина, тонированные окна, не потеряйся» — подмигнул ему Чжун Ли, вернул на парту книгу, мимолетно коснулся ладонью бледной щеки Аякса и ушел прочь из кабинета, так же быстро, как и когда звенел звонок с урока, но теперь уже оставляя Тарталью наедине с собственным ликованием и смущением вперемешку. Так они начали встречаться. Медленно переходя от простых разговоров и дискуссий в легкие прикосновения: ладонь Моракса часто оказывалась на бедре Тартальи во время их очередных разговоров в библиотеке. Затем дело перешло в объятия и легкие поцелуи совершенно где угодно, будь то ряды книг в библиотеке или подсобка на втором этаже школы, Моракс бесстыдно лапал Аякса, а тот в свою очередь позволял Чжун Ли делать все с его телом: заползать руками в под ткань штанов, исцеловывать шею, бесстыдно трогать каждый сантиметр тела Тартальи, словно жадный дракон, присваивая все себе. Тарталья задерживается после уроков в классе, дожидается Моракса и они оба сперва обсуждают и спорят, а затем подолгу целуются, наслаждаясь друг другом сполна, запираются в кабинете Чжун Ли, где Чайльд сидит у него на коленях и дразнит, ерзая задницей по бедрам мужчины, пока тот пытается сосредоточиться на отчетах и проверке работ учеников. Разумеется, и оценки Аякса поползли вверх, Моракс - влиятельный преподаватель, потому Тарталья теперь твердый ударник. Их жизнь в начале отношений походит на райскую идиллию. Они влюблены по уши, их заводит разница в возрасте, заводит то, что оба нарушают школьный устав. Моракс забирает Тарталью к себе домой все чаще, дарит цветы, водит на прогулки в исторические музеи. У них прекрасно всё. Но длилось это не долго, как хотелось бы... Во время их первого секса Моракс впервые начал вести себя странно: «Кто-нибудь до меня был в тебе?» — почему-то в его голосе читается нотка какой-то трудноуловимой угрозы. Он смотрит на Аякса сверху вниз, вводит в него два пальца и медленно растягивает, словно мучая парня. Аякс смущенно качает головой, раздвигает ноги шире, выстанывает: «Только мои пальцы» «Отлично, молодец, — хвалит, за правильный ответ. — Тогда, я вхожу» «Стой, подожди, я не...» — Аякс не договорил, выгнулся от боли и глухо застонал, едва ли не срываясь на болезненный крик, кусает запястье. Моракс прижал его к кровати, не давая возможности подняться. «Мне больно, пожалуйста, подожди...» «Потерпи немного» — Моракс гладит его по рыжей макушке, вместо того, чтобы остановиться и дать Тарталье привыкнуть, он продолжает толкаться внутрь, не обращая внимание на то, как под ним, широкоплечим взрослым мужчиной, извивается от боли пятнадцатилетний парень, роняя горячие слезы на одеяла и царапая Чжун Ли спину в попытках ухватиться, найти опору там, где ее нет и никогда больше не будет. Их отношения из идеальных медленно перестраивались в те, что работают по принципу «хороший-плохой мальчик». Моракс, как самый настоящий учитель, оставался им для Аякса же даже вне школы. Когда Тарталья поступал «правильно», ему полагалась похвала. Но стоило ему оступиться и сделать, сказать что-то «неправильное», как Чжун Ли тотчас пытался его исправить, словно из пятнадцатилетнего неокрепшего ума он старался слепить подобие идеала для самого себя, вычленить из характера своего ученика все, что его не устраивало, и делал Моракс это так незаметно, что Аякс сперва и вовсе на понимал, куда же делся его бунтарский дух. Затем Чжун Ли, уже не скрывая своих намерений, напрямую говорил, что желает Аяксу только лучшего, потому и отчитывает за каждый косяк, ведь он его любит. Любовь стала ключевой причиной для любого разногласия, и Аякс, влюбленный по уши, словно щенок, слепо шел за своим предметом обожания и его указаниями «как будет лучше». Первая пощечина всегда самая болезненная. Тарталья задрожал, на глаза бесконтрольно навернулись слёзы. А в голове лишь один вопрос: «За что?». К раскрасневшейся щеке он прижал холодную от страха ладонь - Моракс страшен в гневе, кисти рук словно покрылись льдом, а сердце замирало каждый раз, когда Аякс ловил на себе убийственный взгляд пустых глаз. Тарталья старался не дышать, даже стук собственного сердца ему казался оглушительно-громким. — Я не хочу даже слышать, что ты собрался к кому-то. Кто это? Что это за люди? Тебе меня что ли недостаточно? Аякс почему-то боится открыть рот, весь его подростковый запал куда-то подевался, когда перед ним стоит широкоплечий взрослый мужчина, сжимает кулаки, а взгляд янтарно-желтых глаз скрыт за пеленой бездумной агрессии. Чжун Ли оказался тем еще собственником, и с каждым днем ситуация становилась все суровее, раз уж дело дошло до рукоприкладства. Он не кричит, не повышает голоса, говорит холодным спокойным тоном, лишь изредка срываясь на глухое рычание, и это, признаться честно, куда страшнее даже самого громкого крика. — Сиди дома, как тебе и положено, а не шляйся, как шваль последняя. Ну-ка дай сюда, — Чжун Ли выхватил из рук Тартальи телефон и взглянул в экран. Там открыта переписка с его другом, мужчина кривит губы в искреннем отвращении и листает фотографии. — Мерзость. Не водись с этим отребьем, здоровее будешь, — с пренебрежением цокнул языком Чжун Ли. Чайльд неосознанно поддается мелкой дрожи, даже того и не замечая, все так же вцепившись в пульсирующую болью щеку, он забился в угол, словно щенок, и глядит на своего партнера снизу вверх. Обида и боль мешаются в нем в горькое отчаяние, слезы наворачиваются на глаза, а предательский ком в горле не дает Тарталье вставить даже слово, сколько бы он не старался раскрыть уста. — Чего ты трусишься? — он подошел. Аякс поджал губы и попытался успокоиться. — Я спрашиваю, что ты трясешься, как лист осиновый!? — и вновь его тон близок к крику, но лишь с ним граничит. Рывком Моракс больно хватает Тарталью под локоть и поднимает с пола, сжимает обеими руками плечи, встряхивает. — В глаза смотри, не прячь взгляд, если есть что сказать - говори. Тарталья инстинктивно отводит взгляд в сторону каждый раз, когда Моракс пытается взглянуть ему в глаза. Аяксу действительно нечего сказать. Искусанные в кровь губы, ком в горле и дрожащие руки все говорят за него. — Значит, если молчишь, то ты согласен с тем, что это выблядок, с которым общаться тебе не стоит? — он вскинул тонкие брови. Аякс ничего не ответил, сглотнул и зажмурился, словно готовясь ко второй пощечине, но вдруг груз на его правой руке ослаб - Чжун Ли отпустил его и удаляющиеся шаги оповестили о том, что он вышел из комнаты. Тарталья разомкнул веки и сам не понял, как снова бесконтрольно расплакался, упал на колени, дрожащими руками беря телефон и спешно стуча по экрану кончиками холодных пальцев: «Я не смогу сегодня прийти. Извини». Тарталью никогда не бил даже собственный отец. Конечно, Аякс не раз получал замашки и выговоры, крики родни и полотенцем по спине от матери за то, что пришел слишком поздно домой, случайно ловил лицом подушку, отправленную в полёт младшими братьями и сестрёнками, даже проходил их народные «Девять кругов боли», стоя на коленях сперва на гречке, а потом на соли. Но Тарталья никогда не получал по лицу. Сегодня можно было обводить дату в красный кружочек в календаре и открывать бутылку шампанского - вот только было бы за что. Аякс трясется и не верит собственному телу, как Чжун Ли - его любимый, тот, в ком Тарталья души не чает, мог его ударить? Чайльд поднялся с пола и подошел к зеркалу, повернулся к нему той щекою, что сейчас пылала ярко-алым оттенком и неприятно пульсировала. Крови нет. С кухни потянуло табаком - это Моракс закурил свои любимые ментоловые сигареты, которыми всегда подолгу затягивался после их ссор. Сегодняшний день был исключением лишь тем, что, судя по запаху, это была далеко не первая сигарета, хотя обычно Чжун Ли ограничивался лишь только одной. Мокрые рыжие ресницы дрожат, Тарталья оглаживает свое лицо ладонями, стараясь узнать в отражении не испуганного девятиклассника, а самого себя. Получается с трудом. Неужели он так старательно ухаживал за лицом, избавлялся от акне, только ради того, чтобы получить пощечину? Он не злится, просто не понимает, но искренне боится узнать - первое правило в их доме, которое они обсудили, когда Тарталья только-только въехал к Чжун Ли в квартиру: «Аякс, не беспокой меня до тех пор, пока я курю сигару. Я успокоюсь, докурю и мы все обсудим. Милый, ты ведь знаешь, у меня бывают проблемы с гневом, поэтому я предупреждаю заранее, ведь люблю тебя». Аякс смирно, послушно ждет, когда окно на кухне захлопнется, ждет глухих шагов по коридору в сторону их комнаты. — Аякс? — его голос другой, не тот, каким был десять минут назад. — Я отменил встречу, — Тарталья смотрит куда-то мимо пустым взглядом голубых глаз. — Умница, — хвалит, словно ученика у доски. Он взял Чайльда за руку и сел на кровать, сам же усадил любимого на свои бёдра. Чжун Ли улыбается, ласково гладит Тарталью по рыжим густым волосам. Ведет себя так, словно ничего не случилось. В янтарных глазах Моракса нет той угрожающей искры, словно вместе с каждой новой затяжкой сигарет исчезала ее часть. В любом случае, сейчас напротив Чайльда сидит тот самый Моракс, преподаватель истории средним и старшим классам в их школе, в которого по уши полгода назад влюбился Тарталья. Подумать только, прошло всего ничего, а теперь они живут вместе. Чайльд редко появляется дома, родители даже не представляют, с кем он имеет дело, ведь всегда хотели, чтобы Аякс привел домой жену. Именно поэтому Тарталья предпочел, чтобы привели домой его. Моракс берет Тарталью за щеки двумя пальцами, сжимает и целует, игнорируя глухое недовольное мычание парня. Наконец Чайльд сдается, расслабляется, размыкает уста и позволяет Чжун Ли сплести ним языки в глубоком поцелуе. Аякс поморщился от горьковато-ментолового привкуса - ему нравилось целоваться после и во время курения, но не когда его губы искусаны в кровь - больно. Хрупкой коркой покрытые губы лопаются и их поцелуй превращается в солоноватый. Моракс отпрянул, довольно причмокнул губами. Они завалились в кровать. «Может, я действительно был неправ? Чжун Ли старше, он любит меня, ему виднее, какой человек. Наверняка, он знает куда больше чем я, потому и не хочет меня расстраивать, а я поступаю как идиот, если не слушаюсь» — это было той самой-самой ошибочной мыслью Тартальи, с которой начались неправильные решения в его жизни на много-много лет вперед. Как и ожидалось, со временем лучше не становилось, а совсем наоборот. К шестнадцати годам, перейдя в десятый класс, Тарталья в жизни бы не подумал, что привыкнет к пощёчинам. За прогулки, за общение с друзьями, за косой взгляд или слово поперёк, теперь можно было отхватить за всё. И Чжун Ли далеко не всегда извинялся, скорее, это было даже редкостью, а вот пощёчины - обыденностью. Моракс нездорово забредил мыслью о том, что Тарталья принадлежит только ему. Бесспорно, эта же мысль нравилась и Аяксу, вот только когда не доходила до крайностей. В школе Чжун Ли - примерный учитель, относится к Тарталье в точности так же, как ко всем, лишь изредка позволяет себе смерить его пристальным довольным взглядом, проверив и отметив для себя, что Тарталья не имеет в классе совершенно никаких связей, ни с кем не общается и ни в ком не заинтересован. Аякс только его. Его сокровище. Моракс, словно дракон, стережёт, душит свое сокровище все больше наступая Аяксу на горло. Их отношения перешли в стадию «ссора-секс», чем больше они ругались, тем чаще оказывались в кровати. Порой у них наставало затишье и все возвращалось на круги своя: Моракс ласково заботился о Тарталье, словно его подменял кто-то другой. Эта сторона личности Чжун Ли была чужда Аяксу, он остерегался ее с каждым днем все больше и никак не мог понять, что же им все-таки движет. Тарталья лишился всех друзей, больше не навещал семью (в которой, как по иронии судьбы, только стоило ему уйти, дела с финансами пошли вверх), но Мораксу все равно было мало, он продолжал душить Чайльда новыми требованиями. «Чжуни, а когда мы сможем обручиться?» — в одиннадцатом классе спрашивает Аякс, глупо надеется на то, что свадьба, словно тетушка-волшебница, сможет все изменить. «Ты еще маленький для этого» — Моракс не отрывает взгляда от отчетов, общается с ним, словно с ребенком малым. «А для секса в пятнадцать я был достаточно взрослым?» — Аякс хмурит брови. Он мечтает о свадьбе, о кольце и о семейной жизни, искренне верит в то, что она сделает их лучше. «Насколько мне известно, Аякс, ты вполне осознанный человек и был им год назад. Твои познания в полемике поражали и до сих пор восхищают меня. Мне кажется, ты не совсем понял то, что я имею ввиду. Твой и исключительно твой выбор лечь ко мне в кровать в любом возрасте. А вот обручиться, дело хитроумное и выбор двоих сразу. К тому же, мы по-прежнему видимся в школе, я подумаю над этим после твоего совершеннолетия» — невозмутимо. Он хорошо заплетает язык, говорит то правильные вещи, то совершенно себе же противоречащие. Однако красивый говор, точно поставленная речь придают его словам настолько сильную уверенность и правдивость, что даже Аяксу порой невозможно в них сомневаться. Так продолжается до самого выпуска из школы, бессердечные удары становятся сильнее, а страсть Тартальи к истории куда-то испаряется. У него сейчас новые заботы: подолгу сидеть перед зеркалом, стараясь избавиться от синяков на своем теле. К сожалению, с душой так же не получалось, Аякс по привычке дергался в сторону от любого резкого движения, даже если оно не было агрессивным. Моракс всегда был жестоким во время секса, его будто бы подменяли, но как только Тарталья стал совершеннолетним, секс с Мораксом и вовсе стал невыносимо болезненным: Чжун Ли, нависая сверху, беспощадно стискивал стальной хваткой на тонкой бледной шее руки, душил Тарталью до тех пор, пока от асфиксии он не испытает оргазм, а на шее оставались темные следы от грубых рук. Обезболивающая смазка редко теперь помогала, но Аякс привык к боли и она даже слегка пришлась ему по вкусу, потому что мозг, чтобы спасти самого себя, выставляет страдания за иллюзию удовольствия, просто чтобы окончательно не поехала крыша. Внезапный и грубый секс, побои во время ссор, тело Аякса теперь больше походило на ужасающую картину из следов укусов, синяков и, редко, но кровоподтеков. Тарталья понимал свое положение прекрасно, но никак не мог осознать простую вещь - ему нужно уйти раз и навсегда. Отпустить человека сердца для Аякса оказалось сложнее, чем он мог предположить. Тот, кому он посвятил три года своей юности и кому планировал подарить все свои года вплоть до момента, пока крышка гроба их не разлучит - оказался не тем, за кого себя выдавал. И с этим следовало делать что-то в срочном порядке, вот только Аякс не может без чужой помощи. Иллюзия преданной любви, навязанная агонизирующим мозгом и телом, не давала Тарталье уйти навсегда. Чжун Ли проделал невероятную работу приручения и получения тотального контроля над разумом своего любимого. Далеко не всем такое по зубам, однако Моракс чувствовал себя, как рыба в воде, для него это в порядке вещей и свое он не отдаст ни за что.

***

Словно за мгновение до гибели, перед глазами Чайльда пронеслась вся его жизнь, он вспомнил все. Лежа в темноте рядом с Мораксом в одной кровати после очередного секса, от которого болело все тело, а на руках, плечах и шее к утру вырисовывались новые сине-багровые узоры-синяки, Тарталья вдруг решительно для себя понял: «Я так больше не могу. Нужно сделать что-то. Хотя бы попытаться. В любом случае, Чжун Ли меня простит, я слишком любим ему, чтобы он так просто отпустил меня». Чайльд не сомневается в том, что Чжун Ли постарается его вернуть всеми возможными методами: попытается измениться и вернуть рыжего зверька обратно в клетку из контроля и душащей любви. Но Чайльд, вроде бы, все для себя решил. Ему хочется на свободу. Он потерял свою юность в погоне за дурацким идеалом, коим обманчиво был для него Чжун Ли. Сейчас Тарталья понимает это, но, кажется, слишком поздно. Железные кандалы давно плотно замкнулись на его запястьях и шее, и вырваться из-под влияния Моракса, сбежать от собственных обманчивых чувств будет все сложнее и сложнее. Однако, даже с четким пониманием этого, Аякс хочет хотя бы попытаться. Он тихо, даже не дыша какое-то время, стаскивает с себя одеяло, спускает ноги на холодный пол. Дрожь пробрала все его тело, а паника охватила мозг. Дышать в один момент стало так трудно, что Аякс согнулся едва ли не вдвое над полом, смяв под рукою ночнушку на груди. Дрожащие уста разомкнулись сами по себе, густые ресницы стали влажными. В полутьме Тарталья нащупал телефон под подушкой и пулей вылетел в одной рубашке из квартиры, босиком оказавшись на подъездном полу. Он никогда бы не подумал, что сделает что-то настолько решительное в своей жизни. Трудно. Чайльд никогда раньше не думал, как тяжело на самом деле просто набрать номер и позвонить. Руки дрожат от волнения, от внезапности сделанного выбора, от его мимолетности. На экран капнуло сразу две еще теплые соленые слезинки. «Все будет хорошо, ты сможешь, ты справишься» — словно мантру, под нос себе шепчет Аякс, медленно, невпопад набирая знакомый номер с причудливо рифмующимися цифрами в конце. — Привет, Кэйя. Да, это я, прости, что так внезапно, прошло много времени, с нашей последней...Нет, я не пьяный. Ой, неужели я тебя разбудил? Извини, — он искусывает губы в кровь от волнения. — Можно мы встретимся? Да, это срочно. Мне нужно тебе кое-что рассказать. Да, прямо сейчас. Захватишь с собой чего-нибудь выпить? В смысле, не пьешь пока что?... Да что же с тобой... — зажав телефон между ухом и плечом, Тарталья опускается на колени, приоткрывает входную дверь и вытягивает вперед себя руку: забирает сперва свои кроссовки, а потом медленно, бесшумно стаскивает с вешалки куртку. Аякс делает это не в первый раз, поэтому проработанная схема сбегать бесшумно и возвращаться к четырем утра действовала совершенно безотказно. — Ладно-ладно, все, не ворчи ты, я буду через двадцать минут.

***

— Кто это? Что-то серьезное случилось? — сонно вопросил голос Дилюка из темноты. — Нет, все в порядке. Но мне нужно будет уйти ненадолго, — голос Альбериха еще никогда не был таким хриплым и разбитым, ему словно сообщили о чьей-то гибели. В темноте не видно, насколько потускнел его взгляд, будто его душу только что разможили об стену чем-то тяжелым, а ее осколки солью посыпались Кэйе прямиком на израненное уставшее сердце. — Кэйя... Ты куда? Давай, я пойду с тобой? Поздно ведь и вдруг ты угодишь в неприятности... — Дилюк, сонно моргая, привстал с кровати, включил прикроватную лампу, растерянно глядя на то, как быстро Альберих подлетел к шкафу и накинул на голые смуглые плечи контрастирующую белую рубаху. — Не стоит волноваться, все со мной будет в порядке, — шепотом перебил его Кэйя и, не прекращая застегивать рубашку, обошел кровать, наклонился к Рагдвиндру. — Я скоро вернусь, — пустое обещание, за которым последовал короткий смазанный поцелуй.