
Пэйринг и персонажи
Метки
Драма
Психология
Романтика
AU
Ангст
Слоуберн
Элементы юмора / Элементы стёба
Студенты
Упоминания алкоголя
Неозвученные чувства
Элементы дарка
Нездоровые отношения
Нелинейное повествование
Элементы флаффа
Влюбленность
От друзей к возлюбленным
Депрессия
Боязнь привязанности
Любовный многоугольник
Реализм
Друзья с привилегиями
Привязанность
Слом личности
Описание
«Мы ведь друзья, да и у него парень есть, что же я такое творю?» — говорит себе Кэйя каждый раз, когда в его штанах становится чересчур тесно от одного только сладкого голоса его лучшего друга Тартальи
Примечания
...«Хотя, секс по дружбе никто не отменял, ведь так?»
От создательницы: Заранее скажу, что во-первых, ОСНОВНЫМ пейрингом здесь являются чейи, а во-вторых, что фанфик планируется большим, запутанным, намного больше 70 страниц, так что текста и сюжета будет достаточно. Здесь присутствуют и другие пейринги, так что начиная читать, вы готовы к их взаимодействиям, но они НЕ основные и таковыми не станут.
Посвящение
Этот фанфик о настоящих чувствах, о трудности выбора и о том, как на самом деле тяжело понять себя, а еще тяжелее понять тех, кто нас окружает. Этот фанфик о самом настоящем, о трепещущем сердца, наверное, каждого из нас. Этот фанфик о горе и о радости, о глупых шутках про секс и о слезах, о тяжести выбора и, наверное, о настоящей любви
Часть 11
29 мая 2022, 07:33
Кэйя закурил впервые за долгое время. За последние несколько месяцев он ни разу не взял в рот сигареты и даже почти не пил, можно даже сказать и вовсе. Но сейчас он плотно стиснул меж розовых тонких губ ментоловую сигарету из самой дешёвой пачки в магазине, прикурил от зажигалки, которая, на вид, пережила несколько поколений его предков и держалась на одном лишь добром слове - впрочем, альтернативы и не было, студентская жизнь она такая, суровая чертовка.
«Нихера-нихерашеньки не вовремя, Аякс» — Альберих ругается, размашистым шагом едва ли не бежит по темным улицам, минуя знакомые перекрёстки и спешно туша сигарету об изрисованный забор. Закуривает новую, выдыхает через нос горячий дым и морщится от неприятного ощущения, сигаретного привкуса во рту - уже слегка и позабылось каково это, выкуривать полпачки или даже пачку в день.
У Кэйи медленно завязалась новая жизнь. У него любовник. Не то чтобы особо ему по вкусу, Альберих выбрал Дилюка своим спутником вновь с корыстной задумкою забыться, уйти прочь подальше от чувств к Тарталье и, быть может, между ними вернется былая связь о которой остались лишь добрые воспоминания, злые всегда почему-то деваются куда-то, забываются в пучине новых ощущений, создавая мнимое чувство, что было не так уж и плохо, заставляя на сладостном вдохе говорить «Ах, а раньше ведь было лучше...». Альберих не курит, вернее, не курил более до сегодняшней ночи, даже завязал с алкоголем. Рядом с Рагнвиндром - идиллия, и Кэйя не понимает, рад ли он ей или ему до жути скучно, нет ничего интересного, все слишком хорошо, чересчур стабильно, никаких тебе внезапностей, приключений на дурную голову, внеплановой голодухи и пьянок с сомнительными компаниями с большой вероятностью чего-то подхватить, если захочется уединиться. Всё это резко оказалось позади, началась тихая жизнь. Словно вернулась на круги своя.
С одной стороны Альберих недоволен, что Тарталья вдруг так резко нарушил его спокойствие, а с другой - это словно глоток свежего воздуха. Ночная прогулка без конца и края, без всякой цели и с неизвестным концом. Как в старые добрые.
Он заскочил в круглосуточный подальше от дома и ухватил с прилавка два каких-то цветастых коктейля в стеклянных бутылках. Одну открыл сразу, а вторую оставил для «лучшего друга».
«Друг, лучший друг, супер-лучший друг» — Кэйя вторит это себе ежедневно, вторит, пока держится за руки с Дилюком, стараясь не представлять теплоту рук Тартальи вместо горячих ладоней Рагнвиндра, Альберих повторяет «Лучший друг, самый лучший друг, самый-самый лучший друг» — когда, запершись в ванной, держа в одной руке телефон, а в другой свой член, он смотрит на фотографию Аякса, на дурацкую кривую улыбку с деснами в которую так влюблен, на бледность кожи, что усыпана веснушками и родинками, на любимые душистые волосы. И каждый раз ему стыдно. За то, что постыдно скулит, представляя Чайльда.
Каждый день он старался проделать такой алгоритм мыслей:
любимому», а сейчас ему будет слишком тяжело вернуться в круги обычной романтической жизни. Именно поэтому, предложения объятий, поцелуев, того, чего ему не хватает, однако в дружеском плане - сейчас словно микстура лично для него.
Альберих понимает собственную уязвимость, пускай, и с трудом её признает. Обидно. Каждый раз он мысленно возвращается в ту самую ночь, когда они ушли с вечеринки, когда оставили ту надпись на стене, которую, наверное, давно закрасили жильцы дома. Если бы Кэйя тогда поцеловал Тарталью, признался ему, не одернул бы себя в тот момент, если бы только не струсил...что бы было? Были бы они вместе? Было бы сейчас всё иначе? Кэйя винит себя в этом, винит еще и в том, что лишний сейчас. Ему некуда деть свои чувства, некому сказать о них. Его лучшие друзья уверены, что он встречается с Дилюком, Рагнвиндр любит его всей душой - сказать ему всё равно, что пырнуть его в живот. А признаться Тарталье — тоже значит добить его сейчас. Альберих даже не представляет, что в теории может ощутить человек, годами травмированный своим партнером, пришедший к своему лучшему другу за поддержкой, а тот, вместо этого, признается ему в любви. Больше похоже на издевательство. И Кэйя совсем не хочет добивать Тарталью. Если его спасение — крик «Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ. БОЛЬШЕ ЖИЗНИ ЛЮБЛЮ» — значит сделать Чайльду хуже, то он готов молчать.
«Ему нужно время, — уверяет Кэйя себя. — Я помогу ему избавиться от боли, помогу забыть всё о том, что связывало его с тем мудозвонищем. И когда он будет готов, я скажу это. Точно скажу. Обещаю. Сейчас я не в самом худшем положении. Тарталья хочет тепла, объятий, поцелуев, я могу их дать, пускай даже с издевательским для меня статусом «друг». По крайней мере, это не сделает хуже ни мне, ни ему».
— Снова курил? — Тарталья отстраняется и криво улыбается, слизывая с уст остатки горького поцелуя.
— Скуриться с тобой - минимум, — фыркнул Кэйя.
— Ну, если так подумать, — Аякс приложил палец к губе. — То Чжуни тоже курит, так что, может ты и прав, — он смеется, называя своего любовника ласково скорее по привычке.
Кэйя понимает, что Чайльд нежно зовет своего обидчика так лишь из-за многолетней привычки, но все равно скрипит зубами от злости и зависти. Наверное, ему тоже хочется, чтобы у него было особенное ласковое прозвище. Только для него. Только от Тартальи.
— А это что? — у Альбериха сердце ушло в пятки, когда он увидел на безымянном пальце Аякса...обручальное кольцо. Его бросило в холод и он был готов поклясться, что забыл как дышать. Живот неприятно скрутило и он поморщился от тошноты, подступившей к горлу.
— М-м? — Тарталья поднял на него уставший взгляд и на веснушчатое бледное лицо упал холодный свет фонаря, заставляя и без того фарфоровую кожу смотреться еще более болезненно, а мешки под глазами превратились в темные круги. Аякс выглядел так, словно не спал неделю. — Кольцо? — он сразу же поднял левую руку вверх и покрутил ею на свету, глядя как красиво переливаются блики по золотому сплаву.
Кэйя медленно осторожно кивнул. Кольцо ярко контрастирует золотом с бледною рукою, усеянной синяками. Левая кисть вся побитая, словно за нее схватились и долго сжимали. А на пальце новенькое, лощеное колечко прямо из ювелирного.
«Ирония, жестокая ты сука, — с горечью думается Альбериху».
— Это подарок. Что-то вроде «извини» на его языке, если можно так сказать, — он грустно улыбнулся. — Не то чтобы он спешил остепеняться. Скорее, знает, что этого хотел я, так что извиниться кольцом без предложения замужества было хорошей попыткой. Если честно, я себе представлял получение такого кольца как-то иначе, чем просто «Держи, ты же хотел». Так что это, наверное, скорее безделушка, — он не отрывает тоскливого взгляда голубых глаз от кольца. — В общем-то, если очень захотеть, то эту штуку можно продать, и довольно-таки недёшево, — заговорчески улыбнулся Аякс, снимая с безымянного пальца украшение и покручивая в руках.
— Оставь-ка ты его пока лучше на пальце, чтобы не вызывать подозрений, — Альберих, сам того не понимая, выхватывает кольцо у Чайльда. А дальше всё, словно в тумане. Сердце замерло, а дыхание стало таким неслышным что, могло показаться, будто бы Кэйя и вовсе не дышит. Волны стали громче, словно вот-вот их накроет большое цунами.
Кэйя подался вперёд, беря левую бледную ладонь Тартальи в свою, посмуглее. Он осторожно, словно взаправду надевает на чужой тонкий палец кольцо, проворачивая его до упора, затем, не выпуская ладони, поднимает осторожный взгляд на Аякса. Тот в искреннем недоумении глядит на друга, затем на свою руку и вновь на Альбериха. Кэйя только что надел на его палец обручальное кольцо.
Тотчас Кэйя, словно ошпаренный, одергивает руку и отворачивается, лишь бубня что-то неразборчивое, вроде: «Не теряй, мудака лучше лишний раз не злить».
Чайльд опустил взор на собственную руку, еще теплую от чужих касаний и согласно медленно кивнул.
— Наверное, я всё же останусь у него еще на некоторое время. Всё-таки там абсолютно все мои вещи. Может, стащу у него кое-что дорогое, что думаешь?
— Думаю, что у тебя полностью отсутствует инстинкт самосохранения.
— Да брось ты! Куда уж хуже то? — смеется Аякс, хотя, ничего смешного он и не сказал. Наверное, сейчас он смеется, чтобы не заплакать.
— Ты невыносим.
— Как и ты, — радостно воскликнул Тарталья и щелкнул Кэйю по носу. — Потому мы и самый лучший в мире дуэт!
Альберих бы с радостью предложил забыть обо всём, однако, там остался даже его телефон. А с финансами, вернее, их отсутствием, позволить новое будет непросто. Кэйя нехотя соглашается. Они еще некоторое время обнимаются. Альберих прилинает губами к тонкой бледной коже рядом с ранами, стараясь заглушить боль.
— Завтра приходи сюда, — студент говорит это на прощание, они уже едва отошли друг от друга, но всё равно не отпускали, словно влюблённые на перроне, стоят у поезда до самой последней минуты не разрывая объятий, отдаляясь до бесконечности, но всё равно продолжая сжимать руками талии друг друга.
— Уже намечаешь мне свидания? — смеется Аякс и поднимает левую руку. — А я ведь без пяти минут помолвлен с тираном. Ни стыда ни совести.
Альберих криво ухмыльнулся, что больше походило на оскал: — Бесстыдник тот еще.
— Нет, правда, что ты задумал?
— Украсть у одного хмурого трудоголика аптечку и обработать тебе ссадины.
Аякс открыл рот, чтобы отказаться, но Кэйя его перебил:
— Отказов, отговорок, протестов я не принимаю.
— Ты заразился занудством от Дилюка? — он закатил глаза.
— Да, скорее всего. — студент подался вперёд и остановился у самых губ Тартальи, не касаясь их, но обдавая обжигающе-горячим дыханием. — И тебя я уже заразил, — хитро щурит глаза, вздёргивает тонкие брови и, поддев острый подбородок друга, вновь бархатно целует. По-дружески, разумеется. Неужели может быть иначе?
Времени у них осталось всего лишь на прощание. Тарталья должен вернуться домой прежде, чем встанет на работу Моракс. Он любил просыпаться пораньше, а еще любил секс по утрам. Это давало ему повод вставать едва ли не с первыми птицами. Именно поэтому Чайльд должен быть дома, лежать рядом со своим любовником и быть готовым к тому, что чужой утренний стояк станет не только проблемой Моракса, но и самого Тартальи.
— Всё будет хорошо, — шепчет Кэйя, сомкнув влажные ресницы и крепко прижимая друга к себе. Не ясно до конца, успокаивает ли он этим его или себя. Наверное, их двоих. Он прильнул своим лбом ко лбу Аякса. — Мы справимся. Ты справишься. Я вытащу тебя оттуда.
— Спасибо, — Тарталья вновь кивнул и коснулся сухими губами щеки Кэйи. Аякс кладёт поверх поцелуя прохладную ладонь и нежно оглаживает скулу Альбериха большим пальцем напоследок.
Дома приятно пахнет пряной яичницей и поджаренными тостами.
— С возвращением, — Дилюк выглянул из кухни и помахал любимому рукой.
Тот слабо улыбнулся в ответ, скидывая с ног кроссовки.
— Я сделал завтрак, так что если ты голоден...
— Немного позже, если можно, — Кэйя перебивает его, проходит мимо Рагнвиндра и садится за кухонный стол, скорее даже падает на стул, укладывает голову на деревянную кладь и страдальчески вздыхает, наблюдая краем глаз, как слегка удивленный таким поведением Дилюк выдавливает из себя рассеянное «Конечно можно», проходит мимо и пытается дожарить вторую порцию яичницы, очевидно, для Альбериха.
Дилюк возится у плиты, закатив по локоть рукава домашней рубашки (он именно из тех людей, кто не просто носит домашнюю одежду - это еще и рубашки). Кэйя вздохнул. Слишком идеальный. Это не было плохо. Дилюк тот, кто словно сошел со страниц глянцевого журнала, каждый день работает над собой, чтобы стать лучше и Альберих готов выть от того, что его сердце не лежит к Рагнвиндру. Может, это временно? Тарталье всё равно сейчас нужен большой перерыв от отношений, чтобы забыться, Альберих может быть рядом лишь «по-дружески». Может, за это время всё изменится?
— Кофе будешь? — из мыслей его в реальный мир вовлекают слова Дилюка.
— Да, спасибо, — отозвался Альберих.
Рагнвиндр не спросил ничего более - помнил всё наизусть. Кэйя любил латте: одна четверть молока, три четверти горячей воды, три ложки кофе и ни одной ложки сахара.
— Итак, — он отошёл от кофемашины и сел напротив Альбериха, поставив рядом с ним чашку кофе. Яичница осталась лежать на сковороде дожидаться желания на завтрак. — Что тебя беспокоит?
— Неужели так заметно?
— Ну, вообще-то да, — ухмыльнулся Дилюк. Он пожал плечами и отправил в рот кусочек яичницы.
Альберих вздохнул. Оно и понятно. Дилюк знает его с детства, каждую эмоцию и привычку. Для Рагнвиндра, Кэйя - открытая книга.
— Думаю, нам нужно поговорить, — если честно, Альбериху даже как-то боязно. Разумеется, он готов к любому расклад, но во рту слегка пересохло от волнения. Интересно, о чем он подумает, услышав эту фразу?
Рагнвиндр насторожился. Он положил вилку на край тарелки и сложил руки на столе. В его глазах тоже промелькнуло беспокойство.
Аякс на пороге своей квартиры. Стоит и не может зайти. Мнется. Время идёт неумолимо быстро, солнце успело встать, когда он заходил домой, это значит, что сейчас счёт пошел на минуты. Зайти, скинуть обувь, куртку, забежать в туалет, громко и показательно смыть воду в унитазе, создав себе алиби и вернуться в кровать.
Но это оказалось труднее, чем он думал. Заставить вернуться себя туда. С осознанием приходит горькое чувство бессилия, безнадёги и тотального самоуничижения. Ненавидеть себя за слабость. За неумение ответить. За то, что не ушел до сих пор и даже сейчас стоит у двери, хотя мог слепо бросить абсолютно все, жить на улице или на вокзале, на худой конец вернуться к родне, и не вспоминать больше про Моракса.
Только сейчас он заметил, как крепко сжимает собственное запястье, давит пальцами поверх былых синяков, до боли вжимая короткие ногти в кожу.
«Соберись, — он легонько хлопнул ладонями себя по обеим щекам. — Ты живешь здесь последние пару дней. И больше ты его не увидишь. Осталось потерпеть всего ничего. Решено. Захожу насчет три.»
1. Тарталья — лучший друг.
2. Тарталья — лучший друг.
3. Тарталья — лучший друг.
4.Тарталья.
Но каждый раз все сводилось к одному - попыткам забыться. Хотя бы в чем-то. Алкоголь, сигареты не помогали давно, а когда Аякс окончательно куда-то испарился, дело стало ясным - нужно что-то делать. И этим «чем-то» стал Рагнвиндр с которым, как оказалось, не так уж и плохо жить, если не ругаться по пустякам, конечно. — Ну, и что ты сидишь, как засватанный? — Альберих смеется, видя в темноте на набережной знакомую фигуру, подходит ближе и Тарталья поднимает на него взгляд. — Неужели не рад видеть своего лучшего друга? — натянутая широкая улыбка дрогнула при упоминании его «любимого» словосочетания. Аякс слабо улыбнулся и встал, разводя руки в стороны и приглашая в объятия. Куда делась вся его резвость? Раньше, не видься они больше нескольких дней, при следующей встрече Тарталья всегда бросался на Кэйю с объятиями, едва ли не заваливая на пол. Но сейчас... — Конечно рад, — сухо, почти убито. — Ну, и что случилось, к чему такая спешка-то, неужели так соскучился? — осторожно обнимает в ответ, стараясь долго не задерживаться у чужого тела, у душистых волос — травяного запаха нового шампуня, старается не утыкаться в плечо, на котором каждую ночь мечтает оставлять укусы - отстраняется, садится рядом, протягивает бутылку цветастого спиртного Чайльду. Тот отказывается. Тихий шум воды неподалёку разбавляет тишину. Альберих вздохнул и взглянул на бутылку. Сердце вновь предательски от чего-то защемило. А ему казалось, все уже забылось и, как говорилось, «ушла любовь, завяли помидоры». Ни черта подобного. — Мне нужно тебя кое-о-чем попросить, — шепчет Аякс, обнимает себя же руками и ссутулится, упираясь пустым взглядом вперед себя. — Не знаю, заслуживаю ли я помощи, не знаю с чего начать. Но все, в чем я уверен, это то, что я обратился к тебе потому, что доверяю тебе. Альберих вздохнул и отвел взгляд, запрокинул голову, вливая в себя добротный глоток сладкой слабоалкогольной дряни, которую, вообще-то, намеревался разделить с Аяксом. — Я во внимании. — Можешь меня обнять? — голубые глаза взглянули на Кэйю с мнимой надеждой. Альберих не может разглядеть этого взора в полутьме, фонарь слишком далеко от них и сколько бы студент не всматривался, ему так и не удалось понять, от чего дрогнул голос Чайльда. Одно известно точно, Тарталья тянет время. И Кэйя медленно начинает догадываться, о чем будет их дальнейший разговор: о том же, на чем и закончилась в прошлый раз их последняя встреча. — Ты хочешь поговорить про своего придурка? Кивок. Альберих закатил глаза. Ну, конечно. — Это не совсем то, о чем ты подумал, — сразу же выпалил Тарталья, когда слышит страдальческий вздох друга. — С этого момента поподробнее, — Альберих заинтересованно вскидывает брови. Внутри зажглась искорка надежды. — Я бы хотел расстаться с ним. Альберих криво улыбнулся: — Опять на полмесяца? — Нет, — Чайльд звучит серьезно, он смотрит куда-то мимо и сжимает своей рукой запястье другой, так крепко сжимает, что даже слегка дрожит. — Я хочу забыть о нём, — горесть в его голосе мешается с уверенностью и твердостью слов. Кэйя лишь отдалённо может себе представить, с каким трудом ему далось это решение. «Если так подумать... — размышляет, — ...то мы познакомились с ним уже когда он встречался с товарищем ублюдком. Видимо, он действительно значит для Аякса куда больше, чем мне казалось» — А что, если захочешь вернуться? — Остановишь меня, — он хватается за одежду Кэйи, сминает её под пальцами, утыкается в нее и ощущает легкий аромат чужого парфюма, однако не вникает, лишь мочит слезами ткань. — Если бы ты еще не сбегал по-тихому, может, я бы тебя и в этот раз остановил, — Альберих честно пытается отстраниться, хлопает ладонью Тарталью по плечу, делает что угодно ради того, чтобы внизу живота не стянуло чувством возбуждения. Стянуло. И Кэйя скривил губы, крепко хватаясь за талию Чайльда, желая притянуть к себе и уткнуться в его шею носом или хотя бы легким едва ощутимым поцелуем, но его действо прервало тихое «Ай», сорвавшееся с уст Аякса. Кэйе на мгновение показалось, что ему это лишь причудилось, но когда он попытался повторить свой ненавязчивый жест и притянуть Тарталью к себе поближе, он весь изогнулся, мелко задрожал, шипя сквозь зубы едва-едва слышное «Тс-с, ай-яй-яй». Тогда Альберих отстранился и взглянул сперва в глаза своему товарищу - зажмурены, а лицо искривленно в болезненной гримасе. Следующая станция для его взгляда - собственные руки, а, если быть точнее, талия, с которой Кэйя поспешил убрать ладони. Он рывком вздёрнул края футболки Чайльда и ужаснулся увиденному. Множественные синяки и ссадины, в основном на талии и внизу живота, некоторые уже заживали, однако подавляющее большинство выглядели еще свежими, словно оставленные только вчера. Аякс попытался спрятать следы, но Кэйя не дал ему этого сделать. — Это твой ублюдок сделал? Молчаливый кивок. — Мудак. Я убью его нахер. Рожу довольную об асфальт прочешу до тех пор, пока не сотру всё его самодовольство, — он не слышит даже своего собственного голоса, что сорвался на рычание. Альбериха захлестнул гнев, стук сердца отдался в ушах и висках, голову вскружил выплеснувшийся в кровь адреналин. Кэйя готов поклясться, что прямо сейчас готов сорваться с места, слепо влететь в чужую квартиру и разнести там все к чертям, он даже готов честно понести наказание за это лишь с ликующей мыслью о том, что у ублюдка выбиты пара-тройка зубов - и поделом. — Кэйя, пожалуйста, — рыжеволосый парень вздохнул. — Мне совсем ни к чему, чтобы ты загремел за решетку. Хотя, мысль о лице довольно заманчива, — он тихо расхохотался. И именно это заставило Кэйю вмиг остыть. Смех его любимого. Сдавленный, какой-то побитый жизнью, но смех, искренний, уставший, настоящий. — Ладно, с ним позже поквитаемся. Ты голый почти, где твоя одежда? Тарталья виновато жмёт плечами: — Если бы начал одеваться, он бы проснулся и никуда меня не пустил. Клянусь, если узнает о том, что я встречался с тобой, он снесет мне голову. — Пусть только попробует, — Альберих убедительно качает головой и крепче прижимает к себе Тарталью, но делает это уже чуть более осторожно, по памяти выбирая места, свободные от побоев. Они замолкают. Сейчас пока у Тартальи в голове пустота, ни единой мысли, то в голове Альбериха десятки идей по вызволению товарища. Но ни одна из них не проходит желанный отбор. Это вызывает неприятную тяготу и холодок где-то в центре груди, где многие люди предполагают нахождение души. — Сколько у тебя еще времени? — усаживает Аякса к себе на колени, оглаживая плечи и заглядывая в голубые бездонные глаза, что разят печалью. — Я оставил телефон дома, на нём установлено приложение, — Тарталья косо улыбнулся и отвел взгляд. — Отслеживает местоположение. Так что я без понятия, который сейчас час. «Почему ты говоришь это так, словно всё в порядке вещей!?» — мысленно ругается Альберих, вынимая из кармана свой телефон. — Половина третьего. — Еще два часа. — Хорошо, — Кэйя опускает голову на плечо Тарталье и шумно вздыхает, вслушиваясь в чужое дыхание на фоне волн недалеко отсюда. — Я хочу помочь тебе. Только не возвращайся к нему под крыло опять, пожалуйста. — Я постараюсь, — Чайльд смыкает густые ресницы и друзья вновь молчат. Логичнее всего было бы, конечно, обратиться в полицию, однако, это и самый геморный вариант. У Моракса там могут быть связи или, чего хуже, он их получит в ходе дела. Да и это деньги, которых ни у Тартальи, ни у Кэйи сейчас на руках нет: Альберих целиком зависит от Дилюка, а у Аякса изъяты всякие средства, да и с семьей он поругался и более может не рассчитывать на помощь. Как минимум сейчас. Остается всего лишь два варианта: 1. Прямо сейчас отвести Тарталью к себе домой. 2. Отправить его обратно и забрать только через время, дать ему несколько дней втихаря собрать самое необходимое и вывести по ночи как можно тише, без всякого шума. И оба варианта - отстойнее некуда. Первый звучит превосходно до момента, пока не вспоминается о том, что прямо сейчас в этой квартире кроме Кэйи живет, вообще-то, еще и Дилюк. К тому же они спят вместе, это тяжело не заметить, а Альбериху это не на руку совершенно. Второй вариант звучит сразу же отвратительно: отправлять лучшего друга, считай, на верную гибель, однако позволить ему взять всё необходимое, да и у Кэйи появится подушка времени, чтобы придумать, как поступить со своим старым-новым любовником. Слишком тяжело. Какого чёрта абсолютно все неприятности на свете свалились на задницу Кэйи именно в один момент? Все годы до этого он жил припеваючи, а сейчас происходит такое, что заслуживает как минимум трёхтомного романа или хотя бы многосерийной передачи на канале для домохозяек о самых неожиданных любовных поворотах в жизни бедного (во всех смыслах этого слова) студента. — Можно тебя поцеловать? — Кэйя спрашивает осторожно, даже не глядя в глаза. — По-дружески, — сдавленно добавляет он, когда слышит, что Тарталья медлит с ответом. — Я не против, — тотчас отозвался Чайльд. Чем они только не занимались «по-дружески». И поцелуи часто входили в спектр этих деяний ровно до тех самых пор, пока Альберих не осознал свои чувства. С того момента словно прозвучало «лавочка закрыта» для всех их «дружеских» занятий. Но сейчас словно всё начало возвращаться на круги своя. — «Не против» - не значит «хочу», — Кэйя вздохнул. — Не заставляй меня говорить это вслух. Это просто дружеский поцелуй, почему ты такой серьезный? И вправду. Слишком серьезен. Наверное, потому, что любит. Иначе ему было бы плевать на всякое согласие или же отказ. Альберих поджал губы и подался вперед. Грех жаловаться, всё же это его единственный шанс целоваться с Тартальей. Мысль о том, что эти губы еще сегодня мог целовать Моракс - противны Альбериху, но их перебивает трепетное чувство, напоминающее, что это губы Аякса. Его - тёплые, мягкие, искусанные от нервов, с едва ощутимым солоноватым привкусом крови, самые лучшие. Они целуются не глубоко, причмокивают губами и отстраняются. Сердце Кэйи уходит в пятки и ему кажется, что он вот-вот свалится куда-то назад. Холодок, пробежавший по спине, подействовал на него словно анастетик, который заставил вмиг расслабиться все мышцы на спине и Альбериху понадобилось приложить немало усилий, чтобы удержаться на месте. Они наконец поцеловались. Хоть и в такой дерьмовой обстановке. Хоть и лишь потому, что Чайльд хочет банального тепла и ласки, человеческого к себе отношения, он готов целоваться, обниматься, заниматься сексом с кем попало, кто проявит к нему хоть толику заботы. Разумеется, всё это он умело сдерживал ранее ради верности «Раз.
Два.
Дверь открылась прямо перед его носом.
На пороге Моракс. Он с силой сжимает ручку двери так, что дивно, почему он до сих пор ее не оторвал. — Аякс. Его сердце замерло, а после камнем упало куда-то вниз. На лице застыл искренний ужас. Тарталья попытался вдохнуть, но это получилось с трудом, что-то более похожее на хрип. Тарталья инстинктивно попятился назад, до тех пор, пока не уперся спиной в стену напротив входной двери, вжимаясь в нее с такой силой, словно желая стать одним целым. Чжун Ли поджал тонкие губы так, что те превратились в тонкую нить на его лице. Больше ни слова не проронив, он медленно переступил через порог квартиры. Аякс вжался в стену сильнее, заметавшись на месте, однако его ноги словно стали чугунными, припали к земле так, что он не мог пошевелиться, лишь хватаясь за гладь стены. Шаг. Еще один. Молча Моракс стальной хваткой схватил Чайльда за волосы, когда тот наконец опомнился и попытался метнуться в сторону лестничной клетки. Тарталья поморщился от боли, попытался отцепить руку Ли от собственных волос двумя своими, но лишь сделал хуже, получив за своеволие звонкую пощечину. — Домой, псина, — цедит мужчина сквозь зубы так, чтобы не разбудить соседей и рывком тащит Аякса в квартиру. — Нас ждёт разговор. С этими словами Чжун Ли и Тартальей глухо захлопнулась дверь.