Отвратительный дуэт

Кэйя вздыхает, стоя перед дверью в аудиторию. Впервые за несколько месяцев он явился в университет. Только дойдя до дверей своей аудитории по сегодняшнему расписанию, Альберих мысленно уже сотню раз проклял собственную идею забыться в учебе. Когда они с Дилюком еще были вместе, Рагнвиндр всегда советовал ему забываться в учебе. Хоть они и учились в разных университетах и совсем на разных специальностях, Дилюк всегда провожал Кэйю до самого порога в университет и пристально следил за тем, чтобы его бойфренд учился. Альбериха это не устраивало, да и только стоило им разбежаться, как след его окончательно простыл в вузе. Несколько раз ему даже звонил Венти, что учился с ним в одном потоке, только чтобы осторожно спросить будет ли Кэйя ходить на учебу. Альберих всегда отвечал «ага, в другой жизни может» и сбрасывал вызов. А теперь он явился сюда без помощи Дилюка, сам пришел и стоит у двери, но все никак не может зайти. Наверняка, он бы прямо сейчас решился развернуться, плюнуть на все да уйти, пока не поздно, но дверь прямо перед его носом резко и широко распахнулась, больно встретившись деревянной кладью со лбом Альбериха. Он пошатнулся и отшагнул назад, тря ладонью лоб. — Какой идиот так резко открывает двери? — он тихо шипит это сквозь зубы. — А какой придурок стоит напротив двери, которую я собираюсь открыть? — спрашивает его в ответ спокойный монотонный женский голос и Альберих узнает его, поднимает взгляд единственного глаза вперед себя и видит перед собой Розарию. «О, так ты еще живой!» — коротко и мрачно усмехнулась она. Альберих поднял тонкие брови в легком возмущении. Неужели он живет настолько дерьмовую жизнь, что каждый его знакомый к ряду в праве удивляться что он до сих пор живой и ходит по этой проклятой богом забытой земле под названием «дорога на пары». — И без своего дружка засранца-оборванца? — она спокойно вздернула тонкие брови и заглянула к Кэйе за плечо, видимо, в надежде отыскать рыжеволосого Тарталью. — Сегодня что, конец света? — заключает Розария, когда не находит за спиною Альбериха знакомой фигуры. — Удивляешься так, словно никогда не видела нас раздельно. — Ну, не знаю, — она саркастично отвела взгляд, пожала плечами и левый уголок ее губ дрогнул в издевательской ухмылке. — Мне казалось вы что-то типа сиамских близнецов и вас можно разделить только хирургическим вмешательством. — Ой, иди ты, — Альберих закатил глаза и отвернулся от девушки. Розария смерила давнего знакомого холодным заинтересованным взглядом и молча махнула рукой, устремившись в сторону женского туалета. Альберих проводил ее взглядом. Розария — эффектная, стильная девушка с вечно уставшим видом, бледным личиком, которое украшал острый нос с небольшой горбинкой, тонкие губы, колючий холодный взгляд и, ко всему прочему, серые, почти черные мешки под глазами. Она была одной из тех, на кого заглядывалась половина университета типичных парней, жаждущих присвоить себе то, что не является их по праву. Самые обычные задроты, никчемные зануды и стремные типы, которые тянули руки свои к ее талии, а взглядом хотели заползти в ее глубокий вырез. Однако, Розарии не льстило внимание отбросов. Когда они только встретились в университете на первом курсе, Розария затесалась зависать вместе с Тартальей и Кэйей, а вместе с ними обычно был низкорослый милый парнишка Венти, который, как оказалось впоследствии, старше их всех. Но теперь они перестали видеться так часто, а из всей их компании вместе остались только Аякс с Альберихом. Но, как оказалось, всему приходит конец, как бы печально ни было это осознавать. Не то, чтобы Кэйя смирился. Хоть с Чайльдом они ругались редко, но очень феерично. Хоть в этот раз обошлось без всей феерии, но они, видимо, вновь разбежались и Альбериху стоило принять это. Или хотя бы постараться забыться в чем-то. Так как алкоголь Дилюк ему не пробил, оставалось довольствоваться другими, менее легкими способами, например спорт, учеба, клубы по интересам или прочая бесплатная дребедень, которая знатно помогает убить время. Кэйя всегда вспоминал некогда сказанную Тартальей золотую фразу, описывающую, пожалуй, весь принцип жизни студента «Кэйя, запомни истину, главный закон физики — это не теоремы Ньютона и не формулы Энштейна. Главный закон физики — всё крутое и весёлое стоит минимум тысячу моры». Впрочем, так оно и было. Он переступает через порог аудитории, заходит внутрь и шумные голоса сокурсников сменяются удивленной тишиной. Кэйя спокойно идет к своему месту и небрежно бросает на деревянную кладь стола рюкзак, пока студенты за его спиной о чем-то удивленно шепчутся. — Че с ними? — Альберих трясет за плечо Венти за соседней партой, который опустил голову на собственные руки и, кажется, задремал. Когда, спустя несколько мгновений, бард поморщил лоб и поднял голову, устало, сонно как-то хлопая густыми ресницами и устремляя взгляд широких глаз на Альбериха, он вдруг подскочил с места, удивленно выкрикнув имя Кэйи. — Да, это мое имя, рад, что местная алкашня до сих пор держит в голове мое имя. Почему все шепчутся? Венти обиженно надул губы в ответ на острый сарказм Кэйи. Не то, чтобы Альбериха очень удручал факт того, что сейчас за его спиной несколько десятков человек обмывают ему кости. Скорее ему было плевать. Нет, наверное лучше подойдет слово поебать. Ведь беря в учет его состояние, ему и правда было скорее просто из чистого любопытства интересно узнать, по какому поводу было такое удивление его приходу. — Мы думали, что ты умер, — Венти расплывается в кривой ухмылке и подпирает тонкой рукой свою голову, глядит на Кэйю как-то искоса, но до боли довольно. Он рад, что Альберих вернулся. — Вообще-то от старосты было предложение поставить на твою парту цветы, как обычно делают покойным одноклассникам или сокурсникам, но все зажлобили деньги, так что ты остался без похоронных цветов. — Блять, идиоты, — выругался Кэйя и накрыл ладонью свое уставшее лицо, плюхнулся за свою парту, откидываясь на спинку стула. — Почему меня все успели похоронить? — Ты выглядишь как живой труп. Когда ты в последнее время в зеркало смотрел? — Венти поворачивается к нему. «Отстань» — бубнит Кэйя себе под нос и кладет голову на парту, накрывая ее обеими руками. Как бы он не старался убежать от мыслей о Тарталье, они каждый раз возвращались к нему бумерангом еще с большей силой сбивая с ног. Альберих прыгает от мысли к мысли о своем рыжем товарище, он думает о том, хорошо ли с ним все, мысленно надеется, что Моракс ему не навредил в ту ночь. Кэйя все еще не забыл тех страшных синяков и кровоподтеков на шее и худых ключицах Тартальи, все еще не смог отвертеться от устойчивой мысли о том, что это дело рук Чжун Ли. На этот счет у Альбериха не было совершенно никаких оснований, просто глупая упрямая интуиция, которая, наверняка, как окажется в дальнейшем, будет основана всего лишь на его горькой зависти. На мгновение сквозь огромный поток мыслей проскакивает образ Дилюка и Кэйя резко открывает свой единственный глаз, вздрагивает, словно обжегся о пламя, непонятливо хмурится. Что Рагнвиндр забыл в его мыслях? Он мотает головой. Этот чудак всего лишь заплатил за еду Альбериха, что и стоило ожидать от такого любителя помогать всем, как Дилюк. Кэйя вздыхает и мысленно отмечает, что ему стоило бы вернуть Дилюку долг за еду как только появится эта возможность, ведь быть должником у бывшего - звучит особо ранимо для гордости Альбериха. Хотя, что-то ему подсказывает, что деньги появятся у него не скоро, ведь со стипендии он слетел еще в позапрошлом месяце и все это время жил на оставленные или забытые в карманах деньги, в остальном ему помогал Тарталья. Так уж случилось, что у Чайльда всегда была наличка и даже Кэйя не имел ни малейшего понятия, каким образом Аякс зарабатывал себе на жизнь. Да и хотел ли он узнать? Вдруг Тарталья затемнит, вдруг Кэйя узнает о нем того, чего не стоит знать? Лучше уж жить в сладком неведении и глупой влюбленности в лучшего друга, чем за ненужную информацию поплатиться и другом и любовью. Он послушно отсидел все пары до самого конца, ни разу не выйдя из аудитории без надобности. Розария звала его в курилку, Венти пытался растормошить, но ответ у Кэйи все время был один: «не хочу». — Эй, чудик, придешь завтра? — окликнула его Розария, собирая мятые тетради в сумку. — Не знаю, отстаньте от меня с глупыми вопросами, — Кэйя небрежно смел в рюкзак ручки и тетради со своей парты и махнул Венти с Розарией рукой. — Это когда наш Кэйя стал таким суровым занудой? Это все влияние твоего парня...как его? Дилюк вроде бы? — бархатно засмеялся Венти, ставя руки на облезший подоконник и усаживаясь на него. Он прислонился спиной к оконной раме и склонил голову, глядя в открытое окно и мотая вперед-назад ногами, словно ребенок малый. — Он тут не при чем, — огрызнулся Альберих, кривя губы. До сих пор многие считали, что они с Дилюком встречаются, ведь афишировать свои расставания Кэйя не собирался так, как делал это Тарталья. Альберих стиснул в руках лямки рюкзака и подошел к выходу из аудитории. Если бы у него были какие-то мысли в голове, он обязательно погрузился бы в них, но внутри него пустота, все словно разом замолчало, предательски предоставляя Альбериха реальному миру. Сознание Кэйи словно специально избавило его совершенно от всех мыслей, жестоко взяло за волосы и с головой окунуло в окружающий мир, в громкие звуки, в соловьиное пение за окном, в треск старых парт и в шуршание тетрадей. Он поморщился от того, как это было громко. Стиснул зубы от того, как все вокруг было ему противным. Альберих собирался уходить и уже было открыл дверь, переступая через порог, как голос Венти заставил Кэйю вмиг ощутить волну эмоций, волну каких-то ярких непонятных чувств, сердце остро кольнула немая надежда. — Там что, Тарталья? — Венти прислонил обе ладони к окну и уперся в стеклянную прохладную поверхность носом, вглядываясь в силуэты. — Погодь, и правда он! Э-эй, Кэйя! — парень обернулся, чтобы позвать Альбериха, но в классе остались только они вдвоем с Розарией, а из коридора эхом зазвучали быстрые-быстрые, удаляющиеся от них, почти невесомые шаги. Кэйя сорвался с места в тот же миг, как услышал имя лучшего друга. Ноги сами непослушно понесли его вперед по длинному темному и такому пустому коридору, сердце предательски забилось в такт его бегу. Альберих, спотыкаясь, едва не скатился с лестницы на второй этаж. Он хватался за перилла, едва не стирая руки в кровь, скользил ладонями вниз до самого конца деревянной клади опоры и вновь срывался на бег, жадно хватая ртом воздух. Кэйя перецепился о собственную ногу и полетел вниз, ударившись больно, но он, закусив губу, сразу же подпрыгнул с прохладного пола, отряхнул ладони и устремился дальше, вперед по коридору. Непослушные волосы взметнулись вверх на повороте и неаккуратный, небрежно заплетенный с утра хвост развязался, освобождая длинные синие пряди из тесных оков строгой прически. Они упали ему на плечи, когда Кэйя остановился у выхода из университета. Альберих оперся о дверь ладонью и выглянул на улицу, спешно ища глазами знакомую фигуру. На территории вуза людей осталось совсем немного, все спешили домой или на подработку, потому Кэйя быстро набрёл проницательным взглядом на Тарталью, который неспешно выходил из соседнего корпуса и шел в сторону ворот. Альберих хотел закричать, но ком в горле от волнения не дал этого ему сделать. Студент подался вперед, не чувствуя собственных ног, он бросил на землю рюкзак, чтобы бежать было проще и сорвался с места. — Стой! Стой-стой-стой! — хрипло умоляюще зовет Кэйя и вытягивает правую руку вперед, словно хочет дотянуться до Чайльда. Но он слишком далеко, уже скользнул меж высоким железным забором и калиткой. — Подожди! Пожалуйста... Он громко и больно ударился плечом о железные перегородки и только со второго раза сумел выбраться с территории. «Тарталья!» — выкрикнул он в пустоту и на него обернулось несколько прохожих. На Кэйю устремились недовольные, чем-то возмущенные, непонятливые взгляды незнакомых ему людей. Но все, что видел Кэйя перед собой, лишь рыжие-рыжие волнистые волосы, которые скрылись за закрывающейся дверью черного автомобиля. Альберих встал, словно ноги его приросли к земле, он только неизменно вытягивал правую руку вперед, глядя как автомобиль сперва отъехал назад, после развернулся и укатил куда-то в сторону соседней улицы. Он проводил пустым взглядом машину, которая через несколько мгновений скрылась за поворотом. Плечо заныло от боли, но сердце кольнуло сильнее, чем дурацкая физическая боль. Альберих не верил в душу и прочую мистическую дрянь, но сейчас что-то крепко сдавило его грудь, напрягло каждый орган, натягивая, словно струны, его чувства. Кэйя опустил руку и пошатнулся, отходя назад и глухо упираясь спиной в железные прутья забора. Студент сполз по забору вниз, сел на землю, прижимая колени к груди. Только сейчас он взглянул на собственные стертые в кровь ладони. Кэйя смутно вспомнил о том, что пятью минутами ранее прочесал руками университетский пол, когда неловко упал с лестницы. Альберих глубоко вздохнул, сомкнул густые ресницы и вытер кровь с ладоней об одежду. Не очень то ему было и больно, чтобы просить кого-то о помощи. Не так уж его и пугал вид крови, чтобы перевязать раны. В его голове плотным клубком сцепились мысли и воспоминания. Он туманно вспомнил Дилюка, который когда-то в детстве давным-давно сел перед роняющим слезы из-за раны на коленке Кэйей. Тогда Альберих больно поранился, но Дилюк всегда носил с собой в широком кармашке штанов бинты, поэтому он взял взял руки Кэйи в свои и с легкой улыбкой проговорил: «Раны на теле кровоточат, боль бывает мучительна и невыносима, но через время они заживают и боль проходит. С помощью медикаментов это сделать еще проще. А вот гораздо невыносимее боль душевных ран. Телесные увечия можно залечить с помощью бинтов и спирта, а лекарств от болезненных душевных ран нет. Кроме одного, очень редкого лекарства. Его трудно достать лишь по одной причине: такой медикамент может дать только другой человек. Это лекарство называется любовь». Тогда Дилюк опустился к ногам Кэйи и бережно перевязал разбитую коленку бинтом. Плечи Кэйи задрожали от воспоминаний, он опустил голову на колени и тихонько завыл, сжимая больной рукой одежду на груди: — И кто же даст мне это лекарство? И почему оно не нужно другим, когда я так хочу его дать? — шепотом говорит Альберих, кусая губу до крови и чувствуя во рту железный кровяной привкус. Через несколько минут, когда Кэйя почти выплакал все свои слезы, на его плечо осторожно легла чья-то ладонь. — Такой драмы поди отыщи даже в турецких сериалах. Альберих поднял взгляд. Над ним угрюмо стоит Розария, сжимая меж пальцев тонкую ментоловую сигарету, а чуть ближе Венти, держит его раскрытый рюкзак и сладко-сладко улыбается. — Не успел его догнать? — Ага, типа того, — Кэйя отвел взгляд и раздосадовано поджал губы. — А вещи зачем побросал? Мы нашли твой портфель у выхода. — Я случайно, — небрежно ответил Кэйя и встал. Венти протянул Альбериху рюкзак и тот взял его, благодарно кивнув. Они немного постояли у входа, дожидаясь, пока Розария потушит окурок о железную решетку и метко забросит его в мусорный бак. — Пошли к тебе? — Венти засветился от радости. Альберих нахмурил брови: — У меня нет денег на алкоголь. — Мы с Розой тебе все устроим, все-таки твое возвращение отметим. Эй, Розария, что у тебя по планам на сегодня? Девушка подняла на Венти уставший взгляд: — Какое совпадение, а я только-только собиралась пойти в соседний квартал считать трещины на асфальте. Кажется, мой график совсем забит. Кэйя улыбнулся. Розария в своем репертуаре. Но сейчас ему было плевать с кем и как провести время, да и Венти такой чудак, что ни за что не отлипнет от него ради возможности налакаться вкусным спиртным. Каждый из них забывался в чем-то своем: Кэйя забывался в Тарталье, Венти — в алкоголе, а Розария — в сигаретах. Все это, в общем-то было их плохими привычками от которых следовало бы избавиться, но они люди, а людям свойственно творить всякую бессмыслицу, о которой будут обязательно жалеть каждый на приеме у своего врача: психиатра, эндокринолога или терапевта. Впрочем, кто они друг другу такие, чтобы говорить о вреде чужих привычек, когда сами ничем не лучше, верно? Был ли Кэйя помешанным? Вряд ли, он просто неудачно влюблен. Был ли Венти алкоголиком? Совсем нет, он всего лишь убегал от горьких мыслей и чувств о прошлом к бутылке спиртного. Была ли Розария хамкой и «какой-то не такой девушкой»? Ничуть, она всего лишь была собой, неугодной общественным стандартам, с усталым лицом, без макияжа, без широкой улыбки и гладко выбритого тела, с короткими волосами и вредными привычками, но все равно оставалась девушкой. Все ярлыки, что клеило им общество, были ничем иным, как просто поверхностным суждением о каждом из них, никто не хотел копать глубже, останавливаясь лишь на том, что они не такие, другие. Они все же собираются и идут в сторону дома Альбериха. Венти радостно заплетает язык Кэйе словами о том, что их «трио, не считая Тартальи» наконец воссоединяется, а Розария молча шла рядом, пересчитывая имеющиеся деньги. Они собирались заскочить в какой-нибудь алкомаркет неподалеку и опустошить несколько полок со спиртным, прежде, чем завалиться в квартиру к Кэйе.

* * *

— Моракс, стой, погоди, остановись не на долго, — Тарталья увидел Кэйю, стоящего у ворот, когда их машина отъехала немного дальше. — Мне нужно выйти из машины, — он юркнул рукой ручке двери машины, готовясь поскорее выскользнуть на улицу. Чжун Ли поднял брови и слегка притормозил, сбавляя ход, но не останавливая машину до конца: — Ты что-то забыл? — Нет, — Чайльд помотал головой и уперся ладонями в тонированное стекло. — Ну, то есть да. Там Кэйя, и мне очень срочно нужно с ним поговорить. Он выглядит так, словно ему очень грустно и... — Аякс не договорил, его прервал резкий толчок. Машина внезапно тронулась вперед, Чайльд чуть не вписался лицом в лобовое стекло. Моракс едва ли не до конца вдавил педаль газа в пол и поджал узкие розовые губы, крепко сжимая руками руль: — Не водись с ним, он меня раздражает.