Отвратительный дуэт

Кэйя еще ни разу не выходил из дома за это время. Он лежит в тишине с зашторенными окнами и не слушает даже собственного биения сердца. Все мысли его только о Чайльде и о том, куда пропал его лучший друг. Ни звонков, ни сообщений. Аякс был в сети позавчера, а во всех мессенджерах скрыл свою активность. Альберих не отрывается от телефона, не отходит ни на шаг и скуривает уже чётвертую пачку сигарет за это время. Впервые Кэйя не скрывая готов сам себе признаться: «Мне херово. Мне блядски дерьмово. Мне плохо. Я ненавижу эту ебучую жизнь и каждую секунду времени которое я не знаю что с Чайльдом». Он жалеет о том, что несколькими днями ранее они прикончили все его запасы алкоголя, но выходить на улицу в магазин звучит как какая-то непреодолимая тяжесть. С постели вставать не хочется, есть не хочется, да и думать тоже не хочется. Ну и денег, конечно, на подобные алкогольные пирушки у него совсем не осталось. Альбериху тошно от одного только табачного привкуса в своем рту, ему хочется блевать от сигаретного дыма, коим пропиталась вся его одежда, всё в этой квартире. Но и проветривать ему тоже не хочется - путь от кровати до окна выглядит теперь в его голове не как «четыре с половиной шага до окна», а как непреодолимое путешествие ценою во все его оставшиеся силы и несколько банок недопитого энергетика, стоящего рядом с диваном на полу. Одну банку он перевернул по неосторожности и разлитая сахарно-кофеиновая вода превратилась в липкую лужу, но чистолюбивый ранее Кэйя теперь даже не думает прибраться. Он не брезгует тем, что однажды влезет в эту лужу ногой и обязательно прилипнет. Плевать. Совершенно без разницы. Ноль беспокойства. Кэйя свешивает ноги с дивана, закидывает руки себе за голову и смотрит в белый потолок, выпускает изо рта сигаретный дым и ощущает как желудок неприятно крутит от голода. Альберих еще раз смотрит в экран своего телефона. Наверное, он просто сошел с ума от грусти, от зависти, от боли, обиды, отчаяния и одиночества.

* * *

— И где ты жил, пока мы были в ссоре? — любезно, бархатным голосом интересуется Чжун Ли, он подпирает голову рукой и смеряет взглядом Тарталью, который сидит перед ним и мнется с ответом. Они договорились о самой обычной встрече вечером после того как закончится последняя пара Тартальи в университете, но Моракс почти сразу повел Чайльда в ресторан и задарил материальными извинениями: он вручил ему букет красивых красных роз и какой-то завёрнутый в небольшую подарочную упаковку подарок. Чжун Ли — идеальный, эффектный плечистый мужчина с ровной осанкой, словно с обложки журнала. На него заглядывались девушки и некоторые парни, впрочем, на такого заглядывался и сам Кэйя в первый день их знакомства, но после они друг друга мнимо невзлюбили. В выглаженной одежде, сложа руки перед собой, он сидит напротив Тартальи, который, словно весь помятый, прячет куда-то взгляд, его красная рубашка расстегнута на три верхние пуговицы. — Кэйя. Я пожил немного у него, — именно это Чайльд говорит несмело, а после нервно берется обеими руками за горячую чашку капучино, подносит к губам и вздрагивает, тихо шипя от боли. Обжегся. — Ах, тот Кэйя. Он мне не нравится, — Моракс задумчиво смотрит в потолок мгновение, вскоре возвращая взгляд янтарно-желтых глаз на Чайльда, который, впридачу ко всему, тихо закашлялся. Он точно был не тем, кто часто был в ресторанах и кто чувствовал себя здесь в своей тарелке. Чжун Ли только нежно улыбается и не двигается, наблюдая за Тартальей. — Надеюсь, он не тянул к тебе свои руки? — в его голосе читается легкая едва уловимая угроза, которую он умело прячет за улыбкой. Чайльд глубоко вздохнул и натянул на свое бледное, густо усыпаное веснушками лицо широкую солнечную улыбку, помотал головой и радостно, уверенно ответил: «он ведь мой друг, я только твой». Именно таким любил его Чжун Ли и Тарталья давно понял что именно нравится Мораксу в нем. Тарталья составил длиный список того, что нравилось Чжун Ли в Тарталье: нравилась его широкая улыбка, нравилась его напущенная глупость и лёгкость в общении, то как вызывающе Тарталья одевается, ему нравилась расстегнутая до груди рубашка, свободные джинсы, аккуратные ухоженные руки, рыжие веснушки по всему телу и худощавая фигура. Моракс любил бесстыдно пожирать Аякса взглядом, а рыжеволосому нравилось такое внимание со стороны старшего. А Тарталья просто любил его, быть может в силу своей неопытности в делах любовных, а может и просто потому что Чжун Ли - идеальный. Слишком долго они друг друга знают, Моракс едва ли не с детства приглядывает за Аяксом. Чайльд рано начал жить половой жизнью и совсем не стеснялся этого, наоборот, даже гордился, ведь секс он получал от Моракса. Подростковое тело полное гормонов жаждет приключений, а Чжун Ли был готов их предоставить в полном объеме своего опыта. Аякс бы поклялся, что знакомь он Чжун Ли со своей маминькой, первым делом она бы отвела Моракса в сторону и пренебрежительным шепотом спросила бы: «Что ты в нем нашел?», и только потом принялась ругаться, узнай она сколько ему лет, ведь Мораксу почти тридцать шесть. В семье Тартальи все с этим было строго: родители хотели, чтобы он привел домой идеальную девушку, а он с улыбкой до ушей притащил бы в семью самого настоящего принца. Через двадцать минут они выходят на темную улицу из ресторана, заплатив за две несчастные чашки капучино. Кто ходит в рестораны чтобы попить кофе? Определенно Моракс был любителем таких вылазок. А еще он любил зажимать Тарталью где-то в переулке, не дожидаясь прихода домой. — Моракс, — Чайльд тихо шепчет, упираясь ладонями ему в грудь и точно не рассчитывая на подобное завершение дня. Чжун Ли словно его не слышит, сдвигает в сторону красный мятый воротник рубашки Чайльда и хмурит брови: — Зажило почти? Он проводит по бледной коже Тартальи рукой, останавливаясь на синяках и кровоподтеках, подолгу рассматривая их в блеклом освещении фонаря, который освещал безлюдный переулок, в котором они жались друг к другу. Тарталья отвел взгляд в сторону и его уголки губ дрогнули в смущенной, жалостливой, непонятливой улыбке. От чего он улыбается? От одних только властных прикосновений Чжун Ли к местам побоев? Звучит так, словно Аякс тронулся умом. — Чжуни, я скучал, — Чайльд становится на носочки и тянется вверх, за сладким желанным поцелуем. Моракс ничего не отвечает, плотнее прижимает парня к стене, не спуская руки с его шеи, сдавливает крепче, чем засталяет Тарталью рассеянно ахнуть от нехватки воздуха. Они сминают их губы в горячем поцелуе, но Чайльд не улыбается в поцелуй. Он, словно исполняя свою рутинную работу, послушно открывает рот, позволяя Мораксу сплести их языки. Переулки — далеко не самые странные места, где им доводилось сближаться. Моракс был чересчур любвиобилен и редко мог дотерпеть до дома, но и Чайльд был не против лёгкого адреналина. Хотя, в переулках обычно несет всякой мерзостью, прямо как сейчас. Когда Моракс пытается опустить Тарталью перед собой на колени, Чайльд упирается. — Давай домой? — Не хочу. — Мне здесь не нравится, — Чайльд поджимает дрожащие губы. В его темных голубых глазах нет ни страха, ни переживаний. Впервые он решился отказать Мораксу и его сердце от чего-то трепетно забилось, пускай в лице Аякс и не переменился. Моракс отстраняется и изучающе смотрит на Тарталью. Видно, что он не ожидал такого, от чего опасный блеск в его глазах ярко сверкнул недовольством, но Чжун Ли быстро спрятал его, сомкнув густые карие ресницы, легко улыбается и отпускает Чайльда. Делает он это лёгким рывком, словно сдерживая что-то внутри себя, неаккуратно берет рыжеволосого за тонкое бледное запястье и ведет за собой. Он открывает дверь в машину перед Тартальей и молча пускает его внутрь. Чайльд оторожно садится на черное кресло, откидывается на мягкую обивку и устало закрывает глаза. Он ощущает себя мерзко, он словно одновременно убегает отовсюду, чувствует себя самым мерзким на свете трусом: сбежал из родительского дома, сбежал от лучшего друга и сейчас сбегает от случайных близостей с Мораксом, с человеком которого, вроде как, любит. Чайльд чувствует вину за собственный отказ, ведь всегда удовлетворение Моракса он считал своим правым долгом. Чайльд сгибается и закрывает руками лицо, тихо скулит в свои ладони и слышит как Моракс почти беззвучно хлопает соседней дверью, садится за руль, но не заводит машину, тоже откидывается на спинку кресла и устало трет переносицу двумя пальцами. — Всё в порядке? — Чжун Ли краем глаз смотрит на своего рыжика, кладет свободную руку ему на спину и обнадеживающе поглаживает, чувствуя под своей ладонью острые косточки каждого позвонка Тартальи. — Ты похудел. — Тебе не нравится? — Чайльд поднимает на него взор голубых рассеянных глаз, смотрит на Моракса так, словно вот-вот заплачет. — Нравится конечно. Они вновь целуются, Чжун Ли подается вперед и дарит Тарталье легкий кофейный поцелуй. Чайльд игриво прикусывает губы Моракса, развязно проходится языком по деснам Чжун Ли. Чайльд спускается ниже дорожкой поцелуев, сдвигая воротник деловой рубашки Моракса в сторону, расстегивая несколько верхних пуговиц и припадая горячими губами к смуглой коже, оставляет на ней багровую отметину. Чжун Ли одобрительно, словно по-отцовски гладит Аякса по голове, запуская в рыжие густые волосы свои тонкие длинные пальцы, довольно перебирает непослушные вьющиеся пряди, массируя голову и изредка сжимая меж пальцев волосы Тартальи. Аякс опускается руками между ног мужчины, ловко расстегивает ширинку и пуговицу на его брюках. В полутьме машины Чайльд действовал наощупь, привычно запуская руки под резинку темных боксёров и достает из-под нее горячий желанный член, который почти сразу игриво берёт в рот, дразня Моракса языком. С губ мужчины срывается лёгкий тихий стон, Чжун Ли довольно хлопает ладонью Чайльда по щеке, разрешая брать глубже. Именно так каждый раз сходились они после расставаний, всё начиналось с негласных извинений от Чайльда, обычно это всегда касалось секса — никаких излишеств. Не то, чтобы это нравилось Тарталье, но ему нравился Моракс, а это меняло суть его принципов. — Молодец, — хриплый голос Чжун Ли прорезает давящую тишину. Чайльд, тихо сопя, довольный похвалой, берет глубже и от привычной призрачной боли он впивается пальцами в кресло машины. Скоро это все закончится. Он старается не думать ни о чем в такие моменты. Моракс инстинктивно двигает бёдрами навстречу Тарталье. В голове Чайльда крутится заезжанная пластинка: «Скоро закончится, скоро закончится, не думай, не думай, не думай, не думай, просто делай, это твоя задача, тебя похвалит Моракс, старайся лучше». И у Тартальи получается не думать ровно до того момента, как тишину и тихие стоны Моракса не прерывает тихая до боли знакомая мелодия вперемешку с вибрацией из кармана Чайльда. Аякс хочет отстраниться, тянет руку к карману но Чжун Ли подается вперед и опережает рыжеволосого, выуживает смартфон Тартальи, смотрит в яркий экран щурясь от света. Рыжеволосый студент пытается отстраниться, хочет поднять голову, но широкая ладонь Моракса спокойно ложится на макушку Тартальи и так же спокойно вдавливает Чайльда вниз, заставляя больно насаживаться горлом на горячий член мужчины почти до предела. Тарталья сдавленно хрипит. — Кэйя, — Моракс читает вслух подпись к вызову и, не обращая внимания на конвульсии Чайльда где-то внизу, принимает звонок, подносит смартфон к уху, спокойным монотонным голосом проговаривая: — Слушаю. Тарталья не может разобрать что говорит Кэйя, от чего-то к глазам поступают слезы и Чайльд судорожно смыкает дрожащие ресницы, кашляя и давясь членом Моракса. — Тарталья сейчас...— Чжун Ли тихо простонал в тыльную сторону своей ладони, —...слегка занят мной. Всего хорошего. С этими словами он сбрасывает звонок, отпускает Тарталью и тот подпрыгивает, едва не ударяясь головой о крышу машины. Он заходится в кашле, вперемешку со слезами, содрогается, сгибается над членом Моракса, дрожащей рукой стараясь вытереть собственные невесть взявшиеся откуда слезы. — Зачем? — голос Аякса дрогнул, когда он скрыл своё личико за ладонью, в попытках вытереть со щек слезы, а с губ и подбородка слюни вперемешку со смазкой, что обильно выделялась из члена Моракса все то время. — Я мог сбросить. Моракс сидит неподвижно, отбрасывает смартфон Тартальи на заднее кресло и вздыхает: — Потому что мне нравится, когда люди знают, что ты мой. Я слишком дорожу тобой, Тарти, — Моракс сладко улыбается и Чайльд смотрит на него сквозь пальцы, сдается, но лишь только от того, что отчаяние почти полностью поглотило его сознание. Чжун Ли слишком невероятный манипулятор, он изучает Тарталью и знает, что нужно делать, чтобы Аякс простил его без всяких извинений. Тарталья не имеет ни малейшего понятия, как будет оправдываться перед Альберихом, когда они увидятся в университете. Впрочем, как любил говорит Чайльд: «Завтрашние проблемы — завтрашнему мне». Он увидел это в каком-то аниме, которое они смотрели вместе с Кэйей на одной из совместных пар и с тех пор он всегда успокаивал себя этой фразой. Эти слова он прокручивает в своей голове и когда Моракс откидывает назад спинку водительского сидения, и когда Тарталья стягивает со своих плеч красную рубашку.

«Завтрашние проблемы — завтрашнему мне»

Тарталья залазит на колени к Мораксу и развязно, бесстыдно стонет от грубых прикосновений Чжун Ли, от того как он властно сжимает в руках его упругую задницу, от того как желанно смотрит на него. Взгляд Аякса наоборот, пустой, он теряет фокусировку внимания, просто наслаждаясь тем, как его тело изнемогает, приятно дрожит и ноет от любого прикосновения Моракса. Если бы Чайльда спросили прямо сейчас что он чувствует к Чжун Ли, он бы, в порыве возбужденного бреда, обязательно промямлил бы, что зависим от него. Его тело зависимо от Моракса потому что у Чайльда не было других партнеров, этот мужчина словно сломал его, сделал своим, точно посадил на незримую короткую цепь у своих ног и хитроумно сделал так, чтобы Тарталья сам возвращался, сам скучал за мнимой цепью, которую любезно подарил ему Моракс. В целом, в этом и заключались их отношения. Во взаимной зависимости друг от друга, во взаимной привычке друг к другу. Было ли это здоровыми отношениями или наоборот, они предпочитали не задумываться. — Хочешь меня? — спрашивает Чжун Ли, довольно глядя на Чайльда, выгибающего спину и сидящего, нетерпеливо ерзающего на его бёдрах. — Хочу, — шепчет Тарталья, стыдливо, словно девственник, пряча взгляд.

* * *

Кэйя дрожащей рукой откладывает телефон в сторону, кладет его экраном вниз. Его зрачки нервно бегают из стороны в сторону, он опускает руку за последней пачкой сигарет и обнаруживает ее пустой. В голове Альбериха эхом звучат слова Моракса. Закрывая ладонями смуглое лицо и скорчиваясь на кровати, все что говорит Кэйя в пустую комнату — громкое и раздосадованное «бля-ять».