Отвратительный дуэт

Пока Чайльда нет, Кэйя успевает много о чем подумать. К примеру, в его голове промелькнула стыдливая мысль хотя бы передернуть, ведь когда Тарталья придет - он точно не захочет продолжать. Альберих отогнал эту мысль, пускай и нехотя, пускай и очень хотелось, да и стояк до сих пор ему мешал. Он вздыхает, накрывает голову подушкой на которой сегодня спал Аякс и глубоко вдыхает ее аромат. На ней слабый запах ромашкового, самого дешманского в городе шампуня, какой вчера ночью прихватил с собой Тарталья, когда они были в магазине, ведь он не забрал свои вещи из дома - они все до сих пор у его идиотской семейки и мысль о том, как они все это будут оттуда выносить не покидала головы Кэйи. Но сейчас он был озлоблен, озадачен совершенно другим. Именно в этот раз он был ровно на сто процентов уверен, что Чайльд и Чжун Ли не сойдутся снова. Тарталья был настроен скептически, да и Моракс всегда давал о себе знать намного раньше, чем в этот раз. — Идиот, — он тихо шипит и бьет кулаком по подушке, что лежит на его лице. Ему хочется закурить, когда он слышит тихий робкий голос Тартальи в коридоре. Альберих повинуется собственным остаткам табачной зависимости, от которой почти избавился, тянет руку к джинсовке, под которой (он точно помнит) оставил пачку ментоловых сигарет. Они были недорогими, но безумно вкусными. Конечно, не те, что курит какой-нибудь дедок, пыхтя как паровоз - это не те сигареты, что от одной затяжки отправляют курильщика на небеса - совсем другие. Или, может, Кэйя сам себе это внушил. В любом случае, закурить ему хочется, но стоит ему достать из пачки продолговатую белую сигару, как голос Тартальи в коридоре замолкает впервые за пять минут и Чайльд заходит в комнату. Это не тот Чайльд который сидел на Кэйе десятью минутами раньше, даже не тот Чайльд который ответил на звонок. Его словно подменили. Он весь серый, угрюмый, с поникшими плечами садится на край кровати, молчит. Альберих по привычке закрывает пачку сигарет. Он знает как Тарталья не переносит табачный дым, но Кэйю останавливает хриплый голос Чайльда: — Дай сигаретку. Альберих широко раскрывает единственный свой глаз от удивления, нехотя приподнимается на локтях и, с некоторым подозрением поглядывая в сторону рыжеволосого друга, протягивает ему тонкую белую сигару. Чайльд берет ее аккуратными, бледными, от чего-то подрагивающими пальцами. — Зажигалку. Кэйя послушно вытягивает вперед себя розовую дешевую зажигалку. Чайльд закуривает, откидывает назад голову, глубоко затягивается так, что его лёгкие наполняются густым горячим дымом. Выдыхает он через нос, не как обычно делают курильщики. Альберих мысленно удивляется тому, как Тарталья не закашлялся от такой глубокой затяжки. — Что случилось? — бурчит Кэйя, с зажатой меж зубов сигаретой, подносит к ней зажигалку, закуривает уже скорее за компанию. — Встретиться зовет, скучает за мной, — Чайльд вздыхает, не смотрит на Кэйю даже, его взгляд голубых грустных глаз устремлен в потолок. — А ты? — Кэйя даже привстает, он изо всех сил не хочет показывать своего интереса, но в его груди зажглось алчное, эгоистичное желание удержать лучшего друга рядом с собой. Он даже хочет протянуть руку, взяться за худое бледное запястье, но Чайльд падает спиной на кровать. Они молчат несколько мгновений. «И я скучаю» — наконец говорит Тарталья и с этими словами сердце Кэйи уходит в пятки. Альберих судорожно выдыхает, делает такую глубокую затяжку, что, казалось, скурит всю сигарету за один вдох. С трудом сдерживает кашель, выдыхает клуб кустого дыма. Это именно тот ответ, который Кэйя не хотел слышать. Да что с ним такое? Неужели он действительно может скучать по Чжун Ли? Кэйя закрывает единственный глаз и кладет на лоб ладонь. Никогда бы Альберих не подумал, что его настолько сильно захлестнет ревность. Раньше ведь все было в порядке. А это значит только одно: Кэйя влюбляется все сильнее. Они молчат и Кэйя начинает думать обо всем подряд. Его любовь к рефлексии каждого своего шага сказывалась на нем не лучшим образом. Альберих думает, в основном, о Чжун Ли. Конечно, он был идеальным, даже слишком, наверное. Но это только на первый взгляд, Кэйя в этом уверен. Как в такого не влюбиться по уши? Чжун Ли плечистый, высокий ухоженный мужчина, довольно симпатичный, словно киногерой. Он намного старше их обоих, при деньгах и с машиной, да еще и одевается каждый день так, словно на собеседование. Таких Альберих в шутку называл «Ох какой важный хуй бумажный». Ну и, конечно, Чайльд влюбился как последний идиот, глубоко и по уши погряз в отношениях, о которых не рассказывал почти никому. Никто не знал что творилось у них в постели и в личной жизни, но все знали что у Чжун Ли намерения серьезнее некуда. Хотя, в безупречном облике Моракса сквозила какая-то трудноуловимая странность, которую никому не удавалось разглядеть. То ли виною был пронзительный взгляд его желтых спокойных глаз, что пожирал любого изнутри и добирался до души за считанные секунды, то ли во всем виновата была легкая-легкая едва уловимая улыбка, создававшая впечатление, что сделай ты что не так - Чжун Ли вопьется тебе в горло зубами. Но это были всего лишь жалкие догадки, на людях он все еще безупречен и полон уловок, на какие Чайльд успешно ведется, хоть отнюдь и не глупец. — Так, — Кэйя прикладывает максимум усилий, чтобы не затушить сигарету о свое запястье, встает и тушит о комод, который было совсем не жалко. — Одевайся. Я хочу в клуб. Или в бар. Нам нужно серьезно напиться, такие решения на трезвую голову не принимаются. Чайльд поднимается с кровати. Он выглядит убитым, но старается улыбнуться. И у него это получается. — Сколько у нас денег чтобы разгуляться? — Восемьдесят моры, а если высушить мой кошелек, то около четырёхсот, — Тарталья трет затылок. — Блять, Чайльд! Ты же говорил у нас куча денег! — Да, — он смеется, — но я не учёл тот факт, что я слаб в математике. Альберих улыбнулся. Если у Тартальи еще есть силы шутить, значит еще не все пропало. — Тогда будем отталкиваться от того, что мы сгребли вчера с полок магазина, — Кэйя наклоняется к брошеным на полу пакетам, вытягивает оттуда две бутылки, смеряет их скептическим взглядом. — М-да, маловато. Тарталья многозначительно пожимает плечами. Если бы их спросили, кто из них пьянеет скорее, они оба хоть с закрытыми глазами указали бы на Чайльда. Обычно, ему сносило крышу даже от семи градусов спирта в джинтонике, потому ему было не принципиально что пить чтобы слететь с катушек на ближайшие несколько часов. Они оба решают напиться и пойти гулять, тучи хмуро собирались на небе и какой идиот захочет сидеть дома в такую погоду? Одеваются они быстро, в привычную им одежду, берут алкоголь и запихивают в рюкзак, который Кэйя закидывает себе за спину. Сначала они сидят в пустом дворе, с их волосами нежно играет ветер грядущей грозы. Они пьют из горла одной бутылки, глядя в небо. Может Чайльд передумает? Пускай побудет с Кэйей еще хотя бы недельку. А еще лучше месяц. Год. А может, всю жизнь? Тарталья пьянеет быстро, его щеки предательски розовеют от того, как спиртное поднимает температуру его тела. Он начинает посмеиваться со всяких пустяков, а Кэйю все никак не берет алкоголь. Ни новый глоток, ни следующий, ни даже откупоренная вторая бутылка не дает желанного чувства опьянения. Неужели он достиг той стадии своего идиотского подросткового алкоголизма по глупости, что теперь ему вставит только какой-нибудь девяностапроцентный аптечный спирт..? Хотя, может еще все впереди. Мысленно Альберих думает о наркотиках но отмахивается от этой мысли. Пока Тарталья пьяно клянется, что никогда в жизни не вернется к самовлюбленному Чжун Ли, Кэйя мысленно ликует, да и сам, пользуясь случаем, начинает перетягивать одеяло на себя. Убеждает, что Моракс ему не нужен, что все это - трата времени, как вдруг Чайльд перебивает пятиминутный монолог Альбериха: — Эй, Кэйя, — зовет его пьяненьким голосом Тарталья. Альберих поднял брови, повернулся к нему, отставляя бутылку в сторону. — Я хочу сережку в ухо. Как у тебя, — Аякс указывает на длинную сверкающую серьгу Кэйи. Альберих не знает что ответить, потому что у Тартальи всегда были грандиозные планы по поводу своей внешности: на позапрошлой пьянке, еще до начала этой дурацкой истории, он клялся, что проколет язык, сделает пирсинг на губах, а еще раньше, наверное, месяц назад, Чайльд бил себя кулаком в грудь с криками, что перекрасит волосы в черный и станет эмо. «Каким еще эмо, тебе почти двадцать лет» — хочется спросить у него. А он и сам не знает, каким таким эмо. Хочет и все! Пока Кэйя обдумывает это все, Чайльд действует - он вытягивает обе руки навстречу Альбериху и отстегивает от его джинсовки одну из десятка булавок, что были прикреплены к карманам как, своего рода, аксессуары. Тарталья подносит ее к своему левому уху и пытается проколоть, тихо выругивается от того, что дрожат руки. Альберих вздыхает, берет в руки булавку и притягивает Тарталью к себе. — Не двигайся. Тарталья послушно замер. Кэйе понадобилось пара мгновений чтобы прицелится. Он прокалывает мочку уха Чайльда с первого раза и ему на руки, а Тарталье на плечи начинает большими каплями капать багровая кровь. Чайльд тихо зашипел от боли. — Блять, — громко выругался Альберих. — Оставь булавку в ухе, застегни. Твоя булавка будет моей сережкой, — просит Аякс и Кэйя послушно застегивает ее, вытирает кровь с уха лучшего друга и чувствует как трепетно колотится сердце. Они словно в каком-то фильме, это так романтично. Неужели и Кэйе наконец ударил в голову алкоголь? Или это все дурацкая любовь вскружила ему голову, поднимая пульс? На макушку Тартальи упала первая капля холодного дождя, а где-то вдалеке глухо пророкотал гром. В округе стихли птицы, все словно замолкло, застыло. Будто бы мир замер вокруг них и только они могут двигаться. — Пошли, — Чайльд берет за руку Кэйю, а Альберих берет в свободную руку недопитую бутылку вермута. — Хочу под дождем побегать. — И простыть? «И простыть» — хором отвечают они с улыбками на лицах, глядя друг другу в глаза. На улицах никого. Все прячутся в магазины, забегают в подъезды и рестораны, все дурацкие конформисты которые боятся намочить свою дорогую одежду или аккуратную прическу, которые пекутся о таких мелочах, как мокрая одежда. Кэйя с Тартальей не такие. Когда с неба с грохотом обрушился шумный ливень, они бежали, подскальзываясь, по мокрой улице. Кэйя иногда находил время запрокинуть бутылку и сделать глоток вермута, а после вновь залиться идиотским пьяным смехом. Над их головами гремит гроза, сверкают молнии одна за другой, а они бегут куда-то насквозь промокшие и веселые. Они останавливаются у какой-то реки, что шумно билась о берега. Густые рыжие ресницы Тартальи слиплись от влаги, он часто заморгал и потер руками глаза, чтобы разглядеть Кэйю, стоящего перед ним. Оба дышут глубоко, жадно хватают ртом воздух, пытаются отдышаться. Бутылка вермута кончилась и Кэйя бросает ее в мусорный бак. «...Поцелуй...» — отрывками слышит Кэйя слова Тартальи. Все вокруг них гремит и шумит еще громче, чем на той придурошной тусовке в честь расставания. Дикий вальс природных явлений слился воедино вокруг них и бушевал громкими звуками, сильным ветром, сверкающими молниями и ледянным ливнем. — Что-о? — Альберих щурится и пытается переспросить, наклоняется к Тарталье. Чайльд берет Кэйю за плечи и кричит громче: «Поцелуй меня! Я хочу целоваться под дождем!» Конечно же он хочет. Ведь Моракс - один из тех идиотов, что пекутся о своей одежде и не хотят промокнуть, не хотят выглядеть странно. Именно поэтому Чайльд, будучи с Чжун Ли, никогда не сможет поцеловаться под дождем. Альберих судорожно выдыхает, чувствует как неприятные холодные капли стекают по его лицу, по носу, щекам и подбородку. Спокойно. Раз. Два. Три. Он подается вперед, сминает их губы в мокром холодном поцелуе, берет Тарталью за талию. Чайльд улыбается в поцелуй, мягко отвечая на него. Кэйя не понимает, плачет ли Аякс или нет, ведь по его лицу стекают капли дождя, наверняка, смешиваясь со слезами, ведь Тарталья от чего-то задрожал, его тело содрогнулось так, словно он глотал слезы и старался не завыть от какой-то неизвестной, понятной только ему боли. Аякс выглядит так, словно уже все на свете для себя решил, выглядит подавленно, но уверенно. Альберих отстраняется и видит перед собой Чайльда, с натянутой улыбкой, прилипшими к лбу и вискам рыжими волосами. «Спасибо, Кэйя» ...На следующий день Кэйя проснулся без Тартальи, один. Чайльд опять исчез из его жизни, будто бы испарился, его словно никогда и не было. Он не появился ни через день, ни через два, оставив Альбериху одно только напоминание о себе: прощальный призрачный поцелуй, который Кэйя до сих пор чувствует на своих губах. Лишь бы с ним все было в порядке... И только бы он не вернулся домой или к Чжун Ли...