Отвратительный дуэт

Они просыпаются едва ли не в обнимку друг с другом, под одним одеялом. Тарталья все еще сонно отворачивается, морщит лицо недовольно, отмахивается от попыток Кэйи его разбудить. Первая мысль шокирует его: «вот дерьмо, неужели мы переспали?». Вторая мысль порядком удручает: «нет, не переспали». В любом случае, на это надеется Кэйя, сползая с кровати и опуская ноги на холодный пол. Они оба, в одних мешковатых футболках, спят в одной кровати. Кэйе больше незачем скрывать шрамы, раз уж их видел Чайльд. Кто бы мог подумать? Альберих устало трет глаза, пытаясь проснуться и вспомнить хотя бы что-то, что было прошлой ночью: они встретили Дилюка, пришли домой...А дальше? Он зевнул, они успешно проспали до полудня, а вместе с этим, проспали и университет. Да и плевать, если честно. Кэйя Альберих никогда не хотел работать по специальности, а еще больше его удручали мысли о том, что его после учебы могут запереть в четырех стенах какого-нибудь захудалого офиса, что он, может, через пять лет станет тем самым занудой и работягой, от каких они с Тартальей сейчас убегают, чтобы не получить по голове во время ночных попоек. Он мотает головой и обещает себе, что никогда таким не станет, что не срежет свои волосы, не уберет с глаза повязку, не перестанет быть рубахой-парнем. Он трясет Тарталью во второй раз и тот подпрыгивает, с широкого размаха больно ударив Кэйю по плечу. — Ты идиот? — Альберих трет предплечье и шевелит рукой. — Нет, ты! — Тарталья неподдельно злится, хмурит брови. — Мне снился сон... — он поджимает колени к груди, опускает на них голову, упирается в них лбом, обхватывает руками ноги и тихо вздыхает: — ...с Мораксом. — И за что ты ударил меня? Кэйя щурит единственный глаз, рассматривает Тарталью. Ударил ли он Альбериха потому, что он прервал хороший сон, или потому, что инстинктивно защищался? Аякс молчит, а Кэйя не хочет ему надоедать. Сердце сжимается от злости и обиды то ли на Чжун Ли, то ли на Чайльда, что активно игнорировал его любые вопросы о бывшем. Он встает с кровати, оставляет Чайльда сидеть, скрючившись на ней. Так дело не пойдет. Кэйя идет на кухню, ступая босыми ногами по холодному полу и мысленно удивляется, какой бардак они сумели навести вчера просто завалившись к Альбериху домой. Он заходит на кухню с мыслью о том, что пускать Тарталью к себе домой, со стороны здравого смысла, было идеей нелепой, а вот сердце Кэйи по-прежнему трепетно бьется, когда он снимает с верхней полки на кухне небольшую белую коробку с аптечкой (ее оставил здесь Дилюк, не забрал, словно знал, что пригодится. Сам Кэйя в жизни бы не догадался держать дома аптечку с нужными медикаментами, а теперь понял, что, оказывается, она - вещь достаточно полезная, особенно, если твой друг - идиот, да и ты сам не лучше). Когда Кэйя возвращается, переступает через оставленные на полу покупки, Тарталья уже сидит на краю кровати, свесив ноги и смотрит на Альбериха с улыбкой. Какой же он все-таки отличный актер, если так просто натягивает на свое лицо такую правдоподобную тёплую улыбку. Кэйя садится рядом, кладёт на кровать медикаменты. — Ты чего такой унылый? Кэйя, у тебя рожа, словно на ней кто-то отвёрткой пытался тушить лесной пожар, — Тарталья издевательски смеется и ловит на себе усталый взгляд Кэйи. — Заткнись, иначе я тебя поцелую. Тарталья замолк. Он широкими голубыми глазами удивленно вылупился на Кэйю, а затем звонко рассмеялся, заставляя своим невероятным смехом, Альбериха сжать ноги и прикусить губу: — Ужас! Как страшно, поцелуй от одноглазого лучшего друга. Сдаюсь! — он вскидывает вверх обе руки, словно заложник, и продолжает заливаться радостным смехом. Как же Кэйя ненавидел свой стояк в эти моменты. Одного только взгляда, одного смеха хватало, чтобы в штанах становилось тесно и Кэйя ненавидел это даже больше чем себя в такие моменты. Он берет рукою футболку и оттягивает ее вниз, чтобы скрыть свое возбуждение, а сам пристально следит за Чайльдом — только бы он не узнал, что у Кэйи встает от любого движения Тартальи. — Я серьезно, — Кэйя сказал это, собрав всю суровость в своем голосе. Тарталья закрыл двумя ладонями рот, продолжая по-детски хитро посмеиваться. И Кэйя сам не сдержался, начал смеяться с ним в унисон и запустил руки в аптечку, достал оттуда вату, перекись и коробку с пластырями. Кэйя всегда раньше умолял Дилюка раскошелится и купить не обычные пластыри, а разноцветные, со всякими идиотскими цветочками, котиками и прочей живностью. — Зачем тебе это? — Я хочу, чтобы твое тело меньше напоминало тебе о том, — Кэйя и сам не знает, о чем «том» говорит, но он просто хочет помочь своему любимому...лучшему другу. Тарталья недоверчиво на него глядит, а Альберих ловко протирает малопроцентной спиртовой настойкой его бледную кожу, усыпанную веснушками, а затем распечатывает пластыри. — Подожди еще немного, не двигайся, — просит Кэйя и подносит первый пластырь к синяку. Они даже не собирались сходить и становиться бледнее, с какой же силой ставили их, если они почти не сходят? Альберих клеит первый пластырь, второй, как-то неаккуратно, как получается, ведь руки у него предательски дрожат от возбуждения. Он пытается концентрироваться, но тихое шипение Аякса заставляет Кэйю отпрянуть. — Больно? — М-мг. Кэйя вздыхает. Ему до боли крепко хочется поцеловать шею Аякса, прижать его к себе, но он не может. Они все еще друзья. И, наверное, навсегда ими останутся. — А зачем ты все это делаешь? — рыжий проводит кончиками пальцев по своей шее, теперь усыпанной пестрящими разными цветами пластырями. Увидев вопросительный взгляд Кэйи, Тарталья усмехнулся: — С каких пор, говорю, ты стал моим врачом? — С тех пор, как стал твоим другом. Ты всегда в неприятностях, когда меня нет рядом, я уж думаю в медицинский переводиться, с таким как ты, — Кэйя прячет в аптечку все, что из нее достал, когда на его руку ложится бледная ладонь Тартальи. — Врачу тоже нужна кое-какая помощь, — нежно, бархатно говорит Чайльд, выуживает из рук Кэйи пачку с пластырями и достает оттуда один, раскрывает и клеит на свежие раны левого запястья, неотрывно глядя в единственный голубой глаз Кэйи. Тарталья смотрит протяжно, не отводит взгляда, а Альберих тихо сглатывает, вздыхает, отводит взор. — И какой у меня диагноз? Что со мной, доктор? — Кэйя тихо смеется, когда Тарталья бережно клеит на вчерашний ожог второй пластырь со слониками. — Хм-м, — Тарталья смотрит на него оценивающе, словно еще не придумал, а затем заваливает Альбериха на кровать. Садится сначала рядом, проводя кончиками пальцев по его груди и вырисовывая на ней какие-то незримые узоры. — Я не хотел бы вас расстраивать, но ваш лучший друг - рыжий идиот, который сейчас что-то натворит. У Кэйи от волнения едва не выпрыгивает сердце из груди. Губы пересохли, он с неподдельным удивлением смотрит на Тарталью и не может понять - шутка ли это. Его влюбленность портит их дружбу - он больше не различает их шуток, от чего поджимает ноги и пытается улыбнуться. — И что с этим делать? — Хочу сказать сразу...Это невозможно вылечить и если вы не хотите мучаться всю жизнь — я помогу вам его усыпить. Они вместе смеются, а потом замолкают. Кэйе кажется, что его сердцебиение слышит Тарталья, что сидит от него на расстоянии вытянутой руки и глядит неотрывно голубыми глазами. Какой же он сексуальный, красивый...Альберих сбивается с мысли, когда Тарталья встает и залазит на кровать, и садится на бедра Кэйе. Он едва не вскрикнул от удивления, когда Чайльд уселся на его бедра, прямиком на его стояк. Кэйя прикусил губу. — Ты что творишь? — он впивается пальцами в покрывало, сжимает. — Я же сказал, что хочу творить глупости, мне скучно! — Тарталья солнечно-ярко улыбается, упирается ладонями в содрогающуюся грудь Кэйи. Альберих вздыхает и прикрывает единственный глаз, не скрытый белой повязкой и поднимает руки, умащивает их на талию Чайльда, сжимает. Он понимает, что Аякс чувствует его возбуждение, но сейчас это только больше его заводит. Кэйя все еще мысленно верит в то, что это очередная шутка Тартальи, верит в это до тех пор, пока Аякс не сдвигает с его шеи белую футболку. Он наклоняется к темной коже Кэйи, целует, оставляет на ней яркую-отметину и Альберих тихо стонет, стараясь сдерживаться. Он никогда не вел себя так идиотски, как с Тартальей. С Дилюком он не стонал от простых поцелуев и засосов, но когда это сделал Чайльд - Кэйя едва не кончил. Голубые глаза Тартальи потемлени от возбуждения. «Так вот чем занимаются лучшие друзья, когда им скучно?» Кэйя слышал, что многие друзья делают по-дружбе - целуются, оставляют отметины на теле, но с Тартальей они никогда не нарушали их личные границы, ведь у них были парни. А теперь - их нет. Альберих кладет обе руки на задницу Тартальи, сжимает ягодицы. Чайльд, в ответ на это, выгибает спину от наслаждения. Хотя, может, у них двоих просто давно не было секса? Тарталья игриво двигает бёдрами, дразнит Кэйю. А Альберих не против, он счастлив, ему плевать, даже если это по дружбе - это именно то, чего хотелось. И если таким образом они будут забываться друг в друге, стараясь забыть бывших - плевать. Будь что будет, тело Кэйи хочет Тарталью и не важно, как это будет. — А я думал, что ты будешь против, в последнее время ты такой зануда, — Чайльд тихо смеется и наклоняется к губам Кэйи. Они слишком близко. Альберих ведет рукою вверх, запускает длинные пальцы в густые рыжие непослушные волосы Тартальи. И до того, как их губы должны были сомкнуться в долгожданном, возможно, дружеском, но таком желанном поцелуе, Кэйя дрожаще говорит, обдавая горячим дыханием губы Тартальи: — Я...я тебя так чертовски сильно хо- Их прерывает звонок. Тихая ритмичная музыка, что заставляет Тарталью, словно от огня, отшатнуться от губ Кэйи. В его глазах больше нет какого-то темного возбуждения, нет этого потайного желания. Они вновь ярко-голубые, слегка испуганные. Кэйя приподнялся на локтях. Ему знакома эта мелодия, и он стискивает зубы от досады, когда Тарталья хватает с тумбочки свой смартфон и бегло говорит: «Это Чжун Ли...я отвечу, извини, скоро вернусь» и выбегает в коридор, оставляя Кэйю наедине с захлестнувшей его печалью