На берегу в синем платье

— Ответишь? — их взгляды встретились, когда Кривицкий спокойным тоном задал вполне обоснованный вопрос. — Прости, — она виновато ухмыльнулась и пожала плечами, беря в руки телефон, — у меня нет других вариантов, Гена… Шумно выдохнув, он оставил её смятение без комментариев. Павлова же, минуя столовую, просторную ванную комнату, огромный кабинет, ушла в дальнюю гостевую спальню, тихо прикрыв за собой дверь. Посмотрев ещё несколько секунд на светящийся телефон в дрожащих руках, она нерешительно провела по экрану пальцем, принимая звонок. — Да… — Долго думала, брать или не брать? — строго произнесли на другом конце. — Я просто была… — Расслабься, я же шучу, — мужчина засмеялся, как только услышал волнение в голосе собеседницы, — привет. — Привет, Толя, — Павлова всеми силами пыталась взять под контроль свои ощущения и чувства, когда слышала в телефоне голос Аленикова, а перед глазами стоял Кривицкий. — Ты так давно не звонил, три дня… А мы завтра утром уже домой летим. — На работе завал, ты же знаешь. — Да, понимаю… — Но вечером тебя будет ждать сюрприз, — загадочно продолжил Анатолий, а она удивилась, что он, кажется, трезвее всех их вместе взятых, коллег по сочинскому путешествию. — Толь… — её интонация выровнялась и, на удивление, потеплела, но ощущение подвоха не покидало, пока Ирина не вспомнила одну маленькую деталь. — Мне очень приятно. Но я завтра дежурю. — С корабля на бал… — усмехнулся Алеников. — Не вижу проблемы, Ира. Пусть наш сердечный друг найдет тебе замену. — Не найдет… — спокойно и тихо ответила хирург, когда через мгновение для неё открылся несколько иной смысл сказанного, и женщина, прикрыв глаза, печально улыбнулась. — Правда, у нас там аналогичный завал. Куда же они без меня? — не упустила возможности намекнуть Павлова. — А я думал, что вы это давно уже обсудили, когда прогуливались вдвоём у скал над морем. По-моему, максимально располагающая обстановка для рабочих бесед. «Чёрт, как…», — её сердце на мгновение перестало биться, вызвав неприятные ощущения по всему телу. Она что есть силы зажмурила глаза, надеясь проснуться. Но ничего не произошло, и Павлова по-прежнему осталась стоять посреди холодной и пустой гостевой спальни своего номера. — Высоко сижу — далеко-о-о гляжу, — протянул Алеников, представляя, как она подбирает слова, — не молчи, Ира. Я люблю слушать твой голос. — Да, мы обсудили, — поняв, что с ним играть не имеет смысла, ведь исход один и очевиден, равнодушно ответила женщина. — Только замены мне в нашем отделении никак нет. — Хорошо-хорошо, мне не нужно повторять дважды. Только ты подумай, Ира, хорошо подумай… Где и кем ты хочешь работать в нашем городе? Подумай. Я буду ждать тебя завтра. Ирина не успела собрать мысли для ответа — слуха коснулись гудки отбоя. Она уже замахнулась, чтобы бросить телефон в стену напротив, но вовремя сдержала нервный порыв, кинув его на мягкую кровать. «Сволочь…», — шепот, исполненный боли и досады, пробежал по комнате. Неужели для неё настал этот переломный момент выбора? С одной стороны — Алеников и кресло заведующей, что, конечно, было только в его силах. С другой — Кривицкий и… и ничего. Только с первым давно наступила какая-то глухая пустота, а со вторым — необъяснимое большое чувство, для которого не существует преград ни из боли, ни из обид, ни из разочарований. Меньше всего в эту борьбу, сейчас внутреннюю, а с завтрашнего дня, кто знает, может быть — и внешнюю, Павловой хотелось впутывать Кривицкого. Пусть все проблемы будут завтра. А сегодня, а сейчас она доживет этот маленький отпуск как самое приятное, что случалось в последние годы. Глубоко подышав для успокоения, подобрав брошенный телефон, она покинула эту никому ненужную комнату и пошла обратно. Гостиная, где на журнальном столике в тусклом свете лампы всё ещё дымился чай, встретила женщину пустотой и леденящим душу холодом. На диване напротив никто уже не сидел. Она прошлась по комнате, глядя по сторонам и думая о том, неужели он просто взял и ушёл, снова оставил её один на один с жестокой реальностью. Очередной порыв ветра поднял легкий тюль, и Павлова увидела на балконе темный силуэт. Его руки по обе стороны упирались в кованые перила, а взгляд, очевидно, был устремлен прямо, к морю. Он не ушел… — Я испугалась, думала, что ты сбежал… — тихо произнесла Ирина, вставая рядом. — Испугалась? — с плохо скрываемым удивлением спросил он, не отрывая взгляда от горизонта. — Да, сбежал… Они ещё несколько секунд помолчали, всматриваясь в черную даль и каждый думая о своём. Нарушить эту тишину решил Кривицкий. — Зачем он звонил? — Просто… Сказал, что ждёт меня завтра, — незаинтересованно ответила Павлова, но переферическим зрением увидела, как Геннадий сжал руку в кулак. — А ещё сказал, что нас с тобой видели. — Шутишь? — Шучу, — усмехнулась она, опустив взгляд. — А ты? — Что я? — Ты тоже ждешь его? — А я… — Ирина наклонила голову к своему плечу, искоса смотря на Кривицкого и вспоминая его «хочешь, я тебя согрею?» — А мне очень холодно… Ему не нужно было повторять дважды. Он улыбнулся в поджатые губы, бережно взял её ладонь, переплёл пальцы и повёл за собой — прочь от пронизывающего ветра. Сейчас она впервые пожалела, что живёт в этих роскошных огромных апартаментах. Повороты, лабиринты комнат — путь до спальни, по которому мужчина вёл её, крепко держа за руку, показался вечностью. Но это уже не имело никакого значения… Сердце было готово выпрыгнуть из груди — так сильно она ощущала его и никак не могла унять это внутреннее волнение. Его рука потянулась включить свет, но Павлова пресекла эту попытку. — Не нужно. — А может быть, я хочу видеть тебя? — А ты не смотри. Ты чувствуй… — в беспросветной темноте спальни Кривицкий не мог разглядеть её лица, но точно знал, что сейчас, играя с его словами, она широко улыбается. Пальцы, обычно ловко орудующие скальпелем, но в нужные моменты умеющие быть нежными, сжали женские плечи, двигая легкую шелковую ткань халата вниз. Кривицкий зарылся носом в её волосы, судорожно оставляя на них беглые поцелуи. Ненужный предмет одежды, ещё выстраивающий между ними какие-то рамки приличия, упал к ногам. Было темно, но проникающий сквозь большие окна бледный лунный свет изящно очертил женский силуэт, который в следующее же мгновение, развернув к себе спиной, обвили сильные руки, бессовестно путешествуя по гладкой коже. Павлова вздрогнула от контраста: ей уже было невыносимо жарко, но его ладони были холодными и тем самым вызывали дрожь, не позволяющую оставаться спокойной. — Мне трудно стоять… — прошептала она, откинув голову к нему на плечо. А когда следом нежной шеи коснулся влажный поцелуй — и вовсе потеряла равновесие. Конечно, он не дал ей оступиться и, подхватив на руки, помог оказаться на прохладных простынях. Его поцелуи были везде: на её волосах, на щеках, на шее, на ключицах, на груди, на животе — заставляли до боли на грани наслаждения закусывать губы и жмурить глаза, теряя ощущение реальности — и постепенно опускались всё ниже и ниже. Но она остановила его, выставив вперед руки. — Нечестно играешь… — и потянула за край пижамной рубашки. — Там много мелких, противных, маленьких пуговиц. Это долго, — Кривицкий хотел вернуться к нагло прерванному занятию, но она вновь не позволила. — Раз так, то я сделаю быстро, — Ирина резко потянула полы его рубашки в разные стороны, наслаждаясь звоном рассыпающихся пуговиц. Он явно не ожидал такого хода. — Наказать бы вас за такое, Ирина Алексеевна… — Попробуй, — она приподнялась с постели, и в следующую секунду около его уха прозвучал томный голос. Горячие женские ладони проскользили от плечей вниз к спине, а губы наконец-то нашли его. Жадно, страстно, не уступая никакой нежности прошлых дней, не скрывая отчаянного желания обладать до последней капли и не думая о последствиях. Найдя в себе силы на мгновение вырваться из её плена, Кривицкий избавился от остатков одежды, не прерывая при этом зрительного контакта. — Ты прекрасна. Надеюсь, ты знаешь это. И одному богу известно, как долго я этого ждал… — Я и забыла, что это бывает так приятно… — Павлова смущенно усмехнулась и расставила руки, раскрыла объятия, приглашая к себе и давая ему понять, что она готова и ни о чем не жалеет. По крайней мере, в эту минуту. — Только скажи — и всё прекратится… — Не скажу… — она перебила его, подставив к губам палец. — Не скажу, — повторила и обеими руками притянула к себе, намереваясь подарить ещё один горячий поцелуй, но от неожиданно накатившего удовольствия и чувства заполненности откинула голову назад, ощущая его бесцеремонные губы на своей шее и растворяясь в этой неге. Не беспокоясь о красных отметинах. Не беспокоясь о завтра…

***

Время летело с неимоверной скоростью, но никто из них по-прежнему не сомкнул глаз. Укрывшись голубоватой простынью, Павлова лежала под мужской рукой и вырисовывала на его обнаженной груди одной ей понятные узоры, изредка касаясь заметного шрама. — Это так странно… Мне совершенно не хочется спать. — Угомонись, — Кривицкий улыбнулся, целуя её в висок. — Да я не об этом, — она в голос рассмеялась, не вспоминая о позднем времени и соседях. — Наверное, потому что я хочу запомнить каждое мгновение этого дня. И так хочу, чтобы он не заканчивался… Но всего-то через каких-то четыре часа — подъем и домой… — А ты не думай. Дурная твоя привычка! Живи настоящим, живи моментом… И всё будет хо-ро-шо. — Да ничего не будет, Гена, — голос Ирины вдруг стал серьезным, — эта история так и останется здесь… Потому что там, в Москве — там всё не так просто. Ты только помни, не забывай. И я буду помнить. Ты знаешь: много всяких глупостей говорить буду, но всегда буду помнить… — Тебе ведь было хорошо?.. — задумываясь о только что услышанном, он кинул на неё погрустневший взгляд. — Хорошо, — Павлова усмехнулась и приподнялась, оставляя на его шраме невесомый поцелуй, вспоминая об этой болезненной истории, — очень хорошо. И я бы хотела так всегда. Говорить с тобой… И слушать тебя. Смотреть на тебя. И обнимать… Но время ушло, Гена. Он не сдержался и сгреб её в охапку, прижимая к себе, будто боясь, что прямо сейчас это видение растает. Он не понимал, почему она говорит так — будто прощается. — Не говори глупостей. Время с нами. И я тебя больше ни за что не отпущу… Ирина, прижимаясь лицом к его груди, молчала. И изо всех сил сдерживала стремительно надвигающиеся рыдания. Неужели безысходность выглядит так?.. — Спи, Егорова…