Не сами

Тонкие каблуки стучали по брусчатке старого моста. На город опускался туман, чёрные фонарные столбы, изогнутые то ли от тонкой работы мастера то ли от тяжести атмосферы, долгие годы нависающей над их тонкими фигурами, тусклым желтым светом указывали дорогу спешащим прохожим. Когда-то газовые, столетие, а то и больше назад, они каждый вечер ждали своего старичка, который зажигал их для жителей тихого города. Долгие годы он навещал их, и сверяясь с бронзовыми карманными часами проходил по узким улицам, вручную включая каждый из них. Но прошло много лет, и теперь вместо газового огонька, прикрываемого от горного ветра только мутными стёклышками, они светили маленькими лампочками накаливания. Старик не приходил, и даже его внуков фонари не видели уже очень давно. А ведь когда-то он дарил свет не только им, но и всем обитателям старого города. Не осталось с тех пор ни его, ни каменных домов, ни карманных часов. Пешеходы не те, и свет другой, и часы обзавелись ремешками для запястьев, и дома стали одинаково ровными цветными коробками. Фонари не видят сигар, газет, извозчиков, дам в затянутых корсетах и даже усатых ухажёров. Они слышали музыку, но больше никто её не пел. Они забыли стихи, что были клятвой вечной любви многих пар, и только бородатого старичка в больших ботинках и помятом рабочем пальто они помнят. Они слышали шуршание его радио из окна каменного дома, но было это так давно, что какой то был дом уже и не знают. Скоро и их не будет. Всех их темных усталых братьев уже сменили, и только шесть осталось на мосту. Под ними плескались воды горной реки. Когда-то широкие и быстрые, а теперь, после установки плотины километром ниже по течению, совсем тихие и спокойные. Под прозрачной гладью днём был виден каждый камешек песчаного дна. И только пара осколков горной породы прорывала зеркальную синеватую поверхность. Стук каблуков по брусчатке высокого моста приближался к ряду изогнутых тонких фонарных столбов. Стройная дама медленно шла у края, пальцы с отросшим маникюром обнимали телефон, показывающий множество слов и картинок. Она ответила смеющимся смайликом на последнее смс, хотя её лицо и тень улыбки не задевала. Долгий рабочий день был окончен, и остатков сил хватало только на мысли о теплой ванне и мягком одеяле. Май вывернул из-за угла здания городской мэрии, и размеренным шагом направился к фонарям. Девушка прошла мимо него так близко, что столкнулась бы с ним непременно. Но не могла. Тем временем тонкие шпильки то и дело норовили попасть в щели между камнями мостовой, а фонари бесшумно хихикали, как будто специально пряча свой тусклый жёлтый свет. Вот уже стало совсем тихо, как вдруг толпа подростков с двумя бутылками на всех, раздеваясь на ходу, затопали к центру. На колонке играло что-то типа молодёжного рока, воздух стал немного спертым от запахов пота и алкогольного дыхания нескольких парней. — Ты как всегда вовремя! — Анжелика подбежала поближе, и блеклый свет проявил множество веснушек на улыбчивом лице. — Редко же я за тобой поспеваю. Пунктуальность и серьезность — в этом весь ты. — сказала она, хотя скорее всего так совсем не думала. Было что-то ещё, чего она ещё не поняла или не смогла сказать. Но речь конечно не о чувствах. Смотрители не могли любить или ненавидеть. Дружить или наживать врагов. Это бы мешало выполнять их работу и совсем бы сбивало с намеченного пути. К тому же, между собой они пересекались совсем не часто. — Значит будет двое? — вопрос был риторическим. Май не отвлекся на «коллегу». Его лицо смотрело по направлению ветра, но тот так слабо дул, что только легко перебирал прямыми каштановыми прядями. И совсем не заглушал звук, исходящий от навязчивой собеседницы, как бы того ни хотелось. — Да. Глупые они — все эти мальчишки. Если бы я была на их месте… — но она не успела договорить. Да и не важно это. Были бы там морали и нравоучения или размышления о возможности жить человеческой жизнью — ничего не было бы важно. Май знал это, поэтому и молчал почти всегда. Но рано или поздно успокоится и она. Спустя сотни часов таких наблюдений глаз замыливается, и перестаёшь беспокоиться о чём бы то ни было. И перестаёшь бесконечно говорить свои мысли в пустоту. И мыслей этих не появляется. А может именно сейчас она и поняла это. Кажется, совсем недавно она пыталась помочь всем подряд, удержать их или защитить, но предательское лезвие ножа или пуля проходили сквозь её белую кожу и попадали именно туда, куда и должны были попасть с самого начала. Восторженные крики подростков прервались спором о том, кто первым окажется в прохладной воде. Желтый свет фонарей мягко ложился на неровные камни брусчатки, и его лучи даже не старались пролиться через широкие стенки ограды. — кто не прыгнет — тот весь месяц убирает в аудитории вместо нас. — сказал первый и рывком бросился вперёд. Сколько юношеской отваги и стремлений к своим затеям. Столько же и крови прольётся в холодную прозрачную воду. Звук удара заглушился громкой музыкой и неразборчивой болтовнёй одногруппников. Они не остались ждать и полетели за ним кто куда. И только один остался на мосту. Сделал последний глоток горького бордового вина, и подумав, что чем дольше стоишь, тем страшнее прыгать, шагнул за ними. — Расплывитесь там подальше! — крикнул он, и окрасил в бордовый соседний обломок скальной породы. Тонкими струйками по жёлобам в камне стекала винного цвета жизнь. Сердце отбило свой ритм ещё несколько секунд и затихло. Подростки выплыли на берег, поднялись на мост, и зашагали вперёд. Музыка будила спящих жильцов, открывались широкие окна, кричали голосами не спавших людей, а они бежали смеясь каждый к себе. И невдомёк всем было что пара из них не успеют домой. В тумане под стихающие звуки толпы удалялись две темные фигуры. Одна из которых на шаг стала взрослей.