Молчание.

— Будешь завтракать? — Евгений убрал прядь за ушко. — Если ты голоден, я могу пойти... — Нет, — отрезал он, — я умею готовить. Ты будешь? — Я сам себе приготовлю. — Мягко отказался я. — А вот Ярик не откажется от твоей еды. — Уже не отказался. — кивнул идол. Я тоже кивнул, и Каберский вышел. Ну да, я же запасной вариант, как я мог забыть. В первую очередь всегда Ярик, и только затем я. Я спустился на кухню. Здесь стоял умопомрачительный запах яичницы, но всё же я сделал правильно, что отказался. Не знаю, почему, но решение точно верное. Евгений стоял у плиты, Яша ходил у его ног, Ярика ещё не было. По телевизору шли новости шоу бизнеса. — Доброе утро. — Послышался усталый голос брата. — Как спалось? — Хреново, — отозвался Евгений, видимо, уже говоривший с Яром, — у меня вообще со сном какая-то херня. Я усмехнулся про себя, но ничего не сказал вслух. Что бы не было у меня, у Евгения хлеще. Мне не стоит раскрывать рта. Тем более, по делу я никогда ничего не говорю. — Сегодня, кстати, — напомнил идол, — Саша хотел к вам на ночёвку. — Опять? — протянул Ярик, садясь за стол. Я заварил себе два пакетика зелёного чая и устроился на диване. Ко мне пришел Яша. — У нас не дом, а проходной двор. Я уже устал от общества. — А мы все хотим с вами пообщаться. — Лживо улыбнулся Каберский. — Уедешь в Москву, ещё успеешь даже соскучиться. — Ага. Я черти когда уеду. — Сказал Яр, не беря меня в счёт. Я-то с ним уеду. — Кушать подано. — Евгений поставил на стол сковороду. — Только не траванись, пожалуйста. — Будем надеяться. — Сухо ответил Ярик. Удивительно, как он игнорировал внимание Евгения. Наверное, у брата села социальная батарейка, ведь обычно он лезет в разговор первым.

***

— Этот уехал, — устало констатировал Ярик, — ждём следующего? — К сожалению, да. А может, прогоним Сашу? — вполне искренне предложил я. — Странно слышать это от тебя. — Он отвернулся и ушел в дом. Я остался стоять у калитки. Удаляющегося Каберского ещё было видно, он ехал по склону вниз на велосипеде, не оглядываясь. Я мысленно расчертил то, что вижу на перспективу. Всё сходится в одной точке, и когда Евгений уже почти достиг дома, этой точкой стал он. И тут же, когда я обернулся в другую сторону, сверху показалась ещё одна точка, в которой сходились все линии перспективы — Саня на велосипеде. Он ехал не спеша, однако на склоне колеса сами несли его быстрее. Два центра, в обоих сходятся линии, видимые мне, однако одна точка приближается ко мне, другая едет от меня. — Доброго времени суточек, Ян. Как Ярик? — сказал Саша, едва успев затормозить и не упасть. — Превратился в Раскольникова после убийства. — сказал себе под нос я, но Саша расслышал. — Это как? — Села социальная батарейка. Люди задолбали. — Тц, — Саша закатил глаза и по-царски зашёл на участок, — что-то рановато твой братец сдался. Вы точно родственники? — При чем тут это? — я взял его велосипед и поставил у сарая. — Ну, у тебя такими темпами "социальная батарейка", — он изобразил кавычки пальцами, — должна была сесть лет пять назад. — Не делай из меня страдальца. У меня жизнь сложилась как нельзя лучше. — И поэтому у тебя как у маленького ребенка после малейшего порицания дрожат губы? — он прищурился и несколькими шагами достиг огорода. Дылда. Ноги длинные, ему почти не нужно ходить. — Ты бы за собой следил, а не за моими губами. — Это прозвучало неправильно, и я добавил. — У самого-то, небось, в комнате висит фотография Амины, которую можно использовать как двухсторонний скотч и кладбище мух. — При чем тут Амина? — Саша зашёл на веранду. Ух, дылда, я еле поспеваю. — Да она, мне кажется, нравится тебе. — Саша услужливо подал мне руку на лестнице, неуместно изобразив дворецкого. — А ты меня, часом, не путаешь со своим братом? — спросил он. — Это он, а не я, готов мелкой обувь от грязи языком вылизывать. — Нет, не путаю. Не Ярик отдал свою футболку Амине, чтобы она не ходила в мокром. — Изначально я предложил тебе, но ты пренебрег моей заботой. — с оттенком горечи сказал Саня, нахмурившись. Я мысленно отвесил себе пощечину. Пренебрежение! Я побоялся принять помощь и обидел этим человека! Тварь! Нужно лучше обдумывать действия, нужно анализировать, думай головой, балда! — Ха, вот снова, губки задрожали. Совсем как ребенок. — Саша стоял близко и смотрел на меня сверху вниз. На его лице была самоуверенная, некрасивая и насмешливая ухмылка. — Не на губы смотрел бы. — Брезгливо сказал я. — А ты научись скрывать эмоции. Или выражать их ярче. — его пальцы коснулись моих уголков губ и приподняли их, изобразив улыбку. Я резко отстранился и укусил его. — А! У розы есть шипы, у кошки когти, и даже сама невинность кусается? Я поражён! — Вот так-то. Его лицо озарилось улыбкой, обнажающей зубы, но это выглядело радостно и мило. Так лучше. Мне стало не по себе, ибо чувствовал я себя, словно предал многолетние принципы, но радостный Саша заглушает это чувство, хоть он всё ещё пугает меня. — Можешь не трогать меня, пожалуйста? — попросил я. В ответ на это он, насмехаясь, погладил меня под волосами, и вспомнив сон, я тут же отпрянул, сильно съежившись. Руки рефлекторно прижались к груди, а шея втянулась, прижав голову поближе к плечам. — Ты чего? Я больно сделал? — он смотрел на меня, как на идиота. — Или тебя дома бьют? Что такое? — Все нормально. Оно как-то само. — Я принял привычную позу "иду-на-расстрел", заложив руки за спину. — А я почему-то всегда думал, глядя на тебя, — сказал Саша, заходя в дом как к себе, — что ты очень тактильный человек. Ярик сидел на кухне на диване и смотрел телевизор. По Рен-ТВ показывали "Загадки человечества", а брат едва не засыпал под эту ересь. — Воу, доброе утро, крот! — Саша резво подскочил к Ярику и похлопал его по щекам. — Пришло время общаться с человеками! Ярик обматерил Сашу, совершенно не замечая моего присутствия. Меня смутила нецензурная лексика и я поспешил ретироваться в свое логово. Только я успел задуматься, сидя на кровати, тут же явился дылда. Это было ожидаемо — я знал, что он ворвётся ко мне. — А ты чего ушел? — он увалился ко мне на кровать и прилёг за моей спиной, как бы обогнув меня полумесяцем. — Я не к Ярику пришел. — Я обернулся и посмотрел на него, стараясь изобразить возмущение. На самом деле это было и близко не возмущение, это было смущение. — Ну, вернее не только к нему. — Поправился он. — Я просто не хочу вам мешать. — Сказал я, вставая. Было неприятно, что сзади так невозмутимо прямо на моей кровати валяется Саша. — Не неси чушь, — он перевернулся на живот, — ты нам не мешаешь. — Я покачал головой. — Так, — сказал он строго, — есть три варианта развития событий: либо ты спускаешься к нам, простым смертным, либо ты остаёшься здесь со мной, либо я еду домой. — Эй, — возмутился я, — почему ты устанавливаешь свои правила у меня дома? Я останусь там, где захочу. — Мне нравится, когда ты возмущаешься, — Саша перевернулся на спину, как кот, — тебе идёт не быть бесхарактерной тряпкой. — Он потянулся. — Услужливость и бесхарактерность - это разные вещи. — Постарался помягче сказать я. — Да, и тебя затронули обе. — Саша сложил руки на животе. — Почему бы тебе хоть иногда не проявлять грубость? Хотя бы со мной. — Тебе не кажется странной просьба быть грубее? — спросил я, садясь на табурет у мольберта. — Не-а. Почему ты отсел от меня? Я такой неприятный человек? — Нет, что ты, — я поспешил оправдаться, — ты очень хороший человек, мне просто тут лучше, я всего-то... — Тараторя, я заметил, что Саша самодовольно смотрит на меня, счастливо и довольно улыбаясь. — Капец, ты конечно... — Саня сел и продолжил разглядывать меня. — Всё, блин, нормально. Мог бы даже ответить с сарказмом, что я конченая мразь и сидеть со мной невозможно. — Меня передёрнуло от ругательства. — Всё, хватит. — Попросил я. Мне не нравится таким образом "ковырять себя". Это неприятно, но интересно. — Да ладно. Я тебя так обижаю, или что? — Да. — Не думая, выпалил я. — Ох, серьезно? Мог бы изначально сказать, я же не знал. — Мне показалось, что он смеётся надо мной. Я не знал, что добавить. — А ты любишь обниматься? Я задумался. Когда я последний раз обнимался? Обычно все знаки внимания и ласки принадлежали не мне, и обнимался я последний раз, по-моему, когда выпускался из началки и не хотел прощаться с учительницей. Она тогда очень долго меня обнимала, а я поливал ее блузку слезами. И это был успокоительный жест, а не обычное проявление расположенности и доверия. — Наверное. — Невнятно буркнул я. — Я тоже, — он раскинул руки, прямо глядя на меня, — дуй сюда. Я нерешительно встал. Иногда я чувствую себя Кусакой — у людей появилось желание проявить хорошее отношение ко мне, но я уже отношусь к этому настороженно, побаиваясь, не доверяя человеку. Но я шел, желая почувствовать себя на месте Ярика. Стоило мне приблизиться к кровати, как Саша дернулся вперёд и сгрёб меня в охапку. Я даже не успел рефлекторно отпрянуть — настолько это было быстро — зато сжался в его руках. Чувствовалось здесь как в теплой ложбинке, и даже как-то безопасно, словно защищённо от окружающих людей, как будто руки, сомкнувшиеся на моем животе, могли бы оградить меня от всех проблем. Я почувствовал подбородок Саши на своей макушке и теплый выдох мне в волосы шипящим носом. — Ты чего так зажался? — Саша погладил меня по боку. — Я бить тебя не буду, душить не собираюсь. Расслабься. И желательно, — он приподнял руки, оставляя мне свободное место для движения, — обними меня в ответ. — А тебе не кажется, что эти уроки объятий выглядят странно? — я лег на живот и обнял его. — Ну, ты совсем колючий. Такие "уроки" тебе не помешают. — Мы полулежали. — Тьфу, вспомнилась песня "Уроки любви". Порнофильмы. — Плохая песня? — спросил я, приподнимая голову. Саша, приложив ладонь к моему затылку, положил меня обратно. — Грустная. — Мне всё равно кажется это всё идиотским. Ты пришел, чтобы приглядеть за Яриком, а в итоге лежишь и обнимаешься со мной. И вообще, зачем тебе всё это? — Мне кажется, ты зажатый, тебе не уделяют должного внимания, и я решил попытаться хоть как-то отсутствие этого внимания компенсировать. — Печально. Но ты меня только напрягаешь таким образом. — А я хочу, чтобы ты привык. — Мне не стоит привыкать. — Ой, да брось, было бы неплохо, чтобы ты привык. И я уже почти привык уделять тебе внимание. Он обнял меня крепче, я почувствовал себя и впрямь немного выше, важнее. Как будто с объятиями этого чудака во мне прибавилось значимости.