всякая всячина

Столько попыток и ничего. Ему пора бы уже перестать надеяться, но у каждого есть слабости, верно? С детской верой в чудо Байчжу смотрит на выжимку экстракта из редчайших лекарственных трав и ждет той самой нужной реакции. Но чутье или же дендро глаз бога подсказывает, что все тщетно. Надежда угасает с опущенными вниз плечами. Спина затекла сидеть который час почти без движения, а он не настолько стар, чтобы так разваливаться. Голова раскалывается от проделанных в уме вычислений, а руки дрожат. Не позволял, когда работал с тончайшими граммовками, а теперь можно. Он слышит, как тихо открылась дверь. Шаги босых ног перекликаются с шуршанием одежд. На хриплом вздохе его окутывает прохлада от неестественно белых рук. Байчжу кладет голову на бок, ведет плечом, чтобы прижаться плотнее, остудить агонию разочарования внутри. Голова с длинными пепельными волосами тянется вперед. Тонкие губы округляются, воздух вырывается из легких. Огонь на спиртовке гаснет. Эксперимент окончен. — Ты хорошо потрудился, — с легким свистом шепчет на ухо Чан Шэн, и у Байчжу мурашки по коже. — Тебе следует отдохнуть. — Никакого результата, - он не может скрыть разочарование в голосе. Чан Шэн ведет длинными пальцами по груди, скидывает накидку с плеч и разминает затекшие мышцы. У Байчжу нет сил протестовать. Он оставляет очки на столе и облокачивается на стул, прикрывая глаза. Немного отдыха не повредит. — Все будет, но не сразу. Чан Шэн впивается с силой в плечи, ногти царапают тонкую кожу, оставляя красные следы. Байчжу довольно мычит, когда боль постепенно отпускает. — Не часто тебя увидишь в этом облике, — меняет тему. Ему не хотелось возвращаться мыслями к лекарству, ингредиенты которого стоили целое состояние, чтобы получить целое ничего. А Чан Шэн в таком облике не может не радовать глаз. — Я пришел помочь расслабиться. — Пришел? — Он изгибает бровь, пусть жест остается незамеченным. Андрогинная внешность адепта не позволяет ему так сразу определить пол. Впрочем, Байчжу любил эксперименты. Чан Шэн игнорирует вопрос, вместо этого предпочтя действия словам. Байчжу окутывает сладкий запах, дарящий легкое головокружение и слабость в теле. Он не успевает ничего предпринять, чтобы противостоять этой силе. — Тебе не нужно использовать магию. Ты же знаешь, я не против. Неестественно длинный и тонкий язык касается мочки уха, обхватывает кольцом и слегка сдавливает. Этого хватает, чтобы Байчжу прошибло током. Шершавый раздвоенный язык дразнит чувствительную область, заставляя сдержанного доктора едва ли не стонать. Запах вокруг становится сильнее. Байчжу тонет в нем. — Я знаю, — шипит Змей и обдает влажное ухо дыханием. Перед глазами все плывет, Байчжу бросает в жар, в паху мгновенно тяжелеет. Они еще даже начали толком, а уже отчаянно хочется кончить. — Позволь мне помочь. — Пожалуйста, — вырывается со всхлипом из него. Жадно, грязно, отчаянно. Как не должен звучать кто-то вроде него. Но ему нравится вот так отпускать себя и поддаваться на ухищрения Чан Шэна время от времени. Только они вдвоем и безумные затеи адепта. Руки тянутся к рубашке, нетерпеливо возятся с пуговицами и выкидывают прочь рубашку. Прохладные губы касаются горячей шеи, целуя. Байчжу чувствует широкую улыбку Чан Шэна на коже. Змей, настоящий Змей искуситель. Его подхватывают под ноги и несут к кровати. Все происходит так быстро, Байчжу только успевает заметить горящие огнем красные глаза. От остатков одежды избавляются так же быстро, как от последних здравых мыслей, когда Чан Шэн, само воплощение коварства и изящности, змеиным языком обхватывает член, а потом заглатывает до самого основания. Стон Байчжу могли бы услышать соседи на другой улице, но сейчас ему абсолютно плевать. Холод кожи компенсирует жар раскаленного нутра. Байчжу плавится от уверенных движений и языка, что постепенно сдавливает член сильнее. Становится тяжело дышать от заполняющего легкие запаха. Слишком интенсивно. Слишком много. Он хватается за грудь и кашляет. Чан Шэн выпускает член изо рта и довольно облизывается, словно вкусив самого лучшего деликатеса. — Мы еще не закончили. Байчжу согласно кивает и тянется за поцелуем. Легкая горечь ничто по сравнению с тем, как язык Чан Шэна проникает в рот и толкается по самое горло. Холодные пальцы вторгаются в податливое отверстие, смоченные чем-то склизким. Байчжу не задает вопросов, особенно тех, на которые не хочет знать ответы, поэтому просто растворяется в поцелуе. Он старается контролировать дыхание, чтобы не вызвать очередной приступ кашля, но все равно сбивается. Чан Шэн сдвигает складки полупрозрачной туники и входит в Байчжу одним резким движением. Скопленное в груди давление выходит с гортанным стоном. Он откидывается на подушку и позволяет себя трахать, как заблагорассудится адепту. Медленные, почти ленивые толчки перерастают в хаотичные и сильные. Байчжу приходится хвататься за изголовье кровати, чтобы не биться головой. Длинные волосы дразнят живот и возбужденный до боли член, пока руки сжимают бедра до будущих синяков. — Чан Шэн, пожалуйста… пожалуйста, — молит он ни о чем и обо всем сразу. Чан Шэн кладет руку ему на грудь и выпускает стайку призрачных белых змей. Их тельца вьются на животе, кружат вокруг члена, оплетают руки и шею. Байчжу совсем теряет связь с реальностью от обильной стимуляции и контраста температур. У него получается только стонать до окончательной потери голоса и ждать. Ждать, когда же Чан Шэн позволит ему кончить. Змей ухмыляется. Его лицо ни на грамм не приобрело человеческих оттенков. Все такое же белое, словно луна. Чан Шэн для него и есть луна, что своим бледным холодным светом освещает беспросветную жизнь. Байчжу тянет к нему руку, тот перехватывает и целует жадно, чтобы потом заглотить пальцы и посасывать. Призрачная змея оплетает член, другая же обхватывает горло и сдавливает до белых пятен перед глазами. Размашистые толчки знаменуют приближение всего. Байчжу хрипит, не в состоянии сделать вдох, он пытается стащить змею, но пальцы проходят сквозь нее. Отсутствие кислорода обостряет все чувства, держит на грани потери сознания, отчего все внутренности горят. Рывки змеи вокруг члена ощущаются почти болезненно, пока Чан Шэн кончает внутрь. За пару движений он доводит Байчжу до края, а потом сбрасывает в пропасть удовольствия вместе с кислородом, хлынувшим в легкие. Он сотрясается в оргазме и кашле, пока Чан Шэн заботливо поглаживает его по спине. — Т-с-с, все хорошо, — шепчет Чан Шэн. — Принести воды? — Нет, не надо. Я в порядке. Байчжу откидывается на спину, легкие по-прежнему горят, но боли больше не ощущается. Кто знает, может, семя адептов тоже обладает целительными свойствами? Об этом он точно не будет спрашивать. — С каждым разом твои идеи все извращеннее. Мне пора бояться. Он выдавливает улыбку. Подобные эксперименты отнимали у него слишком много энергии. Возможно, Чан Шэн того и добивался, лишь бы не видеть, как он просиживает остатки здоровья за столом. — В следующий раз я придумаю что-то менее травматичное. Он ложится рядом с Байчжу, широко зевает. Его сил адепта тоже недостаточно, чтобы поддерживать этот облик на постоянной основе. В какой-то мере они чем-то похожи: неполноценность делала их в глазах окружающих слабыми. И только друг с другом они могли почувствовать себя по-настоящему цельными.