Твои кошмары

Мидория бежал быстрее, чем когда-либо до этого — он чувствовал, что что-то не так. Это было словно зуд под кожей, ему не нужно было осознанно к прислушиваться к своему чутью, потому что ноги сами несли его вперед. Хотя иногда такое сильное чувство пугает. Он думал, что перестал бояться уже давно, потому что иногда страх бывает таким сильным, что ломает тебя пополам, заполняет целиком и когда уходит — ты уже не тот, что раньше. И все же Изуку было чертовски страшно, он знал, что с минуты на минуту случится новая трагедия, которая в очередной раз перевернет его жизнь, но в этот раз все будет иначе. Земля не дрожала под его прыжками, потому что он летел по воздуху и не касался ее, стремясь на запах крови и гари. Вот уже яркое пламя, которое он чувствует до того, как увидит, горящие лужи бензина, искры, как звёзды в черном небе — беззвучно взрываются и навсегда исчезают. Воздух такой горячий и сухой, что открытые участки кожи начинает нестерпимо жечь — особенно губы, кажется, они наконец-то трескаются и теплая кровь смывает жар. Сквозь столпы пламени ничего не видно — пламя одновременно синее и оранжевое, вьется зло и высоко. Чутье ведёт Изуку вперёд, как будто его держат за внутренности на крючке и тянут дальше, к центру его мира, и чем он ближе — тем сильнее это чувство. Он видит его<i> — и падает с огромной высоты. Это сон. Как десятки раз до этого и ещё сотни после — он проснулся, испугавшись очередного кошмара. Но перед глазами была сплошная тьма. Черт-черт-черт-черт. Он ничего не мог увидеть — он был слеп. Он потерял зрение. Это осознание было страшным — в бою он ничто без зрения, но он чувствует чье-то обжигающее присутствие за своей спиной и кидается ему навстречу, сгорая до тла, чтобы защитить то, что было позади — именно оно привело его сюда. Изуку снова проснулся в полной темноте, надеясь, что на этот раз он действительно лежит у себя в кровати. Однако теперь он не только ничего не видел, но ещё и не мог пошевелиться, скованный по рукам и ногам. Он бился в конвульсиях, пытаясь сделать хоть что-то, но вместо этого его чутьё снова подсказало ему, что самое важное он оставил позади — в том сне, где был пожар. Несмотря на то, что он не мог идти, его тянуло вперёд чутьё, которое он хотел бы ненавидеть, но оно спасало его слишком часто. Вслепую летя в пространстве, он снова почувствовал жар и услышал треск пламени. <i>Он совсем рядом. Чутье резко ослабло, как будто было уже поздно, а причуда мягко опустила его на землю. Он наконец открыл глаза. До боли — во всех смыслах — знакомое лицо было расслабленно и спокойно. На нем не было ни радости, ни боли, ни грусти, ни следов тяжёлых раздумий. Оно выражало только спокойствие. Тонкие пшеничные волосы лежали на плечах. Блики огня плясали на коже. Нет-нет-нет, он же ничего не сделал, ничего не успел, Он потянулся к лицу Тошинори, пытаясь коснуться его, он ещё столько всего должен — В очередной раз он проснулся. Это новый кошмар? Но Изуку смог открыть глаза. Лунный свет спокойно лежал на полу. Парень с трудом выпутался из одеяла и подлетел к двери — если это не сон, то сейчас он выйдет в коридор, пройдет в маленькую кухню. Это все их уютная квартира — его, Мидории, и Тошинори. Не верится, что они живут вместе. На самом деле, это временно и должно кончится со дня на день — как только закончится ремонт в районе, где живет мама, он сможет вернуться к ней. Даже сейчас он должен жить в общежитии, но по счастливой случайности медики решили, что сейчас ему нужно быть в покое и одиночестве. На кухне стоял удобный мягкий диван и круглый стол с парой стульев. Светлая и чистая мебель, электрическая плита, небольшой холодильник, пара пакетов из доставки, любимая чашка Мидории с Всемогущим — он наконец перестал прятать ее от Тошинори. Это был всего лишь сон. В белом тусклом свете квартира все еще выглядела нереальной и Мидория изо всех сил старался поверить в то, что это правда, а не очередной слой кошмара. Мидория лег на диван, пытаясь сосредоточиться на ощущении мягкой ткани — ее было сложно почувствовать, но именно осязание отличало сон от реальности. Он дома, в соседней комнате спит Тошинори. Он правда там есть, еще одна живая душа, которая доказывает реальность этого мира. Мидория изо всех сил прислушивался — он надеялся уловить дыхание Тошинори. Он жив, его смерть всего лишь кошмар, неправда. Конечно, он жив. Это самый страшный кошмар и Изуку видит этот сон ночь за ночью. Он не успевает рассказать Тошинори, он находит его уже мертвым, и это пугает его больше, чем что-либо еще. Изуку чертовски устал от этого. Ему честно хватило страха за время затяжной войны с Все за одного, так почему же он должен бояться даже теперь? Ради чего? Что он должен сделать? Мидория закрыл лицо руками и глубоко вздохнул. Возвращаться в комнату, где он столько раз видел смерть самого дорогого человека было мучительно. Может, он имеет право не спать там хотя бы одну ночь? Ведь он заслужил это, не так ли? Уснул он быстро — просто растворился во сне. Он словно падал в темноту, густую и вязкую, которая затягивала его все глубже. Опять в тот же сон, в ту же гарь и… К Тошинори. Это выглядело чертовски реально, совсем не так, как раньше. Четко, ясно, он знал, что это сон и уже почти поверил в это, если бы не пламя, которое опалило его спину. Он знал это пламя — не такое, как у Тодороки, а ледяное. Это было пламя Даби. Он развернулся к нему лицом, готовясь дать бой. За его спиной было то, за что он готов был отдать свою жизнь — так шептало ему предчувствие. Даби был обжигающе быстр, и как бы Изуку не старался его одолеть — он не мог. Пот катился по его лицу, ресницы были сожжены, тело болело, и все же он все еще отставал на долю секунды. Ему пришлось обернуться и он снова увидел лицо Тошинори. Это заставило его двигаться быстрее, предугадывая каждое движение врага. На мгновение ему показалось, что все под контролем — Даби был схвачен черными путами, а пламя почти потухло. Он обернулся, надеясь наконец завершить то, что держало его здесь, но он обернулся только ради того, чтобы увидеть, как пламя охватывает машину, а взрывная волна сметает все на своем пути. Тошинори исчезает, погребенный под обломками машины. И он закричал. Пронзительно, отчаянно, так, как кричит мать, потеряв сына и воет волчица, готовая биться не смотря на смертельные раны. Он больше не мог выносить эту пытку, опаздывать из раза в раз, молчать и опять проживать это снова и снова. Он резко дернулся, подскакивая в своей кровати. Рядом сидел Тошинори, поглаживая его по волосам — такой живой, теплый и мягкий, словно это было правдой. Взгляд учителя был полон боли и сочувствия, а от подбородка вниз тянулась темная полоса. Кровь. Или просто тень? Сон или нет? Сейчас его лицо расслабится, а волосы мягким водопадом улягутся на плечи. В этом сне он успел, успел до того, как все закончилось. Мидория был уверен, что это сон — как и всегда в таких снах он чувствовал себя беспомощным, не способным пошевелить чем-то, и раз уж это чертов сон — он же правда может сделать то, что не удавалось ему раньше? Изуку изо всех сил рванулся вперед, разрывая оковы сна и крепко обнял Тошинори. — Ты жив… боже, ты жив… Я столько раз видел твою смерть, если бы ты только знал — ты знаешь, как больно видеть труп того, кого любишь больше жизни? — Мидория всхлипнул и взглянул на него глазами, полными слез. — Я знаю. Ты был в реанимации, я тогда сидел рядом с тобой рядом. И я не знал, выживешь ли ты. И ты кидался в бой раз за разом, а я не мог тебя остановить. Я знаю. — Тошинори лишь обнял его в ответ — Это просто сон. Прости, что не приходил к тебе раньше. Все закончилось. Все хорошо. Слезы закончились, а Изуку понял, что во сне он никогда не мог прикоснуться к человеку. Он никогда не мог дотронуться до Тошинори. Он никогда не касался земли, не чувствовал ничего, к чему прикасался. Изуку замер, парализованный точно так же, как это случалось во сне. Но Тошинори продолжал: — Все в порядке. Я здесь, рядом с тобой и буду здесь столько, сколько тебе будет нужно. Засыпай. Он правда хотел уснуть, впервые за долгое время. Ведь если он уснет, Всемогущий, который сидит у него на кровати будет правдой? И Изуку уснул.