Нет покоя для грешников.

— Кем ты мечтала стать в детстве, Флейм? Она сидела на стуле перед трельяжем, уже закончив наносить макияж и взяв расческу, собираясь привести волосы в порядок. Вопрос Роберта заставил ее руку застыть в воздухе. Флейм обернулась к нему. Он лежал на кровати, изучая отчет по «Фонду». Но прямо сейчас бумаги были отложены им в сторону. Она положила расческу обратно на стол, удивленно смотря на него, ощущая некий подвох. — Тебя серьезно это интересует? — Конечно, иначе не спрашивал бы. Понимаю, ситуация с твоим отцом не предполагала… Флейм смотрела на него так, как будто он собирался вытащить из нее секретные коды доступа к ядерному оружию. А он не видел ничего страшного в том, что хотел бы лучше узнать о ней и ее прошлом. Не только про мрачные моменты. Что-то хорошее должно же было быть в детстве Флейм? — Я вот хотел помогать своему отцу. Он был простым рыбаком на Сиренас. Пока родители были живы, я грезил, что буду работать вместе с отцом. Мы заработаем деньги на хорошую новую лодку, а со временем откроем собственную рыболовецкую фирму. Тогда отец сможет оставить работу, и я отправлю их с мамой в какой-нибудь круиз отдохнуть за все тяжелые годы их жизни. Воспоминания о родителях всегда носили одновременно оттенок светлой грусти и мучительной горечи. И Роберт знал, что он до последнего своего вздоха будет скучать по ним. — Мне искренне жаль, что твои родители погибли. — Я верю. — Значит, никаких планов вступить в мафию? — Так сложились обстоятельства. По тону Роберта ей было вполне ясно, говорить об обстоятельствах, приведших его в мафию, он не хотел. — Я мечтала стать балериной. — Балериной? Роберт с удивлением в голосе и с сомнением во взгляде посмотрел на нее. — Не удивляйся. Ты сам уже смог убедиться, жизнь в Бофорте довольно серая. Однажды в Новый Орлеан приехала балетная труппа, и наш школьный класс отвели на спектакль. Тогда я, конечно, не знала, что уже стара, чтобы встать на пуанты. Но никто не мог запретить мне мечтать. Яркая и недостижимая мечта, скрашивающая беспросветность моей жизни. И осуществившаяся самым изощренным образом. — Осуществившаяся? Роберт слабо представлял Флейм в балетной пачке. Балерины у него ассоциировались с чем-то легким, воздушным и невинным. Слишком далеко от сексуального образа роковой женщины, предпочитаемого мисс Бофорт. — Ты никогда не спрашивал, как именно мы познакомились с Куинном. — Действительно. Никогда. В ответе Роберта не прозвучало ни капли энтузиазма и желания знать, как она познакомилась с его братом-близнецом. Но сегодня ее потянуло на откровения. — Это было в Лондоне. Стоит заметить, не в самом престижном районе. Я работала в ночном клубе. Танцевала для неприхотливой публики. — Ты была стриптизёршей? — Кажется, я снова смогла удивить тебя, Роберт? Это было так. Он удивился. Во-первых, потому, что сказанное противоречило тому, что Флейм ему рассказывала о знакомстве с его братом, пока держала в клетке. Во-вторых, она точно была женщиной, таящей в себе множество сюрпризов. И представить ее полуголой, крутящейся на шесте для толпы пьяных похотливых мужиков, так и норовящих облапать ее, вполне мог. И почему Куинн выделил для себя Флейм среди других девиц в том клубе, Роберт тоже прекрасно понимал. — Значит, твоя журналистская карьера просто выдумка для прикрытия проворачиваемых афер? — Не совсем так. Я закончила Новоорлеанский университет. Но работать заштатным журналистом за минимальную ставку меня не прельщало. Алкогольный бизнес приносил гораздо большие деньги, вот мы с Роем и решили этим заняться. В итоге, увы, потерпев неудачу. — И как же ты попала в Лондон? — Это целая история, я расскажу ее тебе как-нибудь в следующий раз. Обещаю. — Ловлю тебя на слове. И в том клубе, где ты работала, вы с Куинном и познакомились? — Все верно. Он заглянул туда однажды. Сразу положил на меня глаз. Начал флиртовать. В клубе было строгое правило, не заводить отношений с клиентами. Но Куинн в первую же ночь ждал меня через дорогу от клуба. А потом в следующую ночь, и в следующую. Полностью очаровав меня своей настойчивостью. Флейм не стала уточнять, что именно появление Куинна в ее жизни прервало чересчур затянувшуюся и совершенно не приходящуюся ей по душе карьеру экзотической танцовщицы в эротическом жанре. И те мошенничества и аферы, которые они проворачивали поодиночке, стали глобальнее и масштабнее, стоило им сойтись. — И когда в вашу идиллию ворвался план по моему похищению? — Как только твое яркое глянцевое фото появилось на обложке журнала «Time». Они с Робертом оба одновременно окунулись в воспоминания собственного знакомства, замолчав на время. При всей дикости происходящего тогда в Санта-Барбаре, с похищением, подменой, клеткой, сложно было отрицать, что все это теперь носило некий ностальгический характер, при всей преступной однозначности ситуации в целом. — Ты когда-нибудь задумывалась о том, как бы сложилась жизнь, моя и твоя, если бы ты встретила меня раньше Куинна? — Никогда. С чего мне вообще думать об этом? Ты и не заметил бы меня в погоне за одной из сестер Кепвелл. — Я бы заметил. Флейм не нравилось, куда свернул их с Робертом разговор. Еще меньше, как он смотрел на нее. — Тебе так кажется, потому что ты застрял здесь со мной. У тебя стокгольмский синдром. — Ничего подобного. Даже в парике и дурацких очках ты производила впечатление. И с чего ты взяла, что меня не устраивает происходящее сейчас? — В каком смысле устраивает? — В том самом, Флейм. Мне хорошо с тобой. Флейм застыла. Встала со стула. Скрестила руки на груди, разглядывая Барра. Ей следовало слушать свою интуицию. Все эти его расспросы о ее детских мечтах были не просто так. — Давай обойдемся без этого, Роберт. — Без чего? — Без чертовых попыток с твоей стороны делать вид, что мы парочка! — Крикнула Флейм, а затем вышла из комнаты.