Нет покоя для грешников.

Проснулась Флейм подавленной, но все-таки немного успокоенной. Ее пугало и вызывало дискомфорт, что Роберт узнал ее большой секрет, и она до конца не понимала его нового отношения к себе, но отсутствие осуждения с его стороны, поддержка, затронули что-то глубоко внутри. События ночи, после того, как у нее началась истерика, Флейм помнила смутно. Только теплые и надежные объятия Роберта. Как он уложил ее на кровать, накрыл одеялом и был рядом, пока она не заснула обессиленная. О том, что он провел всю ночь с ней, свидетельствовала вмятина на подушке справа от нее. Предстоящей встречи с Робертом она немного боялась. Если он станет расспрашивать подробности ее детства… К такому она точно не готова. Лучше встать и принять душ, одеться, накраситься, так она будет менее беззащитна перед ним, и тем, что он теперь знает о ней. Но встать она не успела. Роберт вошел в комнату с подносом в руках. Пространство вокруг тут же заполнилось ароматным запахом кофе. — Не разбудил? — Нет, я уже проснулась. Флейм села в кровати, хмурясь. Этого только не хватало. — Значит, не откажешься от завтрака. Роберт поставил поднос на одеяло. Кофе и апельсиновый сок, клубничный йогурт, сэндвич с индейкой и ее любимые фрукты. Она была тронута и смущена, но и одновременно напугана. — Не стоило, Роберт. — Почему? — Происходившее в моем детстве в далеком прошлом. Давно забыто. И ты не обязан… — Не обязан, что? — Заботиться обо мне. — Я просто принес тебе завтрак. Конечно, Флейм пыталась сделать вид, что прошлое не имеет для нее значения. Другого Роберт от нее и не ждал. Но ее вчерашние слезы, боль, которая вытекала вместе с ними, доказывали, детская травма все еще с ней. Не просто сидит внутри и кровоточит, а к сожалению, долгие годы определяла Флейм. Заставляя выбирать жестокость, как способ решения проблем. Ночью он почти не спал и много думал обо всем этом. О Флейм, ее детстве, ее жизни, а поступках и стремлениях, зацикленности на мести тем, кто ее обидел. По себе знал, что злость и ненависть может привести к множеству неверных решений. Только он чаще всего видел границу, за которой наступит точка невозврата, и мог остановиться, Флейм же шла до конца, нанося вред и себе, и окружающим. — Я не стану ничего выспрашивать, если тебя это волнует. — Я все равно не стала бы ничего рассказывать. — Понимаю. Но если захочешь однажды поделиться, помни, что я рядом. Прямо сейчас Флейм поймала себя на мысли, хорошо, что Роберт не так уж и долго еще будет рядом с ней, лишь до поездки в Мадрид. Недостаточно времени, чтобы ей действительно захотелось поделиться с ним подробностями ее детства. — Почему то, что ты узнал, по-твоему, что-то меняет между нами? Я ведь не изменилась. Безумная Флейм по-прежнему жаждет мести. Роберт в ответ хмыкнул, как будто не восприняв ее слова всерьез. Неужели решил, что она откажется от мести Куинну только на том основании, что ему стало известно о ее травматичном детстве? — Разве я просил тебя отказываться от своих планов? — Ты вообразить не можешь своей окончательной роли… — Так или иначе ты собираешься повесить смерть Куинна на меня. Я же не идиот, Флейм. Просто арест моего братца тебя никогда не удовлетворил бы. А сама за решетку ты отправляться явно не намерена. — И ты все равно сочувствуешь мне из-за моего детства? — Давай ешь. Завтрак скоро остынет.