|a heart that's full up like landfill| |Сердце, забитое, как свалка|

С зудом в глазах и болью в шее Нил просыпается поутру своего первого дня в школе. Он расстроен — не имея возможности правильно определить время, он может только догадываться по свету, пробивающемуся сквозь занавески, что сейчас раннее утро. Кот приходит к нему каждую ночь, и прошлая не стала исключением — кошачья шерсть запуталась в ковре и осталась на матрасе. Он уже не так сильно дергается, когда животное запрыгивает на кровать и сворачивается калачиком у его ног, но все равно не может найти в себе силы перестать вздрагивать от внезапно навалившейся на кровать тяжести. И даже так, иметь друга — хорошо. Когда он встает с кровати, его ступни прикасаются к шершавому ковру, и он с силой трет глаз своим кулаком, чтобы облегчить зуд. Он знает, что глаз покраснеет, но ему все равно. Только из-за надобности вставлять контактные линзы он вздыхает и заставляет себя перестать тереть глаза — вместо этого он встряхивает руками, чтобы побороть невыносимый зуд. Кожа головы слегка печет от свежего слоя краски, который он нанес на корни волос накануне вечером. Собрав все вещи в кучу, он может сказать, что у него будет не особо хороший день. Парень тихо идет по дому, уже более комфортно издавая звуки, чем в первый день. По крайней мере, от Нила больше не пахнет смертью. Прошлой ночью он обнаружил, что в квартале или двух от дома находится небольшой семейный спортзал. Он ворвался туда, отчаянно нуждаясь в душе, и воспользовался одной из душевых кабинок, чтобы смыть слой вони и грязи, накопившийся за несколько недель. Он красил волосы перед находящимся там зеркалом, но избегал смотреть себе в глаза. У него не было ни капли желания увидеть, как отец смотрит на него в ответ. Однако его коже уже был нанесен ущерб: поры на лбу заполнились, породив маленькие красные бугорки, которые жгут, когда он на них давит, и извергают гной, когда он их выдавливает. На внешней стороне щек у него остались старые шрамы от бугорков, вырезанные из кожи, но теперь они переместились на лоб. Нил не умеет определять время без часов, но может сказать, что еще рано, когда слегка приоткрывает шторы в гостиной: солнце только-только вытягивает свое тяжелое тело из-за линии горизонта. Неважно, он может подождать. Парень надевает свою самую чистую одежду — джинсы, спускающиеся вниз, начиная от талии, и мешковатую футболку, спадающую до бедер, — и начинает собирать все, что ему понадобится на этот день, в свою сумку. Его руки дрожат. Он спрашивает себя, не глуп ли он, что так волнуется. В любом случае, Мэри сказала бы ему то же самое: «Не глупи, Абрам, мы здесь ненадолго, Абрам, это просто для поддержания нормальной жизни, Абрам, Абрам, Абрам.»

***

Нил сидит в нескольких шагах от школы, кутаясь в обе свои новые куртки. Школа еще даже не началась, поэтому он наблюдает и ждет. Место, на котором он сидит, нельзя назвать неудобным — скорее наоборот: он сидит на деревянной скамейке, выкрашенной в голубой цвет, как небо в безоблачный день, в таком положении, что ему периферийным зрением открывается прекрасный вид на школу. Трава стелется около его ног, кружась и вертясь, щекоча лодыжки. Ветер арктический, но тихий, только шепот, проносящийся мимо его ушей и цепляющий за волосы, когда пролетает мимо него. Его мысли спокойны как никогда за все утро. «Затишье перед бурей», — полагает он. И он прав, потому что спокойствие заканчивается слишком быстро — звук задыхающихся автомобильных двигателей разрушает хрупкий мир. Он наблюдает за тем, как около девяти машин периодически подъезжает и останавливается на парковке, предназначенной только для учителей. Они выходят из машин в свое время, все в пьяной дымке раннего утра и надвигающейся гибели. Начинают подъезжать новые машины, голоса и случайные обрывки разговоров, которые подхватывает ветер и несет к Нилу, как игрушечные кораблики по ласковой реке. Он вздыхает и ждет. И ждет. И ждет. Первые из прибывших студентов одеты в толстовки и спортивные штаны. Даже на расстоянии Нил видит их ярко-розовые носы, полные свежей крови для борьбы с холодом. Он знает, что его нос такой же, это видно по тому, как непрерывная струйка соплей весело пробирается через носовую полость и капает с кончика носа. Он снова тяжело сопит, вытирает верхнюю губу и с досадой поднимается на скрипучие ноги и ковыляет через школьные ворота к большим парадным дверям здания. Он сразу же ощущает облегчение от того, что находится вне ветра, но внезапно застывший воздух кажется слишком горячим для его чувствительной кожи. Он подтягивает рукава верхней куртки до локтей, а остальные опускает, чтобы скрыть предплечья. Нил идет по коридору, следуя за бессистемно наклеенными на стены ламинированными табличками с надписью «ОФИС» жирным шрифтом и стрелкой, указывающей налево. В конце концов, он натыкается на настоящий офис, который находится за дверью, окрашенной в светло-голубой цвет, как и лавочка, на которой он сидел ранее. Женщина за столом безразлично улыбается ему. Он не думает, что она выглядит очень искренней. — Здравствуйте, — говорит он после секундного колебания, — я Нил Джостен. Это мой первый день здесь. Ее глаза загораются узнаванием. — О, да! Просто подожди немного, чтобы я нашла твое расписание, милый. Это не займет и минуты. Нил неловко мешкает и слушает, как ее акриловые ногти несносно громко цокают по клавиатуре. С таким же успехом она могла бы стучать ногтями прямо по его барабанным перепонкам — так громко это звучало у него в голове. Он сжимает челюсти и потирает кончиками пальцев друг о друга. Женщина внезапно прекращает набирать текст, и за этим следует жужжание принтера, который печатает на листе бумаги и выплевывает его. Женщина наклоняется и берет его в руки, избегая, чтобы он коснулся ее ногтей, как будто это может их измазать. — Вот, милый, — говорит она, протягивая бумагу. — Это твое. Через некоторое время тебе пришлют студента, чтобы он все тут показал, — женщина указала на стул и добавила. — Если хочешь присесть. Тревога кружится в животе Нила, как осы в гнезде, при мысли о том, что еще один студент будет показывать ему все вокруг, но он идет и садится на один из душных стульев, стоящих вдоль стен офиса, а затем переводит взгляд на свое расписание. Расширенная математика, развитие личности, здоровье и физическое воспитание, продвинутый английский, современная история, химия, изобразительное искусство. Он ненавидит искусство, но в выборе между ним и коммерцией, он скорее выберет первое. Второе гораздо хуже. Через пять минут появляется, как Нил догадывается, тот самый студент. Он высокий, почти на фут выше Нила, с черными волосами, уложенными с помощью слишком большого количества геля, и зелеными глазами, слегка суженными в сторону Джостена. Его кожа оливкового цвета, и он достаточно мускулист — ему должно быть не меньше семнадцати. — Ты Нил? — грубо и нетерпеливо спрашивает он. Нил моргает и едва удерживается от того, чтобы не вздрогнуть, когда пришедший делает еще один шаг вперед. — Ну? Нил кивает. Парень протягивает ему руку для пожатия. — Кевин. Я — старшеклассник и президент студенческого совета. А также капитан волейбольной команды. Сегодня я буду показывать тебе все. Ни одно из этих слов ничего не значит для Нила. Он встает, пожимает Кевину руку, а затем выходит за ним из кабинета. — Дай мне свое расписание, — требует Кевин. Нил, не произнося ни слова, протягивает его. — Господи Иисусе, ты что, разговаривать не умеешь? Вообще? — Умею, — хмыкает Нил. — Раньше ты молчал, — ворчит Кевин. — Мои извинения, — негромко передразнивает его Нил. Кевин хмурится, но продолжает. — Ладно, у тебя сначала математика с миссис Джонсон, лично у меня математики нет, но скажу, что тебе не стоит сидеть у входа, потому что у нее очень плохая привычка подзывать тех, кто сидит там, и… Нил в голове сортирует эту информацию, а также все остальное, о чем Кевин бредит, что может быть важным. Однако он не может не отвлечься, когда Кевин начинает говорить о школьной волейбольной команде. — …но Эндрю отказывается… Нил? Ты слушаешь? Нил! — Джостен быстро-быстро моргает, когда перед его лицом проносят руку. Он замечает на себе хмурый взгляд Кевина. — Ты отключился. — Извини, — бормочет Нил. — Неужели тебе со мной настолько скучно? — Да. Кевин усмехается. Нил немного смеется над его возмущением и постукивает пальцами вверх-вниз по собственному бедру. Он смотрит, как Кевин роется в кармане пиджака, прежде чем достать телефон и глянуть на время. — Черт, — говорит он, затем извиняюще смотрит на Нила. — Вот-вот зазвонит звонок. Я провожу тебя в твой класс. Нил снова грызет костяшку пальца, которая едва зажила после недельного «отдыха». Кевин хмурит брови и открывает рот — вероятно, с вопросом на языке — но звонок звенит прежде, чем слова успевают вырваться. Нил натянуто улыбается. Кевин начинает провожать Нила к его классу как раз в тот момент, когда коридоры начинают заполняться детьми, спешащими попасть в класс вовремя, двигаясь и заполняя пространство, словно они — единое целое, как водоем, текущий по речному каналу. Мальчики останавливаются у кабинета 19. Нил видит неловкость в том, как Кевин стоит, слегка покачиваясь, как будто он готов в любой момент уйти. — Итак… — говорит он. — У тебя есть кто-то, с кем можно посидеть за обедом и все такое? Нил поднимает бровь. — Нет. Очевидно, что нет, Кевин, я только что переехал сюда. — Да-да, конечно, — замялся Кевин. — Ну, эм, ты можешь прийти посидеть со мной и моими друзьями, если хочешь? Это просто волейбольная команда и все такое. Они все классные. Нил натягивает улыбку. — Это было бы здорово, спасибо. Это было бы здорово, не сидеть в одиночестве, не имея ничего, кроме шепота сверстников, чтобы составить ему компанию. — Круто, — Кевин разворачивается на пятках и поворачивается, чтобы уйти. — До встречи. И удачи, Нил. Нил отсалютывает Кевину, прежде чем повернуться и направиться в класс. И вправду, удачи тебе, Нил.