Конверсионная терапия

Разумовский, честно, остался бы здесь жить, если бы список литературы был получше, чем огромное количество разных вариантов Библии, школьных учебников, да малого количества художественной литературы либо по школьной программе, либо из мизерного списка, не запрещённого религиозными предубеждениями. В любом случае библиотека была очень комфортным местом, с выстроенными в ряд стеллажами, за которыми пряталась зона для чтения в виде двух рядов нескольких столов, составленных вместе и довольно комфортных мягких стульев. Марго, пройдя мимо одного из стеллажей, достала две одинаковых Библии, раскрыла на случайных страницах, одну из книг отдала Серому и села на противоположный от него стул. - Итак, - она зашептала, - здесь будем говорить тихо, если не хочешь, чтобы ругались. Здесь всегда нужно говорить чуть ли не самым тихим шёпотом, которым вообще умеешь, понял? - Слушай, а тут есть вообще место, где можно спокойно и открыто говорить хоть о чём-нибудь? - Есть, но для тебя нет. Для парней нет. Здесь, как и в обществе, к девушкам относятся куда более лояльно, особенно если ты из моей группы. - Эх, знал бы раньше, с детства бы в юбках расхаживал, что б к тебе попасть, птичка. Они ведь мне, между прочим, идут, - он горестно вздохнул, подперев щёку рукой. – А что это за вольности вам позволяют, о которых бедные мужи и мечтать не смеют? - А тебе всё так и расскажи. Я бы и этого не сказала, не чувствуй я в тебе брата по духу. Так что довольствуйся тем, что имеешь. - Господи, спасибо за хлеб насущный! - Блять, потише давай – зашипела она и оглянулась. – Не видел что ли сестру Светлану на входе? Она, конечно, милая тётка, идущая навстречу, но не когда дело касается её обожаемой библиотеки. Сестра Агата, что мы видели – самая строгая среди всех, вот-вот станет матерью настоятельницей. Условно по рангам, если на вершине, как главный босс-злодей стоит Волков, то она – сразу после. Подчиняется ему, но здесь, в целом, распоряжается именно она. Святой отец, конечно, оказывает влияние, но на шоковую или лоботомию могут отправить и лично по её приказам. Хотя она обычно всегда с ним советуется. Но, в любом случае, лучше до такого не доводить. - А что за хрен-то этот Волков, объяснишь? У него что, член в штанах не держится или это действительно у него такие методы «лечения»? - Волков, - Марго помолчала, задумавшись, – он довольно странный тип. Его фиг поймёшь. Из того, что я успела выяснить, больше всех достаётся парням от шестнадцати и старше. Их он вертит только так, да и приводят их к нему чуть ли не каждый день. Мальчиков до шестнадцати вызывает только когда они сильно провинились в чём-либо. Но там всё ограничивается только унижениями и побоями. Девочки в любом возрасте ему мало интересны. Их приводят иногда, но создаётся ощущение, что он работает с ними только ради галочки. Здесь обычно идёт запугивание и относительно нестрашные побои, жить можно. Другое дело, что девочки либо почти не попадаются, либо почти всегда умудряются выкрутиться. - То есть парни после шестнадцати, да? – Разумовский довольно улыбнулся. – Ставлю на то, что он либо ярый гомофоб, либо латентный. Впрочем, одно не исключает другого. - Мы с девочками тоже так думаем. Учитывая, что почти каждый из старших мальчиков, кто к нему попадает, как оказалось, нуждался в коррекционном изнасиловании, то это не может не наталкивать на мысль, что он просто не нашёл лучшую садистскую кормушку. А уж особенно учитывая тот факт, что гетеросексуальный секс был бы более правильным и логичным, но на моей памяти, да и по рассказам девочек, что провели здесь больше времени, никому из наших не доставалось. - А что монахини? Как он умудрился перед ними-то это оправдать и возвести в культ правильности? - А вот этого уже не знаю. Никто не знает. - Загадка Олега Волкова, понятно. Что ещё мне нужно знать на первых парах? - Неужто все правила соблюдать собрался? – девушка с прищуром на него посмотрела. - Ты что, за дурака меня держишь? Разумеется, нет. - Ну конечно, на что я могла рассчитывать? Только ты учти. Вздумаешь накосячить так, что подставишь меня или девочек – и я тебя с потрохами сдам. - Слушай, а может мне только этого и надо, - он загадочно усмехнулся. - Кстати об этом. Мы тут всей клеткой ждали, что же с тобой сделают. Ты стал сенсацией буквально как появился здесь. - Надо же, как приятно, - Разумовский усмехнулся. – И что говорят? - Что ты идиот. - Фи! - А ты что ожидал, дорогой? Нахамил монашкам так, что они уши святой водой полоскать пошли да молиться, - она стала загибать пальцы, - в первый же час, Господи, умудриться же надо, попал к Волкову, а потом пришёл Игнат, сказал, что ты вошёл, когда Святой отец коррекционное изнасилование устроил и первой же твоей реакцией было «хочу так же» и это не говоря ещё о том, что, - она перевела взгляд за спину Серого. – Да, сестра? Простите, мы мешаем? - Нет-нет, ничего. Просто пришла проверить, справляешься ли ты с новеньким. - Вполне, - она улыбнулась. – Вот, Библию читаем. Он в первый раз, а я так, за компанию и чтобы некоторые стихи в памяти освежить. Может, вам потом помочь пыль протереть? А то корешки на верхних полках слегка припылены. - Нет-нет, милая, спасибо. Я и сама после вечерней службы пыль протру. Ну ладно, сидите, не буду отвлекать. - Хорошо, - она улыбнулась и тише зашептала Серому, едва она ушла. – Так вот, и это не говоря ещё о том, что ты его упрекать взялся! Мы думали всё, ты уже не жилец, думали, что он тебя убьёт там нахер или как минимум покалечит, а ты спокойненько возвращаешься на своих двоих! Как? Объясни мне, вот как? Что он вообще с тобой сделал? - Да ничего особенного, к сожалению. Сначала попытался объяснить, мол, бла-бла-бла, некоторые по-другому не понимают, потом на мои высказывания разбушевался и решил асфиксией позабавиться. Видимо, фетиш у мужика такой, а после и вовсе сказал, что я свободен. Вот и ставь ставки, то ли я слишком красивый, что он от одного моего вида сдох, то ли я ему не в его безупречном вкусе. - Учитывая, что ты даже по моим скромным лесбийским меркам хорош собой, то, полагаю, первое. Хотя, может это из-за того, что у тебя черты лица довольно женственны и волосы длинные, - она рассмеялась. – Ты тут какими судьбами вообще? - Северным ветром занесло. Когда был ещё при детдоме, во время очередного побега одного богатенького мальчика повстречал, раззнакомился с ним, а после его же и соблазнил. Ну и его родители настояли на том, чтобы меня отправили в центр. Вот с тех пор и повелось. В детдом меня возвращать не хотят, так что только швыряют, как котёнка, из одного центра в другой. А тебя как жизнь сюда завела? Насколько я успел понять, девушки в подобных местах — это такая редкость. Вы либо не попадаетесь, либо вас все подругами считают до тех пор, пока на глазах у общественности не потрахаетесь. - Ну, - Марго поджала губы. – Была история… - Тааак, - протянул Серый, приближаясь с заинтересованным видом. – Что за история? - Я позже расскажу, может быть, - она глянула на наручные часы. – Нам через десять минут на вечернюю службу идти, а история так себе. В другой раз. - Вот блядство-то, обломала. Кстати, как у вас вечерняя служба проходит? Всё по классике? - Ну, не знаю, какая у тебя классика, но у нас сначала Волков читает молитвы, после проповедь, исповедь, возможно, ещё чуть-чуть проповеди, потом, ещё немного молитв и всё. Это если вечерняя. Утренняя включает в себя ещё и пресуществление. Возможно, отличие будет в том, что в кабинке для исповеди с твоей стороны снята шторка и Волков иногда может в упор на тебя смотреть, пока ты о грехах своих рассказываешь. И не рассказывать ничего нельзя, через день-другой обязательно ходи. И нельзя, чтобы рассказы о грехах повторялись часто, а то он по этому поводу тебя на личный разговор вызовет или к монахиням отправит. В общем, сочиняй правдоподобные истории и будет тебе счастье. И не высовывайся, когда он с прихожанами разговаривать будет, а то ты любишь, видимо. - Марго, - он страдальческим мучеником посмотрел на неё, - не лишай последних радостей в жизни. - Каких, блять, радостей? Туда и другие люди ходят, так что монахини обычно очень бешеные, если их позорить там. А вот за покушение на их честь и достоинство они мельчайший проступок примут и будешь потом полночи коленями на гречке грехи замаливать. Пошли уже. Лучше прийти пораньше, как раз к своим прибьёшься. Марго отобрала у него Библию, поставила книги на полку и, попрощавшись с монахиней, вышла из библиотеки, а после и после из здания общежития. Она свернула направо, тут же медленно и почтенно подходя к церкви, вновь нацепив на лицо маску благоговейности и почтения. Девушка периодически кивала прихожанам, своим девушкам, монашкам и те, всегда улыбаясь, здоровались с ней в ответ. Серый, который шёл позади неё, уже стал подумывать о том, что это именно вокруг Марго, а не какого-то хренова Иисуса Христа здесь возведён культ и именно она здесь правит балом. Привилегии Марго давали защиту не только ей, но и всем, кто её окружает, расползаясь защитным куполом по каждой голове, которая только стоит рядом. Даже на Серого монахини теперь смотрели не с таким презрением, больше концентрируясь на святости Марго. Видно, здесь как в тюрьме оказалось очень полезным завести правильных друзей. - А платком ты голову покрывать не будешь? – спросил Разумовский, повернувшись к ней, когда девушка почти переступила порог. - Ты что, из православных что ли? - Я из приверженцев того, что Бога нет и это просто удобный социальный конструкт, придуманный с начала развития человечества, но да, почитай, что из православных. Или у вас платки не обязательны? - У нас считается, что перед Богом ты должен быть таким же, как в жизни. Иначе это лицемерие. Вон, почти никто из наших платки не носит, все как есть, разве что по воскресеньям более нарядные. Всё, там твои, - она кивнула в сторону одной из групп мальчиков, - а я пошла к своим. Не накосячь только, Бога ради. - Нет, ты всё же плохо обо мне думаешь. И вообще ты злая, я на тебя Волкову настучу, - он рассмеялся. - Разумовский, блять, - она закатила глаза, - иди уже давай. Парень напоследок улыбнулся и пошёл к своей группе. Некоторых он уже видел, вон, тот, который рыдал, как только он вошёл и тот, которого он встретил в этой же церкви, едва его сюда привели. Все, не только они, в целом были слишком сильно напряжены, но старшая группа особенно. Сидели все, как по струнке, примерные мальчики с ручками на коленках и взглядом прямо на алтарь. Самые гейские маленькие напуганные геи, но если Волкова возбуждает именно это, то, ну что ж… Для Серого это будет чертовски сильным разочарованием. Ну что он в них вообще находит? Скулёж и плач? Глазки в пол и страх, граничащий не с желанием сбежать и спасти свою шкуру, а с желанием упасть на пол и закрыться с фразой «Обоссы, но не бей»? Нет, если Волкову действительно такое нравится, то он умывает руки. Он, конечно, мужчина хоть куда, но Разумовский на такое подписываться не собирается. - Эй, новенький, - тихо шепнул ему мальчик, сидящий рядом. – Я Виктор. Ты Серёжа, знаем. Марго тебе объяснила правила здесь? - Типа того. - Типа того? Странно, ладно, пробежимся, пока время есть, - он отвернулся обратно к алтарю, тихо шепча. – Не зли монашек, не говори, пока не спросят, не ёрничай, не матерись, не шуми, не делай ничего, за что они могли бы тебя наказать, здесь они дикими становятся. В исповедальне будь готов, что Волков будет на тебя в упор смотреть, но продолжай рассказывать о своих грехах, понял? Ты только приехал сюда, сразу говори о том, что понимаешь, что гомосексуализм – это зло, что хочешь бороться с этим и хочешь попросить помощи у Бога. Не смотри ему в глаза, он как дикий зверь, только раздражаться от этого будет. Говори тихо и старайся не провоцировать его. Всё, - он увидел чёрную фигуру, спокойно выходящую к постаменту, - удачи. - Матерь Божья, вот это конспирация, - он хихикнул. – Вить. Да ты прям тайный агент, не иначе. Парень ничего ему больше не ответил, только с обречённым видом стрельнул глазами и отвернулся, смотря на Волкова, который начинал читать молитвы. Позади подпевал хор, большинство детей шёпотом читали в унисон с ним, пытаясь, заслужить то ли его милость, то ли довольные (самодовольные) улыбки монахинь, что сидели позади каждой группы, то контролируя, то смотря на священника и подпевая. Волков осматривал притвор, пока читал уже давно заученные наизусть молитвы. Рыжий этот тоже здесь. Сидит, единственный, кроме немногочисленных посторонних прихожан, кто чувствует себя здесь спокойно и расслабленно. Вон, как на лавке развалился. Монахиня их группы, сестра Мария, уже несколько раз того по локтю пнула, чтобы тот убрал его со спинки лавки, сел, как полагается, а тот на неё только шипеть начал. Волков едва сдержал смех от покрасневшего со злости лица женщины и непонимающих взглядов со сторон прочих прихожан. Он железно посмотрел на Серого, видя, как мальчики, сидящие рядом с ним, тут же испуганно опустили головы, стараясь не шевелиться и, кажется не дышать, в то время как Разумовский лишь резко вытянулся по струночке, сделав удивлённый вид и сел, как и остальные (Господи, и откуда у них вообще пошла на это мода?), сложив руки на коленки. Уже спустя секунду Разумовский подмигнул святому отцу, игриво дёрнув плечом и, отбросив волосы назад, сел так же вальяжно и спокойно, как и прежде. Ну а что? Надо же было показать ему, что подчиняться тем же дурацким правилам, как и эти обоссанные мальчишки, он не собирается. Нет, ну что вы, конечно он всё понимает. Напуганные, бедные, несчастные, забитые этим святым тираном, изнасилованные, ужас, как же их всех, бедных, жалко, ага, конечно, блять. Десять раз. Не можете отрастить яйца, ну так не ждите, что другие вашу ссыкливость уважать будут. Волков уже перешёл к проповеди и Разумовский показательно зазевал, раскинув руки в стороны, пока периферийное зрение поймало с десяток напуганных взглядов детей, которые едва-едва мотали головой, мол, ты что творишь, идиот, на что Серый лишь показательно закатил глаза. Волков на секунду вскинул брови и продолжил, как ни в чём не бывало, чувствуя, как начинает подниматься ярость и, меж с тем, как зарождается интерес. Серый бесил, но такие у него уже были. Шли наперекор всем правилам, ловили испуганные взгляды сокамерников, вызывали у них обоснованное предчувствие беды и не зря, таких он привык осаждать сразу и без разговоров и это желание повыёбываться в буквальном смысле слова, доказать, мол, вам меня не сломить, разбивалось спустя исповедь один на один на ступеньках у алтаря. Боже… Волков вспомнил Матвея, который пытался, как и Серый, доказать, что он круче этого места, Святого отца и всего сборища монашек, а потом как он умолял простить его, после того как Волков принёс из алтаря розги, толстые, больше напоминавшую палку. Вспомнил его вопли, после которых все мальчики, спавшие у окна, выходившего на церковь, тут же перебрались на кровати, поближе к двери, вспомнил, как хорошо было входить в маленького тугого мерзавца, пока он визжал и извивался от боли. - Знаешь хоть что-нибудь о Франческе, в честь которой назвали эту церковь? Эта святая женщина каждый раз во время соития с мужем, которого она не выбирала, в угоду Господа нашего и что бы оставаться чистой, смазывала промежность горячим жиром. Каждый акт соития приносил ей нечеловеческие муки, чтобы она искупила тот грех, который её заставили совершить. Поэтому пройди её путь, раз уж ты такой смелый. Давай, - он вылил немного медицинского спирта на изорванное колечко мышц, успел насладиться криком, а после вылил смазки, чтобы была хоть какая-то возможность собственному члену, защищённому от спирта презервативом, протиснуться снова. Волков мучил его два часа, чтобы насладиться полностью, мучил, не жалея, не щадя, а через две недели, выйдя из лазарета, ему представился самый ласковый и послушный парень 17-ти лет, которого эта церковь когда-либо знала. К сожалению, он вскрылся позже на ступеньках амвона, бедняга, да только Волкову и не жаль было. Он ему наскучил в тот же день, как только вновь появился. Такой же, как все. Скучный, забитый, тихий, ничего необычного, ничего, что могло бы вызвать его интерес. Ну что ж, переборщил в тот раз, верно, ну а судьи кто? Бог? Так его нет уж на земле давно, а скорее и не было никогда. Зато как он переборщил! Какое удовольствие получил! Что ж, с Серым, он, пожалуй, его растянет. Олег позволил себе улыбнуться. Вскоре проповедь была окончена. Дети, пропуская посторонних прихожан, выстроились в очередь на исповедь, те, кто не встал, взял в руки Библию или вышли ненадолго на улицу. Такое допускалось здесь. Раз уж у детей есть время подумать, могут и подумать на свежем воздухе, если им так комфортнее. - Ты совсем дебил или просто притворяешься? – Марго подошла к Серому, едва представилась возможность и, дёрнув его за волосы, чтобы была возможность шептать на ухо, тут же продолжила. – Он же на тебе живого места не оставит. А если не он, значит монашки, Серый, оно тебе надо, вот скажи мне, оно тебе надо разве? Ты чего добиваешься? Спасибо ещё, что хоть промолчать додумался, хоть где-то долбоёбом не был. Серый, он же убьёт тебя. Слушай, пока есть время, одумайся и постарайся спасти свою шкуру, ради всего Святого. Покайся сейчас перед ним, понял? Кайся и проси прощения. Расплачься, но смотри в пол. Не смотри на него, не пытайся вызвать жалость, только хуже сделаешь. Потом он тебя оставит после вечерней службы, ты видел, как он на тебя смотрел? Он улыбнулся, Серый, так что там просто позволь ему сделать всё, что он хочет, если очень повезёт, сможешь отделаться только розгами, но, кажется, нет. Похоже на то, что он тебя всё же изнасилует. Серый, Господи, что ж ты натворил-то, а, - Марго чуть покраснела и Разумовскому удалось заметить в её глазах слёзы, которые та спешно вытерла рукавом кофты. - О чём я и говорила, сестра Мария, - Агата кивнула на Марго и Серого, - она не даст ему сильно распоясаться, вон, уже отчитывает, а Святой отец в любом случае этого так не оставит. - Думаете, он послушает её? - Вряд-ли. Но его заставят слушаться. Здесь и не таких ломали, - она усмехнулась. - Да ладно тебе, Марго, - Разумовский отмахнулся, закатив глаза. – Серьёзно, брось, ничего он мне не сделает. А если и попытается, то выкручусь красиво и изящно. Дорогая, ты даже не представляешь, сколько мне выкручиваться выходилось, учитывая мою насыщенную жизнь. Всё, пусти. Меня мужчина мой ждёт, - он обернулся, подмигнул ей и скрылся в кабинке для исповеди. - Вот гадёныш же. Марго, - Агата подозвала её к себе. – Не послушал? Девушка покачала головой. - Я говорила ему, что в церкви нельзя так себя вести, он вроде как послушал, но всё равно подмигнул. Может, по привычке? Я думаю, он скоро может исправиться. В конце концов, он мне рассказал, что раньше у него никогда не было друга, который бы ему помогал. Обычно все его используют и он был удивлён, что я искренне хочу помочь. Возможно, ему надо просто дать привыкнуть ко всему… - Не собираюсь я ждать, пока он привыкнет. Но ты молодец, - она улыбнулась ей. – Ступай, дорогая. Марго мысленно взвыла и вышла на улицу, с обречённым видом зарываясь в собственные волосы и садясь на ступеньки храма. - Что ж ты творишь-то, Серёжа… - Гюльчатай, открой личико, - парень вальяжно сел на скамью, в своей половине кабинки. - Разумовский, - Волков резко дёрнул шторку и пригвоздил его взглядом к стене, железно выговорив его фамилию и стараясь не выказывать больше раздражения. - Я, Святой отец, - он ухмыльнулся. – На колени становиться или вы так меня послушаете? - Я тебя выслушаю после вечерней службы. Останешься, а там поговорим. - Ох, падре, мне уже каждый встречный и поперечный рассказывает о вашей способности к диалогу. А вы хотите меня удивить чем-то? - Разумовский, ты свободен. С тобой мы поговорим уже после, ясно? - Свидание наедине, как это романтично. На заметку, я поклонник итальянской кухни, - он улыбнулся и вышел, пропуская следующего.