Конверсионная терапия

Разумовский вышел из церкви в приподнятом настроении. А чего б ему и не быть таким, раз всё очень удачно для него складывалось? Волков уже сидел на крючке, осталось совсем чуть-чуть, и он получит всё, чего добивался. Серый всегда был уверен, что долго работать не придётся: любой хищник всегда будет рад безумной жертве, которая сама же и лезет в когтистые лапы, разве что не всегда понимает, что сущность жертвы отнюдь не в её ярлыке. Марго, о которую он чуть не споткнулся, сидела на верхних ступеньках лестницы, поджав под себя колени и уткнувшись в них головой. Разумовский вздохнул и закатил глаза. Очередная драма! Очередная трагедия! Шекспир бы сжёг «Ромео и Джульетту», увидев эту картину! Это бесполезное переживание уже раздражало. Впрочем, сейчас он этого показывать не собирался. - Что ж ты закручинилась, бела девица? Что ж лик твой так невесел? - Серый, - она вскочила, уставившись на него и осматривая его самодовольное лицо, его самодовольную улыбку, - Господи, он тебя даже слушать не стал? Вашу ж мааать. Что ты ему успел сказать? Ты вообще успел ему хоть что-то сказать? - Да ничего такого, радость моя, он сам какой-то нервный. Видимо, весь центр не знает толка в ублажении мужчин, раз вы его довели до такого. Ну ничего, вот появился я собственной персоной, и он станет поспокойнее. Тем более, приглашение на свидание при свечах я уже получил, - Серый подмигнул ей. - Ты вообще не понимаешь, чем тебе это «свидание» грозит? Ты понимаешь, что на тебе места живого не останется, раз ты его так бесишь, что он тебя и слушать не стал? Разумовский, не твори хуйню и, блять, послушай. Попытайся в конце, после всех, подойти к нему снова, постарайся извиниться… - Марго! – он перебил её, подняв руку в воздух. – Я не нуждаюсь в чётком плане действий! Как же вы меня уже все достали, пугаете этим своим Волковым, будто он чёрт какой-то! Я, конечно, открою тебе секрет может быть, но я всегда придерживался мнения о том, что мои вкусы как на ладони. Или по мне не понятно о том, что именно этого и добиваюсь? В каком ещё конверсионном центре, в которые меня любезно заперла судьба, я могу найти что-то подобное? Уж прости, я не хочу больше быстрого перепихона в туалете, пока левый стоит на стрёме, а парень старается кончить как можно быстрее, лишь бы не заметили! Меня эти школьные забавы заебали похлеще, чем эти недомальчики, которые пытались быть моими партнёрами, да не смогли отрастить яйца! А здесь что я могу получить в своё распоряжение? Красивого мужчину, полностью соответствующего моим вкусам, который с радостью будет меня иметь и, более того, с радостью воплотит все мои предпочтения в этом плане, думая, что это он так захотел! И вы, кучка маленьких запуганных деток, оставьте меня в покое, сейчас же! Потому что ещё хоть одна бравая речь о том, как я могу спасти свою шкуру, которая, на минуточку, в спасении и не нуждается, и я пойду ко всем открыто яйца катить, ясно? Хватит, Марго, достала уже, вот честно. - Ясно, Серый – она поджала губы, - что ж, пожалуйста, бога ради. Разбирайся с этим потом как хочешь. В лазарет я к тебе приходить не собираюсь. - Ой, да кому всралась вообще твоя забота, мама, - он закатил глаза. Марго лишь отвернулась и спустилась вниз по лестнице, уходя подальше от Серого. Да, отчасти она вела себя как всеобщая мама, но лишь потому, что хотела их защитить, сделать это вынужденное место обитания не таким травмирующим. Сколько раз она Агату от шоковой отговаривала, даже когда Волков одобрял? А сколько раз лечила раны детей, промывая их в лазарете, хотя обычно перевязывали только что бы кровью всё не заляпать? Сколько раз она на дежурстве в нём же, брала всех, кому пора было снимать бинты, чтобы не срывать их с кожей, как постоянно делала сестра Алиса, а предварительно размочить их перекисью? Сколько раз именно подобные её советы спасали парней, да и девушек иногда? И всё ради того, чтобы её за это макнули в грязь лицом только потому, что этому рыжему несносному идиоту хочется крепкий член в заднице! Ну и чёрт с ним. Пусть сам за последствия отвечает. Серый только хмыкнул, едва она отошла. Ну наконец-то! Никакой навязанной заботы, которая порядком уже его заебала, а ведь он тут сколько? Часа три? Четыре? И за это время он уже перестал считать, сколько раз его пугали. И чем же ж пугали! Тоже, блять, нашли страшилку. Белая простыня и гробик на колёсиках в своё время и то пострашнее были. Может, у них и были причины бояться Волкова, но его это мало волновало. Вернее, не волновало совсем. А почему должно? То, что они не могут спасти свою шкуру и перевернуть ситуацию в свою пользу не означает, что он должен их жалеть (он вообще придерживался позиции, что идиоты жалости не достойны), а уж тем более, терпеть этот бред, пока каждый встречный пытается повторять ему одно и то же, теша свой никому не сдавшийся синдром спасателя, омежки, блять, хрупкие. Он с прежней ухмылкой вернулся в церковь, чтобы дождаться окончания службы. Марго тоже вскоре подошла, но села теперь в другом месте, на половине, где сидели девушки, только ближе к амвону, а не на одном ряду с парнем, не бросая на Серого и взгляда. Тот только усмехнулся. Обиженка, блять. Он бы и не удивился, если заметил бы показательно надутые щёки и губы. Может, ещё расплачется? Ну а что, было бы интересно посмотреть. Плачущих альбиносов он никогда не видел. Марго перестала интересовать его уже через пару минут и взгляд снова вернулся к Волкову, который, пропустив ещё одну проповедь, зачитывал последние молитвы. Разумовский пока только смотрел, сев так же вальяжно, как и до этого, но более никаким образом не провоцируя. В конце концов, не хотелось перебивать аппетит перед ужином. Волков смотрел на парня, чувствуя, как в душе разливается знакомое тепло предвкушения, ожидания великолепного блюда. Он знал, что это будет по-другому. Серый был спокоен, словно библейский змей, по сравнению с остальными. Те, кого он так консервировал раньше, всегда были похожи друг на друга. Одно и то же лицо в ужасе, по которому катятся слёзы, только поведение отличалось: кто пытался спрятаться за впередисидящим, кто просто шокировано смотрел вперёд, не веря, что подобное произошло с ним, но наблюдение за такого рода мучениями ещё до официального начала всегда было прекрасным соусом. Этот же сидел спокойно, ухмыляясь и не отводя от Олега взгляд. Будто это он тут правит балом. Будто хотел того, что его ожидает. Интересно. Таких Волков ещё не пробовал. Ни грамма страха, ни грамма волнения, обычно, даже новички сидят здесь как на иголках. Сергей Разумовский, видимо, относился к редчайшим деликатесам, из тех, попробовав которые, к привычной еде уже вряд ли сможешь вернуться с былым наслаждением. Наконец, служба кончилась и Серый мысленно поблагодарил всех Богов, которых вспомнил. Чертовски скучное времяпровождение, разве что фигура святого отца в чёрной рясе будоражила нервные окончания по всему телу и наполняла организм сладостью предвкушения. Пока все выходили из церкви, он держал нахальную улыбочку и старался не спалить искрами из глаз весь храм. Это же готика. «Варвары» хорошо постарались над её созданием в своё время, но видели бы они, для чего она сейчас будет использоваться. Самодовольная ухмылка, казалось, доходила даже до Господа. Волков подошёл к нему первый, но не успел ещё и слова сказать, как Серый тут же лисой посмотрел на него снизу вверх. - Простите, святой отец, было мало времени, не успел подготовиться, а то пришёл бы к вам смазанный, растянутый и без трусов, вы бы оценили, - он подмигнул. - Кстати, это у вас вкусы специфичные или это они пытаются сменить ваш гнев на милость, сидя так? – он свёл вместе колени, положил на них руки ладонями вниз и, широко раскрыв глаза, чтобы они были похожи на детские, заглянул в лицо Волкову, часто заморгав. – Нет, ну если вы хотите, святой отец, - он, играя в смущение, отвёл взгляд вниз с изящным наклоном шеи, - я тоже буду так себя вести. Вам же нравится такое, да? - Не порти мне всю картину, Разумовский, - Олег схватил его за подбородок, разворачивая к себе и лицо парня приобрело тот же хитрый и самоуверенный вид, - и не смей лицемерить в церкви. Или тебе не очевидно, что так ты врёшь в светлый лик Господа нашего? Он отвесил пощёчину и заранее приготовился к тому, что вся нахальность парня сдуется уже сейчас, чтобы не чувствовать такого сильного разочарования после. Голова Серого слишком резко отлетела, более не поддерживаемая сильными пальцами святого отца, лицо покраснело, щека, на которую пришёлся удар – и того сильнее, его рот приоткрылся, губы стали влажными, а взгляд слишком расфокусированным, словно он пытался сосредоточиться на фигуре перед собой, но этого не удавалось. Уже спустя секунду прежний вид вернулся, но в голове Волкова метнулась догадка и он мельком бросил взгляд на брюки парня. Так и есть. Привстал всё-таки. Он усмехнулся. Это действительно деликатес, редчайший в его коллекции. Ещё ни один не возбуждался от страха, он наслаждался насилием над теми, кто его страшиться, но теперь получиться ли у него наслаждаться насилием над тем, кто его, по всей видимости, жаждет? Это предстояло ещё узнать. - Хорошее начало, падре, - Серый улыбнулся, - и ответ меня полностью удовлетворил. Игра в хорошего мальчика никогда не была мне по вкусу. - А подобные игры, значит, очень даже? – Олег склонил голову набок и в следующую же секунду схватил парня за волосы у корней, волоча к ближайшей иконе, которая была ближе всех к первой скамье в ряду. Он одним движением сорвал все пуговицы на его рубашке, после стаскивая её и велел парню снять всё остальное, пока сам ушёл за алтарь, ненадолго скрываясь с его глаз, чтобы взять свой излюбленный деревянный прут с кожаной чёрной ручкой. Не едят же в пятизвёздочном ресторане пластиковыми вилками, а парень уже претендовал на Мишлен. Когда он вернулся, Разумовский ждал его полностью раздетый, он опирался на икону, изящно прогибаясь в спине. От прохлады в пустом храме по его коже расходились мурашки, белую кожу освещал вечерний закат, проходивший сквозь витражи церкви, пламя свечей играло на каждом изгибе и Волков почувствовал, как собственный член дёрнулся, грозя вот-вот встать и пропороть брюки. Он и не сомневался, что до этого дойдёт в скором времени и дошло. Горячий узел скрутился внутри, едва первый удар оставил яркую полосу поперёк его спины, едва Серый издал первый крик наслаждения, а не боли, двинул задницей, подставляясь ещё ближе и коснулся ею мягкой ткани рясы Волкова в паху. Грех было не продолжать. Серый смотрел на икону, крепко схватившись руками за её раму и наблюдал очертания Волкова в отражении, который махал прутом с нарастающей интенсивностью и силой. Разум уже давно его оставил, стоны больше не контролировались, приобретя естественное звучание, а глаза всё норовили закатиться каждый раз, едва обжигающая огненная полоса оставалась на спине. Волков вскоре перешёл на ягодицы и бёдра, не желая останавливаться ни при каких обстоятельствах и вымещая на Серого всё раздражение, всю злость и интерес одновременно. Всё и даже больше в каждом из ударов. Серый чувствовал, что вот-вот рухнет на пол, но держался, пока Волков не развернул его к себе, заставив упереться спиной в холодной стекло. На контрасте, боли от давления, Серый издал очередной стон и тут же захлебнулся им, когда руки Волкова оказались на его шее, сдавливая до темноты в глазах и боли в лёгких. Воздуха и так не хватало, теперь же его не осталось совсем. Разумовский схватил его за руки, приподнялся на цыпочках, открывал и закрывал рот, пытаясь вздохнуть, пока Волков наслаждался его лицом, взглядом. Наслаждался его наслаждением, позволяя разгуляться садистскому естеству. Снова посыпалась серия ударов, на сей раз на грудь и живот, иногда бёдра в опасной близости от полового органа, но по нему Волков лишь аккуратно провёл концом прута, опасаясь, что Разумовский кончит, если задержаться, однако хождение по грани его забавляло. Он отбросил прут в сторону, взял церковную свечу, вкусно пахнущую пчелиным воском, и поднёс к парню, наклоняя и капая ею на его израненную грудь, попадая на каждую рану, изредка только капая на целые участки кожи. Тот вздрагивал и вскрикивал, из глаз уже давно катились слёзы, он ничего не мог сказать, но нравиться ему не переставало. Боль пьянила его, он даже порывался коснуться себя, за что тут же получил по лицу и взревел от невозможности получить разрядку, пока Волков продолжал и продолжал. Он уже потерял счёт времени. Как там говорят? Счастливые часов не наблюдают? Это был именно этот случай. Про существование такого понятие как время, он и не вспоминал, заигрываясь и растворяясь в каждом нанесённом ударе. Он был прав: это в сто раз лучше, чем каждый предыдущий раз. Все здесь, каждый мелкий плешивый засранец не стоил и волоса Сергея Разумовского. Идеально. Просто идеально. Вполне возможно, что он закончит так же, как Матвей, однако Волков не верил в это. Это, в конце концов, казалось таким же глупым, как и вера в существование сверхъестественной силы, сотворившей нас по образу и подобию своему. Разумовский явно был не из их числа, но если все остальные боялись боли, леденящего спокойствия или неприкрытого наслаждения, то Серый боялся другого: что всё так и закончится, что больше этого не повторится, а более того боялся лишь что на этом Волков и остановится, что дальше он не пойдёт и что именно здесь его и оставит. Это шло наперекор всем планам Олега, всей привычной его схеме, его уже давно стоявшему члену. Но, однако, прекрасно сочеталось с его любовью мучать всех и каждого, кто попадал в его церковь на место игрушки. Он отошёл от Серого, поставил свечу на место и скрестил руки. Жестокая усмешка всё растягивалась на его лице, наблюдая, как парень от ожидания очередных горячих капель и нового удовольствия переходит к непониманию того, что происходит. То ли Волков задумался, то ли ждёт, пока он придёт в себя, то ли думает о том, что сделать дальше, то ли ещё что. Разумовский с большим трудом смог сосредоточиться на лице святого отца и тот, уловив это, всё-таки сказал, что собирался: - Свободен. И ухмылка переросла в яркое самодовольство и наслаждение. Разумовский застыл в непонимании. Казалось ведь, ничего не предвещало беды, всё шло именно так, как надо и дальше вполне закономерно шёл бы секс, но что сейчас-то произошло?! В яйцах звенело не хуже, чем в колоколах, член уже болел и казалось невозможным сдвинуться с места, а из глаз новым потоком брызнули слёзы, грозя перерасти в истерику. Он не знал, что сделал не так, сделал ли вообще или это была просто шутка такая? Может, игра Волкова? Ему надо подыграть, чтобы получить желаемое? - Падре, - он постарался улыбнуться, - и вы… Оставите меня в таком состоянии?.. Он соблазнительно качнул бёдрами и провёл по торсу, цепляя ноготками кожу. - Тебе что-то непонятно? – Волков подобрал прут и держал его в руках, собираясь вернуть на место. – Больше не хочу тебя видеть. Он ушёл за алтарь, оставил там прут, снял рясу, оставаясь в чёрных джинсах и футболке, накинул кожанку и вышел. - Не заставляй сестру Марию искать тебя по всему центру и проваливай отсюда, - он свернул мимо Серого, проходя через правую паперть и дверь оглушительно хлопнула в пустой церкви, оставляя парня совсем одного, лишь с иконами, да догорающими свечами. Он упал на пол, не чувствуя боли в коленях, посмотрел на свод и завыл так, как не выл никогда в жизни...