Cha(ng)rmer

Чан задумчивым взглядом окидывает принесённое младшим «шмотьё», как он выразился, и оглядывается на сидящего около могилы господина Пака Чанбина и на самого господина Пака, собравшегося в какие-то похожие больше на коробку очертания. Со придерживает палочку от карамели пальцами, прокручивая её во рту, чем снова привлекает внимание Кристофера. Господин Пак, почётный учитель, умерший от простуды лет эдак 76 назад, снова светится, пробуя ещё разок, и уже со второго раза принимает более-менее человеческие формы. И так старается, что Чанбин даже может разглядеть его морщинистое, но ужасно доброе лицо. — И что это? — Чан презрительно оглядывает белые чулки, придерживая двумя пальцами и демонстрируя младшему. — Ты думаешь, я не знаю, кто такое носит? — Я должен был попробовать, — хмыкает Со, отрываясь от телефона и наблюдая за тем, как Бан выуживает из сумки с одеждой ещё и длинный бархатный красный плащ. — Я не сдержался. — Это перестали носить ещё раньше, чем меня отправили на покой, — и мягкая ткань в руках Кристофера рассыпается пеплом, оседающим на земле. Чанбин почти обиженно дует губы, потому что он, вообще-то, деньги потратил. Как ни странно, белые чулки возвращаются в сумку, и Со это никак не комментирует, даже не желая слышать оправдание старшего. Тот наконец вытаскивает что-то более приличное, более походящее на то, в чём ходит младший. — Надень футболку с теми штанами, — советует колдун, указывая на розовые джинсы. Бан хочет спросить, где он вообще этого понабрал и правда ли, что сейчас такое носят, но только вздыхает, вытаскивая чёрное худи с симпатичными белыми полосами на рукавах. — Ладно, как хочешь. Солнце садится, небо догорает у горизонта, а тень, в которой вампир прячется, с каждой минутой становится всё длиннее. Он обычно в такое время ещё играется с пауками в склепах, беседует с призраками, как господин Пак, и занимается своими мелкими пакостями, которые совершенно перестают представлять интерес с приходом уставшего за день, но всё равно каждую ночь приплетающегося Со. Тому даже пришлось выучить обряд перемещения (а учить он никогда ничего не любил), ведь каждый раз тратить столько времени, сил и обуви не позволяли эгоизм и средства. Они уже давненько обсуждали возможность прогуляться куда-нибудь дальше окружающего кладбище леса, только до наступления поздней осени Чан не горел желанием всю ночь задыхаться пылью дорог и густотой нагретого за день воздуха. Бан вообще оказался чувствительным к остаткам солнца — к духоте, например. Зато загар младшего он обожал, никогда не говорил вслух, но подолгу залипал и явно наслаждался контрастом их рук, когда они до отвратительного ванильно переплетали пальцы. Наступила осень, но холоднее на улице не становилось вплоть до самого ноября, когда Чанбин уже начал мёрзнуть, кутаться в теплые худи и куртки, отчего постоянно на щеках его выступал еле заметный румянец. И Чан в такие морозные вечера обожает забираться ледяными ладонями под толстовку младшего, под футболку, чтобы ощутить горячую кожу кончиками пальцев и посмеяться от несильного толчка, который каждый раз приходится ровно под рёбра. И это, вообще-то, больно, но вампир не перестаёт так делать, опьянённый близостью и мягкостью чужого тела, а ещё в таких случаях Со позволяет положить голову на плечо, уткнуться в шею и чувствовать губами поток льющейся по сосудам и дурманящей своим запахом крови. Та движется быстро, Чан из-за неё осознает, что у младшего сердце колотится, но отнюдь не от страха, и осознание, что его от подслащенного адреналином деликатеса отделяет всего пара миллиметров тёплой кожи, почти сводит с ума. Но Бан твёрдо знает, что пока нельзя, и с Чанбином они это не обсуждают. Брюнет в такие моменты всегда сидит с напряжённым лицом, но прикусывает пухлые губы, даже не пытаясь скрывать. Сегодня был не такой вечер, и руки младшего почти такие же холодные, как у него, но ещё не покрываются мелкими мурашками, поэтому тот не утруждается накинуть сверху что-то большее, чем зелёная, мятая местами футболка. И Чанбин в этой ярко-зелёной футболке нечеловечески выгодно выделяется на фоне серых плит и болотной травы. Карамель у него во рту тает на глазах от интенсивного кручения, а Со каждый раз сглатывает и часто облизывает сахарные губы, позволяя Бану про себя справедливо отметить, что у его тела предостаточно кандидатов на такое заманчивое место, которое сладость скоро освободит. Кристофер наконец останавливается на свободном худи и коротких шортах, хотя по мнению главного и единственного на кладбище модника Со Чан выглядит «...как бомж, хён». Зато господину Паку нравится, он одобрительно кивает, хотя ни один из более-менее живых обитателей не уверен, видел ли он вообще, что выбрал вампир, потому что в лице так и не изменился. В общем, Чанбин даже не успевает спросить, где Бан собирается переодеваться, как тот исчезает в воздухе вместе с вещами, чтобы вернуться тем же способом и тут же услышать беззлобное «выпендрёжник». Чанбин встаёт с земли, бережно согретой одним из мешочков, выжегшим её за какие-то пару мгновений до тёплого песка. Он отряхивается, делая несколько шагов к старшему и оглядывает совершенно несбалансированно укутанного вампира, пока тот ждёт вердикта, следя за оценивающим взглядом. Со даже приподнимается на носочках, а Чан с лёгкой улыбкой наблюдает за тем, как сменяются выражения лица колдуна, пока тот шустрыми пальцами расчёсывает его волосы, приглаживая и пытаясь сделать ему какое-то подобие чёлки, хотя привыкшие к зачёсу пряди поддаются с трудом. Но чародей оказывается упрямее волос (и не только их, Чан уверен), и те всё же ложатся на лоб, и только после этого младший снова оценивает своё творение, отходя на несколько шагов и с серьезным лицом заключая: — Отвратительно. — Спасибо? — нечесть неловко переступает с ноги на ногу, пытаясь привыкнуть к обуви, без которой прекрасно обходился последние лет двести. — Пожалуйста, — и, не меняясь в лице, качает головой. — Просто ужасно, тебя уведут в первой же толпе. — Кто уведёт? — Чан делает шаг вперёд, пытаясь определить, о чём думает юноша. — Не знаю, парень, девушка, кто угодно. Сам же говорил, тебе не принципиально, но претендентов будет куча, — Со не поднимает взгляда с голых коленок старшего, которые тот даже не думает прикрыть, подходя ещё ближе, почти вплотную. — Не уведут, — и тонкими пальцами прихватывает чужой подбородок, поднимая внимательный взгляд на собственное лицо. — Ты же будешь меня крепко держать. — Надеюсь, у тебя когда-нибудь лицо треснет, — язвительное, но заглушённое быстрым чмоком. — Только если ты мне что-нибудь прокусишь. Чанбин фыркает, обещая сделать это однажды, и отталкивает чужие руки, мысленно благодаря себя за возможность лицезреть то, что лицезреет. Он поглядывает на телефон, где на экране 12 ночи. Но до рассвета всего часа 4, от силы 5, поэтому стоило бы поторопиться. Господин Пак даже встаёт на ещё полуразмытые в воздухе ноги и кланяется на прощание, провожая взглядом того, кто почти клялся его не покидать, глотая слёзы и зарываясь в влажную землю с головой. Тёмно-синее небо горчит, а розовые полосы горизонта Чан рассматривает с не таким уж большим энтузиазмом, потому что жёлтых и голубых оттенков на сером небе уже не надеялся когда-либо увидеть снова. Он едва усмехается, напоминая себе, что он был лишён и этого, а сухой ладони в своей руке ему более чем достаточно. В лесу ещё не так свежо, как утром, воздух теплее, а на светлой коре только начинает копиться тонкий слой инея. Брюнет чертит на рыхлой смеси песка и глины неясные борозды, о значении которых Чан может только догадываться, предаваясь воспоминаниям о случавшихся перед ним обрядах. Чанбин пыхтит недовольно, потому что грязь забивается под ногти, а продрогшие пальцы слушаются с трудом, быстро краснея. Кристофер раньше много думал о том, чего стоит колдунам их сила. Среди представителей нечисти они больше всех были связаны с людьми, жили среди них без особого труда и почти не отягощали себя развитием своих способностей. А ещё они были везунчиками — почти любой мог отказаться от своего дара в пользу настоящей человеческой жизни. Зато тем, кто не смог отвязаться от груза прошлого или переносит почти невыносимую тягу, приходится сложнее остальных. Даже Чанбин. Он уязвим, ещё неопытен, несмотря на выдающиеся способности. Колдун должен быть хитрым, пользоваться исключительно головой, а не надеяться на преимущество физических данных. На формирование стоящего колдуна уходит больше времени, а у уже набравшего силу чародея — много стараний, чтоб их сохранить. Это тебе не выпить пару людей и подраться с соплеменниками, чтобы взобраться по иерархии. Но талант Чанбина был всё же выдающимся. Тому едва-едва исполнилось 19, когда большинство только проходит основы, ещё заучивает элементарные ингредиенты и учится читать книги с заклинаниями, у Со почти 13-летний опыт (хотя, возможно, это связано с тем, что тот ничего не учил, а запоминал на практике, что опасно ровно настолько же, насколько эффективно). Вот и сейчас брюнет без особого труда заканчивает небрежную фигуру на траве, брезгливо обтирая руки об ближайшее дерево. Он молча кивает вампиру встать в центр, берёт его за руку, становясь рядом, и последний раз наклоняется к земле, чтобы дочертить ещё чуть-чуть, и Чан искренне себя уверяет, что ему показалось, как Со выплюнул странного цвета и запаха жидкость, которой только что набрал полный рот. В противном случае целовать его он больше не будет. Земля шипит, поднимается тонкий едкий дым, забивающийся в нос и жжёт глаза, поэтому Бан жмурится, борясь с желанием потереть лицо, будто бы облитое разъедающим кожу раствором. Почти как святая вода. «Это тебе не в дороге ветерком наслаждаться», — бурчит про себя вампир, почти пожалев о своём согласии. Когда он открывает глаза, запах растворяется в ночном воздухе, а за руку его несильно тянет брюнет. Только тогда зрачки снова фокусируются, и вампир оглядывается, находя себя уже на окраине леса, у тихого шоссе. Младший вытаскивает его на обочину, ведя плечами и вдыхая чуть более тёплый воздух, кивком указывая по направлению к городу. Держать Чана за руку по пути нет никакой необходимости, и Чанбин в жизни не сознается, что ладони чешутся, как хочется. А вампир то ли делает вид, что не замечает неловких шлепков по бедру, то ли действительно заворожённо рассматривает блистающие впереди огни. Шума города ещё не слышно, а по тротуарам ещё не бродят обтянутые кожей призраки людей, хотя скоро они начнут встречать разбитые, разорванные и гниющие тела. Чан спустя сотни лет так и не смог понять, насколько же это страшно — не знать завтрашнего дня. Не знать, сколько тебе осталось, торопиться жить и бояться цепляться за других людей, за места и истории. Небольшой городок расположился на склоне холма, и вид на него открывается потрясающий, если зайти с той стороны, куда Бана привёл колдун. Россыпь разноцветных домов, пылающих тенями и розовыми отблесками уже догоревшего солнца, которого давно не видно за чернеющим горизонтом, россыпь звёзд фонарей и окон. Днём это наверняка была миловидная кучка сбившихся в группу неловких строений, но, загоревшись ночью, огни растянули их в длину и ширину, питая пустые шоссе. Чанбин коротко улыбается, глядя, как они сияют в глазах шатена, и почти клянётся себе, что сделает что угодно, лишь бы они никогда не угасали. Идут молча; Чан путанно рассматривает пейзажи, неустанно крутясь, а Со думает о чём-то, чего не решается сказать вслух. По ходу молчаливой прогулки строения начинают частить, и вскоре тротуар приводит их к городу. Улицы освещены ярко, но мгла ночного неба не сравнится с буднично цветным полотном, и Чанбин обещает себе придумать способ защитить Бана от солнца, чтобы показать ему чуть больше, чем может сейчас. Вырывает его из этой мысли холодная ладонь, касающаяся его кисти и мягко сжимающая. — Куда пойдём? — если бы тело вампира способно было дрожать от волнения, он бы дрожал, но сейчас Со читает восторг в его переливающихся витринами приближающихся магазинов глазах. И не может не улыбнуться. — Вообще, я планировал тебя познакомить со своими домашними, но мы можем ещё погулять. Можем в кино сходить… — чародей, если честно, с удовольствием бы поел, но идея дать старшему возможность лицезреть его несколько долгих минут, которые он даже не сможет отвлечься, и (Чанбин уверен) сиять очаровательной улыбкой ему совершенно не прельщает. Кристофер ждёт пояснения, терпеливо поглядывая на младшего. — Пойдём. Чану почти стыдно за свои бесконечные вопросы, он себя ребёнком ощущает, отказываясь отпускать ладонь Со. Хотя подбадривает то, что на половину он сам себе отвечает, и ещё даже не раздражённый ими колдун, подробно на всё отвечающий. А если его за это поблагодарить, тот фыркнет и всё равно не сможет скрыть довольную ухмылку. На эскалаторе Чана почти мутит, голова кружится слегка, а проходящая мимо девушка очевидно завистливо поглядывает на крепко сцепленные руки, и это греет где-то в глубине души совсем каплю. Чанбин не знает, кому из них она завидует, но судя по проводившему её взглядом вампиру, именно Со. Торговый центр не пустует даже ночью, хотя людей здесь в разы меньше, чем днём. И на ночной сеанс он выбирает первый попавшийся фильм, всё так же с крутящимся под боком и с любопытством рассматривающим яркие постеры и полузаспанного продавца Баном. В зале почти пусто, зато тепло, и колдун тащит его на задние ряды, чтобы звук так не резал уши, а Чан послушно садится рядом. Проходит ровно 15 минут фильма, когда на плечо вампира приземляется чужая щека и раздаётся тихое сопение. Бан почти дёргается, на автомате крепче сжимая его ладонь и замечая, как горячие пальцы подрагивают. У Со рука тёплая и мягкая, а ещё тихий стук его сердца отдаётся в ушах, и Чан улыбается шире, чем планировал, прикрывая лицо свободной ладонью, сдерживая умиление и накрывшее с головой смущение. Он придвигается чуть ближе, чтобы брюнет устроился удобнее, даже не просыпаясь, и целует в макушку, касаясь мягких волос. Фильм пролетает слишком быстро, и Чан примерно понимает, что мелькающие ряды имён означают конец. Будить младшего не хочется совершенно, но он всё равно хлопает его по бедру, негромко зовя. — Иди нахер, — сонно бормочет Чанбин, прячась носом в воротнике старшего, и тот громко усмехается от неожиданности, повторяя чужое имя. — Я бы с удовольствием, но только когда ты проснёшься, — брюнет поднимает голову наконец, затуманенным взглядом опутывая тёмный зал и сидящего рядом Бана и тщетно пытаясь понять, почему перед ним не Минхо или Сынмин (или, на крайний случай, Чонин, который всё равно всегда боялся его будить) и почему шея так сильно болит. — Оу. Прости, — и трёт с трудом открытые глаза, ещё не соображая, и встаёт, чтобы нахмуриться в попытках вспомнить, где он, и направиться к выходу. Чанбин хлопает Чана по плечу, прося подождать его, и уходит куда-то, где недавно видел значок туалета. Возвращаясь обратно, он едва сдерживает смех, но не ухмылку: Бан щенком ждёт его, оглядываясь часто и перебирая собственные пальцы. И ещё дёргается, когда Со зовёт его, подойдя поближе, чтобы развернуться и улыбнуться ярко-ярко, как ни один живой не умеет. На часах ровно половина третьего, когда они покидают ТЦ. Мглу неба заметно размыло, вдалеке показались шлейфы сиреневого неба, вестники скорого рассвета, поэтому Чанбин крепче сжимает его руку, заворачивая на неширокую улицу, где среди домов потерялась духота и блеск серебра окон. Чан на вопрос, понравился ли ему фильм, покачал головой из стороны в сторону, больше впечатлённый нынешними стандартами красоты. Хотя сюжет оказался сносным (не по нескромному мнению чародея), и обилие новой для Бана информации перекрыло недостатки картины, что Кристофер и поторопился сообщить, плутая с младшим по тёмным переулкам. Чан уже хочет спросить, сколько ещё осталось идти, когда сладковатый запах крови бьёт в нос. Он оглядывается удивлённо, встречаясь взглядом с миловидным парнем с него ростом, который при виде Чанбина растягивает тонкие губы в очаровательную улыбку: — Хён! — и обнимает Со, придерживая бутылочку с незамысловатым узором и характерным металлическим запахом. — А Вы… — Чан, — перебивает Чанбин, поправляя тёмные волосы младшего вампира под внимание красных глаз Бана. — Это Чонин, мой друг. И вампир. Кристоферу пояснения не нужно, он замечает аккуратные тонкие клыки, когда младший улыбается снова, приветливо и каплю неловко кланяясь. Мальчик перед ним смущённый и до ужаса милый, поэтому он улыбается и кланяется в ответ, протягивая ладонь с сероватыми когтями. Школьник пожимает её слишком активно, но в целом не настолько, чтобы показать ещё страннее. Чонин пристраивается под свободный бок Со, обнимая его за руку и делая ещё глоток из бутылки, на что брюнет недовольно фыркает, задыхаясь. Ровно через 10 шагов они заворачивают на какую то особенно узкую тропинку, чтобы ещё через 15 завернуть снова, обходя один из внешне абсолютно обычных домов и уже на задней части высокого забора замечая узкую дверь. Чанбин отклеивается от вампиров, освобождая руки и открывая проход, в который Ян шмыгает тут же, а Чан — подумав пару мгновений. — Аутентичненько, — вздыхает Бан, сравнивая своё представление с реальной картиной жилища Со. Перед двухэтажным домиком совершенно не корейского стиля небольшой двор устлан небольшими грядками, на которых от холода прижались к земле и закрылись на ночь нежные бутоны самых разнообразных цветов. И не скажешь, что всё это идёт в адскую смесь с костями, зубами и прочими мерзостями, коих в доме нечисти предостаточно. — Сделаю вид, что понял, — Чанбин даже не смущается, а Кристофер молча шагает за ним к входной двери, которую уже придерживает юный джентльмен с бутылкой крови в руке. Он последний раз оглядывается на небо, потому что оно начинает покрываться голубой ватой с мраморными розовыми разводами. Почти рассвет. Внутри тепло, приятно пахнет свежей травой и воском, а откуда-то справа слышится неясный стук, от которого Со закатывает глаза, скидывая у порога кроссовки и одними жестами прося идти за ним. — Хан Джисон! — рявкает младший под тихое хихиканье Чонина, спрятавшегося за спиной Бана и дружелюбно протягивающего ему угощение. Тот качает головой, не отрываясь от созерцания комедии и наигранно злого колдуна. Сидящий на стуле спиной к ним оборотень подпрыгивает от неожиданности, перестав стучать по дереву виляющим хвостом, и всего на секунду прижимает русые уши к голове, чтобы руками потрепать их, растворяя в густых волосах, чтобы те не выдали лишних эмоций. — А я-то думаю, от кого так с порога несёт, — фыркает парень, оборачиваясь на стуле и оглядывая пришедших. То же стоило бы сделать крутящемуся у плиты рыжику, но привыкший вампир внимания на них не обращает, и смех Чонина раздаётся в тишине чуть громче. Оборотень подскакивает с места, улыбаясь во все 32, протягивая Чану руку. — Хан Джисон, оборотень из местной стаи. — Чан, — кивает Кристофер, последовав примеру Со. — Из-за рассказов Чанбина я был уверен, что обладатель этого имени — пёс. Джисон хлопает длинными ресницами удивлённо, надувая мягкие розовые губы и пухлые щёки, отчего выглядит очаровательно. Они вообще все здесь какие-то ужасно милые, и Бан улыбается примирительно, кланяясь в извинение. Но тот машет рукой, мол, ничего страшного, «это не худшее, что я от Чанбина слышу». — Понял, пёс? — вскидывает брови колдун, обрадованный подобием поддержки. Именно тогда рыжий оборачивается на незнакомый голос, пустым взглядом оглядывая столпившихся на входе. Взгляд, на самом деле, не пустой, просто если присмотреться, то можно подумать, что вампир раздражён, хотя на светлом лице появляется лучезарная улыбка, он кланяется послушно, похоже, узнав всё о Бане по незначительным признакам. — Чанбин, ты привёл? — Со кивает, а рыжий пожимает широкую ладонь. — Оно и видно. Ли Минхо. Обращён 5 лет назад. — Чан. Обращён неприлично много лет назад. — Я заметил, — Ли хихикает, цепляясь взглядом за ярко-алые радужки, и смотрит заинтересованно, с лёгкой ухмылкой: «И где он такого нашёл?» Кристофер понимает, что вампир напротив понимает чуть больше, чем стоило, кажется. — Останетесь на ужин? — Чан останется, — кивает вместо него Чанбин, коротким толчком двигая Джисона, проходя на кухню, тут же тушуясь. — То есть, хён останется. Минхо следит за улыбчивым гостем, не понимая, почему тот позволяет так к себе обращаться 19-летнему шарлатану, как он ласково звал младшего после случая, когда ему пришлось представиться братом Чанбина, чтобы забрать его у директора школы. Колдуну было настолько скучно на уроке, что тот решил побаловаться: гипнозом заставлял своего друга Феликса отдавать ему свои вещи, а потом возвращал, когда чары спадали. И смотреть на сконфуженное лицо Ли было весело ровно до момента, когда один из преподавателей заметил их развлечение ещё на первом этапе, поэтому трезво решил, что над Феликсом издеваются (приказной тон Чанбина и пустой взгляд его друга не давал шанса подумать иначе). Так Со и оказался у кабинета директора вместе со своим иностранцем, с которого чары на этот раз спадали отвратительно медленно. Но к приходу вампира Феликс окончательно очнулся, и замахал руками, оправдывая обоих, и был до того убедителен, что даже школьный психолог вздохнул, подтверждая, что Ли в полнейшем порядке. Только укутанный от макушки до пальцев ног Минхо вызвал ещё больше подозрений у учителей, поэтому на Чанбина теперь косо поглядывают, а тот развлекается вне школы. Ну, по его словам, конечно же. Эта история за ужином тоже прозвучала, первый раз при Джисоне и Чонине, которых здесь тогда и в помине не было. Спустившийся на шум ещё во время знакомства Сынмин настоял, чтобы Чан сел во главе стола, хотя сам буквально через несколько минут вежливо поклонился, извиняясь, и шмыгнул в дверь, предупреждая, что не знает, когда вернётся. Джисон тогда провожает его взглядом, чтобы через мгновение обернуться и заговорщически нагнуться перед столом, хлопая по нему двумя руками, отчего вытекшая из свежего мяса кровь в тарелках трёх вампиров трясётся, заходясь мелкими волнами. Русые пряди легонько дёргаются, почти превращаясь в пушистые ушки, а сидящий напротив Чанбин морщится в отвращении. — Что? — Минхо оглядывается на младшего первым, а тот ждёт внимание оставшихся за столом. А когда дожидается, всё с тем же видом шепчет: — Я слышал, что они с Хёнджином и Феликсом договорились сегодня встретиться. — С Феликсом? — вспыхивает Со, роняя из рук вилку, которая должна была с дрожащим звоном столкнуться с полом, но Чан коротким движением перехватывает её чуть ниже уровня стола, отдавая младшему. Чонин вздыхает восхищённо, а Минхо прячет улыбку, опуская взгляд. Кристофер, правда, жалеет об этом уже через мгновение, когда чародей начинает ею размахивать в воздухе от возмущения. — Ты время видел? Кто в половину четвёртого утра отпустит человека на встречу с оборотнем и сыном виверны? Ты почему раньше не сказал?! — Да откуда я знал, что они ночью пойдут, — оправдывается Хан, торопливо переводя стрелки. — Вообще-то, Феликс не мой друг, а твой. А за Хёнджина мне не страшно. — Чанбин, не нервничай ты, они взрослые люди. Феликсу не три года, вы с Хёнджином одноклассники, к тому же, с ними Сынмин, — фыркает Минхо, краем глаза замечая мягко плавающий в воздухе светлый хвост, торчащий из-под футболки. Хан сияет, его широкая улыбка сминает мягкие щёки, выдавая, что тот до ужаса рад поддержке хёна. Но Чанбин открывает рот, чтобы продолжить ворчать, когда холодная ладонь опускается на его бедро, мягко сжимая. Он замолкает, оглядываясь на рыжего, как будто прислушавшись к хёну, а сам под короткой скатертью накрывает чужие пальцы своими, легонько переплетая и касаясь собственных джинс. — Ладно, — глухо и настолько спокойно, что Чонин удивлённо вскидывает брови, не находя, что сказать. Бан придвигается чуть ближе к брюнету, наклоняясь к его уху для тихого: — Не собираешься им рассказать, кто я? — Джисон хмурится, потому что не слышит, что, если честно, удивительно. А Чанбин отрицательно мотает головой, когда старший поднимается и пожимает плечами, мол, как хочешь. — О чём шепчетесь? — Ян хитро скалится, постукивая по столу пальцами, а Чанбин фыркает: — О том, чего тебе ещё рано знать. Ужин кончается совершенно обычным (по словам Минхо) спором Чанбина и Джисона, потому что колдун волка на улицу выталкивает, ведь тот в ином случае будет всю ночь сидеть под дверью комнаты Ли и скулить. Не то чтобы это доставляло больше проблем, чем вой под окном, просто… Чанбин не хотел признавать, что жалобного писка не переносит и сердце каждый раз разрывается от одного осознания, что его источник сидит в паре метров от него и не может ничего с собой поделать. Влюблённые оборотни — дело тонкое и нелёгкое. Поэтому Чанбин сейчас сдаётся, приобнимает младшего сзади, кладя подбородок на его плечо и вздыхая. Джисон ошарашенно на него оглядывается, хотя всё-таки всполошившиеся на голове ушки выдают радостное возбуждение от неожиданно дружеской ласки. — Хён, — на Чанбина оглядываются негромко беседовавшие вампиры, удивлённо хлопая разных оттенков глазами, — этот мешок блох будет спать или в твоей комнате, или на улице, в коридоре я его терпеть не собираюсь. Минхо пялится на уставшего, повисшего на оборотне брюнета, заключая: «Чан-хён точно нам другого человека привёл». Но на вопрос отвечает коротко: — На улице. — Вот видишь! — Чанбин отлипает тут же, комично разворачивая уже не сопротивляющегося судьбе Хана за плечи, выталкивая из дома и закрывая за ним дверь, за которой тут же раздаётся расстроенное: «Ну почему-у-у?» От всплывшего перед глазами перекошенного горем лица Джисона с прижатыми к лохматой голове ушами, с трагично вздёрнутой линией тёмных бровей и блестящими просьбой глазами Чанбина передёргивает, он жмурится, стряхивая секундную жалость. — Я устал и иду отдыхать. И он идёт со мной, пока вы его не замучили, — объявляет Со, хватая старшего за руку. Тот торопливо взбирается по тёмной лестнице на второй этаж, а Бан прощается с младшими быстрой улыбкой и подобием поклона, прежде чем скрыться за потолком. Чанбин тянет ещё выше, даже не давая осмотреться, а Чан снова только по дороге на чердак сообщает, что друзья Со очень милые. Колдун на это кивает, добравшись до самого верха, где было всего две комнаты: слева — его, справа — Сынмина. Чан коротко оглядывает помещение, прежде чем прошмыгнуть внутрь. Бан в самый тёмный угол забивается, залезая на кровать и кидая презрительный взгляд на пятно света на полу. Чанбин прикрывает дверь, а ещё оглядывает беспорядок на столе, стоящий ровно у окна. Кристофер на автомате хочет шикнуть младшему, чтобы тот остерегался света, но прикусывает язык, вспоминая. Со едва-едва улыбается, потому что холодное утреннее солнце не греет, но разливает по небу акварельные пятна и не режет глаза. Он быстрыми движениями собирает разбросанные по рабочему месту остатки ткани, несколько невымытых ступок и расставляет баночки с странного цвета порошками в одному ему понятном порядке. Ворчит на себя, что мог бы и раньше убраться, а ещё: — Может, окно прикрыть? — поворачиватся к вампиру, натыкаясь на восторженный взгляд. — Что такое? — Вау, — выдыхает Бан, не в силах отвлечься от блестящих тёплых волос, отливающих древесиной, от медовых пятен на лице, от даже едва заметного румянца, а ещё от переливающегося тёмного шоколада в глубине внешне чёрных глаз. — Нет, не закрывай. — Тебе ведь неудобно, — колдун тянется к шторе, заставляя Чана протянуть руку, чтоб перехватить чужое запястье и опустить. — Пожалуйста. Ты такой красивый, — Со на это поднимает почти возмущённо бровь, но послушно остаётся под лучами солнца. — Я имею в виду, ты и так красивый, но я никогда не видел тебя при таком освещении. Ты ещё красивее, чем казался. Твои глаза. Я думал, они совсем чёрные, как у всех колдунов. — Я исключение, — брюнет не может не улыбнуться, отводя взгляд и с неудовольствием отмечая, что греют его не столько комплименты в свою сторону, сколько внимание Чана. Хотя предпринимать попытки не влюбляться по уши нужно было до того, как начал каждую ночь возвращаться на злосчастное кладбище со словами «псина под окном спать не даёт», «сестра попросила», «а ты что, против?» и в конце концов перестал оправдываться. — Я знаю, — Кристофер кивает, смотрит на Со снизу вверх и встаёт на колени на кровати, чтобы оказаться хотя бы приблизительно его роста. — И ты мне нравишься, — он улыбается от умиления, пальцем касаясь кончика носа юноши и тут же ошпарившимся котёнком отдёргивая ладонь, на которой от взаимодействия с солнцем появляется лёгкое покраснение, которое Чанбин почти не успевает заметить, ведь оно быстро бледнеет, а Бан смотрит с таким обожанием, что от него тяжело глаза оторвать. В голове сквозит одно только возмущённое «идиот» перед тем, как Со налетает на вампира с объятиями, требуя поцелуй и почти сваливая его с ног собственным весом. Бан смеётся звонко, запуская холодные пальцы с чернеющими ногтями в нагревшиеся волосы и наконец приоткрывая рот, позволяет Со коснуться языком аккуратных клыков и углубить поцелуй, прислоняя старшего к холодной стене, по которой тот всё равно съезжает. Кристофер вздыхает в поцелуй, хотя совершенно в этом необходимости не видит, но сердце в груди стучит, будто живое. Он вытаскивает из-под себя ноги, приземляясь на кровать и заставляя Со для устойчивости опереться коленом на постель. Чанбин наклоняется ещё ниже, кладя ладони на бёдра старшего для опоры и только сейчас замечая, что тот тянет его за талию к себе, широко раздвинув ноги и явно прося сократить расстояние, позволить опутать тело младшего длинными конечностями. И останавливается тут же, отрываясь от не таких уж холодных губ. Чан под ним такой же влюбленный, только с блестящей на губах слюной, с почти умоляющим взглядом и раскрытый, магнитом тянущий к себе. — Чанбин-а, может… — Со видит, как опускается взгляд шатена, как тот нетерпеливо обводит языком белые зубки, и чувствует пальцы на своих боках, поэтому перебивает, даже не дослушивая. — Нет. — Почему? — вампир обиженно хмурится, но не останавливается, ведя ладонями вдоль его бёдер. — Во-первых, ты слишком громкий. Во-вторых, у меня полный дом существ или с отличной интуицией, или с отличным обонянием. В-третьих, у меня кончилось лекарство, и ты меня своими когтями заживо раздерёшь. — Не раздеру. — Раздерёшь, — и демонстративно машет перед Чаном его же ладонью. Вампир в ответ лишь наигранно недовольно дует губы. Со садится рядом на кровати, потому что он, вообще-то, уже около трёх суток не спал и в сон клонило чудовищно ещё с самого кино. — Я устал. Давай я укутаю тебя во что-нибудь, спустимся вниз, и я намучу перемещение. Или сам долетишь, тебе минут 10 дороги. Потому что меня сейчас вырубит, и я не смогу тебя развлекать. Прости, что не подумал раньше. Бан почти уверен, что брюнет постоянно что-то таскает в кармане или каждый вечер «мутит» привороты, потому что даже вечное ворчание и издёвки слишком дерзкого чародея западает в душу так, как ничто другое за последние веков 7, кажется. И Кристофер правда не знает, чем заслужил в любовники колдуна, а не человека по грустному закону жанра. — Могу я остаться у тебя? — вампир выжимает всё из возможности рассмотреть не больно-то аристократический, но до ужаса прелестный профиль уже клюющего носом брюнета. — И чем будешь заниматься? Спать? — Чанбин жмурится, потирая сонные глаза, и в голове Бана проскакивает мысль, что рядом с Со оставаться ни в коем случае нельзя — зацелует до смерти. — Почему бы и нет, — и кивает, отползая по мягкой постели и неловко перелезая через высокую спинку. — Сделаю вид, что я этого не видел и ты остался в моих глазах… ну, не великим, но достаточно уважаемым, чтоб я не намазал тебе зубную пасту на лицо, пока ты спишь, — Бан даже жертвует пальцами, хватая лежащую на светлой части комнаты подушку и запуская ею в ещё пытающегося держать лицо парня. Чанбин встаёт, не переставая мерзко и слишком очаровательно хихикать, расстёгивает ремень на джинсах и откидывает одеяло, приглашая. — Будешь спать у стены, если не хочешь сгореть заживо. Шатен ничего не говорит в ответ, стягивая через голову худи и оглядываясь на Со воровато, со странной улыбкой на лице и темными космами, чем заставляет Чанбина замереть, потому что хныкать от умиления — совсем не по-колдунски. Только Бан медлит, задумчиво топчется на месте, ожидая внимания. — Что? — чародей поглядывает на старшего из-под чёрной чёлки, не торопясь раздеваться. — Люди ведь носят нижнее бельё, да? — Со открывает рот, осознавая, и кивает, окидывая снова взглядом старшего. Тот улыбается то ли неловко, то ли наслаждаясь представлением. — Которого, конечно же, на тебе нет, — и разворачивается по комнате, думая о чём-то и вопросительно кивая даже на ящичек с корешками и на небольшой котелок, как бы спрашивая совета. — Ладно, не скажу, что я не из брезгливых, но мне остаётся только дать тебе своё бельё. — А без этого никак? — Бан следит за метаниями колдуна, пока тот роется в небольшом ящике с вещами и кроет его матом на чём свет стоит (он чувствует — за ухом чешется невыносимо). — Погоди, — он разворачивается на секунду, строя мордашку непонимания и отвращения, вдруг осознав, — ты весь день ходил без трусов? Потрясающе. Вообще, это были мои шорты, но теперь они твои. За разговором он всё-таки достигает цели найти хоть какие-то более-менее приличные, не пропитанные насквозь однажды раствором смеси слизи и крови какой-то достаточно ядовитой рыбёшки, не пострадавшие в пожаре, когда молотые зубы акулы, только попав в зелье, вспыхнули так, что Со ещё полдня искал заклятие, чтобы быстро отрастить сгоревшие ресницы и брови. Зато Джисона ещё неделю не было видно на горизонте, потому что от запаха гари сложно было даже человеку дышать. В общем, трусы он находит, успокаивает себя тем, что ему за свои старания не нужно будет спать с человеком без трусов. Даже не шутит по этому поводу, присаживаясь на кровати и ожидая, пока вампир преодолеет великую преграду, поцарапав заодно деревянную спинку. На полутораспальной кровати достаточно узко, но не слишком, так что Чанбину кажется, что он в раю, когда его голова касается белой подушки. Тёплые лучи солнца уже достигают краешка постели, скоро достигнут подушки, после — лица Со, и он ужасно ленится вставать и сильнее задёргивать всё равно просвечивающие шторки. Но он оглядывается на старшего, который упирается задумчивым взглядом в стену, отчего радужка его рубином сияет. Ему, возможно, интересно, какого цвета были у Кристофера глаза при жизни, но он не спрашивает, не особо расположенный к разговорам, поэтому молча встаёт и прикрывает окно, снова возвращаясь на место. Бан оживает наконец и тянется к младшему с объятиями, обвивает его талию холодными руками и прижимается щекой к плечу с приторным: — Чанбини такой тёплый, — и улыбается, почти хихикает, Со слышит, но намеренно не реагирует, чтобы не разбаловать ни себя, ни Чана, которому всё равно ни в чём не мог отказать. — А ты холодный, как смерть, — фыркает, всё же касаясь руками бледного плеча и рисуя неясные узоры. — Спасибо, — выдает негромко вампир, когда младший тянет выше одеяло, на всякий случай прикрывая Бана ещё и им. — За что? — голос Чанбина опускается до тихого баса, выдавая, что тот уже засыпает. — За сегодня. — Должен будешь, — и отталкивает руки старшего, разворачиваясь к нему в объятиях и подталкивая ближе к стене, чтобы накрыть обоих одеялом с головой. Дыхание его затихает, а Бан ещё недолго не может уснуть, водя беспокойными пальцами по спине младшего сквозь футболку. Фыркает от мысли, что молодёжь нынче грубая пошла, и целует уже посапывающего колдуна в лоб, так и не успев спросить, что такое зубная паста и почему ею нужно мазать лицо.