Песнь о Старейшине Илина

      Умиротворение и пленительная нега отступали медленно, оставляя после себя смешанные чувства. Тело плавно оживало: легкие заново учились дышать, сердце разучивало свой извечный ритм, кровь снова бежала по венам. Сознание заполоняло разум, и теперь сквозь сковывающую пелену тишины доносился приглушенный голос, который впрочем, не казался дружелюбным. – Только сумасшедший мог вообразить, что великий Старейшина Илина почтит столь безобразное тело своим присутствием, – раздалось совсем близко, а затем кожу обожгло давно забытыми ощущениями. Боль. Судя по всему, это была именно она. Осознавать окружающий мир после этого стало чуть легче, но объяснений происходящему в пустующих коридорах рассудка не находилось. Сосуд, в котором едва теплилась душа, резко пришел в движение, плечи оказались в ловушке пары небрежных рук, а перед глазами образовался облик незнакомца. – И чего ты так смотришь на меня? Уже окончательно спятил? Да никто в деревне, благодаря твоим бесконечным больным идеям, не поверит ни единому слову! То, что я якобы что-то у тебя украл, не идет ни в какое сравнение с тем, как ты плёл во всеуслышание, будто знаешь способ вернуть Вэй Усяня из мира мертвых. Ну что? Так и собираешься молчать?       Тело изо всех сил тряхнули и на секунду показалось, что спасительная нега вернулась, а затем ослабленная плоть, более не поддерживаемая руками мучителя, тяжело ударилась о дощатый пол убогого сельского домишки. Боль пронеслась резко, словно молния, но сумела и отрезвить некстати уплывающее сознание. – Ну и молчи тогда! А главное, знай свое место, блаженный. Моли Старейшину смилостивиться и забрать к себе в лунные земли.       Смех мужчины ядовитым клинком резанул по ушам, но заставить его прекратить не представлялось возможным. Ослабленные мышцы отказывались подчиняться и все, что осталось Вэй Усяню, позволить тьме снова надежно укрыть его. Он решил, будто произошедшее лишь плод воображения, сон о мире, который ему однажды под аккомпанемент боли, крови и слез пришлось покинуть столь рано. Но дрема не могла длиться вечно, и явь когтистыми лапами выдернула мужчину из забытья, ведь цена за подаренное тело должна быть уплачена.

***

      Городок Хонсю раскинулся неподалеку от деревни Мо, большие расстояния Вэй Усянь себе позволить пока не мог. Раздобыв ослика, который больше мешал продвигаться по дороге, чем помогал, мужчина удовлетворённо выдохнул: слушающий, но не перебивающий попутчик был как раз тем, что надо. Ступали они по улицам неспешно, позволяя себе насладиться мирной суетой и буйством красок.       Мир остался почти таким же, каким его помнил Вэй Усянь: ярким, шумным, захватывающим, несмотря на то, что он однажды ополчился против сильнейшего из темных заклинателей и подобно дикому зверю раскромсал его. Мужчина знал: он виноват и не собирался отказываться от бремени, которое невыносимым грузом опустилось на плечи вместе со счастьем снова лицезреть солнце. Несомненно, смерть Мо Сюаньюя, человека, щедро пожертвовавшего ему тело, обязательно должна быть отмщена. Люди, заставившие впечатлительного юношу призвать Старейшину Илина, лишь бы тот наказал обидчиков, обязаны познать всю жестокость ужаснейшего и кровожаднейшего из заклинателей.       В остальном же жизнь для мужчины больше не имела значения, и бесценная жертва казалась бессмысленной тратой. Не осталось никого, чья душа бы стремилась к презренному отродью, ещё и без золотого ядра. Любимая шицзе и ее муж мертвы, дядя Цзян и мадам Юй тоже канули в безвременье. Вэй Усянь слышал мельком, что Цзян Ваньинь жив и сумел возродить славу родного Юньмен Цзян, но показываться ему на глаза казалось смерти подобно. Даже страстно желая до конца жизни вымаливать прощение и выполняя любое поручение, что мог сделать заклинатель-калека? Если посудить, при таком раскладе, юный адепт способен в делах ордена оказать более существенную поддержку.       Вэй Усянь жадно впитывал в себя все богатство искрящейся вокруг суматохи, поскольку не знал, насколько близок тот час, когда придется променять ее на умиротворяющие объятия смерти. Воспоминаний о годах, проведенных в лунных землях не осталось, но почему-то сердце знало, что они прошли спокойно. Возможно, он виделся с драгоценной шицзе, может быть познал объятия родителей, а что если он объяснился с мадам Юй и она простила ему кипящее в жилах Цзян Чэна золотое ядро?       Окромя чувства долга перед Мо Сюаньюем среди живых Вэй Усяня пока не держало ничего.

Илина мастер благонравен: Спасал людей, любил народ, Борьбу со злом сей муж возглавил, За что познал он всех невзгод. Хотя и добрый, но был предан, Сражался, но был побежден. Его путь мерзко оклеветан, Но облик, к счастью, возмещен. Цветет ликорис на горе, Где лотосы пускали корни – Росой рыдает на заре, Кричит от боли ночью черной.

      Глубокий голос разливался по главной площади, лаская слух подобно крыльям бабочки. Строки сплетались в единый рассказ, который описывал личность Старейшины Илина, но в то же время никак не мог повествовать о нем. Это было сказание о деяниях человека, который искал справедливость, отчаянно боролся за неё, но пал жертвой коварного замысла подлых людей. Не о злобном божестве и бессердечном убийце, который мановением руки поднимал толпы мертвецов по собственной прихоти. Немыслимо.       Вэй Усянь замедлил шаг и прислушался, недоуменный взгляд остановился на пожилом мужчине, который завладел вниманием практически всех мимо проходящих зевак. Монеты то и дело звонко опускались в подставленный для этого мешочек, люди не скупились на деньги для того, кто воспевал виновника событий в Безночном городе. А тем временем певец приступил к последнему куплету:

Прими же песнь от нас, ничтожных, Ведь в честь твою скорбит луна. Мы помним подвиг невозможный, Впредь счастья сеем семена.

      Площадь небольшого городка взорвалась аплодисментами и просьбами исполнить песню ещё раз во имя великолепного Старейшины Илина. Артист, откланявшись, радушно принял предложение, отметив, что о делах хорошего человека стоит говорить почаще.       Голос его возвысился над торговыми лотками и жилыми домами, отзывался в душах богатых и бедных, вместе с ветром вплетался в зелёные листья деревьев и трепетал среди радужных лепестков цветов. В этот раз, когда Вэй Усянь услышал песню полностью, его недоумение достигло высшей точки, все те лестные слова никаким образом не могли касаться его. Должно быть, произошла нелепая ошибка. – Здравствуйте, – не желая более терзаться смутными подозрениями, произнес Вэй Усянь и обезоруживающе улыбнулся. – Можно спросить вас кое о чем? – Всегда рад услужить добрым господам, – отозвался певец, когда второе выступление подошло к концу, и жители вернулись к своим повседневным обязанностям. – Спрашивайте. – Я давно не был в здешних краях, поэтому ничего не знаю о славном Старейшине Илина. Действительно ли существовал такой? – нарочито недоверчиво наклонил голову мужчина. – Давно же вас не было тут, молодой господин! – удивлённо воскликнул пожилой артист, не сдержав смешок. – Вот уже тринадцать лет Старейшина Илина неизменный герой множества легенд и сказок! Правда, песнь про него существует лишь одна, самая священная, подаренная людям Белым Небожителем. – Белым Небожителем? Это каким? – в замешательстве поинтересовался Вэй Усянь, никогда ранее ему не приходилось слышать о небожителях, что ратовали бы о жизни смертных. – Не ведаю, не было меня в те времена в Безночном городе. Но поговаривали, будто Небожитель был облачён исключительно в белые одежды, такие яркие, что глаза болели и слезились. Очень опечалился он из-за преждевременной кончины Старейшины, да так, что и слова не проронил от отчаяния. Вскоре исчез Небожитель, но прежде из рукава его выпал свёрток. Когда люди развернули божественный узелок, увидели стихи, повествующие о деяниях Вэй Усяня. Вот только музыку до сих пор подобрать никто не смог, все не то. С тех пор песня исполняется в единственном варианте, а мелодию каждый выбирает для себя сам. – Но разве Старейшина Илина не был изменником и убийцей? – вопросительно протянул Вэй Усянь. – До нашей деревни доходили только такие слухи, – спешно добавил он, когда глаза пожилого певца налились сталью. – Боги считают его достойнейшим из людей! – воскликнул мужчина. – Кто такие смертные, чтобы решать, правы небожители или нет! – И то правда, – доверительно согласился Вэй Усянь, не желая спровоцировать собеседника на конфликт. И все же улыбка получилась скорее кислой. – То-то же, – ворчливо отозвались ему в ответ, – Как бы там ни было, все смерти и беспорядки были прощены Старейшине Илина также по содействию ордена Лань. – О... ордена Лань?! – совсем опешил Вэй Усянь. Безумие. Невозможно! – Именно, адепты поручились, что послание подлинно и идёт в нем речь о правдивых событиях, так что даже главе Юньмен Цзян пришлось признать, как сильно он ошибался. Позже орден оплакал Старейшину Илина, как потерянного брата и шисюна его главы.       “Как изменчиво мнение людей, – мысли заполонили сознание Вэй Усяня, – словно маятник. Как просто манипулировать массами, если появляется кто-то более авторитетный, чем Цзинь Гуаншань. Белый Небожитель. Ни сведений о том, богом чего он является, ни подтверждения, действительно ли это существо божественного происхождения. Но спустя одну горящую палочку благовоний презренный убийца Вэй Усянь превратился в прославленного Старейшину Илина – символ непоколебимого мужества и добровольной жертвы. Люди, как овцы. Они нуждаются в пастухе”.       После непродолжительного расспроса стало понятно, что бродячий певец не располагает более полезной информацией. Так они с Вэй Усянем и разошлись в разные стороны. Теперь, зная, куда смотреть, мужчина замечал мелкие детали, что демонстрировали восхищение бывшим темным заклинателем: красные ленты, украшающие прически юных девушек, десятки юношей, услаждавших слух прохожих игрой на флейте, преобладающие на улицах одежды черного цвета. Спустя тринадцать лет люди пытались уподобиться ему. От этого осознания лишь хотелось горько рассмеяться.       Обеденная пора подкралась незаметно и, хоть денег у бедного Мо Сюаньюя почти не водилось, решать вопрос питания ослика, которого по его же молчаливому согласию было решено называть Яблочком, следовало незамедлительно. Рассудив здраво, Вэй Усянь отдал все сбережения на корм для своего попутчика и уверенно устремился в сторону близрасположенного трактира.       Не то чтобы внутреннее убранство конкретно этой харчевни каким-либо образом разительно отличалось от тех, где ему приходилось побывать раньше, но ощущение неуюта застыло подобно непроглядному туману. Напряженные шепотки, настороженные взгляды, обращенные в дальний угол прямо-таки раздували огонь любопытства. Но не успел мужчина двинуться прямиком к беспокоящей посетителей компании, как она сама засобиралась на выход. Белые ханьфу, выверенные движения, спокойные, лишенные эмоций лица, лобные ленты у всех до одного. Что же, юноши могли быть адептами лишь одного ордена. Мог ли их сопровождать?... Лишь от мысли об этом у Вэй Усяня по телу пробежались мурашки. Нет, вопрос должен звучать не так. Старейшина Илина возвращается из мертвых и тут же встречает компанию заклинателей, которая в таком количестве явно не развлекаться приехала. Что они ищут?       Ответ на этот вопрос нашелся быстро. Но вопреки опасениям, охота все же велась не на темных заклинателей. – Есть прямо за городом один дом, – начал владелец трактира, пока подавал за счёт заведения уже третий бутыль вина Вэй Усяню. – Чертовщина с ним творится еще та. Сначала жила там женщина. Но уж очень наш местный богач хотел взять ее в жены, красивая же, хоть картину пиши, а та – ни в какую. И вот незадача: вскоре после публичного отказа выйти замуж, она умирает. – Что, вот так просто взяла и умерла? – удивился Вэй Усянь, попутно покрывая мясо плотным слоем перца. Боги, как же он скучал по этому. – Ну да, перестала выходить из дома, люди забеспокоились, вошли, взломав двери. Ну и зрелище предстало перед глазами, ее как будто волки терзали, но не где-нибудь, а в собственной постели, – трактирщик под влиянием момента поморщился и себе плеснул вина. – И что богач? Сильно расстроился? – поинтересовался мужчина. – Расстроился, да ненадолго. Тоже умер, его голова нашлась у порога проклятого дома, все остальное тело уютно лежало в собственной кровати. – Вот это история, – заинтересовано протянул Вэй Усянь, задумчиво почесав затылок. – Так это не конец, – махнул рукой трактирщик, – потом в доме поселилось семейство: отец, мать да двое детишек. Недели не прошло, как все четверо в одну ночь отправились на лунные земли. – Что, тоже на кроватях растерзали?! – пораженно воскликнул мужчина, но вспомнил, что обычный люд от подобных историй впадает в панику и для верности напустил испуганный вид. – Каждого из них в разных местах смерть застала, но видок, конечно, был еще тот. Только самые отважные жители туда войти осмелились, – бутыль в руках владельца задрожала. – Я много где побывал, но жути такой пока никто мне не рассказывал, – доверительно сообщил Вэй Усянь, но мысли его витали далеко. Дело определенно не было простым, количество жертв и правда стало пугающим. Тварь одинаково бросается и на детей, и на незаинтересованных в конфликте взрослых. Что же за проклятие наслал богач на непокорную женщину? – То ли еще будет, городской заклинатель решил, что в истории с домом нужно поставить жирную точку. И что же ты думаешь? – указал владелец трактира на посетителя пальцем. – Нет... – выдохнул Вэй Усянь, а ведь все действительно плохо. Чтобы и заклинатель не справился... – Да! Следующим утром разорванный по кускам заклинатель, где только не лежал. После этого никто в дом не заходил. Люди в ужасе. – Их можно понять, – прошептал мужчина, он уже знал, куда отправится первым делом. – Мы просили помощи у всех великих орденов, первым откликнулся Гусу Лань. Мы честно описывали уровень опасности, сказали все, как есть. И что? Они присылают горстку малышей! Чего нам ждать этой ночью? Я не готов завтра растаскивать трупы ребят, которые моему мальчугану как раз в ровесники годятся, – трактирщик лишь горестно заломил руки. – Ну, это ведь Гусу Лань, – попытался приободрить мужчину Вэй Усянь, даже улыбка вышла почти искренней. – Они вряд ли бы отправили детей, которые не в состоянии справиться с проклятым домом.       Выведать расположение дома для “только посмотреть одним глазком и, нет-нет, я ни в жизнь туда не войду” оказалось простейшей задачей. Пообещав обязательно заглянуть вечером и в этот раз уж точно оплатить яства, Вэй Усянь поспешил на выход из заведения. Если его догадки верны, птенцам из Гусу Лань, если они прибыли без поддержки взрослых, несомненно понадобится помощь.